Una Volta in Venezia

Рим. Это слово висело над ними грозной тучей целых три дня. Эцио уехал бы раньше и прямо из Флоренции, но ему пришлось вернуться в Монтериджиони больше в качестве эскорта для своей жены, которая до сих пор продолжала с ним спорить на тему ее участия в миссии в Риме. Когда она просилась во Флоренцию, ее целью было просто куда-то выбраться, нужна была хоть какая-то более активная, так удачно подвернувшаяся, деятельность. А в Рим ей не хотелось абсолютно. Но она не хотела отпускать его одного. Она должна была с ним поехать. И она остро чувствовала эту жизненно важную необходимость. — Прекрати. Тебе сейчас лучше остаться дома. Тем более, ты не сможешь сражаться в полную силу в своем положении, — уже жестко говорил с ней Эцио, указывая на ее уже слегка выделяющийся живот. — Если бы был больший срок, я бы сама не поехала! Но я чувствую, что должна буду помочь тебе! — молила она, повторяя все те же аргументы. — Я не могу полагаться на предчувствия, Лука. Bella mia, я сражаюсь с тамплиерами уже больше двадцати лет — думаешь, сейчас я не справлюсь? — Это же Борджиа! — У меня есть вторая Частица Эдема — у него не будет надо мной власти. — А, то есть на артефакт неизвестного происхождения ты полагаться можешь? А вдруг…? — Lucia, basta. Io vado solo, — отрезал он и вышел из комнаты, взяв со столика заготовленные вещи. Как всегда — все то, что сможет поместиться в маленьких кожаных сумках на поясе. — Bernatello, подготовь моего коня! — Я тут не останусь, — тихо и твердо сказала Лука, тут же спускаясь за мужем. — Ezio! — Luca, già ho detto, — он развернулся к ней, но не успел договорить. Потому что она просто крепко обняла его, прощаясь. — Просто обещай, что ты вернешься, — Аудиторе отстранился, глядя на нее и немного даже не веря в такую резкую перемену настроения. Но это было тут же списано на беременность. — Обещаю. А ты, в свою очередь, будешь ждать меня здесь, — попросил он, выделив интонацией последнее слово и сделав грозный взгляд. — Вслух. — Обещаю, — тихо сказала она, вновь обнимая и скрещивая пальцы за его спиной. А потом просто коротко поцеловала, разняла руки и сделала шаг назад, позволяя ему уйти. Но Эцио явно не торопился. Он минуту помешкал, оглядел себя, а потом возвел глаза к потолку. — Лучия, верни мне Яблоко — тебе не удастся меня этим шантажировать, — он выжидательно протянул руку. — Эх, еще бы чуть-чуть, — немного раздосадовано и по-детски обидевшись на его наблюдательность, Лука положила мужу в руку пресловутую Частицу Эдема. 
