Танец яблочных котов.

В красном доме на сиреневой улице никогда не бывает тихо. В синем доме на розовой улице из окон всегда льётся яркий свет. В желтом доме на зелёной улице никогда не бывает пусто. В сером доме на серой улице всегда тихо, темно и пусто. Быть может, Вы, мой юный друг, спросите: почем мне это знать? Нет-нет, я вовсе не его жилец, серого дома на серой улице, но я был хорошо осведомлён обо всём, что творилось в сером доме на серой улице, ведь именно там я покупал прелестные зелёные яблоки для своих чудесных персидских, тайских и марсианских котов. Так и в то самое утро, выходя из своего дома, я направился к серому дому на серую улицу, в надежде прикупить пару килограмм спелых зелёных яблок для капризных и донельзя прожорливых котов. Легкомысленный ветер бодро шагал по тротуару и насвистывал забавную, но слишком мягкую для зимы мелодию, он приветливо снимал шляпу перед каждым прохожим и так и норовил снять шляпу с этого самого безобидного прохожего. Небо укоризненно наблюдало за шаловливыми проделками ветра и, покуривая трубку, из которой так причудливо вылетали косматые овечки облаков, кашляло мокрым снегом на усталую и сонную землю. В семь утра в центре города бывает особенно сонно. Я шел посреди всей этой утренней нелепицы. Люди, словно колос в поле, шатались из стороны в стороны, и было их так много, и так быстро они сменяли друг друга, что, казалось, они просто стояли на месте. - Какой чудесный день, не правда ли, Меркуцио? Рыжая мордашка моего карманного кота Меркуцио высовывается из-под моего пальто, сердито оглядывая утро. - Сегодня ты тяжелее обычного, Меркуцио, ты что опять налегал на мучное? - он недовольно вздыхает и закатывает глаза. - Ты невыносим, Мерк! - его белые усы чуть подрагивают - злится. - Неделю без мятных конфет и дынных мармеладок, Меркуцио, давно ли ты в зеркало вообще смотрелся, - он качает мордой из стороны в сторону - дразнится. - А ну прекрати! Я серьёзно с тобой разговариваю! - он прижимает уши и вновь закатывает глаза, намекая, что пора бы мне уже замолчать. - Учти, Мерк, это последний раз, когда я беру тебя с собой! Совсем разжирел, бродяга, - он высокомерно фыркает и прячется обратно в тайный, внутренний кармашек моего пальто. На самом деле, я очень люблю Меркуцио, только ему не говорите. Я подобрал его на улице, когда тот был ещё неопытным котёночком, едва раскрывшим глаза. У него с детства была предрасположенность к полноте и пристрастии к мучному. И сколько я не пытался перевести его на привычные для котов яблоки - ничего не выходило, поэтому приходится делить с ним не только своё спальное ложе, но и дынные мармеладки. Мы шли короткой дорогой, петляя извилистыми улочками и танцующими переулками, которые, как мне кажется, каждое утро становятся всё уже и уже. Серая улица находилась в паре кварталов от моего дома, и, если идти не торопясь, как предпочитали мы с Мерком, то дорога занимала не много не мало, а порядка полутора часа, и, если учесть, что я - человек крайне незанятой, для меня это была сущая мелочь. Ко всему прочему, я очень ценил свои утренние, неспешные прогулки, посему никому и никогда не поручал покупку яблок, которую я совершал в утро воскресенья, среды и пятницы. А вот особенно мне полюбились среды. Есть в этом дне своя особенная серединная магия. Вроде бы и не начало недели, но ещё совсем и не конец. Вроде бы вся из себя такая "вторник", но и на "четверг" больно похожа. Люди ещё не отошли от прошлых выходных, но уже ждут новых. Странная пора эта "среда". - Меркуцио, а ты любишь наши среды? - он всё ещё дуется за "бродягу", не показывается и фырчит в карманчике. - Ну же, Мерк, я с тобой разговариваю, - едва нажимаю на кармашек пальцем, а