Рождённый из пепла

Энви казалось, что в вязкой, холодной тьме он находился целую вечность. За время, проведённое в Великом Ничто, как то, что находилось за Вратами, называла Истина, он обдумал многое. Боль от ожогов прошла почти сразу, как только он уничтожил свой Философский камень и исчез из бренного мира, но вот боль, вызванная словами Эдварда, осталась до сих пор. «У тебя же друзей нет и никогда не будет», - снова вспомнил гомункул. Всё его естество обожгло, словно изнутри его обдали кипятком. Сжавшись в комочек, Энви задрожал. Даже здесь, лишившись бренного тела, он мог чувствовать. Даже здесь он не потерял память, как надеялся, не забыл самое тяжёлое: слова, которые перевернули его мир с ног на голову. Он никогда не думал, что найдётся среди людей тот, кто сможет понять его, увидеть то, что Энви прятал даже от себя самого, стыдясь этого чувства, считая его слабостью. Он не верил в доверие, как и остальные гомункулы, обходя это чувство на дороге жизни, больше похожей на существование. Отец ли внушил ему это или он сам, видя, с какой лёгкостью люди предают друг друга из-за страха боли и смерти, решил, что доверие – не что иное, как непозволительная блажь, нож, которым можно с лёгкостью убить - гомункул не помнил… «Да какое право он имел? – думал Энви, свернувшись в клубочек. – Возомнил себя спасителем! Ха! Такое ничтожное существо, как эта козявка, посмел сказать это во всеуслышанье? Унизить меня?!» - гомункул задрожал, заново переживая то, что чувствовал тогда. Круглые глаза существа, похожего на ящерицу с шестью ножками, наполнились слезами. Зашипев, Энви потряс головой. Перед глазами, словно издеваясь, появилось подобие киноленты, на которой были записаны последние мгновения жизни гомункула. Энви шарахнулся в сторону, но «кинолента» с тихим шелестом двинулась за ним. «Хватит!» - мысленно крикнул гомункул, зная, что Истина прекрасно его услышит. Но «кинолента» продолжала скользить за ним. Картины сменились: теперь вместо самоубийства гомункула там мелькало его возможное будущее, которому не суждено было случиться. Энви пытался убежать от этого, закрывал глаза, но это не помогало: картины врезались в сознание, перебивали все мысли. Он шарахался от них, метался, словно в клетке. Энви пытался нащупать Врата, как будто он мог раздвинуть их. Но Врата не находились: сам мир за Вратами представлял бесконечность, тёмную, вечную бесконечность. У Врат, за которые попал Энви, была одна особенность: он даже представить себе не мог, что они принадлежали Стальному алхимику… Кровь, текущая в жилах гомункулов, была той же, что и у Эдварда, ведь их всех породил Хоэнхайм: создатель гомункулов, Отец, был создан из его крови. И эта связь, кровные узы, накрепко скрепили непримиримых врагов. Энви, желая уйти от позора, каковым он считал проявление своих чувств перед врагами, сам обрёк себя на эти муки. Его притянуло к тем Вратам, какие были ближе всего… Энви перестал бороться с «кинолентой» и устало свернулся в клубочек. «Как мне всё надоело!» - мысленно взвыл он. Гомункул всхлипнул, его забило крупной дрожью. Здесь, за Вратами, он мог не бояться, что кто-то увидит его слёзы. К тому же, от самого себя не спрячешься… Он мог лгать перед алхимиками, перед другими гомункулами и даже Отцом, но самого себя ведь не перехитришь. Шуршание «киноленты» стихло. Гомункул несмело приподнял голову и покосился в сторону уплывавшей в темноту плёнки, похожей на разноцветную змею. Взгляд, перед этим полный боли и страха, опустел: Энви уже устал бороться с подобными «кинолентами», вызывавшими самые страшные воспоминания; он чувствовал, что скоро просто сойдёт с ума… Обычный мерный гул Великого Ничто сменился тихими, еле слышными отсюда голосами. Энви поначалу не обратил на них никакого внимания, подумав, что ему мерещится, но когда знакомый голос заговорил снова, гомункул прислушался. Он пополз по бесплотной тьме, тщетно стараясь найти выход. Голос был одновременно и близко, и далеко. - Значит, пришёл-таки забрать