 — Я их забрал, — послышалось со стороны двери. Кто бы сомневался. Лука уже достаточно долгое время пыталась понять, куда же пропал ее набор ножей и кинжал. Обычно их место было в ее комнате на случай нападения — случиться могло всякое и даже в ассасинской крепости. Но последнее время ее сын слишком увлекся этим видом оружия, находя его более удобным, чем тот же меч, поэтому он частенько их искал в родительской спальне и мог зайти либо не в самый удачный момент, либо просто перевернуть все верх дном. По правде говоря, Луку смущала такая заинтересованность мальчика, но Эцио постоянно пытался ее успокоить, утверждая, насколько это нормально. Он не раз рассказывал о своих ощущениях, когда сам впервые взял в руки оружие: сила, взявшиеся словно из каких-то невиданных глубин подсознания навыки и рефлексы. Лучие, как и любой матери, было страшно сознавать, что ее сын проходит через это. Как через это проходила и она сама. Видимо, это уже стало наследственным. — Тео, что ты тут делаешь? — она обернулась на его голос. — Слежу за тем, чтобы ты не сбежала. И оружие твое я перепрятал, — время было ночное и его силуэт лишь легко подчеркивался слабым светом догорающих настенных факелов. А голос разносился по небольшой комнате эхом в той тишине. Он ей тогда показался слишком взрослым. Слишком рано взрослым. — Тео, верни мне все. — Я обещал отцу, что не выпущу тебя, — Эцио знал, кого выбрать для охраны своей жены и пресечения ее поползновений к побегу. Лучше собственного сына нельзя было найти кандидатуры. Он-то знал, что тот не пойдет против его воли в силу отцовского авторитета. Но Лука была его матерью и знала, что даже он ее не остановит и что она найдет способ сбежать как можно быстрее. В любом случае, ей оставалось только собрать оружие — она уже даже была одета. — Маттео, пожалуйста, — женщина подошла к сыну, села на колени и взяла его за руки. — Я должна помочь папе. — Нет, — нарочито твердо ответил он и покачал головой. — Тео, это наша последняя битва. Финал, понимаешь? А потом мы вернемся и все будет как прежде, — она погладила его по волосам. — И никому не придется уезжать. Teo, mio caro, per favore, lasciame partire. — Обещай, что вы с папой вернетесь, — тихо сказал он, понимая, что свое собственное обещание не выполнил. И все потому что не хотел больше бояться. А он боялся, что именно с этой «последней битвы» кто-то может не вернуться. — Обещаю! Обещаю, — Лучия обняла мальчика, благодаря его. 
 Никколо помог Эцио добраться до Castello Sant-Angelo — самый быстрый способ, чтобы проникнуть в capella Sistina, а там ассасин точно должен был найти нового Римского Папу — Александра VI, ему известного под именем Родриго Борджиа. Чтобы максимально снизить риск встречи со стражей замка, Аудиторе проплыл под мостом к дворцу и начал подниматься по одной из его башен. Наверху патрулировали стражники, которых он по одному убивал, сбрасывая в воду. Но ведь на этом никогда ничего не заканчивалось, поэтому, когда он запрыгнул на площадку, ему пришлось сражаться с еще тремя. Раз. Два. Три. Идем дальше. Он открыл следующую дверь уже привычным и знакомым рычагом. И вот там его ждал уже небольшой отряд. Поехали. Движения выверены, точны, а их количество сведено до минимума. Но их все равно было много. Это не столько утомляло, сколько надоедало. И Эцио как раз только оттолкнул очередного стражника, услышав победоносный крик другого и резко развернулся, чтобы с размаху перерезать ему горло мечом. Но его очередной противник упал на землю еще до того, как лезвие коснулось его тела. А из горла торчал нож. — Ты? Ты же дала мне обещание! — Пригнись! — оставшийся в живых стражник собрал последние силы, чтобы встать, и попытался атаковать, но последовал в мир иной вслед за своим предшественником. А все из-за того, что Луке удалось попасть точно в яремную ямку. — Что ты здесь делаешь?! — опомнился Аудиторе, когда они хотя бы на время остались одни. — Тише — только к нам внимание привлечешь. И я уже здесь, так что нет тебе больше смысла упираться, — Эцио глубоко вздохнул в знак согласия, понимая, что она была права как никогда. 
