Дверь в Хумгат

Штаб-квартира ФБР, Малый конференц-зал – Господа, вопросы задавать по существу. Прошу не забывать, что некоторая информация не может быть обнародована в интересах следствия. Керш отошел в сторону и встал у окна. Трибуна, за которой он только что стоял, показалась Доггетту плахой, местом казни. Он никогда не любил газетчиков. Но это дело вызвало слишком сильный резонанс, репортеры как с цепи сорвались. Была создана большая следственная команда: полиция, профайлеры, судмедэксперты. Доггетт и Рейс присоединились к ним чуть больше недели назад. Устроенный утром «мозговой штурм» принес некоторые плоды. Керш решил, что военная выправка Доггетта сослужит неплохую службу перед представителями «четвертой власти», и бросил его на амбразуру. – Гарри Ньюпорт, «Месячник Вашингтона». Что вам известно о подозреваемой? – Это женщина, возраст около тридцати пяти – сорока лет. Брюнетка. – Вы знаете – кто она? Откуда? Можете дать достоверную информацию? – Без комментариев. – Мишель Брамс, «Новая республика». Как вы относитесь к отмене в марте этого года закона о контроле за огнестрельным оружием? – Закон противоречил Второй поправке. Требование о необходимости регистрации оружия никто не отменял. – Не послужит ли этот факт катализатором активности так называемых «вольных стрелков»? – Полиция Вашингтона обладает всеми ресурсами, чтобы этого не допустить. – Лесли Ховардс, «Городской листок». Агент Доггетт, вы считаете, что в деле замешаны сатанисты? – В данный момент мы разрабатываем и эту версию. – Нам ожидать огненного дождя из разверзшихся хлябей небесных? – Без комментариев. – Майкл Портнов, «Экспресс», мистер Доггетт, как она убивает? Почему показания очевидцев опровергают друг друга? Вы лично видели огненный шар? – Этот вопрос не в моей компетенции. Через пару дней будет готов отчет криминалистов. – Но как вы будете брать ее? Она же закидает вас этими шариками! Может, стоит связаться с Копперфильдом? – Если вам кажется, что это смешно, выйдите и посмейтесь в коридоре. – Джеймс Мартин, «Вашингтон Таймс». Агент Доггетт, не кажется ли вам, что появление «Мефистофеля в юбке» напрямую связано с тем, что впервые в истории у нас начальник полиции в юбке? – Не вижу связи. Если вы пытаетесь придать этому дело антифеминистское звучание, то у вас ничего не выйдет. Кэти Ланье опытный полицейский, зарекомендовавшая себя самым лучшим образом. – Лина Макелрой, газета «Холм». Агент Доггетт, тогда почему госпожа Ланье бездействует? – Полиция предпринимает все меры, чтобы поймать преступницу. Разработан план операции по ее захвату. – План операции? А когда вы проведете саму операцию? Почему вы тянете? Сколько еще детей должно погибнуть?! – Повторяю, план разработан и будет приведен в исполнение. – У вас есть дети? Есть?! Вы уже эвакуировали их из города?! – … Моника вскочила со своего стула, бросила гневный взгляд на Керша, быстрым шагом подошла к тумбе, за которой стоял Доггетт, и, чеканя слова, произнесла в микрофон: – Брифинг закончен. Спасибо за ваши вопросы.

