Mon prince

В его голове гул, насквозь пронизывающий каждую клеточку, отдающий острой болью в каждом натянутом, словно струна, нерве. Вокруг творится сумбур, хаос, и среди этого Грею удается понять лишь одну вещь — ему ужасно трудно держаться на ногах в таком состоянии: перед глазами в незамысловатом танце пляшут черные пятна, а ощущение хотя бы малейшего ориентирования в пространстве отсутствует полностью — ему до чертиков хочется разобраться в происходящем, но все, что он может сделать — беспомощно хватать песок руками в попытках держаться ровно на твердой поверхности земли и вернуть себе толику равновесия. Окружающие его звуки едва доносятся до принца, словно сам он находится где-то за плотным стеклом, — они приглушенные, рассеивающиеся в воздухе, и Фуллбастер чувствует себя сбитым с толку еще больше, чем при первой встрече с Левиафаном. Нет, не с ним, а с… — Джувия… — брюнет слышит свой собственный голос, произносящий ее имя, но он кажется таким отдаленным, чуждым, что Грей невольно задумывается, не послышалось ли ему. Даже его мысли сейчас звучат гораздо громче, и наследник престола с куда большей уверенностью принял бы их за произносимые в реальности, а не только в его голове. Когда тьма перед глазами рассеивается, а предметы вновь приобретают свойственные им очертания, Фуллбастер предпринимает еще одну попытку встать на ноги. Неудачную, увы. Он опускается на колени, упираясь ладонями в песок, втягивает воздух носом и резко выдыхает через рот, силясь прийти в себя, вернуться в состояние, в котором он сможет действовать, перестанет быть беспомощным. Лязг металла о металл, громкие крики, полные боли и отчаянья, шум суматохи — все это разом накрывает его, будто затаскивает в одну из воронок по правый берег полуострова. Грей поднимает голову и смотрит вперед — прямо у него перед носом слетает с плеч чья-то голова, падает на землю и катится в его, принца, сторону. Это зрелище заставляет Фуллбастера окончательно прийти в себя; не обращая внимание на кровь, окропившую его лицо, он тянется к собственной шпаге, лежащей в метре от него самого, крепко сжимает рукоять в своей ладони и, втыкая лезвие оружия в землю, используя его в качестве трости, встает. Секунды передохнуть ему, впрочем, не дают, и уже в следующий момент наследник престола отражает направленный на него удар, отрубая когтистую руку существа, название которого он не может вспомнить прямо сейчас — в его мыслях полный кавардак, и ему приходится действовать, полагаясь на собственную интуицию. Лишь бы не подвела. Лишь бы позволила пережить этот день. Бой затягивает его в свои сети, не давая шанса прийти в себя окончательно — наследник престола едва успевает замечать каждую новую угрозу, надвигающуюся на него, словно волна цунами — сильная, безжалостная, не знающая пощады и милосердия. И когда со стороны моря раздается знакомый рев, который ему уже доводилось слышать раньше, тогда, под водой, принц едва находит в себе силы сражаться дальше — он полностью обагрен кровью с головы до пят, и ему с трудом удается держать глаза открытыми: веки так и норовят опуститься под тяжестью вязкой, почти черной, жидкости. И если в прошлый раз Его Высочество был слишком ошарашен происходящим, то сейчас он готов благодарить всех существующих богов за то, что слышит этот звук снова — все такой же леденящий душу, но в то же время несущий спасение: как только пространство заполняется им, монстры перестают драться и бросаются прочь, оставляя не только еле живых пиратов, но и трупы их товарищей на этом жалком клочке земли, который теперь полностью покрыт грязью — грязью из песка и крови. Грей вновь опускается на колени; его дыхание сбито, и Фуллбастер дышит часто и глубоко, силясь восстановить его и оправиться хотя бы немного, чтобы найти в себе новые силы встать на ноги — он не может просто так рухнуть прямо здесь, посреди поля битвы, и отключиться. Не место и не время для отдыха, который, пускай, так необходим ему сейчас. — Нет… — воцарившаяся тишина, прерывающаяся только сбивчивым дыханием моряков, вдруг разрезается чьим-то шепотом. Грей поднимает голову, и его взгляд упирается