 Впереди была череда смотровых башен, на каждой по лучнику, а между ними — несколько групп по три-четыре человека. — Что нам делать? Надо хотя бы вначале как можно тише спуститься, пока за нами элемент неожиданности. — Судя по их количеству, на неожиданность я бы не надеялся, — тихо сказал Аудиторе, а потом опустил взгляд вниз и заметил их спасение. — Прыгай! — он подтолкнул жену вниз, обхватив руками. Внизу так удачно стояла лошадь. — Вот они! Убить их! Какие знакомые крики. Аудиторе лишь пришпорил коня и достал меч, а первые стражники уже были поражены кинжалами. Ассасинам повезло: впереди был разрыв, словно мост был не до конца достроен, который им удалось перепрыгнуть, оставив врагов позади. Однако удачным это падение назвать было сложно. Двое — это не один. От тяжести на своей спине лошадь не так уж и мягко приземлилась, подвернув ноги. — Дальше придется пешком. Ты в порядке? — Эцио протянул руку, помогая подняться. — Да, вроде как, — ответила она, инстинктивно придерживая живот. — Браво, Аудиторе! — из-за стоявших неподалеку коробок вышел мужчина, с азартом улыбаясь и громко хлопая в ладоши. — Ты так удачно воспользовался припасенной для тебя лошадью! Ты так прекрасно действуешь по плану! — Конте? — изумленно спросила Лучия. — О, и Да Винчи тоже здесь! Какая удача: убью сразу обоих! — Я же сама видела, как ты умер! Тебя убила Франческа! — О, нет-нет-нет, — покачал он головой. — Это я убил ее, предательницу. Согласен, эта девчонка почти отправила меня на тот свет. Но, как видишь, я воскрес из мертвых! — воскликнул Диего, разведя в стороны руки. И тут же достал из ножен меч. — Беги отсюда дальше через башни. Найди себе укрытие и жди меня, — не сказал, а именно приказал Аудиторе, вставая в боевую стойку. Лука попыталась ему возразить, но он был непреклонен. — Беги! Лучия побежала к арке в башне, а Эцио приготовил меч для предстоящего сражения. — Не уйдешь, tacco! Fratello! — прокричал Конте, и в тот момент по его сигналу начали опускаться ворота, закрывая проход. — Ezio! — Ты должна успеть! Я разберусь с ним! Она еще никогда не бежала так быстро. И часть пути она проехала на плаще, споткнувшись о каменную кладку. Железные ворота с грохотом ударились о землю, и послышался женский крик. — Lucia! — Аудиторе обернулся и тут же чуть не получил удар в спину. — Не забывай обо мне, ассасин! — Ezio, нога застряла между прутьями! Я не могу… — Как же удачно мы разделились, — подал голос таинственный брат Конте. — Сначала расправлюсь с Да Винчи, а ты, ассасин, за это время избавишь меня от лишней мороки с моим старшим братцем. — Di che parlai, Cesare? — с удивлением и даже некоторым страхом спросил Диего. — Scusi, fratello, я слишком долго ждал, — мужчина начал спускаться вниз. И Эцио понимал, что пусть он и сослужит службу этому неизвестному, но убийство тамплиера было единственным способом спасти Луку. — Chì sei? — спросила Лучия, пытаясь тянуть время. Она почти вытащила ноющую от боли ногу. Сильный вывих, если не перелом. Незнакомец спрыгнул вниз, вышел чуть вперед и выпрямился, гордо задрав подбородок и представляясь: — Cesare Borgia! К вашим услугам! — Borgia? — в ужасе переспросила она. — Tu… Chì sei? Su figlio? — А ты догадлива. Жаль, что тебе это больше в жизни не пригодится, — Чезаре достал меч, намереваясь одним ударом убить ассасина, но Лука успела достать стилет из сапога, чтобы отразить удар. — Ты еще и хочешь сражаться? — снисходительно усмехнулся Борджиа. — Не с твоей ногой, Да Винчи! — Я так просто не сдамся, — больше для самой себя сказала она. Лучия встала, держась за прутья и опираясь на здоровую ногу. — Ezio! Я тебе советую побыстрее покончить с Диего — я долго не продержусь! — Si, Ezio! Избавь меня от него побыстрее, а то твоя Да Винчи долго не протянет! Кажется, я скоро ее убью! — Ну, это мы еще посмотрим, — женщина попыталась встать в стойку, выставив вперед стилет. 
 — Я смотрю, у вас с братом прекрасные отношения! — Он всегда искал способ избавиться от меня. Но, видно, решил не марать руки. — Как жаль сознавать тот факт, что я помогу Борджиа. — Не будь слишком самоуверенным, ассасин! Я все еще жив! — Ну, это дело времени. Лука, ты только держись! 
