Часть 1
9 декабря 2013 г. в 04:46
Я стоял в конце парковки, думая об обеде. Я был на работе, а я никогда не ем на работе – но это плевое дело можно было считать практически законченным. Босс и Раввин хорошо заплатили за работу – даром что они были новичками в бизнесе и считали, будто у них достаточно крепкие яйца, чтобы торговаться со мной.
Я бы сделал это и за половину той цены, что они назначили, тупицы.
Он был просто гребанной работой – я уже делал подобное раньше. Столько раз, что сбился со счета. Наблюдал, как папаша ушел, оставив мальчишку в машине. Уехать с сидящим позади ребенком было делом нескольких секунд, пистолет лежал на соседнем сидении. Парнишка не сказал ни слова. Мы добрались до места, и когда я смотрел на его затылок, целясь в него из пистолета, меня больше заботило, как проехать через весь Нью-Йорк в разгар дня, нежели тот факт, что жизнь этого мальчика сейчас закончится, и оборву ее именно я. Но он развернулся, и что-то в его лице, когда он смотрел на меня – смотрел на меня, не обращая внимания на пистолет, – не дало мне нажать на курок. Мы смотрели друг на друга, не отрывая глаз.
Впервые за годы я слил работу.
Впервые в жизни я не смог решиться убить цель.
Мальчик сидел на заднем сидении моей машины, вертел в руках бейсбольную перчатку и все смотрел на часы – как будто с их помощью можно было повернуть время вспять, и его жизнь снова станет прежней. Я уверен, это была нормальная такая жизнь – с мамой-папой. Босс сказал мне, что надо позаботиться о последнем члене семьи – значит, о его родителях уже «позаботились».
– Мне хочется домой, – это были его первые слова.
– Теперь мы долгое время не попадем домой. – Я тоже не мог вернуться в Нью-Йорк, поскольку те два гангстера хотели, чтобы ребенок умер. Включил радио, пытаясь отвлечься от мыслей о том, что же натворил. Что я буду делать с ребенком?
Следующие годы были чертовски трудными. Он слишком много болтал, тогда как я не говорил ни слова. Он слишком громко топал, тогда как я двигался бесшумно, словно призрак. Он был слишком небрежным, тогда как я ничего не делал просто так. Он слишком громко смеялся, тогда как на моем лице улыбка не появлялась Бог знает сколько времени.
Думаю, я был для мальчишки не самым лучшим вариантом. Знаю – он видел и слышал такое, чего не должен был видеть и слышать, будучи ребенком. Знаю – он встретил людей, которых не должен был встретить. Черт побери, я сам был одним из этих людей. Но он жил с наемным убийцей, спал на полу в дерьмовых мотелях, жрал консервы на заднем сидении машины. Он умер для всего мира, но жил в моем мире. Глупый маленький ребенок.
Спустя годы парнишка научился смотреть, двигаться и думать как киллер. Но он не был мной – он никогда не станет тем чудовищем, каким являюсь я. Он был умником с застенчивой улыбочкой. Наверное, в каждом городе у него обязательно была девчонка, но я никогда не знал, как мальчишка поступал с ними после того, как я предупреждал об отъезде. Мы продолжали переезжать. Я учил его обращаться с пистолетом, ножом и драться не по правилам. Я учил его выслеживать цель, планировать убийство и уходить, не оставляя следов. Моя жизнь превратилась в какой-то репортаж – я рассказывал, а парнишка слушал и впитывал как губка. Он хорошо соображал. Может быть, он стал бы доктором – если бы его папаша не влез в ту долбанную сделку, с которой все началось.
Если бы Босс и Раввин не украли мир Генри.
Я не мог вернуть его родню и не мог заменить их. Да я и не пытался, никогда не хотел этого. Я Добрый Кот, а не какой-то гребанный суррогатный папаша. Пока он был ребенком, он мог болтать часами только о бейсболе. Он становился старше, и на смену бейсболу пришли девчонки или фильмы. И ни разу даже упоминание о родителях не срывалось с его губ. Он видел сюжет об их смерти в новостях – в какой-то забегаловке, через день после того, как мы уехали из Нью-Йорка. Я ожидал истерики, но мальчишка досмотрел новости до конца, поедая свои оладьи. Болтать со мной начал после завтрака, хотя до этого не сказал мне ни слова за исключением той фразы в машине.
Но в двадцатую годовщину того дня я знал – что-то должно случиться. Парень посмотрел на меня через всю комнату, и этот гребанный взгляд был точь-в-точь как в самый первый день – взгляд, который не дал мне нажать на курок. Он посмотрел на меня и сказал, что собирается убить всех причастных к смерти его родителей. Всех. Генри собирался уничтожить людей, который разрушили его жизнь.
По-видимому, он усвоил куда больше, чем я думал, видя его гребанное отношение. Но это больше, чем просто убийство. Это была месть, планируемая двадцать лет, выход копившейся эти десятилетия ненависти. Парень смотрел на меня, не мигая, и я знал – если я не помогу ему, он попытается сделать все сам. Я никогда не рассказывал ему, что мне известно, да он никогда и не спрашивал. Я вообще не особо разговорчивый тип – и он с лихвой компенсировал это своим собственным трепом. Но он умел понимать мое молчание лучше, чем кто-либо, так что не было необходимости подыскивать нужные слова. Я рассказал ему, что произошло с его родителями. Парень слушал и все крутил на запястье те часы.
– Вы поможете мне? – спросил он в конце, глядя на циферблат.
Я человек, которого зовут выполнить работу, которую больше никто не будет делать. И никто больше не решится пойти против Босса и Раввина, даже при том, что они теперь враги.
Сначала он был работой, которую я запорол. Затем он стал моей лучшей работой, самой важной, единственной работой, о которой я заботился.
Мы тщательно продумали план. У него было чертовски красивое название – «Канзас Сити Шаффл».