его? – со свойственными ей одной жуткими интонациями спросила Истина. – А чем будешь платить? Сядешь вместо него? – Истина издала сухой, холодный смешок, от которого веяло не меньшей жутью, чем от улыбки, которую Энви мог видеть даже с закрытыми глазами. «Да что же там происходит?!» - Энви заёрзал на месте, изнывая от проснувшегося любопытства. Увы, он мог только слышать. Но сейчас, за время, проведённое здесь, его слух настолько обострился, что он слышал каждый, даже малейший, шорох, доносившийся из-за Врат. Энви затих, вслушиваясь в шаги. «Что здесь делает этот коротышка?» - думал он, напряжённо глядя в тёмную бесконечность. Он с любопытством слушал разговор Элрика и Истины. Отсюда гомункул слышал не очень разборчиво, но смог расслышать, что Эдвард пришёл сюда за братом. Судя по разговору, Элрик решился отдать свои Врата Истины в обмен на Альфонса. «Пф, лицемер несчастный, - Энви громко фыркнул, не опасаясь, что кто-либо может его услышать. – Неужели он согласится на это? И откажется от такой силы? Не-е-ет, ни один человек не может поступить так!» Но Энви был неправ: Эдвард без колебаний отказался от Врат, заявив, что у него есть то, что важнее силы - друзья. Это слово как огнём обожгло гомункула. Он шарахнулся в сторону, но наткнулся на что-то твёрдое и отшатнулся. Он уже привык, что во Вратах нет границ… Гомункул неверяще коснулся лапкой чего-то твёрдого и ужасно холодного. Нервно хихикнув, он толкнул твёрдое нечто. Оно не сдвинулось с места, зато Энви определил, что ему не показалось: это действительно был камень. «Так что, выход здесь?!» - он ужасно разволновался и забегал из стороны в сторону, придумывая, как же можно открыть выход. А тем временем разговор за Вратами продолжался. Истина не торопилась разрушать Врата Стального. Сделав свою жуткую улыбку ещё шире, Истина медленно произнесла: - Хороший ответ, алхимик. Ты обставил саму Истину… Можешь забирать свой приз. Ваш выход… там, - Истина указала на неторопливо раскрывавшиеся Врата. Когда Эдвард сделал шаг, Истина неожиданно остановила его и продолжила, указав в сторону тех же Врат: - Можешь делать с ним что хочешь. Сейчас этот гомункул в твоей власти. Эдвард ошарашенно уставился на белый силуэт, не понимая, о чём это она говорит. Он неверяще посмотрел в сторону Врат, из которых с тихим шорохом вылетали ручки-тени. «Гому… О ком это… Э-энви?!» Когда Врата открылись, взору Стального предстали его брат и маленькое ящероподобное создание. Ранее те пространства, в которых они находились, разделяло невидимой стеной, но теперь она разрушилась. Энви ошарашенно оглядывался, жмурясь от нестерпимо яркого света. Гомункул не верил, что наконец выбрался из Врат, он уже думал, что сойдёт там с ума и окончательно потеряет себя. Внезапно гомункул почувствовал, что стремительно растёт. Строение тела стремительно менялось, снаружи оно нарастало плотью. Несколько мгновений странной, несильной боли – и Энви сидит в своём привычном облике. Он резко вдохнул воздух, посмотрел на свои руки, медленно перевёл взгляд на Истину, продолжавшую жутко улыбаться, затем на Стального, весьма удивлённого и обрадованного этой встречей. - А… Что… Это же… Его Врата? – тихо, сипло спросил Энви, ткнув пальцем в серый камень позади себя, а затем показав на Эдварда. Истина только кивнула в ответ. Глаза гомункула расширились так, что стали напоминать большие кроваво-красные блюдца, весь его вид выражал непонимание и недоверие. Он растерянно смотрел на Стального, подошедшего к брату, и не знал, что ему сейчас делать. Энви был так потрясён происходящим, что на время даже забыл о том, что хотел отомстить Элрику за тот позор, что ему пришлось испытать. Но потрясение скоро прошло, а вместо растерянности и облегчения от того, что он всё же выбрался, пришла злость. Такая злость, что хотелось рвать и метать всё, что движется. Гомункул поднялся на ноги и хищно оскалился. Он напоминал дикого зверька, которого загнали в угол. Энви стал покачиваться, совсем как кобра перед