Годовщина

- Наконец-то, они здесь! Войдя вместе с мужем через калитку и поднимаясь по узкой тропинке, Джейн услышала оживлённый голос Дианы, доносящийся из дома, сопровождающийся возбужденным лаем Карло, а занавеска в окне заколыхалась, будто кто-то выбежал оттуда секунду назад. - Кажется, нас ждали, - сказала она, нежно сжав руку мужа, но это был лишь бледный отголосок той радости, которая затопила её при мысли о том, что её самые близкие на свете люди так скоро собрались все вместе здесь, в маленьком домике посреди огромной, безлюдной вересковой пустоши. Да, они наконец-то здесь. Джейн уже привыкла к необходимости долго уговаривать мужа, чтобы он сопровождал её на простой прогулке в Милкот - хоть он и смирился с еженедельным посещением приходской церкви, даже спустя год после женитьбы он всё ещё не мог примирить свою гордость с открытым появлением в обществе, где он боялся стать предметом жалости и сплетен. Так что когда Эдвард с готовностью согласился на её предложение поехать в Йоркшир, она была удивлена и обрадована. - Я знаю, тебе, должно быть, очень хочется увидеться с кузинами, моя дорогая, и осмелюсь предположить, что поездка как можно дальше от Ферндина придётся тебе по душе и будет нескончаемо полезна. - Любимый, ты не должен дразнить меня так! Ты же знаешь, как я люблю наш дом, вместе с его прохудившейся крышей и прочими недостатками, - но, признаюсь, я слишком долго не видела Диану и Мэри. Прошёл почти год с тех пор, как Диана приезжала к нам, а Мэри я не видела ещё дольше, и конечно, я жажду увидеть дорогой Мурхаус снова. - Тогда тебе лучше написать им, чтобы узнать, когда нас будут рады видеть. Вскоре пришёл ответ от её кузин. В нём они с воодушевлением предлагали им приехать так быстро, насколько возможно: например, через неделю после того, как получат письмо. Джейн понравилось их предложение, но имелась одна оговорка – дата, предложенная Дианой и Мэри, была также датой их с Эдвардом первой годовщины. - Возможно, - сказала она, прочитав ему письмо, - ты предпочтёшь, чтобы мы провели этот день только вдвоём? - А чего бы хотелось тебе? Ты должна решить. Разве присутствие кузин не приветствовалось бы в этот день? - С моей стороны нет никаких возражений, - начала она, намереваясь снова узнать его собственные предпочтения, но он оборвал её. - Тогда всё решено. Мы проведём нашу годовщину в Йоркшире, в доме, о котором ты мне рассказывала так часто. Это сделает тебя счастливой, не так ли? – он смотрел на неё и говорил с таким воодушевлением, что она задалась вопросом, не спланировал ли он эту поездку самостоятельно, но представил всё так, чтобы затея казалась её собственной. - Да, - сказала она, нежно касаясь его руки. – Да, я буду счастлива. - Это будет медовый месяц, которого у нас ещё не было, - улыбнулся он. – Мы поедем вместе в этот далёкий край, и я буду зависеть от тебя, и ты покажешь мне все красоты и достопримечательности округи. Мы должны совершить паломничество к каждому камню, к каждой чахлой живой изгороди, которой ты любовалась. Я намереваюсь полностью погрузиться в твоё северное пристанище, изучить его до последних зарослей вереска. И получилось так, что они вместе путешествовали по тем же самым дорогам, что Джейн преодолела в одиночку годом ранее, и вечером третьего дня достигли остановки Виткросс, от которой они прошли последнюю милю по пустоши до Мурхауса. - Воздух здесь изумителен, - заметил он, делая долгие, глубокие вдохи. – Такой сухой – можно почувствовать необъятность этого места в самых порывах ветра. Он не упомянул Ферндин, но она знала, что он думал о нём, когда наполнял лёгкие снова и снова; ветер трепал его иссиня-чёрные волосы, и непередаваемое ощущение свободы отражалось на его лице. Этот дикий край был совершенно не похож на Ферндин, окруженный деревьями, где воздух был плотным и влажным: успокаивающим и защищающим от зноя летом, но удушливым, как тёмный предвестник тумана, в холодные месяцы. - Да, вокруг едва ли увидишь деревья, но укрыться в их тени можно на холмах, вон там. Я полагаю, птицам мы видны, как простые пятнышки. Говоря об этом, она почувствовала болезненный укол в сердце, вспомнив три мучительных дня, когда самая открытость места была для неё угрозой, когда далёкие деревья казались плодом недосягаемых мечтаний. Она задалась вопросом, не