 Он всегда оригинален в способе поддержки. Она пока лишь пыталась отражать его удары. Но двигаться было тяжело, а стилетом против опытного мечника не повоюешь. Уже в скором времени ассасин поняла, что ей пока просто чертовски везет, раз она жива или хотя бы не ранена. Или же Чезаре Борджиа еще просто не сражался в полную силу. Но, видимо, и его терпение кончилось. Замах. Разворот. Ранение боевой руки. — Cazzo! — Лука схватилась за плечо, из которого все сильнее начинала лить кровь. Ей нельзя было терять ни капли крови, силы уходили быстрее, ей уже труднее давалось держать в руке оружие. Ассасин перехватила его в левую руку, вновь выставляя вперед и готовясь к атаке. Но ее противник почему-то остановился. — Что это? — указал он на нее. Она недоуменно оглядела себя, пытаясь понять, что он имел в виду. — Почему ты прекратил атаку? — спросила женщина, а в глазах сына Родриго появился странный огонь азарта и победы. Он разглядывал ее, чуть прищуриваясь, с каждым движением глаз находя словно что-то новое. — Вот оно, значит, как, — протянул он. — Ezio! Как же ты так? Кто же берет с собой на такое опасное задание свою жену, которая еще к тому же, по всей видимости, носит под сердцем твоего ребенка? Я ведь прав, да? Кстати, красивые кольца, — он преодолел расстояние между ними в два шага и схватил ее за руку. — Брат сделал по заказу? — а она не в силах ему противостоять. Потому что он так больно сжал руку, что было все сложнее удерживать стилет левой рукой, правая осталась почти недееспособна, а ноги еле держали. Аудиторе оттолкнул Конте, оставив ему ранение где-то в области старой раны, и тут же ринулся к закрытым воротам, пытаясь найти путь. Он ее постепенно терял. — Отпусти ее! Она тут не при чем! — Как же? — наиграно удивленно спросил Чезаре. — Я не могу не убить ее — она стоит на моем пути. — Cesare, bastardo! — Я бы тебе советовал обернуться — мой fratellino очнулся, — Конте с диким ревом понесся на ассасина и даже почти ранил Эцио, который больше следил за тем, что происходит с его женой. 
 — И давно вы поженились, мне интересно? Как же тебе удалось женить на себе знаменитого ассасина? — с издевкой спрашивал Борджиа. — Не твоего ума дело! — она попыталась выбраться. И у нее это получилось. Он как будто буквально на секунду ослабил хватку. Чтобы было удобнее проткнуть ее мечом. — EZIO! — это был не крик. Это был вопль. Причем, больше отчаяния. Ассасин упала на землю. С той стороны ворот она услышала, как он выкрикивает ее имя. Так же отчаянно. Дежа-вю. Как будто десять лет назад, еще в Венеции. И пусть даже тогда в его голосе она слышала нотки ярости. Теперь их заменил тонкий звон его меча и скрытых лезвий об защиту противника, который не успевал отражать атаки. Еще один разворот — у Диего перерезано горло. И почему-то перед смертью он не произносит имя девушки, за чье убийство продолжал себя корить ночью, когда никто его не видит. — Fratello… Cesare, — тихо произносит он имя человека, кто был его надеждой на спасение. И он ведь знал, что это — его собственная иллюзия, знал, что его так называемый брат уничтожит его при любом подвернувшемся случае — лишь бы это сделал кто-нибудь другой. Он падает вниз с распахнутыми глазами, раскидывая руки в стороны, изображая ангела и явно мечтая отправиться на небеса. И Эцио понимает, что перед ним — просто обманутый человек. — Да простит тебе Бог грех твой. Requiescat in pace, — Аудиторе закрывает мужчине глаза и вновь устремляется к закрытой башне в поисках способа преодолеть ее. И неожиданно ворота поднялись. Но он опоздал. — А теперь навсегда прервем род Аудиторе, — произнес Чезаре, занося меч над Лучией и вонзая его ей в живот, протыкая насквозь. — BORGIA! — прокричал Эцио, подбегая к противнику. Но тот слишком умело отразил его удар, как будто всю жизнь к этому готовился. — О, я смотрю, ты зол. Кстати, спасибо за Диего — я давно уже лелеял мечту убить его. Но так не хотелось марать руки об оборванца, которого по странному стечению обстоятельств впустили в нашу семью. А он еще посмел отказаться от родового имени Борджиа! — А я смотрю, ты слишком много болтаешь. Ты только что нажил себе очень опасного врага, Чезаре. Теперь только ты и я — один на один. — Знаю! Но, боюсь, мне нужно рассказать отцу кое-какие детали. А ты пока развлекись, — Борджиа махнул рукой и отовсюду появились стражники. Лучники. Вооруженные до зубов. Копьями. Топорами. Покрытые доспехами. И им всем так не повезло, что им в тот момент двигали ярость, боль и ненависть одновременно. Чезаре Борджиа скрылся с места преступления. 