броском; ему только раздутого капюшона не хватало. - Сейчас вы оба получите, мелкие букашки! – яростно зашипел гомункул, срываясь с места. Эдвард отошёл в сторону, и не успевший затормозить Энви пролетел мимо него. Остановившись и развернувшись, Энви снова помчался на него. Каждое его движение выражало ярость и обиду, накопленные за всё то время, что он пробыл во Вратах. Эдвард же был как никогда спокоен, а это раздражало гомункула ещё больше. Стальной ушёл от ударов несколько раз, после чего попросил Альфонса постоять в сторонке, а сам кинулся Энви наперерез. Гомункулу нужен был именно он. Тот, кто посмел сказать такие слова. Тот, кто посмел заглянуть в душу и понять самое сокровенное. Тот, кого Энви никогда не мог понять и втайне завидовал ему, у которого было столько друзей, поддерживавших его в трудные минуты. Вот только в этой зависти гомункул никогда себе не признавался. Эдвард попытался сдержать напор Энви, но разозлённый гомункул откинул его на несколько метров и подскочил к нему, собираясь нанести контрольный удар. Стальной сделал подсечку, вскочил и ударил гомункула в живот, рассчитывая, что это хоть немного охладит его пыл. Но куда там! Энви согнулся пополам, оттолкнулся от непонятного белого нечто, заменявшего пол, сделал сальто и приземлился за спиной старшего Элрика. Алхимик не успел отреагировать, и Энви схватил его за шею сзади, ясно дав понять, что сейчас его задушит. - Я тебя убью, коротышка алхимическая! – шипел Энви, которого трясло от ярости. – Букашка жалкая! Кто тебя просил лезть в мою душу, а?! – голос гомункула сорвался. Он, тяжело дыша, бросал в сторону Истины и Альфонса злые взгляды. Альфонс в ужасе смотрел на эту сцену. Он хотел помочь, но Истина жестом дала понять, что сейчас он не должен вмешиваться. Ведь одно неосторожное движение могло привести к тому, что Энви исполнит задуманное. Пока же гомункул криком выражал свою боль. Злость постепенно затухала по мере того, как Энви говорил. Эдвард всё это время молчал, чуть ли не впервые в жизни не зная, что сказать. - Ты закончил? – удивительно спокойно спросил Эдвард. Энви удивлённо затих, поражаясь такой невозмутимости. Он привык, что Стальной – ребёнок, которого легко можно победить. Но Эдвард сильно изменился, он стал взрослее. Раньше он сам продолжил бы драку, пока не выдохся сам или не вымотал бы противника, но алхимик понимал, что сейчас таким образом ничего не решить. - Тогда, может, отпустишь меня? – устало спросил Эдвард. – Я понимаю, почему ты так злишься… Я тогда переборщил… - он почувствовал, что хватка ослабла: Энви заинтересовался тем, что говорил Стальной. Кашлянув, Эдвард продолжил: - Я могу… помочь тебе. Энви подумал, что ослышался. Какой-то человек предлагает ему свою помощь? Ему, великому гомункулу, который в порошок кого угодно может стереть? Энви сухо, неестественно рассмеялся. Следом за недоверием пришло осознание, что Эдвард действительно сказал это. - Д-да не нужна мне твоя помощь! – почти взвизгнул гомункул, резко отталкивая от себя Стального и отпрыгивая назад. – Ты что, до сих пор не понял?! Я же сказал, что… В их разговор вмешалась Истина. Она повернула голову в сторону гомункула, одарив того своей улыбкой и заставив замолчать. Истина тихо сказала: - У тебя два пути, юный гомункул: ты можешь пойти с ним, но тогда ты станешь обычным человеком, или вернёшься за Врата и исчезнешь вместе с ними… - Нет! – истерически крикнул Энви, с ужасом вспоминая то, что происходило с ним за Вратами. Перед глазами возникла непроглядная тьма с шуршащей «кинолентой». Гомункул совершенно забыл, что он уже выбрался оттуда; он опустился на корточки и склонил голову, вздрагивая так, словно его били. «Да что с ним произошло там? Неужели за Вратами жизнь не кончается? Значит, Энви мог попасть в то место, которое в религии называют Адом?» - Стальной покосился на медленно исчезающие Врата, осыпавшиеся серебристыми искрами. Он подошёл к Альфонсу, похожему на скелет, обтянутый кожей, и помог ему встать. Когда