так ли он относился к Мортону – как к месту, куда она сбежала, месту, ради которого она покинула его, подвергая себя воле стихии со всей самоотверженностью Лира(*), вместо того, чтобы остаться ещё хоть на одно мгновение с ним. Но выражение его лица было безмятежным, лоб гладким; шагая с ним бок о бок, она не чувствовала никакого нервного напряжения в его теле. Когда домик появился в поле зрения, сомнения Джейн исчезли, и она испытала только сладкое удовольствие от того, что он находится вместе с ней в этом диком краю, который она так полюбила. Дверь открылась прежде, чем они поднялись на крыльцо, и из дома выбежала Диана, распахнув объятья. При виде неё Джейн отделилась от мужа, полусмеясь-полуплача от радости вновь увидеть свою кузину, к которой привязалась крепко, как к родной сестре. Обняв Джейн несколько раз и воскликнув о том, какой у неё здоровый и цветущий вид, как идёт ей лавандовое дорожное платье, какими стали её волосы (теперь она собирала их сзади в изящный узел, сменив, наконец, скромные косы гувернантки на стиль, более подходящий жене джентльмена), Диана повернулась к мужу своей кузины. - Рада видеть Вас снова, сэр, - тепло сказала она, пожимая протянутую ей руку с неподдельной привязанностью. – Добро пожаловать в Мурхаус. - Рад встрече, мисс Риверс, благодарю. Диана засмеялась. - Мисс Риверс! Меня никто не называет так, кроме пастора. Тебе следовало рассказать ему, что мы здесь не настаиваем на соблюдении формальностей, Джейн. Мы вполне бесстыдно-неофициальные. Добродушная улыбка озарила лицо Эдварда. - Я не думаю, что мне будет трудно к этому приспособиться, правда, Джейн? - Нет, осмелюсь сказать, что нет, - понимающе улыбнулась она, вспомнив его предпочтение в первые годы их знакомства обойтись без формальностей, которых требовали обычаи в отношениях гувернантки и патрона, а также готовность, с которой она выполнила его просьбу, втайне трепеща перед этим проявлением близости. - Тогда, - сказал он, вновь обращаясь к хозяйке дома, - я осмелюсь обращаться к Вам впредь по христианскому имени, но только если это будет взаимным! У Дианы немедленно появилась возможность исполнить его просьбу, поскольку в дверном проёме появилась Мэри. - Ах, вот и моя сестра Мэри. Мэри, выходи и познакомься с Эдвардом, мужем Джейн. Приветствие Мэри было столь же тёплым, как и её сестры, хоть и не столь многословным. Джейн видела, что Эдвард испытал неимоверное облегчение при радушном приёме её кузин, несмотря на его прежние отмашки от потребности заверять его в их доброте и великодушии, которые они, несомненно, показали бы ему. Она очень хорошо понимала, что мысли о Сент-Джоне – и о его предложении, не принятом, но и не отвергнутом ею напрямую - омрачали каждую минуту его общения с сёстрами, и она поняла, что он должен был сам убедиться в том, что они не держат на него зла за потерю своего брата. - Прошу вас, проходите в гостиную. После долгого путешествия, вам, несомненно, хочется выпить немного чая или горячего негуса(**). Их провели внутрь; их плащи и шляпы были приняты сияющей Ханной, которая радовалась приезду «мисс Джейн» почти так же бурно, как и кузины, и вежливо присела в реверансе перед Эдвардом, приветствуя его ровным: «Как поживаете, сэр?» Это было невыразимо странно для Джейн: сидеть в знакомой гостиной, где она так часто проводила время, изучая немецкий с Мэри и Дианой, или читала на хинди с Сент-Джоном, или помогала Ханне по хозяйству - занималась всем, что помогло бы ей хоть на мгновение забыть о постоянной боли в сердце, которую не могло смягчить никакое количество семейной нежности. Всё же, если выпустить из вида отсутствие Сент-Джона, дом казался неизменным. Пока напитки готовились, а Мэри и Диана расставляли на столе в гостиной чайный сервиз, Джейн описала комнату Эдварду. Осматривая находящуюся в ней мебель, вид из окон, и даже самих кузин, которые, как и она, не стали экстравагантными ввиду их недавно приобретённого богатства и одевались всё так же скромно и со вкусом, она не нашла никаких ощутимых признаков года, который прошёл. И всё же, что за перемены принёс ей этот год! Блаженство, уют, которые она познала, попав в Торнфилд-холл, были подтверждены и подпитывали её с каждым ударом сердца. Их взаимная любовь была подобна воздуху, что придал сил им обоим, прошёл через них