рыжий наглец уже недовольно скрипит, - так как там на счёт сред? Ты любишь среды? Я вот очень. В среду и воздух особенный, не такой чистый, как в воскресенье, но и не такой грязный, как в понедельник. Солнце ярче, чем во вторник, но тусклее, чем в пятницу. Даже грязь кажется в среду чище. Не замечал? Мерк всё сопит, явно не желая перечислять остальные достоинства прекрасной среды. И вскоре я и сам теряю всякую надежду на возобновление разговора с наглой рыжей мордой, так мы и идём до самого серого дома, храня гордое молчание, нарушаемое лишь звонким свистом ветра и прерывистым фырчаньем Меркуцио. Серый дом на серой улице отличался необычайной серостью даже на фоне уныло-серой обстановки серого квартала. Слишком много серого в одной фразе, скажете вы, а представьте сколько серости было в сером квартале, что мне приходится для наилучшего его описания через каждое слово вставлять это мерзкое прилагательное "серый". Уныл и безлик был этот квартал, казалось, жизнь всегда пробегала где-то мимо него, всё обещая заглянуть на чашечку кофе со взбитыми сливками, но этой долгожданной встрече, наверное, и вовсе никогда не дано было случиться. Ничего примечательного в этой части города не было, разве что прекрасные зелёные яблоки, которые выращивала у себя в чулане старая, но крайне милая женщина. Помимо необычно зелёных и сладких яблок у той женщины была прекрасная маленькая дочь, которая и по своей красоте и, я уверен, по вкусу могла превзойти любое взращенное её матерью яблоко. Я взбегаю вверх по скрипучим ступенькам, которые ворчат на меня и ругают Меркуцио за его пылкую любовь к мучному. Перекошенная дверь серого дома была так же сера, как и остальная часть дома, улицы, квартала. Покрытое ржавчиной металлическое кольцо совсем не хотело сдаваться, и как бы я не пытался постучать им - выходило скверно, поэтому вскоре, отложив эту затею, я решил воспользоваться руками, ведь когда-то они должны были мне уже пригодиться. - Лен? Это ты, мальчик мой? - Доброе утро, Миссис Лили. Миловидная пожилая дама отворяет скрипучую дверь, пропуская меня в дом. На ее добродушном лице ещё гуляют остатки былой девичьей красоты, отчего рассматривать её бледное лицо хочется очень долго. Верно, всего пару десятков лет назад она была знатной красавицей. - Чаю? - вежливо спрашивает она, проходя в кухню и попутно вытирая мокрые руки о грязный передник. - Нет, спасибо,- я улыбнулся ей в ответ. - Мне была яблочек. - Ах, верно, - она опирается о перила маленькой винтовой лестницы. - Рин, принеси, пожалуйста, три килограмма яблок для достопочтенного господина Лена, - кричит она, обращаясь к своей главной, да, собственно, и единственной помощнице. - Что-то в последнее время яблоки плохо продаются, - жалуется она, поправляя свой перепачканный в земле передник. - Сейчас в моде ананасы, видите ли, - презрительно говорит она, всё так же яростно расправляя свой передник. - Что вы, Миссис, будьте уверены, я всегда буду покупать ваши яблоки и никогда не променяю их на мерзкие рыжие ананасы. Лили довольно улыбнулась и гордо хмыкнула, всем своим видом показывая, что ананасы и рядом не стояли с её восхитительными яблочками. - Матушка, сегодня на одно яблоко меньше, чем вчера, но на три больше, чем позавчера, - тонкий, резной голосок Рин доносится с верхних этажей, а позже становятся слышны лёгкие, почти невесомые шаги. Наверное, именно она - главная причина, по которой я так люблю среды. В другие дни Рин занимается на дополнительных в школе, но по средам она помогает Лили в её нелёгком труде. - Доброй утро, Рин, - я приветливо ей улыбаюсь. Она быстро кивает мне в знак приветствия и опускает голову. Рин не любит незнакомцев, и, несмотря на то, что я покупаю