Обрывки

Всё произошло относительно быстро, так молниеносно, что у Ивана от революции и резких перемен в сознании людей гудела голова. Страны дружной кучкой тел свалились прямо перед ним и, выбравшись друг из-под друга под недовольное ворчание Артура и возмущения Франциска, вгляделись в его лицо. Брагинский, одетый в военный мундир, подаренный самим императором Николаем Вторым, изредка морщился, нервными движениями потирая виски, и прикладывал руку ко рту, потому что было видно, что ещё чуть-чуть и его вырвет. Впрочем, так и было: внутри России всё кипело, органы будто блуждали в теле, а частички мысли не желали собираться хоть в какую-нибудь одну адекватную идею. Иван сидел на сочной зелёной траве, подтянув ноги к себе и положив руки на колени, в длинной из-за заката тени высокого дерева, а Холл же предпочёл лежать, расслабленно закинув руки за голову, и смотреть в жёлтое от тёплого июльского солнца, переходящее в нежно-розовое, затем фиолетовое и, наконец, глубокое синее небо. Оба молчали, и только де Вард иногда выдыхал едкие облачка дыма, чтобы их далеко-далеко унёс приятный ветер. Брагинский упорно смотрел на дом неподалёку, пытаясь разглядеть в его зашторенных окнах хотя бы одну знакомую фигуру любимой царской семьи. Но это было бесполезно: казалось, в абсолютно безмолвном здании никого нет. — Знаешь, Холл, — Брагинский приложил немного усилий, чтобы не упасть на пятую точку из-за мелко дрожащих ног, — тебе бы вернуться в свою страну. Благодаря революции я уже не Российская Империя, но только "Иван" всё ещё как-то сопротивляется власти большевиков! — он горько усмехнулся, — гражданская... — Вот ты и возвращайся! — через некоторое время раздумий огрызнулся Голландия, выдыхая дым, — пока есть возможность, я поддержу тебя. — Странный ты! — хмыкнул Россия и безмятежно продолжил, — революция... Гражданская и большевики... Из-за них мои люди бегут от меня. А ты наоборот — приехал. Иван улыбнулся печально и очень устало, повернув голову в сторону уходящего солнца. Холл внимательно рассматривал лицо русского, потом со вздохом соизволил подняться с земли. Вдруг Россия с крайне огромным удивлением на лице дёрнулся, шагнув вперёд, и нахмурился. — Что такое? — мгновенно помрачневший Нидерланды положил ладонь на револьвер за поясом. Де Вард терпеть не мог и большевиков, и меньшевиков, поэтому готов был пристрелить любого из них, но, несмотря на это, поддерживал Ивана. — Там, в окне, — глухо произнёс Брагинский, тень упала ему на глаза, — точно была Анастасия. — Ты уверен? — решил удостовериться Холл. — Ещё раз спроси! — недовольно фыркнул Россия. — Успокойся! — ровным голосом сказал Голландия, и ни один мускул не дрогнул на его лице. Русский судорожно выдохнул. Он честно пытался контролировать свои эмоции, но выходило это отвратительно, так как одновременно справиться с войной и спасти царскую семью было затруднительно. Иван тряхнул головой, взъерошив волосы рукой, и без лишних слов направился к огромному дому. Холл уже спрашивал у Брагинского, что он будет делать с тем всем бардаком, что возник у него в стране. Но Россия не отвечал, оставляя эти вопросы неведомо кому, потому что сам не знал, что будет даже через минуту. Что уж говорить о недалёком будущем... — Значит, мне действительно не врали! — тихо прошелестел русский, глаза которого закрывала чёлка, — их держат тут. А я наивно надеялся, что это не так... Иван довольно быстро добрался до дома, и ни Нидерланды, ни остальные страны не отставали от него. Остановившись всего на секунду, Брагинский осмотрелся и, резко свернув к "чёрному" входу, продолжил идти в шустром темпе, причём ему удавалось делать это бесшумно. Чему страны не удивились, так это тому, что Россия одним мощным пинком выбил дверь, как делают это главные герои американских боевиков; но, к сожалению, это был не фильм, а жизнь. Стоило только Ивану и де Варду войти в покрытое тенью помещение, как на них тут же направили всё огнестрельное и холодное вооружение, что имелось у людей. На губах Брагинского заиграла дежурная улыбка, какую члены Большой Восьмёрки видели всегда, но означала она только одно: либо живым отсюда не выйдет никто, кроме царской семьи, либо всё должно решиться мирным путём. — Не ожидал такого тёплого приветствия! — усмехнулся русский, загородив собой хмурого голландца. Все промолчали. — И где же, — Иван цепким взглядом холодных глаз обвёл толпу, — А-ле-к-са-ндр? — по слогам с насмешкой протянул русский. — Ты про кого? — морщины на лице Холла разгладились. — Русская революция, — хрипло начал Россия, закрыв ладонью левый глаз и зарывшись пальцами в свои волосы, — гражданская война... У них есть имя — Александр Романов. — Что?! — недоумевал де Вард, как и остальные страны. — Его здесь нет! — ответил кто-то в толпе, — но у нас к тебе разговор. Иван с подозрением ещё раз осмотрел серые стены комнаты, деревянные стол и стул и единственный светильник — в общем, ничего лишнего и бесполезного. Эта угнетающая обстановка не внушала доверия, что было отлично видно по глазам улыбающегося Брагинского. Только несмотря ни на превосходящую в числе толпу, ни на оружие, Россия, не желающий расставаться с частью себя, Российской империей, согласился. Это был безумно рискованный шаг, поскольку Иван прекрасно понимал, что если он будет бунтовать и высказывать своё мнение здесь, то он умрёт, вернее, его убьют большевики. Тогда одним воплощением стран станет меньше, но ненадолго: им в любой момент может стать Александр.