и растворился в эфире, чтобы смешаться в лёгких, когда его вдохнут снова. Она чувствовала Эдварда в каждом своём вдохе. И вид его, сидящего здесь, у окна, где раньше сидел холодный и строгий Сент-Джон, так искренне говорившего с её кузинами, полуулыбка, то и дело появляющаяся на его лице, наполнили её чувством невыразимой благодарности. Это было то самое место, где Сент-Джон почти требовал, чтобы она принадлежала ему, где лишь чудесное видение, полуреальность-полуколдовство, остерегло её от рокового шага, где она почти что потеряла навсегда тёплого, живого, бесконечно любимого ею человека, рука которого теперь так аккуратно подносила к губам цветастую фарфоровую чашку. Она сбежала из этого дома, чтобы найти его, никогда не надеясь, даже не мечтая, что она возвратится к нему, как его жена. И теперь он здесь: немечтавшаяся мечта, нежданная надежда в конце её путешествия. Если Диана и Мэри и волновались, что их гости будут слишком утомлены путешествием, чтобы наслаждаться ужином и с энтузиазмом разделить его с ними, нескольких минут было достаточно, чтобы доказать: их переживания были напрасны. Джейн словно сияла. Тень трёхдневной поездки не нависала над ней, ни следа усталости не было в её настроении. Беседа легко текла из её уст, её лицо светилось искренним восторгом, и её радость только увеличивалось с каждым словом её мужа, с каждой его остроумной шуткой или взвешенным доводом, который показывал его умную, проницательную натуру. Эдвард был в своём самом общительном, дружелюбном и весёлом расположении духа, занимая Диану и даже неразговорчивую Мэри на протяжении всей беседы, вызывая у них то смех, то благоговение, и в продолжение вечера он завоевал у них немалое уважение. Легко определив равновесие между остротой ума и чувствительностью данной компании, он был в своей стихии. Джейн сравнила его обхождение с её кузинами с поведением на приёме гостей, свидетелем которого она стала два года назад, и нашла, что теперь его беседа была более очаровательной, более неотразимой и блестящей. Это происходило потому, что очарование было добровольным, диалог не пестрел лестью, которая не только поощрялась, но и ожидалась людьми из так называемого высшего общества. И если планка здесь была ниже, пища скромнее, а компания не столь эффектна, то она также была менее надменна, мелочна и более образованна. Имя Сент-Джона прозвучало за столом лишь дважды, к тихому облегчению Джейн. Первый раз она сама спросила – поскольку обязана была проявить семейное беспокойство – что слышно от него в последнее время, хорошо ли он устроился в Калькутте, и, если это так, как он справляется с местным климатом. Но у её кузин не было новостей, и после произнесения нескольких слов в надежду о его здоровье, этот предмет разговора был быстро оставлен. Глаза девушек заметно потускнели, а Эдвард почувствовал себя неловко, оказавшись в абсолютной тишине. Второй раз Сент-Джон был упомянут лишь мельком, в связи с недавним визитом его друга, который приезжал к сёстрам две недели ранее. Мистер Уортон, помимо того, что, как и Сент-Джон, получил образование в Кембридже, тоже был священником и учился на том же самом факультете. Очень набожный, мистер Уортон всё же не разделял рвение своего друга посвятить жизнь миссионерству и удовольствовался работой по своей специальности в пределах Англии. Он приехал в Мортон лишь из почтения к своему отсутствующему другу, чтобы поддержать его сестёр, но, по словам Дианы, имел такие приятные манеры и в целом так располагал к себе, что все трое вскоре чувствовали себя старыми знакомыми. Было решено, что Мэри и Диана поедут навестить его в конце лета, и они обе были полны предвкушения увидеть те места, где их брат жил и учился, а также встретиться с его другом снова. - Мистер Уортон с такой теплотой говорил о Кембридже, о его спокойствии, зелени и изяществе - это будет восхитительно, сравнить действительность с видением, которое его слова наколдовали в нашем воображении. В продолжении всего разговора о мистере Уортоне Мэри была необычайно говорлива - или же Джейн так казалось. Она решила держать свои подозрения при себе, по крайней мере, пока ей не представилась возможность вскользь задать Диане щекотливый вопрос. - Вы хорошо знаете Кембридж, сэр? - спросила Диана, обращаясь к Эдварду. - Нет, не очень