Сквозь тернии во тьму

Кузьма удивлённо выглянул в окно, а после, отпрянув, почесал затылок. Тучи, холод, вьюга - зима в этом году была какая-то слишком странная и зловещая. А ещё где-то впереди слышались неприятные звуки, словно топот лошадей, а ещё - волчий вой, жуткий, от которого мороз по коже пробегает. Они уже идут. Каждый год жатва была чем-то пусть и страшным, но всё же не существующим здесь, в этом месте. Тузиков помнил - Верховный едва ли не все места объезжал, а их - нет, даже не показывался. Вот уже несколько десятков лет вообще ни один человек из тёмных не оказывался здесь. У них понятие жатвы и вовсе почти отсутствовало. От тихого стука лошадиных копыт становилось как-то не по себе, словно это по его собственной душе медленно, но уверенно шагал мрак. Кузя даже не знал, не подводит ли его не такая-то уж и сильная интуиция - он просто невероятно сильно боялся того, что остался один, что Жатва вечно приходилась именно на какой-нибудь праздник. Зима мирно засыпала снежинками следы копыт, не позволяя магическим заклинаниям хотя бы зазвенеть, а армия - возможно, из всего лишь троих-четверых человек - медленно продвигалась вперёд, оставляя чёрные пятна зла и Тьмы на белом-белом фоне. Тузиков всегда любил зиму, но сегодня она казалась ему не просто страшным явлением - чем-то до боли жутким, не просто страшным - а багрово-красным. И снег был белого цвета ещё не оросившей его крови, что скоро должна была прокладывать дороги для смерти и омывать её страшную косу. Волчий вой затих как-то слишком внезапно, словно волки в один миг учуяли своего хозяина и поняли - им больше здесь не место. Никому не место. Тихий стук во входную дверь показался просто-таки грохотом - а совсем рядом заржала лошадь. Где-то среди пурги и метели можно было различить очертания небольшой кареты - так, для проформы пригнанной сюда - чёрной, стремительной. А ещё Тузиков видел лошадей, казавшихся угольками, перегоревшими уже, а сейчас просто брошенными в снег, чтобы выделялись, чтобы их можно было увидеть, ещё только-только приближаясь. Верховный. Тоненький язычок пламени скользнул к замочной скважине, и металл стёк гадкой, шипящей струйкой к полу - вместе со всеми заклинаниями, наложенными когда-то ещё самим Сарданапалом. Тёмные - они не тратят свою магию впустую, они просто делают так, что больше спастись нет шанса. - Светлые? - женский голос, звонкий и какой-то недовольный - будто бы девушка хотела что-то получить, а никто не собирался удовлетворять её желания - молнией разрушил тишину, рассыпав её, превратив в мелкие кусочки стекла на полу. - Светленькие, - хмыкнул какой-то парень, зашедший сразу за ними же. - Думаю... - А разве есть чем? Кузя пошатнулся. Третий голос оказался слишком уж знакомым - пусть он столько раз пытался убедить себя в том, что такого быть не может, Тузиков уже прекрасно знал, кто именно решил навестить небольшую лечебницу, размещённую на опушке леса - на стыке всех дорог. Светлый лишь мимолётом окинул взглядом странную девушку с фиолетовыми волосами, покосился на какого-то паренька со сломанным носом, вероятно, не такого уж и молодого, как казалось на первый взгляд, а после сделал шаг назад. Здесь, посреди всего светлого, белого, выполненного в пастельных тонах и сочетающегося с ярким, белоснежным снегом - даже как-то звучит неправильно - черноволосый мужчина - или юноша, чёрт знает, как его называть - казался неким странным пятном. В отличие от второго, сероглазого, этот человек смотрел на Тузикова не с ненавистью или неким интересом, а с откровенным презрением, слегка склонив голову набок, словно изучая неизвестное доселе насекомое, только пять минут назад увиденное. И, как показалось Кузе, он уже наперёд знал, что и как использовать, чтобы от мнимого противника, несчастного, почти бессильного стражника, через пять минут уже не осталось и следа. Да что там минут - через мгновение! Верховный. Наверное, выдавали мага именно глаза - чёрные, ничего не отражающие, не просто пугающие, а даже жуткие, нагоняющие неведомый страх. Кузьма был уверен - если только Верховный переведёт на него взгляд, то от него останется какая-то жалкая горстка пепла. Впрочем, этот недо-человек - или уже что-то гораздо высшее, ибо Кузя пока что сильно путался с определением - выглядел слишком молодо. Высокий, черноволосый - ему можно было дать от силы двадцать пять лет... А в реальности - приблизительно в сорок раз больше. - Ровно, - вдруг хмыкнул Верховный. - Что - ровно? - удивлённо переспросила девушка, уже сейчас напоминающая Тузикову какую-то слишком наглую девицу. Вроде бы и красивая, а даже подходить не хочется. Никаких принципов чести! В глазах светится... - А, Бейбарсов? - Ровно