яблоки здесь всю свою чёртову жизнь, я в её юных глазах по-прежнему незнакомец. И этот факт, несомненно, омрачает моё и без того не очень-то и яркое существование. Рин ставит два пакета яблок на потёртый деревянный стол, а он, кашляя и кряхтя, жалуется на боли в области столешницы. - Ах, простите, я ведь так и не предложила Вам яблочного сока! - ударив себя по обвисшим щекам, сказала Миссис Лили. - Ох, нет, что Вы, не стоит, - пробормотал я, неотрывно глядя на Рин. Ей всего пятнадцать. Она совсем ещё юна, но не по годам серьёзна, впрочем, именно эта излишняя серьёзность придаёт её детскому личику черты прекрасной и мудрой женщины. Рин всегда очень скромно одевается, хотя с её фигурой она могла бы с лёгкостью позволить себе щеголять в самых капризных изысканиях моды. А свои прекрасные золотые волосы, что, я вас уверяю, в своём великолепии превосходили самые первые лучи солнца, что только довелось узреть людям, она чересчур коротко стригла и вечно подвязывала белоснежной атласной лентой, которая то и дело скользила по шелку её волос. - Ваши яблоки, сэр, - не поднимая головы прошептала Рин, когда все яблоки были взвешены и аккуратно сложены в коричневый пакет без ручек. - Прошу, возьмите же уже их, - поторапливала она меня, и я поспешил сделать веленое мне, смутно осознавая, что бесстыдно смотрю на неё уже порядка пяти минут. - Благодарю. С ясной улыбкой, которая нередко спасала меня в неловких ситуациях, сказал я, а Рин в очередной раз кротко кивнула, и её белая ленточка вновь скатилась на бок. - Ох, Ваша ленточка, - и я, охваченный единым порывом коснуться её шелковых волос, намеревался это сделать, но Рин своевременно и ловко увернулась, отскочив в сторону. - Прошу, не стоит, - пробормотала она, поправляя белоснежную ленту. - До свидания, - с этими словами Рин уверенным шагом направилась прочь. А я уже начал считать мгновения до нашего очередного мимолётного "свидания". Вскоре и я, попрощавшись с Лили, поступил так же. Хотя походка у меня совсем-совсем не уверенная. Наверное, Вы, мой юный друг, уже успели заметить или же догадаться, какие чувства нас с Рин связывают. Если же нет, я постараюсь вкратце Вам это разъяснить, ибо это имеет наиважнейшее значение в цепи дальнейшего повествования и ключевое значение во всей истории моей скромной жизни. Так вот, наши с Рин отношения очень напоминают, ну во всяком случаи мне, дождь или же снегопад, это существенно неважно. Вот поглядите, когда идёт дождь и вы подставляете руки - вода, не обращая на вас совершенно никакого внимания, самым нахальным образом утекает. И как бы вы не старались, как бы не умоляли её и не пытались словить, прибегая даже к помощи дуршлага, она продолжает стремительно быстро утекать. Наши с Рин отношения по сути дела то же самое. Я всё пытаюсь её поймать, а она всё утекает сквозь мои тонкие пальцы, не дав мне даже на мгновение к ней прикоснуться. Впрочем, название для этой отвратительной вещи было придумано давно и звучит оно весьма неутешительно - безответная любовь. Ты кричишь, а ответа всё нету. - Меркуцио, вот почему мир так несправедлив? Неужели я настолько ужасен, что она и головы на меня не поднимет... Мерк! Ты меня вообще слушаешь?! - мой рыжий собеседник всё ещё продолжал на меня дуться и явно не был заинтересован в дальнейшем продолжении нашей беседы. - Ещё и ты? Ах, негодник. Ведёшь себя под стать этой глупой девчонке! Каков нахал! Больше не обращая внимания ни на ветер, ни на прохожих, я шел, понурив голову, к дому, где меня ждали уже изголодавшиеся коты. - Ну же, где вы мои глупые и прожорливые создания? На мой негромкий глас откликнулось немало пронзительных кошачьих визгов и ругательств, что винили меня в опоздании. Как же