***

Столько лжи, оправданий, ненормальной улыбки Ивана и злобы страны не видели довольно давно. Брагинский сидел на жёстком стуле, как и Холл, но в отличие от молчаливого голландца, который считался здесь воздухом, русский говорил мягко, как-то развязно и устало, и, казалось, слушал большевиков краем уха. Если бы страны недостаточно хорошо знали Россию, то они бы подумали, что ему совсем наплевать на судьбы своего народа и городов. С одной стороны Иван прекрасно понимал, что перемены, пусть насильные, ему были необходимы, а с другой часть из них он принимать отказывался. Некоторые люди готовы уже были биться головой о стену или стол, потому что Брагинский мог вывернуть всё так, что народу хоть и нужно было новое правительство, но введения конституции оказалось бы вполне достаточно. От такого русского даже Альфред рот открыл на пару с Артуром. — Бог мой, что же он будет делать? — волновался Франциск. До этого времени Бонфуа комментировал каждое слово Ивана, стоя рядом с ним, и обречённо вздыхал. Германия с Японией всерьёз взялись за обсуждение политики данного времени. И только Англия удручённо молчал, глядя на потемневшее небо за окном, на котором постепенно загорелись яркие звёзды. Ему, мягко говоря, было совершенно "фиолетово" до того, что происходит вокруг. Никто никого не убивал, вопросы мирового масштаба не решались, так зачем же обращать своё драгоценное внимание на то, что никаким боком не касается дел твоей страны? Артур дождаться не мог того момента, когда закончится это не такое уж и важное воспоминание. В общем, всё было спокойно до поры до времени. То есть до тех пор, пока кто-то не выбил дверь из соседней комнаты и не хлопнул один выстрел. Все и вся замолкло не только в доме, но и на улице, когда пуля со свистом пролетела между головами Ивана и Холла: последний, кстати говоря, трубку выронил от удивления; гильза стукнулась о пол. — Чёрт! — цыкнул грубый голос, — почти попал. Мужчина, наконец, вышел на тусклый свет. Он был приблизительно одно роста с Брагинским и такими же чертами лица, с каштановыми волосами и бледной кожей; одетый в чёрное пальто и кроваво-красный шарф, русский, до этого момента натянувший фуражку на глаза, сейчас приподнял её дулом револьвера, и показались его полыхающие алые глаза. Они были такими же, как у Ивана во время Великой Отечественной войны. — Холл, — неожиданно произнёс Брагинский, незаметно взяв того за рукав, — думаю, нам пора бежать! Россия резко сорвался с места вместе с Нидерландами — тот даже не споткнулся от такого внезапного движения, — и, сопровождаемые громкими выстрелами, страны заскочили прямо в объятья прохладной ночи, громко хлопнув дверью. Такого "призраки из будущего" не ожидали, но первым сообразил Германия. — За ними! — громко сказал Людвиг. Возражений не было, поэтому призраки легко прошли сквозь стены следом за Брагинским и де Вардом. Только Франц задержался, всматриваясь в лицо незнакомца: у него, может быть, одного возникло такое чувство, словно перед ним стоит Иван? Только немного другой: никакой скрытой опасности и угрозы, а всё явно и чётко, как дневной свет. Бонфуа не стал раскладывать свою мысль по полочкам и, тряхнув головой, выскочил за остальными. — Как же всё-таки весело бегать от самого себя! — услышал Франциск весёлый голос Ивана за углом. — Дурак! — шикнул в темноте Холл, — объясни мне, кто это?! Голландия и Россия, по-видимому, всё отдалялись и отдалялись, так как шорохи от их одежд, топот ног и звуки голосов стихли. Франция побежал в сторону голоса Америки, как на самый звонкий и надоедливый в мире. Вскоре француз нагнал других стран. Белая луна освещала непроглядную ночь, и её прозрачный свет путался в седых волосах Ивана, делая того похожим на призрака. Брагинский вместе с де Вардом прыгнул за ближайший куст у порога дома, притаившись. — Сумасшедший! — буркнул Холл, прожигающим взглядом посмотрев на русского. — Согласен! — всплеснул руками оживившийся Артур. Снова послышался выстрел, который заставил всех стран вздрогнуть, совсем рядом. Опираясь на одно