***

Двумя часами ранее – Я не понимаю. Доггетт стоял над картой Вашингтона, как генералиссимус над планом сражения. Он снова и снова перекладывал скрепки. Менял их местами. Чертил невидимые линии от точки к точке, рисуя воображаемую пентаграмму. – Шесть букв, шесть детей. Пять лучей у пентаграммы. Где она ударит в следующий раз? Моника сидела за соседним столом и перебирала фотографии погибших детей. Увиденный сон не давал ей покоя. Она помнила детские лица из своего сна. Она видела их, пока шла к холму над выжженной солнцем местностью. Они все стояли там и смотрели на нее. Маленький Алекс Пинто плакал и тянул к ней ручки. Он стал последней жертвой, именно его фото Моника и держала сейчас на столе. Она очертила указательным пальцем личико мальчика, а потом легко коснулась его щек, словно стирая невидимые слезы. Потом Моника вспомнила Малыша. Его лицо было ей незнакомо. Милый голубоглазый мальчик не числился среди жертв «Мефистофеля в юбке». «Мы о нем не знаем. Либо мы его пропустили, либо он еще жив. Тогда он – следующий». Моника снова начала пересматривать фотографии погибших. – Мон... Мон, ты здесь? Голос Джона вывел ее из оцепенения. – Да, задумалась. Извини. Что ты говорил? – Моника встала и подошла к столу, на котором по-прежнему лежала карта Вашингтона. Джон делал над ней какие-то странные пассы рукой, словно пытался заставить ее говорить. В этот самый момент, сверху упал карандаш – один из тех, что Моника бросала в потолок каждый день. Оба агента застыли. Остро наточенный грифель воткнулся прямо в скрепку на отеле «Фэйрмон», сдвинул ее и, покатившись, улетел на пол, оставив на карте прямую линию. – Пять лучей у пентаграммы… – Тихий голос Джона заставил Монику вздрогнуть. – Джон, – Моника провела пальцем по четкой карандашной линии, – где было совершено первое убийство? – Западный парк Потомака. Моника резко развернулась, взяла папку со своего стола и отыскала в ней фотографию с отметками полиции. Восьмилетняя Анджела Грей лежала на зеленой траве рядом с Зеркальным прудом в Западном парке Потомака. В спокойной глади пруда было видно отражение части обелиска - монумента Вашингтона. – Длинный камень. – Что? – Она вернется туда, Джон. Вернется в парк. Она захочет завершить круг. Она будет у монумента Вашингтона через пять дней. И я, кажется, знаю, кого она наметила в жертву. – Кого? – Джон подался вперед, положив руки на плечи Монике и слегка развернув ее. – Маленького голубоглазого мальчика. Мы должны найти его раньше нее! – голос Моники дрогнул – Мы должны найти его! Джон притянул ее к себе и нежно обнял, успокаивая. – Тихо, тихо… Мы найдем его. Найдем. Я тебе обещаю.

***

Он сидит на сухой траве рядом со мной, поджав ноги. Подставляет свое личико ветру и улыбается. Ему не жарко. Он одиннадцатый. Я не видел, как он появился. Точно знаю, что Она не приводила его. Но он здесь - приходит на мой холм и говорит со мной. Другие дети не могут сюда подняться. Мне иногда кажется, что они даже не видят меня. Он называет себя Малышом. Та женщина, Моника, тоже приходила пару раз. Она не слышала меня, но слышала Малыша. Он как-то связывает нас. Я давно ничему не удивляюсь. Вчера снова было только одно солнце. Мы сидели рядом. Я на своем камне, Малыш на траве. Моника появилась с другой стороны холма. На этот раз она пришла сама. Малыш бросился навстречу и прижался к ней, уткнувшись лицом ей в живот. Она ласково погладила его по голове. Нежность… Мне это чуждо. Но, глядя на этих двоих, я сглотнул ком, появившийся в горле. Этот ребенок странно влияет на меня. Вчера вместе с ним пришел запах цветущей вишни. Здесь никогда не пахло ничем, кроме боли и страха. Здесь не было места чувствам. Я помогу. Покажу, где искать Её. Оказывается, здесь я это умею – странная способность, совершенно ненужная. Картинки всплывают, словно на экране в кинозале. Моника видит их так же, как и я: парк, какая-то закусочная на открытом воздухе, металлическая дверь, бегущий мужчина с пистолетом. Нарисованная бомба с дымящимся фитилем… Как же хочется закурить…