иначе. - Ну же, Маркус, дай мне снять пальто... Мефистофий, не тронь пакет! Мелиса, марш мыть лапы!.. О, милая Молли, прошу, подожди всего пару секунд, я почти разделся, - быстро расправившись с верхней одеждой, я подхватываю пакет, спасая его от цепких и пушистых лап этих коварно-мохнатых созданий, - Матильда, поднимай старушку Марту, скоро уже обед, а мы ещё не завтракали! - рыжие, белые, черные пятна пестрят под ногами, путаются и мешают идти. Счастье в котах - так говорят. Больше котов - больше счастья. И я, наверное, самый счастливый человек на свете, ведь куда бы я не наступил - обязательно наступлю на чей-то пушистый хвост или крохотную лапку. Кладу пакеты на стол, на что он лишь протяжно вздыхает. Яблоки нужно сперва помыть, потом нарезать, а для старушки Марты - ещё и потереть. И так каждое утро: пока я хлопочу, хотел бы я сказать, как Золушка, на нашей маленькой кухоньке, но у меня сороковой размер ноги, да и кухня у нас просторная, мои усато-полосатые друзья нахально пытаются стащить пару яблочек, а иные заплетают мне мои же ноги, вертятся и крутятся у самого носа. - Меркуцио, открывай магазин, я почти всё! - за долгие годы жизни с котами я научился с невероятной ловкостью и скоростью нарезать и мыть яблочки, уверен, моим навыкам многие бы позавидовали. Быстро расправившись с приготовлением завтрака для моих пушистых товарищей, я спустился на первый этаж - в магазин, дабы привести его в приглядный для покупателей вид. Быть может, вы спросите, чем же таким я торгую и что за магазин держу? Хотел бы я с гордым видом ответить вам, что это страшная тайна и кровный секрет, но, к моему глубочайшему сожалению, в этом нет ничего тайного. А в магазине я продаю всё, что нахожу пригодным для продажи. От перламутровых пуговичек для жакета до ржаного хлеба. Всё, что пожелаю. Сегодня я могу быть продавцом мороженного, а завтра, облачившись в наряд персидского купца, буду предлагать покупателям индийский шелк и японские картины. - Мерк, дорогой мой, ты можешь поесть с остальными, - расставляя фарфоровых балерин, что завезли только вечером вчерашнего дня, на витрину, сказал я горделиво сидящему на прилавке комку рыжей шерсти. - Дальше я прекрасно справлюсь один, - но Мерк явно не был намерен уходить, чему, признаться честно, я был рад. Мой магазин находился в центре города, я бы конечно не сказал, что от покупателей не было отбоя, но выручки вполне хватало, чтобы на содержание моих пушистых товарищей, чью численность я всегда забывал, и на моё скромное существование денег тоже хватало сполна. Так что мы не жалуемся. Жизнь у нас ровная, тихая: в шесть подъём, в семь завтрак, в восемь я открываю магазин, а в восемь вечера - у нас закрытие. Мирно и однообразно, но всем нравится это размеренное движение жизни, и никто из нас ничего не хочет менять, даже безделушки на полках будут стоять на своих законных местах до падения всей человеческой расы. И в этом, я вас уверяю, есть особая магия. Уютная и домашняя, как книжная пыль, которую иной раз жаль сметать. Я ставлю одну из виниловых пластинок в граммофон, легкая джазовая мелодия разливается по нашему маленькому магазинчику, немного затопляя кошачьи комнаты, что сверху. Я сажусь в мягкое кресло из красного бархата и разворачиваю свежую газету, которую обычно приносит нам соседский мальчик. - Меркуцио, представляешь, вчера, да-да именно вчера, был побит какой-то чрезвычайно важный рекорд... По поеданию бургеров! Представляешь, пока мы с тобой продаём статуэтки балерин и гадальные карты, люди совершают великие дела, - я кладу газету на стеклянный журнальный столик, что стоит справа, и откидываюсь на спинку кресла, прикрыв глаза. Люблю свою работу. И вот, мой юный друг, когда