в фигуру Левиафана. Она, сидя на коленях, склоняется над растерзанным когтями телом, в котором принц, к своему ужасу, узнает Сола — одного из тех, кому капитан безоговорочно доверяет. Наследник престола может считать его бесконечно странным, но он прекрасно понимает, как много этот пират значит для Джувии. И она, несмотря на всю свою смелость, расчетливость и жесткость, не готова к тому, чтобы потерять его. Фуллбастер видит это явственно прямо сейчас. И не понимает, как такое могло произойти, не понимает, откуда возникла целая орда тварей, когда они вместе с Леоном и Джераром пришли к этому участку суши, свободному от зарослей джунглей. Он оглядывается в поисках последних — и к своему облегчению обнаруживает их живыми, хотя и выглядят они не лучше, чем он сам. Сол едва дышит, давится и захлебывается собственной кровью, широко распахнутыми глазами смотрит в небо; дрожащей рукой он держит разбитый монокль. И даже в отсутствии лекаря Грей осознает: зеленоволосый больше не жилец. Это понимает и Локсар. — Да минует тебя сундук Дейви Джонса, да смилуется над тобой Владыка моря, — с этими словами Левиафан, направляя лезвие прямо в сердце Сола, пронзает его грудь острием рапиры, раз и навсегда заканчивая его мучения. — Au revoir, mon ami.* Она осторожно разжимает его ладонь и забирает монокль, обхватывает его тонкими пальцами до побеления костяшек, выпрямляется в ногах и неожиданно твердой походкой следует прямиком в сторону замка. Грей всматривается в ее лицо — и не находит на нем ни одной эмоции: синие глаза потеряли свою глубину, став совершенно стеклянными, пустыми. — Подлатайте свои раны, пересчитайте погибших и подготовьте шлюпки, — останавливаясь всего на мгновение, она, не оборачиваясь, обращается к находящимся позади пиратам. Голос ее звучит отстраненно, словно она произносит слова механически, неосмысленно. Мираджейн и Эрза, находясь в не менее потрепанном виде, с беспокойством во взгляде провожают ее силуэт, скрывающийся среди деревьев и кустарников. Гажил, Ария и Тотомару молчат; последний подходит к мертвому товарищу, садится перед ним на одно колено и проводит по его векам большим и указательным пальцами, закрывая карие глаза раз и навсегда. — Ты в порядке? — подходящий к принцу Бастиа опускается перед ним на одно колено, внимательно разглядывая брата. — Ты ранен? — Не знаю, — отвечает Фуллбастер, переключая свое внимание на лорда. Все его тело сейчас — одна сплошная боль, и он не может определить, есть ли где-то конкретное увечье. — Не думаю. А даже если и так, то навряд ли что-то серьезное, что не может подождать. Нужно заняться теми, кому помощь нужна больше, чем мне, — заканчивая фразу, принц, вновь используя шпагу в качестве опоры, поднимается на ноги. Правда, у него плохо получается создавать вид не тронутого сражением человека — его заметно пошатывает, и колени подгибаются под тяжестью собственного тела. — Грей… — начинает говорить Леон, но наследник престола перебивает его: — Я в порядке, — и когда Фуллбастер видит, что брат хочет возразить ему, продолжает: — До свадьбы заживет. — Вот только доживешь ли ты до своей свадьбы таким темпом — это, к сожалению, открытый вопрос, — устало выдыхает Бастиа, но прекращает попытки достучаться до ума Его Высочества. Спустя несколько часов, когда на полуостров опускаются поздние сумерки, все жители и гости замка собираются на берегу океана, недалеко от причала. Грей, избавившийся от следов бойни, переодевшийся в чистую одежду, стоит почти с самого края толпы. Как он и предполагал, серьезных открытых ранений ему не нанесли, но небольшие и мелкие царапины и ссадины, а также многочисленные синяки красуются на его теле, как и на телах сумевших выйти живыми из резни, устроенной так внезапно для них всех. Темноту вечера разгоняют зажженные факелы. Фуллбастер смотрит прямо перед собой — там, привязанные к невысоким деревянным столбам, покачиваются на волнах деревянные шлюпки — по одной на каждого убитого. Их тела, лежащие внутри, завернуты в саваны из парусины, скрытые от внешних глаз. Рядом стоят пираты с луками и стрелами в руках. Середина толпы расступается, и в