в сорок, - хмыкнул мужчина. Фамилия, на первый взгляд - или это слово здесь неуместно? - казалась слишком смешной, вот только почему-то Кузя совершенно не задумывался над этим. Да и вообще, ни одной неправильной мысли по отношению к этому человеку у него не возникало. - Эх, Глеб, кого это волнует? - удивлённо поинтересовалась та самая девушка, а после, прищёлкнув пальцами, вдруг направилась к светлому, не обращая внимания на своих спутников. Верховный отвечать не стал, но Тузикову и без того было понятно, к кому именно обращалась разноглазая. Да и вообще, девица почему-то не особо и пугала - может, потому, что слишком много внимания на себя забирал именно Верховный? Бейбарсов, усмехнувшись, прищёлкнул пальцами, словно заранее зная, где именно Кузя только что спрятал папку с документацией, чтобы не отдать тёмных, пленённых здесь, в руки их собратьев. Нельзя сделать Мрак сильнее! Тем более что он и так очень даже могуществен. Глеб, слегка скривившись, быстро перелистывал журнал наблюдения, отбрасывая в сторону листы бумаги. Чистый, прибранный коридор лечебницы наполнился хаосом каких-то бумаг, а сам тёмный явно искал что-то одно, крайне важное, наверное, просто-таки незаменимое... - Не хватает одного звена, - вздохнув, наконец-то промолвил он. - Ург! - Что? - сероглазый отозвался так поспешно, словно от этого зависела его жизнь. Да и вообще, в его взгляде застыло некое недовольное поклонение, словно он рвался-рвался сбежать от Верховного, а в последний момент понимал, что тогда просто умрёт. Тузиков содрогнулся. Приказ начальства не давал ему покоя, да и вообще, зачем было что-либо менять-удалять? Они явно ожидали эту жатву - хотя раньше никто не приходил. Бейбарсов, вздохнув, вдруг перевёл взгляд на Кузьму и тихо, практически шепотом, спросил: - Сколько здесь людей? Скольких тёмных вы держите? Тузиков содрогнулся и отступил на шаг к стене, словно опасаясь чего-то, но девушка, так и не представившаяся, словно имя её было огромной тайной, стремительно бросилась к присмотренному пленнику, а после вдруг схватила его за горло, словно требуя правду. - Отпусти, Гробыня, - всё так же тихо, но с куда большей долей недовольства протянул Глеб, а после прищёлкнул пальцами, словно сообщая девушке о том, что именно случится с нею, если она попытается ослушаться. В её взгляде, как подумалось Кузе, было намного меньше слепого поклонения и страха, словно она уже достаточно давно знала Бейбарсова и понимала, что ничего особо страшного с нею уж точно не случится, но после всё-таки вспоминала о его безжалостности и делала то, что ей приказывали. - Сколько здесь тёмных? - вновь повторил свой вопрос Верховный. Голос его будто бы змеёй вился вокруг Тузикова, заставляя того в который раз убеждаться в том, насколько он жалок и слаб - особенно если сравнивать с теми, кто пришёл за его душой. - Четверо, - тихо ответил Кузьма, радуясь тому, что девушка, кажется, Гробыня, убрала от него руки. Глеб, окинув взглядом светлого, вдруг взмахнул рукой - и двери одна за другой распахивались, открывая странные пустынные дыры, в которых где-то глубоко прятался Мрак - его мелкие, но всё ещё живые представители. Верховный шагал быстро, даже не смотря в стороны, словно все эти люди были для него ничем - лишь второй, Ург, проскальзывал туда, вероятно, что-то проверяя. Наверное, он и должен был набирать будущих учеников Мрака. Но тогда что же здесь делает Бейбарсов? Глеб, казалось бы, не обращал внимания на то, как на него смотрели некоторые тёмные, выскальзывающие из комнат. Оборванные, напуганные, достаточно молодые ещё - те, кто сюда попал не с младенчества, давно уже умерли - они глядели на него так, словно впереди шагал кто-то подобный богу, человек, не просто имеющий власть - а никогда и никому не уступивший её. Тузиков толком не понимал, насколько всё это серьёзно - его завораживала музыка скрипа дверей, захлопывающихся вновь. Он видел испуганные глаза единственного молоденького паренька, того, что из тёмный, который властным взмахом руки был заброшен куда-то вглубь комнаты. Кузя слышал, как громко звякнули цепи - этот был окончательно отторгнут. Верховного не устраивал его Дар - и вскоре, наверное, несчастный просто покончит свою жизнь самоубийством. Такое никто ещё не переживал. Мрак никого не жалеет. Даже своих. Остановившись у самой последней двери Верховный остановился, словно что-то его интересовало, и вдруг вновь оглянулся, всё так же с ненавистью глядя на горстку собравшихся людей, перепуганных, чувствующих, что именно сегодня решается их судьба. Они даже говорить больше не могли, потому что понимали - что-то не так, и всё, конец, ничего им больше не светит. Это была самая настоящая