 Когда уже никого не осталось в живых, кроме самого Аудиторе, который, кстати говоря, был уже порядком изможден, мужчина подбежал к уже холодевшему телу любимой женщины. Он в этом не признавался даже про себя. Он это чувствовал, но никогда не говорил. А она так это понимала, что никогда не давала ему возможности даже начать. Все тело в крови. В левой руке она до сих пор сжимала стилет, а правая лежала неподалеку от раны — она инстинктивно защищала своего ребенка. Даже так. Ты не должна была ехать, не должна была! Боже, почему ты это сделала?! Видимо, это кара за несмываемую кровь на моем мече. Господи, ты решил так отомстить? Не дать мне прожить эту жизнь, зная, что есть та, кто любит меня и кто позволяет мне себя любить? Все же было так хорошо. Но сначала Кристина, которую я так и не увидел спустя более десяти лет. Теперь Лучия, погибшая на моих глазах. Боже, почему я сказал ей бежать? Почему не оставил с собой, почему?! Почему она должна была умереть?! Это чувство, когда ребра норовят разорвать грудную клетку. Потому что ты делаешь слишком глубокий вдох. Потому что тебе становится труднее дышать. Потому что ты захлебываешься собственными слезами. Даже если на твоей щеке оставлена всего лишь одна тонкая дорожка. Даже если ты никогда не плакал. Хочется кричать. Чтобы все услышали, как тебе больно. Ты не можешь идти. Потому что твои ноги подкашиваются, и ты падаешь без сил вниз. Даже если тебе кажется, что ты твердо стоишь. И даже если это так на самом деле. Ты все равно падаешь. У тебя саднит горло. Потому что ты жадно глотаешь воздух, которого становится слишком много. Что-то давит на тебя со всех сторон. И ты чувствуешь усталость. За всю свою жизнь. Которая подает тебе мысль с этой жизнью покончить. Потому что это невыносимо. И пусть даже эта мысль лишь проскользнет в твоих мыслях — она все равно есть. Ты ненавидишь мир. Ты ненавидишь себя. И ты хочешь все вокруг уничтожить. Чтобы случайно не вырвать самому себе сердце. И ты будешь удивляться, с каких это пор ты поддаешься подобным чувствам. Ты пробуешь все возможности, чтобы вернуться назад. Но даже неизвестная тебе магия уже ничего не вернет. Нет того спасительного света. И ты позволяешь мести и ненависти вновь накрыть тебя с головой. Ты кричишь имя убийцы так громко, что как будто и голос скоро исчезнет. И он будет той жертвой, кого ты не сможешь убить хладнокровно. И ты обещаешь себе, Богу и всему миру, что сделаешь это. А когда он по-кошачьи ехидно улыбнется и справится о здоровье твоей жены, ты будешь беспощаден. И когда он проткнет твое тело ножом, ты будешь рад, что проснулся, и огорчен, что не остался на том свете. Тогда ты сможешь отомстить. Но больше никогда ее не увидишь. Света в твоей жизни нет. Остался лишь последний его луч. Осталось сделать все, чтобы он не погас.