Город Теней: Theme of Laura

Это произошло моей последней весной в Сайлент-Хилле. Примерно через месяц после того как погиб Энди Болдрик. На похоронах была страшная суматоха, так что я совсем позабыл о шесте. Вспомнил только через месяц. Проснулся утром и подумал: а ведь Энди говорил, что поставил шест с красным флагом на Хьюбертовом холме. Не знаю даже, как такое можно забыть. Но я вот забыл. Энди еще сказал, если Толстый Кейн и мог где-то прятать ту вещь, которую мы ищем, то в пещере на холме. И еще сказал, что хотел, чтобы мы вместе туда сходили (струсил, ясен пень), поэтому отметил то место. Длинной палкой с красной тряпкой. Я пошел в тот же день, как вспомнил, сразу после школы. Хьюбертов холм покрыт лесом, и найти эту палку было непросто. На это ушел примерно час. А в двух шагах чернел зев подземелья. То, что в Сайлент-Хилле есть пещеры, для меня не новость. Только они в основном не выходят на поверхность. Отец мне рассказывал обо всей этой ерунде. Эта пещера тоже когда-то была под землей, но зимой было много снега, а весной – дождей. Вот и размыло вход. Мог ли Кейн что-то здесь прятать – вопрос. Если вход размыло только этой весной, как бы он интересно, мог туда проникнуть? Я все-таки решил посмотреть, что там. В память об Энди что ли. В пещеру вел узкий длинный проход. Я оставил куртку и ранец наверху, взял с собой только отцовский фонарь, стал спускаться. Трудное это было занятие. В некоторых местах проход сужался настолько, что приходилось протискиваться боком. Если уж мне было трудно, то про Толстяка и говорить нечего. Не мог он здесь пройти, это я сразу понял, но не возвращаться же. Узкий проход открывался в просторный подземный зал. Сталактиты и сталагмиты образовали там что-то вроде колоннады – точь-в-точь как в древнегреческом храме. Где-то капала вода, и слышалось что-то похожее на тихое пение. Должно быть, воздух шумел в трещинах. Я обошел зал. Как я и предполагал, там ничего не было. Кроме бабочки. Да, знаю, это глупо. Что бабочке делать в пещере? Но все-таки она там была. Сидела прямо на одной из колонн. Это была очень странная бабочка. Совершенно черная, не считая мелких светлых прожилок на крыльях, и просто огромная. Я сразу решил, что покажу ее отцу. Мой отец коллекционировал бабочек, и здорово разбирался во всем этом. Я не стал особо раздумывать, просто взял ее за крылья и снял с колонны. Я сразу ощутил сопротивление – насекомое напрягло крылья, пытаясь раскрыть их и разжать мои пальцы. Я сжал пальцы крепче. Не ожидал, что насекомое может быть таким сильным. Раньше я часто ловил бабочек для отца в Вест-парке, но никогда не опасался, что они действительно могут вырваться. Я решил, что посажу ее в коробку из-под печенья, и направился к выходу. В ту же секунду случилось вот что. Странное бархатистое прикосновение к щеке. Хлопанье их крыльев над головой. Некоторые попали под луч фонаря и кружились в нем черными пятнами. Да, в этой пещере было их сотни, а может и тысячи. Скорее это было отвращение, которое сродни ужасу. Так что я почти ничего не помню о том, как выбрался наружу и как потерял фонарь. Должно быть, я выронил его когда протискивался через этот чертов проход. А может, бросил, когда увидел кружащихся в свете фонаря бабочек. Но что я помню совершенно точно – так это бабочку, которая была у меня в руке, когда я выбрался на поверхность. Я посадил ее в коробку от печенья, как и собирался. Домой я вернулся, ясное дело, позднее обычного. И грязный как свинья. Родители устроили мне нахлобучку на весь вечер, потом – горячий душ. Словом, весело было. Нет, я не забыл про бабочку. Сначала не забыл. Весь вечер пытался рассказать об этом отцу, но он сказал, что не собирается со мной разговаривать. Потом он уехал на неделю в Сент-Луис, потом я заболел и провалялся в постели две недели. Потом пропала Лили Хэнкс. Потом было лето, и черт знает сколько всякого еще произошло. Осенью мы уехали из Сайлент-Хилла, и когда распаковывали вещи на новом месте, я нашел ту самую коробку из-под печенья. Смешно. Я опять забыл о такой интересной вещи. Конечно, лучше поздно, чем никогда. Вот только в коробке не было бабочки.

Эрик Чемберс, Сантон, 1999 (1989)