колено, Иван нахмурился и приложил кулак ко лбу, закрыв глаза: он совершенно точно что-то обдумывал. — Какой прыткий! — простонал Брагинский, — представляю, как влетело Францу! — Ещё бы! — буркнул Бонфуа. О том, как сильно Франция получил от России в начале девятнадцатого века, француз желал не вспоминать. Он ещё долго не мог оклематься от ударов тяжёлой руки русского и после этого долго залечивал свои раны. Вдруг в доме раздался топот ног — сначала на лестнице, затем в коридоре, — что привлекло внимание Ивана. Ещё с секунду помедлив и наблюдая за обстановкой на улице, он повернулся к окну, тем самым оставляя свою спину на защиту де Варда. Брагинский буквально прилип к окну, положив на стекло голые ладони, и удивлённо охнул — в его глазах зажёгся огонёк надежды: за дверью скрылась фигура отрёкшегося от престола последнего русского императора. — Государь! — у России неожиданно закололо в сердце, совсем чуть-чуть. В добавок к мерзкому ощущению, русский увидел машину, одну из тех, которая занималась перевозкой трупов — этих двух вещей хватило, чтобы в его душу закралось дурное предчувствие. Иван, глубоко забывший об Александре, одним прыжком оказался у главной входной двери и нервно подёргал её за ручку. Та не открывалась даже благодаря сильным рывкам, поэтому Брагинскому не оставалось ничего другого, как отойти на пару метров назад, резким движением выхватить револьвер из-за пояса и выстрелить точно в замочную скважину один раз, затем второй, для верности. Дверь поддалась как миленькая ноге русского и с треском слетела с петель. И в тот момент, когда Россия собрался войти внутрь, раздались выстрелы, по скорости сравнимые разве что с пулемётной очередью. Единственное, что слышал Иван во время бега, это своё бешено бьющееся сердце и учащённое дыхание, а остальные звуки будто отключили, затихли даже мыши в полу. Он не видел, как бегущий за ним Холл что-то громко кричал, как следом неслись ошеломлённые страны. Для Брагинского путь в мрачное полуподвальное помещение был сравним с секундой, и вот он стоит в дверях, наблюдая за тем, как добивают чудом не погибших членов царской семьи. Если бы Россия не сжимал руками дверной проём, если бы позволил ногам прогнуться от невыносимой боли в сердце, отдающейся по всему телу, то несомненно упал бы на трухлявый пол. У Холла и без того взъерошенные волосы дыбом встали, холодок прошёлся по всему напряжённому телу и глаза раскрылись шире от ужаса. — Стойте! Не стреляйте! — Иван в два широких шага встал между измученными телами почти родной царской семьи и их убийцами. Стрельба прекратилась: ранить воплощение страны было строго запрещено. Брагинский диким, полным отчаянья взглядом оглядел удивлённых людей и бегло поглядывал назад. Россия не знал, что ему делать: для страны непозволительно как-то выделять конкретных людей из всего народа и любить их, поэтому он не мог так просто броситься к царской семье, тем самым повернувшись спиной к большевикам. По щеке Ивана скользнула единственная слеза, и, хотя её видели все — члены Большой Восьмёрки были больше чем удивлены, — для него этой капли солёной воды не существовало, являясь чем-то незнакомым. В угнетающей тишине кто-то подал голос: — Просим вас покинуть помещение, Иван. У нас много работы. Лютая ненависть заплескалась и нескрываемая ярость на дне аметистовых глаз готовы были сжечь всех людей в помещении так, чтобы даже пепла не осталось, и, казалось, Брагинскому нужно было всего лишь раскрыть поджатые губы, сказать два слова, чтобы это свершилось, но он молчал. Принципиально и гордо не издавал и звука, словно перестал дышать, затем, через минуту, спрятал горящие глаза за чёлкой и тихо сказал, бросив взгляд на окровавленные тела царской семьи. — Отправляйтесь в Рай! — шепнул Россия и бесшумно двинулся к выходу. Де Вард был мрачнее тучи и, пропустив русского вперёд, пошёл за ним. Он находился тут только из-за Ивана и находиться в обществе большевиков не горел желанием. Сам же Брагинский тяжело и медленно поднялся по скрипучей лестнице, не проронив и слова, потом с