я находился в полной гармонии с миром и самим собой, колокольчик на двери коварно звякнул, и мне сразу показалось, что ничего хорошего от этого звоночка ждать не придётся. И каково же было моё удивление, когда, подняв глаза, я увидел перед собой хрупкую, но бережно укутанную заботливыми материнскими руками фигурку Рин. Балерины с завистью смотрели с витрины, а почтенные джентльмены одобрительно кивали, покуривая длинные сигары, почтенно сняв свои длинные пыльные цилиндры. - Вы забыли зонт, - не особо заморачиваясь с приветствием, она решила перейти сразу к делу. - Зонт? - я рывком поднялся с кресла и подскочил к Рин. - Что-то не припомню, чтобы брал его с собой, - наклонившись, я осмотрел длинный, но настолько маленький черный зонт, что он помещался у неё на ладони. - Ах, как я мог позабыть! - хлопнув себя по лбу, я подбежал к спящему на прилавке Мерку. - Видите ли, милая Рин, он не выходит без него из дома и постоянно всюду его забывает, - подхватив спящего Мерка, я несусь обратно к Рин. - Хватит спать! - хорошенько встряхнув Мерка и выслушав его недовольное бурчание, мы провели опознание зонта, в ходе которого выяснили, что зонт принадлежал никому иному, как моему рыжему обормоту. - Не знаю, как Вас и благодарить, - радушно улыбаясь сказал я, когда она бережливо вложила тонкими красными от холода пальчикам зонт в мою раскрытую ладонь. - Не стоит, - пробормотала она, не поднимая головы, - Мне пора идти. - Постойте, - я крепко схватил её тонкую руку, - Вы, верно, очень замерзли, может выпьете немного яблочного чая? Это не займёт много времени, я Вас уверяю, - наверное, в моём голосе было слишком много отчаянья и пустой мольбы, что её немного спугнуло, но видимо страх перед холодом был сильнее, чем передо мной, поэтому она робко кивнула, попросив меня, наконец, отпустить руку. Я помог размотать её кокон, в который Миссис Лили так бережно её запаковала. И, приготовьтесь к этому ошеломительному факту, который лично меня вознёс на самое седьмое небо, а то и выше, я украдкой, чисто случайно, пока она старательно развязывала шарф, поправил её атласную ленточку! Скажем так, после такого я мог ещё пару лет терпеть её леденящее душу равнодушие. - А знали ли Вы, моя дорогая и милая гостья, что сейчас Вы находитесь в самом удивительном магазине на всём белом свете? - я усадил её в мягкое кресло из синего бархата, что стояло напротив моего красного. - Меркуцио, будь добр, закрой магазин, у нас перерыв, - шепнул я спящему коту, и тот, хоть и без особой страсти, поспешил исполнить скромную просьбу. - И что же здесь удивительного? - вздохнула Рин, потирая руки в надежде их согреть. - Разве это не самая обычная лавка с безделушками? - признаться честно, последние её слова весьма и весьма меня задели, но я решительно сделал вид, что не заметил в них ничего оскорбительного. - Быть может, на первый взгляд, так оно и есть, - с улыбкой ответил я, присаживаясь у одного из многочисленных ящиков, где я хранил чай, - но разве эти милые мелочи совсем не тронули вашу детскую душу? Разве не кажется Вам, что балерины вовсе не замерли в неживых позах, а что они задорно танцуют под эту прекрасную мелодию? А эти плюшевые мишки, разве же Вы не заметили, как приветливо они махали, когда Вы вошли? Неужели Вы не слышите, как, шипя на нас с Вами, бранится старикашка-чайник? - аккуратно ставлю две маленькие фарфоровые чашечки на деревянный поднос и наливаю в них замечательный и ароматный яблочный чай. - А Вы, оказывается, мечтатель и романтик, раз в обычном чайнике углядели старика, - она усмехнулась, прикрыв рот тонкими пальчиками. - Я, к сожалению и счастью, реалист, и чайник закипает, а вовсе не шипит и бранится. - И это очень плохо. Леди, особенно