полной тишине вперед выходит Левиафан. Ее поступь непривычно медленная, тяжелая — принц видит, как трудно дается девушке каждый шаг, хотя она продолжает делать вид, что с ней все нормально. Брюнет уверен, что каждый из присутствующих, кто знает ее по-настоящему хорошо, тоже это замечает. Замечает, и не говорит ничего, словно подыгрывая ей. Джувия останавливается возле одной из лодок, и Грей сразу же понимает, что там лежит Сол. Она кладет его монокль поверх белой ткани, задерживается на одном месте еще несколько секунд, а затем делает несколько шагов назад. Склоняется над столбом и развязывает узел веревки, позволяя шлюпке плыть свободно. Одновременно с ней это же делают и с другими тросами находящиеся рядом лучники. — Ария, — стоит ей произнести имя товарища, как поднимающийся со стороны тропического леса ветер начинает двигать лодки в одном направлении, прямо к открытому океану. В это же время пираты, в том числе и сама Локсар, натягивают стрелы на тетиве луков. — Тотомару, — и обернутые материей металлические наконечники одновременно вспыхивают ярким пламенем. — Огонь. Отпускаемая одна за одной, каждая стрела находит своего погибшего; отдаляющиеся лодки, все так же гонимые ветром, поочередно загораются, провожаемые взглядами стоящих на берегу товарищей в последнее плавание. Они собираются на первом этаже замка еще через некоторое время, когда на улице окончательно темнеет. Тишина все еще продолжает быть их постоянным спутником — лишь несколько людей переговариваются между собой, но так тихо, что их почти не слышно. Большинство, не говоря ни слова, опрокидывают в себя одну кружку рома за другой, стараясь хоть как-то забыться и перестать думать о потере стольких соратников. Джувия стоит возле лестницы, наконец-то переставая стараться не показывать свои чувства: скрещенные на груди руки, сутулые плечи и направленный в пол взгляд, скрываемый упавшими на лицо синими волосами из-за опущенной головы, выдают в ней горечь, испытываемую от поражения, разочарования в самой себе из-за собственного бессилия. — Это моя вина, — произносит она достаточно громко, чтобы все ее услышали и обратили на нее свое внимание, своим притворно-мужским голосом, все еще умело играя роль Левиафана; даже несмотря на произошедшее она не снимает свою маску. — Моя вина, что мы не были готовы к нападению и позволили врагу подобраться так близко, — Локсар опускает руки, сжимая ладони в кулаки, впиваясь ногтями в нежную кожу рук. — Капи… — начинает было говорить Редфокс, но она прерывает его на полуслове взмахом руки. — Нет, — теперь ее голос звучит твердо, и не будь Грей на сто процентов уверен, что она девушка, он бы вновь купился на это представление. Капитан поднимает взгляд — ожесточенный, наполненный гневом (как в отношении противника, так и самой себя, — думается принцу). — Чего бы мне это не стоило, я исправлю свою ошибку. Чего бы мне это не стоило, — отчеканивая каждое слово, договаривает она, а затем разворачивает спиной ко всем, поднимается вверх по ступенькам и исчезает на втором этаже, сопровождаемая сочувствующими взглядами. Кто знает, быть может, именно от них Джувия сейчас и сбежала как от еще одного напоминания о том, насколько сокрушительным было ее поражение. Наследник престола окидывает взглядом присутствующих — и не находит ни одного человека, который мог бы винить ее в случившемся: в их глазах лишь скорбь, их лица искажены гримасами боли. Они не долго стоят в тишине после ухода Левиафана — постепенно все покидают занятые ими места, разбредаясь в разные стороны. Фуллбастер переводит взгляд на Леона; Бастиа по-прежнему, как и во время прощальной церемонии, находится рядом с Мереди, обнимает ее за подрагивающие плечи и старается успокоить, нашептывая слова утешения. Кажется, у него это даже получается. Что ж, хоть у кого-то из них что-то выходит так, как задумано. Принц допивает содержимое собственной кружки, ставит ее на стол и, вставая на ноги, быстрым шагом преодолевает расстояние до лестницы, точно так же поднимается вверх по ступенькам и поддерживает такой темп вплоть до двери знакомой комнаты, которую открывает, не утруждая