хорошо. Мне приходилось бывать там лишь в некоторых случаях. - Эдвард учился в Оксфорде, - объяснила Джейн. - Ах, вот как! Соперник! – Диана говорила шутливо, но от Джейн не укрылся подтекст в тоне мужа, когда он эхом отозвался: - Да. Соперник. - Отлично, - она оживлённо вмешалась в разговор, - раз уж вы собрались путешествовать так далеко на юг, я настаиваю, чтобы вы обе остановились у нас на несколько дней. Они должны погостить у нас, ведь так, дорогой? – разговор перешёл к Ферндину, и Эдвард был в безопасности. Джейн настолько тонко чувствовала его, что могла различить малейшие изменения в его расположении духа, не глядя на него и почти не слыша его голос. Она научилась чувствовать и быстро устранять эти колебания в его настроении ещё в начале замужества, когда он страдал от постоянно повторяющихся приступов сожаления о своей несостоятельности как мужа, о неспособности дарить заботу и защиту той, кого он любил больше всего на свете. Благодаря терпению, утешению и ежедневным доказательствам её несокрушимой, чистой любви эти сомнения прошли, но Джейн всё ещё держала ухо востро, чтобы пресечь любое возникновение депрессии в зародыше. На протяжении всего обеда она была чрезвычайно внимательна к нему, но её внимание имело такую мягкую и тонкую природу, что было едва заметно. Если бы кузины меньше знали её и были бы сплетницами, то они, возможно, отметили бы, что она управляла своим мужем с ловкостью, достойной лучшего скрипача. Она то тихо говорила ему ласковое слово, то мягко сжимала его руку, если он внезапно замолкал, улыбалась и шёпотом отвечала ему, прежде чем вернуться к текущей теме беседы. И хотя их слова совсем не были злонамеренными, её кузины не смогли избежать некоторых комментариев к впечатлениям об обеденном разговоре. Джейн случайно услышала обрывок их беседы, когда отправилась на кухню помочь с посудой. Она остановилась снаружи, скрытая в тени, и прислушалась. - Это тот самый человек, от которого она сбежала, когда впервые появилась здесь? - Да, Ханна, я полагаю, что это он. Но тебе не следует заговаривать при них об этом. Это лишь причинит боль им обоим. - Естественно, мисс, - возмутилась Ханна, - да я бы в жизни не дала этому случиться! - Несмотря на их прошлые проблемы, она безгранично предана ему, - мягко вставила Мэри. - И он ей, - добавила Диана. – Я никогда не видела, чтобы человек вёл себя с такой нежностью, как ведёт себя он с нашей Джейн. Да ведь он заставляет бедного Сент-Джона казаться довольно грубым в своих манерах. - Мы не должны так часто сравнивать его с Сент-Джоном, - невольно вздохнула Мэри. - Да, ты права – мы не должны. - Достаточно того, что он сделал Джейн такой счастливой! Он нравится мне именно по этой причине. - Да, она – новое существо. Она была чудесным созданием прежде, но теперь – посмотри, как она расцвела! - Но, несомненно, её муж и сам по себе прекрасный человек. - Я тоже так думаю. - Ну, он настоящий джентльмен, - подытожила Ханна так решительно, будто этот довод всё объяснял, и разговор окончился. Джейн зарделась, словно роза, и, скрытая темнотой, прокралась обратно к столу, где сидел Эдвард. Она присоединилась к нему прежде, чем её кузины вновь вошли в гостиную с графином мадеры(***) и бокалами; девушки тепло улыбались, а их глаза радостно блестели в свете свечей. Она чувствовала, что, возможно, проговорила бы ещё полночи, но когда вино было выпито, а в бокалах остался лишь рубиновый осадок, и последнее мягкое тепло от огня рассеялось, Диана и Мэри встали, объявляя вечер оконченным; Джейн и Эдвард поднялись вслед за ними. Она ощутила сонную усталость во всём теле, отметила преувеличенную расслабленность в позе Эдварда, и подумала, что не может вообразить ничего лучше, чем свернуться около него на мягких белых простынях и спать, пока лучи утреннего солнца не разбудят её. Дом был погружён в полную темноту, но свечи на столе ярко горели. Диана и Мэри взяли себе одну свечу на двоих и оставили Джейн другую. Освещая путь одной рукой, она подала другую мужу, и они последовали за своими хозяйками наверх.

***

Примечания: * Король Лир - герой одноимённой пьесы У.Шекспира. ** Негус - род глинтвейна; один из старинных английских горячих напитков с портвейном и лимоном. *** Маде́ра — крепкое вино, изначально изготавливавшееся на лесистом острове Мадейра.