***

Пять дней спустя. Западный парк Потомака – Нет, Мон. Ты туда не пойдешь. – Какого черта? – Не пойдешь, – Джон Доггетт одернул бронежилет на груди. – Следи за происходящим вокруг, мне не помешает еще одна пара глаз, а доверяю я только тебе. – Джон, ей нужна я! – Этого мы не знаем. И не говори снова про тот сон. Многое я могу принять, но только не откровенные фантазии. – Это не фантазии. Это реальность. – Агент Рейс, вы остаетесь в фургоне. Парк оцеплен, по периметру несколько нарядов полиции. Ваша задача – внешнее наблюдение. Это приказ, – Голос Доггетта опустился на октаву ниже. Он принял решение, и возражать было бесполезно. Моника сжала зубы: «Еще посмотрим». Потом она поправила наушник, отработанным жестом затянула жилет на напарнике, одернула джемпер поверх жилета и, оглянувшись украдкой, оставила легкий поцелуй на его губах. План операции был составлен четыре дня назад. Все было отработано до мелочей. Единственное, что смущало Монику Рейс – они так и не нашли мальчика. В Западном парке Потомака часто проходили занятия младших классов из соседних школ. Два дня потребовалось, чтобы изучить личные дела всех детей, кто мог оказаться в день «Икс» в парке. Никаких совпадений, никаких зацепок. Среди сотен фотографий, просмотренных Моникой, не было голубоглазого Малыша. Сегодня парк был просто нашпигован полицейскими в штатском. В каждой детской группе, наряду с преподавателем, присутствовал агент ФБР. На крышах ближайших зданий сидели снайперы. В уличных кафе, которых в парке было немало в это время года, за столиками пили кофе и курили мужчины и женщины в бронежилетах под одеждой. Фургон, где Монике предстояло просидеть всю операцию, был замаскирован под кондитерскую на колесах. Молодой агент, рыжеволосая Анна О’Брайен, напоминавшая Монике Дану Скалли, продавала детям сахарную вату, мороженое и пончики. Большую часть бронированного фургона, скрытую от посторонних глаз, занимала видеоаппаратура. Парк был накрыт видео-колпаком. Не было ни одной не просматриваемой точки. Моника опустилась на сидение и начала изучать картинки на мониторах. Рядом сидел агент Хиксон, который долгое время работал в полиции первого округа и знал этот район, как свои пять пальцев. Операцией руководил он, Моника была лишь наблюдателем – еще одной парой глаз Джона Доггетта. – Агент Доггетт, доложите обстановку. В наушнике что-то щелкнуло, потом раздался спокойный голос: – Пока все тихо. Подозреваемую нигде не видно. Продолжаю наблюдение. – Принято, агент. Отбой. Моника поерзала на стуле: «Принято, Джон. Но не жди, что я останусь в стороне». Она видела на мониторе, как Доггетт подошел к одному из кафе и сел за столик. К нему тотчас подлетела официантка, приняла заказ. Вскоре на столике появилась чашка кофе. Монике вдруг отчаянно захотелось закурить. Пальцы правой руки зудели, требуя сигарету, а ведь она не курила уже пару лет. Внизу живота что-то кольнуло. «Нет. Сигарета меня не спасет», – Моника сжала правую руку в кулак и вновь начала разглядывать изображения на мониторах. Прошлой ночью она опять видела во сне то место. Теперь она уходила туда осознанно, сжимая в руке под подушкой красный мячик, прежде чем уснуть. Старик на холме показал ей «кино». Малыш стоял рядом и держал ее за руку. Когда она увидела на фоне неба Джона, сжимающего пистолет, она вздрогнула. Малыш тут же обнял её. Старик произнес что-то, но она по-прежнему не слышала его. Малыш уткнулся носом ей в бедро и прошептал: – Дедушка говорит, что Ей нужна ты, а не он. …Моника стряхнула оцепенение, вызванное воспоминаниями. Агент Хиксон что-то писал в блокноте. На мониторах по-прежнему было все спокойно. Моника нашла картинку, которую давала камера, прикрепленная на лацкан пиджака Джона. По-видимому, он тоже устал ждать – пальцы его правой руки отбивали дробь на белом пластике столика. Рядом с его рукой появилась еще одна чашка кофе. А потом рядом с чашкой упала синяя карточка игры «Стратего» с нарисованной бомбой. Рука Джона перевернула карточку, и Моника вздрогнула, увидев букву «М» на обороте.