в вашем возрасте, должны быть мечтательными и романтичными особами, грезящими о милых принцах и их белых конях, - сказал я, ставя поднос с чаем и тарелочкой дынных мармеладок на лежащую на стеклянном столике газету. - То есть Вы считаете, что леди в моем возрасте необходимо быть инфантильной и глупой мечтательницей? - слегка насупившись, спросила она. - Такого я не говорил, как ловко Вы всё перевернули! Выходит, по-вашему я - глуп? - тут она предпочла смолчать. - Мечтатель - вовсе не глупец, - порядком обиженный, я сел в своё красное кресло, косо посматривая на её всё ещё красные руки. - Жить в мире грёз - глупо, как ни посмотри. От наделения неживых вещей признаками живого ничего не изменится. Это абсурдно, - она поднесла кружку к обветренным губам. - Что Вы заладили: глупо да глупо - зато весело! По-вашему лучше быть грустным умником или счастливым глупцом? Я хоть и считаю себя далеко не глупым, но выберу второе, - закинув ногу на ногу, я принял гордый обиженный вид, надеясь этим не то разжалобить её, не то рассмешить. - Кто знает, - она неловко пожала плечами, грея свои пальчики о кружку. - Но я, наверное, неосознанно выбрала первое... - И зря! - перебил я её. - Уж простите, что перебиваю, но Ваши знания - ничто против моего воображения! - яростно сказал я, ставя чашку обратно на поднос и поднимаясь на ноги. - И это не пустые слова! Я могу доказать его великую силу! - она усмехнулась, поднимая голову на меня. - Как же? - она смотрела на меня заинтригованно, с интересом, и теперь я точно был готов совершить любую глупость, лишь бы она продолжала смотреть так на меня. - Что ж... - я призадумался. - Но для этого Вам придётся кое-что сделать, - она чуть смутилась, когда я протянул ей руку. - Просто потанцуй со мной! - Нет, - отрезала она. - Вы просто хотите потанцевать. Что такого необычного может быть в танце? - она поставила свою кружку рядом с моей. - Благодарю за чай, но мне пора. - Чего Вы боитесь? - я вновь осмеливаюсь схватить её руку. - Меня? Танца? Людей? Волшебства? Может, Вас ввёл в смятение мой кот? Я могу попросить его уйти, - я чувствую, как к щекам подступает кровь, а сердце начинает нервничать и грызть ногти, проклятое сердце. - Я ничего не боюсь! - сказала она, рывком потянув на себя руку, но я был настойчивее. - Это просто глупо. Ваш романтизм и человеколюбие... они мне чужды. Этого я не понимаю, - она вновь опустила голову, - Вы слишком много говорите для меня, слишком много говорите о пустяках, я этого не выношу. И Ваши глупые попытки продлить нашу случайную встречу мне тоже не нравятся. Я не выношу таких, как Вы. В Вас слишком много обворожительной фальши. А теперь, прошу, пустите, мне нужно идти, - мои пальцы по-прежнему цепко сжимали её тонкое запястье. - Бросьте! Вы это несерьёзно, я просто не верю в это, милая Рин, ведь я нисколечко не притворяюсь, не вру. Ах, если бы я только мог это делать! - я приподнимаю её голову за подбородок, заглядываю в её ясные, но такие холодные глаза. - А вот Вы, Рин, ужасная лгунья. Но я Вас прощаю... - Лен, Вы ничего не понимаете! - она отдёрнула голову и ещё раз потянула руку на себя, - Я никогда не смогу ответить Вам на ваши чувства, так зачем Вы тешите себя мнимыми надеждами? Это глупо! Я не терплю таких, как Вы, я же уже сказала это. И пустите же наконец! - Не пущу, ведь так Вы уйдёте, а я снова останусь один в окружении печальных статуэток и равнодушных котов! Давайте выпьем ещё по чашечке чая и успокоимся? Разве я не говорил, что яблочный чай не только отличное средство от простуды и депрессий, он ещё и отлично сближает людей с разными взглядами на мир, интересами и попросту делает их чуточку добрее, думаю, это как раз то, что нам нужно!