дуэль, в которой за них стрелял кто-то другой - а мишенью в любом случае были именно они. - В документах не хватает одного имени, - усмехнувшись, протянул Бейбарсов. - Кто? Тузиков отрицательно покачал головой: - Это всё! - Врёшь, - хмыкнул Глеб, а после лишь легонько качнул головой, и Гробыня, не сдерживаясь и даже не думая останавливаться, с силой ударила своего подчинённого - или пленника? кто он, Кузя, ей? - по лицу. - Четверо, - прошептал Тузиков. Он обязан служить свету до самого конца. - Кто был пятым? - сжимая в руке какие-то бумаги, вновь спросил Бейбарсов, по привычке слегка прищурившись, словно взглядом прорезая насквозь несчастного. - Говори! - Никто, - отрицательно покачал головой Кузя. - Я... Договорить он уже не успел - сильная боль словно затопила полностью, выжигая по пути каждую даже маленькую мысль, совершенно никому не нужную. Тузиков чувствовал, как из него медленно, с воспоминаниями, вытягивают жизнь, тихо шипел что-то сквозь зубы... Это не он должен быть здесь. Его не учили, он ещё слишком молод! Он должен был сейчас находиться среди друзей, а не почти мёртвым валяться на полу. Верховный недовольно скривился, а после прикоснулся к двери. Тузиков прекрасно помнил, сколько времени потратил Сарданапал на то, чтобы поставить сюда хоть могущественный блок - они явно предчувствовали - а сейчас вокруг пальцев Бейбарсова собирался клубами Мрак, притягивающий к себе каждую частичку чего-то доброго и светлого. Прошло всего несколько секунд, а Глеб, кивнув и пробормотав, словно безумец, что-то себе под нос, легонько толкнул дверь, рассыпавшуюся сотнями опилок. Это была истинная магия Мрака - слишком сильная, чтобы от слабой преграды осталось хоть что-то - впрочем, Глебу было всё равно... В эту комнату он уже вошёл сам, словно выставляя какую-то преграду, дабы больше ни один человек не смел переступить тонкую черту дозволенного, а после окинул взглядом небольшое помещение. Здесь не было никакой мебели - только старая кровать с поржавевшим давно изголовьем, старым и явно давно уже непригодным. На ней лежала худенькая рыжеволосая девушка, кажется, задремавшая совсем недавно. На лице у пленницы застыл какой-то странный недо-страх, смешанный ещё с гордостью, с желанием вырваться отсюда поскорее - и больше никогда-никогда не возвращаться в самое жуткое место в её жизни. Место, в котором она всё время и существовала - ведь это нельзя назвать иным словом. Веки девушки затрепетали, и она с усилием заставила себя открыть глаза, а после, осознав, что кто-то стоит около её кровати, попыталась вскочить на ноги - словно по привычке - вот только тоненькая, заколдованная цепь на руке мешала это сделать. Таня слышала чьи-то крики, изредка смешивающиеся с женским смехом, приятным, весёлым, легким, словно незнакомка так развлекалась, но не замечала этого - будто бы единственное, что она могла видеть - человек, остановившийся около неё. Бейбарсов усмехнулся. Эти зелёные глаза он помнил слишком хорошо - правда, тогда они были у совсем другого человека - и выражение было точно таким же. Точно не те рыжие, кудрявые и вечно непослушные волосы, а ещё - что-то непонятное в чертах лица, вызывающее уважение и, наверное, страх. Впрочем, сейчас Гроттер могла напугать разве что саму себя. Она за свои восемнадцать лет видела только светлых - но была уверена в том, что этот странный человек совсем не относится к ним. Таня впервые за свою жизнь испытала стыд за собственный внешний вид - слишком старое и слишком короткое, изорванное, грязное платье, спутанные волосы, синяки под глазами - сейчас жатва, а значит, никто к умывальнику их и не подпускал. Она и без того была слишком уставшей, слишком костлявой из-за вечного недоедания, слишком ненормальной и преисполненной ненавистью. Парень, впрочем, смотрел на неё безо всякого отвращения, скорее даже с интересом. Конечно, в его глазах ничего доброго нельзя было отыскать - а Таня чувствовала ту самую Тьму, ничего не отражающую, способную поглотить всё, что угодно. - Верховный? - то ли спрашивая, то ли утверждая, прошептала Гроттер. Она не могла не узнать - слишком уж много об этом ей говорили все окружающие, которые видели когда-то этого мага. Его невозможно было не запомнить. Наверное, её оставят здесь. Действительно, кому вообще нужна такая, как она, ну вот кому? Сейчас плюнет в её сторону, развернётся и уйдёт - кажется, остальных уже давно забрали. И зачем было так сильно запечатывать её дверь? - Наконец-то, - словно получив нечто желанное, выдохнул Бейбарсов, а после, бесцеремонно усевшись на край старой кровати, потянулся к тонкой цепи, державшей Гроттер. Она явно была той самой... Жаль, только сама этого пока что не понимала.