***

– Не дергайтесь, Джон Доггетт, – произнес тихий женский голос. Джон медленно поднял взгляд. Перед ним стояла девушка лет двадцати. Она выглядела усталой, зеленые глаза горели болезненным возбуждением. Грива кудрявых каштановых волос была забрана в хвост. Правую руку она прятала под передником официантки. «У нее пистолет», – мысль прошла где-то по краю сознания. Констатация факта, не больше. Доггетт вглядывался в её лицо. Это была она - та, которую они искали. Вот только лет на пятнадцать моложе, чем утверждали многочисленные свидетели, видевшие ее в деле. – Вам некуда бежать, скрыться не получится. Район полностью оцеплен, – ответил он так же тихо и спокойно. Она ухмыльнулась. – Я рада, что вы вычислили меня. Жаль, что поняли не всё. Но это уже неважно, – она тряхнула головой, рука под передником дернулась. – Вставайте. Идите за мной. Джон поднялся. В уме промелькнуло несколько вариантов возможного развития событий. Он бросил быстрый взгляд на агента в штатском за соседним столиком, тот не подавал признаков волнения. «Они еще не поняли… Мон, посмотри на монитор. Посмотри», – Доггетт пытался мысленно докричаться до напарницы, сидящей в фургоне. Девушка приблизилась к нему сзади, он почувствовал, как что-то уперлось ему в спину, чуть ниже ребер. Потом все стало нечетким. Джон почувствовал, как женская рука обхватила его сзади за горло, дышать стало трудно. В следующее мгновение он увидел Монику, застывшую с направленным на них пистолетом. «Почему не стреляют снайперы?» – дышать было все труднее. Моника что-то кричала, приближаясь медленно и не опуская оружия. Джон не слышал ее, он слышал лишь дыхание, обжигавшее его левое ухо. В следующее мгновение Доггетт осознал, что все вокруг замерло. Парк затих. Люди за столиками остолбенели. Несколько человек застыли с чашками в руках. Джон увидел ребенка, который, по-видимому, собирался чихнуть. Личико его было сморщенным, рот приоткрыт. Голубь завис над газоном, не успев приземлиться. Девочка выпустила из рук воздушный шарик. Она тянулась за ним, но нитка уже ускользнула из ее рук. Шарик висел в воздухе в паре метров над землей и даже не качался под порывами ветра. Потому что и ветер исчез. Двигались только они трое. Девушка все так же тянула его в сторону кафе, а Моника все так же медленно приближалась к ним. Воздух резко ворвался в легкие, Доггетт упал рядом с одним из столиков. Девушка вытащила пистолет из-под передника и направила его на Монику. Они что-то говорили друг другу, но Джон не мог разобрать ни слова. Горло саднило, глаза слезились. «Какого черта здесь происходит?» – он тряхнул головой и несколько раз моргнул, пытаясь добиться четкости изображения. А потом он увидел… В руках девушки больше не было пистолета, теперь на кончиках ее пальцев висела маленькая шаровая молния. В одно мгновение Джон понял, куда полетит этот сгусток огня. В ту же секунду он бросился вперед, туда, где по его расчету должен был пролететь огненный шар. Резкая боль пронзила его грудь. Он вцепился в плечи девушки, которая едва успела опустить руку. Она зарычала, видимо пытаясь ослабить хватку. Вдвоем они ввалились во внутреннее помещение кафе, распахнув металлическую дверь. Последнее, что услышал Доггетт, перед тем, как потерять сознание, был голос Моники, кричавшей его имя.