они проходили мимо Энви, Стальной остановился и протянул гомункулу руку. Тот интуитивно шарахнулся в сторону, потерял равновесие и чуть не упал. Он реагировал так, как реагировал бы ребёнок, живущий на улице, когда к нему подходят слишком близко. - Не… не смей меня жалеть! – крикнул Энви, нахохлившись и недоверчиво покосившись на алхимика. Никому не доверять, никого не подпускать к себе достаточно близко, никому не позволять увидеть свои страхи и стремления – вот законы, по которым жил гомункул. И сейчас он не собирался изменять своё мнение из-за предложения Стального. Но он колебался: за Врата Энви не хотелось, он на всю жизнь запомнил, каково это – остаться за ними, но и идти вместе с Эдвардом, становиться обычным человеком, потерять былое могущество… Нет, к такому шагу он не был готов. Эдвард вздохнул и закатил глаза. Он не хотел лишать Энви такого шанса, не хотел, чтобы тот погиб, так и не познав настоящую жизнь. Но гомункул сопротивлялся так упорно, будто это могло его убить. «Если сейчас не решу всё я, то он так и останется здесь или, что ещё хуже, исчезнет вместе с моими Вратами…» - старший Элрик чуть наклонился вперёд и схватил гомункула за руку. Энви не успел ничего понять, как пространство Истины исчезло, а вместо него появился мир людей. Изрытая, опалённая земля, люди, выглядевшие измотанными настолько, будто очень долго сражались… Осмотревшись, он увидел, что здесь собрались все знакомые Стального, а невдалеке стоял Мустанг, которому что-то тихо говорила симпатичная светловолосая девушка. Энви замер, снова переживая ту боль, какую испытал, когда его сжигали заживо. В мыслях пронеслось, что на этот раз Рой тоже своего шанса не упустит. Камень продолжал мерно отбивать ритм, заменяя сердце, хотя Энви казалось, что всё внутри него бешено колотится. Он закашлялся от поднятой недавней битвой пыли, привлекая к себе лишнее внимание. Маленькая девочка со смешными тёмными косичками перестала плакать и воззрилась на Энви. Она поднялась с земли, сделала несколько шагов к застывшему гомункулу, но тут её внимание привлёк появившийся Альфонс. Испуганно-несчастное личико расцвело радостью, переходящей в безмерное счастье. Она с криком бросилась к младшему Элрику, налетела на него и сбила на землю. К ней подключился и Армстронг, разрыдавшись в три ручья от счастья. Остальные окружили вымученно, но радостно улыбавшегося Альфонса, гладили его по голове, жали руки, смеялись. Ближе всех к нему стоял улыбавшийся до ушей Эдвард. Глядя на этих счастливых людей, Энви почувствовал, как по спине пробежал холодок. Видимо, про него все забыли… Бывший гомункул был одинок и никому не нужен. «Зачем… Зачем надо было вытаскивать меня оттуда? – он грустно, с растущим раздражением посмотрел на Эдварда. – Оставил бы меня там!» Энви поднялся и побрёл прочь, пошатываясь. Он сжимал кулаки так сильно, что ногти впивались в кожу, нервно кусал губы и молча глотал слёзы бессилия. Вдруг чья-то тёплая рука легла на его плечо и остановила. Энви резко обернулся, хлестнув волосами по лицу стоявшего сзади человека. Им оказался Эдвард. Его солнечный, обжигающий взгляд пронзал гомункула, привыкшего к тьме. Сейчас гомункул больше всего напоминал обычного подростка, который страшился неизвестности. Он не знал, как будет выживать в этом мире без своей обычной силы, без вечной молодости. Боялся того, что теперь его тело стало слишком уязвимым и лёгким… Энви одарил бывшего алхимика тяжёлым взглядом и отвернулся. Он скинул руку Стального со своего плеча и молча пошёл дальше, но через несколько шагов упал: его тело испытало большие перегрузки, когда Энви выкинуло из пространства Истины. Он в ужасе огляделся, попытался встать, но завалился обратно. - Решил убежать? – усмехнулся подошедший Эдвард. – А это не выход, Энви. Тебе больше не надо быть одному… - он протянул бывшему гомункулу руку, чтобы помочь встать. Заметив, что тот колеблется, Стальной ласково сощурился и добродушно продолжил: - Ведь теперь ты один из нас...