себя тем, чтобы постучаться и получить разрешение войти — даже если бы Джувия запретила ему, он бы все равно не послушался. Сама хозяйка комнаты сидит на полу у кровати, подобрав под себя ноги. В руках она держит свою двууголку, на которую смотрит неотрывно, словно в узорах, вышитых золотыми нитями, есть ответы на все раздирающие ее на части вопросы и подсказки о том, как справиться с настигшей ее неудачей. — Я получил ее, когда принял командование «Морским дьяволом» несколько лет назад, — вдруг произносит Локсар, на удивление наследника престола, первой нарушая молчание. — Головной убор, достойный того, чтобы его с гордостью носил опытный капитан, который всегда ведет за собой своих людей и вытаскивает их сухими из воды. Я носил ее все эти годы — мой символ силы, неоспоримого лидерства… — она замолкает на несколько секунд, словно раздумывая над правильностью своих следующих слов, но Грей не прерывает ее размышлений, позволяя девушке закончить мысль: — Однажды я совершил огромную ошибку, за которую расплачивались другие люди — мне было почти наплевать. Сегодня это повторилось. И на этот раз пострадали те, кто мне дорог. Я знаю, что дальше будет только хуже — это лишь малая часть тех жертв, на которые придется пойти, чтобы выиграть в этой войне; это лишь начало того ужаса, который предстоит пережить. Я чертов капитан, но смогу ли я и дальше вести за собой людей? Смогу ли приложить все усилия для победы? Смогу ли отправить людей в самое пекло, зная, что они никогда оттуда не вернутся? — она вновь делает паузу, глубоко вдыхая и шумно выдыхая. — Смогу ли я вновь с гордостью носить эту шляпу? Когда она замолкает, Фуллбастер понимает, что больше с ее стороны никаких фраз произнесено не будет. Джувия выложила все, что в этот момент лежит тяжким грузом на ее душе, хотя отчего-то Грею кажется, что проблема лежит гораздо глубже и имеет куда более сильный отпечаток — сегодняшние события, похоже, вскрыли старую рану, заставляя ее кровоточить; наследник престола сомневается, что при каких-то иных обстоятельствах Левиафан станет открывать свои чувства и показывать свои настоящие эмоции — это слабость, непозволительная для капитана пиратского авангардного судна, собирающегося отправиться на свой главный бой в конечном итоге, который, быть может, станет для него последним. И об этом принцу думать совершенно не хочется. Все это время он стоит у двери, теперь же делает несколько уверенных шагов вперед и присаживается на одно колено прямо перед девушкой. Его взгляд невольно перемещается на двууголку, все еще сжимаемую Локсар, и только сейчас он замечает россыпь подсохших и побагровевших красных пятен, искажающих золотые узоры, которые теперь напоминают скорее лабиринт, чем просто красивый рисунок. Он кладет свои ладони — теплые — поверх ее — холодных, аккуратно раскрывает заледеневшие пальцы и откладывает головной убор в сторону, а затем подносит ее руки к свои губам и обдает их горячим дыханием. Когда ее удивленный взор поднимается к его лицу, Грей начинает говорить, заглядывая в синие глаза напротив: — Ты справишься, — он серьезен в этот момент, но его голос звучит как-то по-особенному мягко. — Мы справимся. — Mon prince… Фуллбастер перебивает ее прежде, чем она успевает продолжить: — Помнится, еще в нашу первую встречу кто-то дал мне обещание, что будет следить за тем, чтобы я был в безопасности. Неужели отречешься от своих слов? Кажется, фраза его возымела свое действие: Джувия улыбается, слабо, но без привычной доли ехидства, и Его Высочество засчитывает это за свою маленькую победу. — Спасибо, — произносит Левиафан. — Целовать не будешь? — усмехается принц, напоминая о том, чем закончилась благодарность капитана в прошлый раз. — Вообще-то, — начинает говорить она, прищуриваясь, — это Вы меня поцеловали, Mon prince. — Меня нагло спровоцировали, — ничуть не смущаясь услышанного замечания, парирует наследник престола в ответ. Он берет покоящуюся на коленях Левиафана двууголку и надевает ее ей на голову, подмигивает и улыбается, получая точно такую же улыбку в ответ. Что ж, все-таки и у него тоже что-то может пойти по плану.