Время менять имена

Этот маленький польский городишка поразил Аллена до глубины души. Старый, с небольшими покосившимися домами, местами изрезанными пулями, он представлял собой жалкое зрелище. Местных жителей практически нет, зато много военных и военнопленных, если такое понятие применимо к мятежникам. Тишина то и дело разрывается голосами: все чаще русскими, все реже – польскими. И ничего не поделаешь, война… Война. Он видел ее впервые. Без прикрас, без необычного оружия, без чистой силы и акум… Она поражала. Окутывала кровавым туманом, парализовывала сердце и душу, заставляя трепетать от необъяснимого ужаса. Слишком много всего было вокруг и слишком по-настоящему. От этого хотелось выть, и плакать, и бежать, бежать, бежать, не останавливаясь и не смотря по сторонам… Но Аллен не мог. Они на задании. Задании, которое надо выполнить. Поэтому он еще крепче сжимает руку Линали, и без того вцепившуюся в него. Канда позади презрительно хмыкнет, глядя на эту «парочку», но даже он старается смотреть только перед собой. Даже для совершенного оружия происходящее вокруг слишком натуралистично. И только пожилому историку, казалось бы, все равно… Их поселили в здании временного штаба, на втором этаже и всего на одну ночь. Район, где были замечены акумы, располагался неподалеку отсюда, но идти туда вечером было попросту неразумно. Ведущий их поручик, неумело объяснял по-английски ситуацию, периодически чертыхаясь и сходя на язык жестов, много курил и выглядел устало. Слишком устало для еще стоящего на ногах человека. Хотя и проседь в волосах была слишком ранней для тридцати мужчины, ровесника жизнерадостного Комуи и Бак Чана… Все было слишком. - Располагайтесь с комфортом, но шуметь не советую, - военный остановился перед нужной дверью и посмотрел прямо на Книгочея, - у нас там, это, еще один гость. Вот… Спит он, короче, только вернулся. Если разбудите, то на себя пеняйте, я вас со стен и лестницы соскребать не буду. Уборная внизу, командирская прямо под вами. Если понадобится, зовите, - добавил он с таким видом, что даже Канда не рискнул бы его беспокоить по пустякам, меньше чем «на нас напала вся наполеоновская армия». Хмыкнув и затянувшись, поручик ретировался. У него еще были дела. Вошедшие экзорцисты так и застыли на пороге, образовав тем самым небольшое столпотворение. Дело в том, что единственный диван в комнате был уже занят тем самым гостем, а из-под одеяла проглядывала его макушка. До боли знакомые рыжие волосы, бывшие теперь грязными и нечесаными, неприятно резали взгляд. Человек на мгновение оторвал лицо от руки, служившей ему подушкой, обвел визитеров мутным взглядом единственного глаза и немедленно отвернулся к стене, бурча что-то по-польски. Историк немедленно подтолкнул Аллена и Канду вперед, почти невесомо дотронувшись ладонями до их спин, после чего весьма выразительно посмотрел на Линали. Девушка кивнула и опустилась на предложенный им в качестве постели грязный матрас. Спать на таком было противно, но выбирать не приходилось. Спасибо, хоть одеяло ей добротное дали, не слишком замерзнет. Если Книгочею и хотелось поговорить со своим учеником, то виду он не подал. Во-первых, он успел заметить, насколько тот измотан, а во-вторых, польский старик знал на достаточном уровне, чтобы среди полусонного бормотания разобрать обреченное «мне через два часа вставать». Поэтому он просто соблюдал сложившийся за последние месяцы ритуал: рассказывал молодежи разные вещи. Сегодня, например, это были эпизоды из истории Польши и ее безуспешной борьбы за свободу… - Томаш, Томаш, проснись! – все тот же поручик теребил рыжего историка за плечо. - Чего тебе? – голос спросонья звучит несколько грубо и хрипло, но военного это нисколько не смущает. Он терпеливо ждет те полминуты, за которые «корреспондент» придет в себя, оденется, накинет на плечи сумку с письмом и ружье, после чего усядется его слушать. Четверка «монахов» все это время молча наблюдает за ними. - Уходим через пятнадцать минут, колонну перебрасывают в другое место. Можешь пойти с нами, если есть желание… - Понял. Спасибо, Андрей, - молодой человек задумчиво трет лицо руками, нисколько не удивляясь неприятным ощущениям от соприкосновения с трехдневной щетиной. Решив все-таки не бриться, он идет вслед за товарищем, но на мгновение останавливается в дверях, одаривая экзорцистов равнодушным взглядом, - девчонку, что ли, на диван переложите, простудится же…