невидящим взглядом дошёл до какой-то комнаты, которая оказалась бедно обставленной гостиной. Войдя в освещаемую мягким лунным светом комнату, Россия дошёл до её середины и остановился. Он устало повернул голову в сторону окна в то время, как Голландия бесшумно прикрыл за собой дверь и с ожиданием уставился на русского. — Вот и всё, Холл, — печально выдохнул Иван, повернувшись к Нидерландам. При свете луны лицо бывшей Российской империи казалось мертвецки белым. Де Вард не успел рта раскрыть, так как за спиной Брагинского неожиданно выросла тень. Россия, по-видимому, почувствовал это и хотел было обернуться, но сверкнувший от света острый нож, оказавшийся у шеи, и револьвер, приставленный к виску, разубедил его в этом. Русский дышал спокойно, не двигаясь, а страны задержали дыхание в ожидании неизвестного. Франц хмурился уже довольно долго, чем удивил Англию и Америку. — Чёрт! — тихо ругнулся Франциск. Артур уже думал, что настоящего Францию подменили. — Иван! — Холл нервно положил руку на револьвер, собираясь одним точным выстрелом заставить обладателя кровавых глаз отпустить Брагинского. — Только дёрнись! — угрожающе зашипел силуэт. Нидерланды в напряжении цыкнул, выпрямившись. Его непомерно раздражало присутствие лица Русской революции. — Правильно делаешь, Холл де Вард! — с усмешкой протянул Александр, — а теперь выйди вон. Твой тайный приезд к нам уже давно не загадка! — Не смей, — начал шипеть голландец, — мне указывать... — Пожалуйста, Холл! — Иван виновато улыбнулся, — возвращайся домой. Тебе не нужно иметь с Ним никаких дел. — Но... — Я очень нетерпелив, Голландия! — хмыкнул Александр, но его лицо резко исказилось в гневе, — убирайся в свою страну, де Вард! Иначе ни ты, ни Иван, — он хмыкнул, — не выйдете отсюда живыми! Нидерланды медлил некоторое время и, казалось, как-то умудрялся без слов говорить с Иваном — взгляды в этой беседе были важнее. В глазах Холла читался немой упрёк, а в глазах Брагинского — просьба об уходе. В конце концов, де Вард махнул рукой, отвернувшись. — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, Иван! — бросил голландец напоследок и ушёл, хлопнув дверью. А Иван беспрепятственно убрал нож от своего горла, в результате чего порезал ладонь и, подойдя к табуретке, устало плюхнулся на неё. Россия сгорбился, понурив голову, Александр подошёл к нему, окатив холодным презрением. — Ты жалок, — начал он. — Знаю, — прошептал Ваня. — Отвратителен. — Не удивил. — Слаб. — Спасибо, что напомнил. Короткий поток колкостей в адрес Ивана прервался. Его вторая, жестокая сторона личности, Александр не без чувства собственного превосходства сел перед Россией на одно колено и с усмешкой посмотрел ему в лицо. — У тебя нет выхода. Либо ты исчезаешь, если не откажешься от "Российской империи", либо становишься Российской Советской Федеративной Социалистической Республикой, — поставил условие Александр. Все страны с замиранием сердца ждали ответа. Иван согнулся ещё больше и, наконец, прошептал: — РСФСР. — Не слышу! — насмешливо протянул Александр, вставая на обе ноги. — РСФСР! — крикнул Брагинский. — Уже лучше! — хохотнул тёмная сторона России. Он снял фуражку и надел её на голову Вани, натянув прямо на глаза, затем снял свой алый шарф и обмотал вокруг его шеи; Александр сжал руки в кулаки, — я не позволю тебе ни лечь в могилу, ни опуститься ниже уровня пола. — Москва, Питер, Сибирь, — пробубнил Брагинский, смотря на свои руки, — они все отвернулись от меня. А ты их возглавил. — Хватит жалеть себя! — от звонкой пощёчины щека Вани загорелась огнём, Франц, Артур и Альфред дрогнули, но Россию это не всколыхнуло, — теперь... Скажи своё имя. — Иван Романов! — с гордостью проговорил уже РСФСР, поморщившись. — Нет! — выкрикнул Александр, — ты будешь Иваном... Брагин... Брагинским! — он улыбнулся. Страны, мягко говоря, были удивлены. — Будь добр! — прошипел Россия, зло зыркнув на свою далеко не лучшую сторону. — Исчезни. Последним, что увидела Большая Восьмёрка, это то, как криво улыбнулся Александр, испаряясь на пару с воспоминанием...