***
В ту ночь маэстро так и не заснул. В голове то и дело вертелись обрывки фраз, сказанных друзьями. «Ты должен это сделать, Туомас…» «Мы потеряем всё…» «Неужели ты не видишь?..» «Неужели мы играли, чтобы стать просто пешками в её игре?..» И наконец, сакраментальное: «Нужно уволить её сразу по окончании тура…» Этот разговор не был первым – скорее, за последние полгода он был пятьдесят первым. Каждый раз, когда отменялся концерт, задерживался багаж, или случалась ещё какая-нибудь неприятность, коллеги с маниакальным упорством доказывали ему, что это всё дело рук «твоей богини и её латиноамериканского гиббона». С чего вдруг они взяли, что в Южной Америке вообще обитают гиббоны? Даже он со своими скромными познаниями в биологии помнил, что эти приматы – сугубо азиатские животные. Но в целом он понимал, что друзья правы. Они все были чертовски правы, каждый из них. Однако всё равно это были не его мысли, не его желание. Поднявшись с постели, он снова пошёл на кухню за водой, но по дороге его взгляд задержался на бутылке растворителя, стоящей в шкафчике за стеклянной дверцей. «Помнится, старина Лайхо говорил, что эту штуку тоже можно пить, – с каким-то мазохизмом подумал маэстро. – А если даже мой организм и не выдержит – невелика беда для общества. Самое большее, что будут содержать завтрашние заголовки газет – это скромное «The songwriter's dead». Но мне будет уже всё равно». Туомас откупорил бутылку и, не наливая жидкость в стакан, сделал жадный глоток прямо из горлышка. Горло резко обожгло; клавишник закашлялся. «Ну и пусть, – снова включил он внутреннего мазохиста. – Пусть эта отрава прожжёт во мне дыру! Зато не придётся самому принимать этого решения, которое уже приняли за меня все вокруг! Да, я слишком труслив, чтобы уничтожить её. Но достаточно смел, чтобы уничтожить себя!» Он снова приложился к бутылке, получив новую порцию жжения в груди. На подвернувшейся бумажке он с трудом написал фразу «The songwriter's dead» и лёг на пол, надеясь не проснуться. Последней его мыслью было: «Интересно, ей будет меня хоть немного жаль?», после чего музыкант отключился.19.09.2005
26 декабря 2013 г. в 17:12
– Нет, у меня в голове не укладывается! – Туомас Холопайнен, лидер и клавишник Nightwish, вскочил со стула и закружил по комнате со скоростью реактивного снаряда. – Я… Я не могу этого сделать!
– Можешь, Туомас, – с бесстрастным видом откликнулся маленький блондин. – Ты должен это сделать. – Он сделал ударение на слово «должен».
– Но почему?!! Зачем я должен рушить собственными руками то, что создавалось годами?! Создавалось нами всеми!
– Если ты не сделаешь этого, мы потеряем намного больше, – хмуро возразил ему Юкка Невалайнен, сидя за своей установкой.
– Но она ведь лицо группы! Муза, в конце концов! – сонграйтер был готов рвать на себе волосы от обуревавших его чувств.
– А ты – просто влюблённый идиот! – перебил его Марко Хиетала. – Неужели ты не видишь, что эта женщина делает с тобой?! Неужели не понимаешь, что она презирает всё то, что важно для тебя? Не слышит то, что ты говоришь ей каждый божий день?
– Иногда, чтобы спасти королеву, Туомас, нужно пожертвовать пешкой, – вторил ему Вуоринен, стоя у стены. - Неужели мы играли эту партию, чтобы стать просто пешками в её игре?
– Она не пешка! Она и есть королева! – чуть ли не в истерике закричал Холопайнен и побежал на кухню налить себе воды, но руки предательски его не слушались. Кое-как нацедив полстакана и осушив его одним глотком, он вновь услышал обличающие слова басиста:
– Ты сам сделал её своей королевой, Туомас, и теперь молишься на неё, как на священную корову! Да любая баба, даже без всякого академического сопрано, была бы просто счастлива стать нашей вокалисткой, а ты вцепился в эту напыщенную стерву!
Этих слов в её адрес клавишник стерпеть не смог и, развернувшись на 180 градусов, со всего размаху кинул стакан об стену. Тот разбился на тысячи осколков и рассыпался хрупким ковром по паркету.
– Туомас, ты ведёшь себя, как маленькая истеричка, – услышал он голос Невалайнена. – Включи наконец голову, хоть раз в своей гребаной жизни! Разве тебе мало того, что ты видишь? Номинально лидер ты, но так ли это на самом деле? Ты слышал, что скандируют фанаты на улицах и на наших концертах? На пять криков: «Tarjaaaa!!!» от силы два: «Tuomas!» и всего один: «Nightwish!». Часть давно заменила целое, а знаешь, что это значит?
Туомас понимал, куда клонит барабанщик: известно, что часть побеждает целое, только если это раковая опухоль. А в этом случае от неё нужно избавляться немедленно. Но он не мог. Не мог избавиться от женщины, которая на протяжении почти всей его жизни, так или иначе, была рядом. Он прощал ей всё: игнорирование, романы с другими мужчинами, наконец, замужество. Рана от последней её выходки всё ещё не до конца зажила внутри него, всё-таки прошло слишком мало времени. Но он изо всех сил старался забыть это всё и общаться с ней по-дружески, как будто ничего и не произошло. Да, он безвольная тряпка – он прекрасно понимал это всегда, понимает и сейчас. Но, в конце концов, именно эти глубокие раны, которые она нанесла ему в 2003-ем, помогли родиться на свет двум последним волшебным альбомам Nightwish. Да, он не особо любил эти последние два, даже не раз признавался в СМИ, что Century Child создавался и записывался довольно трудно, по сравнению с тем же Wishmaster, но публика встретила его и Once более чем тепло.
– Да, группа сейчас на взлёте, – как будто услышал его мысли Эмппу, – но долго ли мы протянем так, на два фронта? Ты тянешь одеяло на себя, чета Турунен-Кабули – на себя. Тебе не надоело быть на посылках у этого бразильского хапуги?
– Аргентинского, – поправил друга Туомас.
– Один хрен! – отмахнулся гитарист.
Холопайнен сел на диван и опустил голову на руки:
– Хорошо, даже если и так. Даже если мне придётся её… уволить, – это слово далось ему с трудом, – не могу же я сделать это прямо сейчас?!
Друзья почувствовали, что клавишник понемногу сдаёт позиции, и решили больше на него не напирать. До поры до времени.
– Никто не заставляет тебя делать это сейчас! – воскликнул Хиетала. – Но ты же помнишь, что она сказала тебе тогда в самолёте насчёт своего возможного ухода после окончания Once-тура?
– Ну, – кивнул Туомас.
– Баранки гну! – передразнил его басист. – Не дай ей сделать это первой, Холопайнен. Не дай опозорить себя и всех нас – нанеси упреждающий удар!
– Как? – невесело усмехнулся композитор, глядя куда-то в сторону. – Я что, залезу к ней в голову, чтобы подсмотреть, когда именно она захочет уйти?
– Думаю, кроме мыслей о новеньких итальянских сапожках и горячих поцелуях Кабули, ты в её голове ничего не найдёшь, – заржал Юкка, но тут же заткнулся под гневным взглядом лидера, прикинувшись, что полирует одну из тарелок.
– Нужно уволить её сразу по окончании тура! – решительно заявил Марко.