Издержки профессии

Работников криминальной полиции доктор Леонард Граф классифицировал по своей, самолично разработанной и нигде не опубликованной системе, которой втихую гордился. Втихую — потому что вряд ли кто-то мог ею воспользоваться, кроме судебного эксперта, а уж гражданские и вовсе сочли бы её антигуманной. Классификация доктора Графа, как и очень многое в его жизни, начиналась с трупов. Впрочем, это было более чем естественно, если учесть, что с трупами он проводил как минимум сорок часов в неделю — это не считая сверхурочных — почти пятьдесят недель в году. Трупы им тоже, впрочем, систематизировались: на обычные, подвергшиеся активному воздействию и совсем слабо напоминавшие человеческие. И если первая категория требовала тщательного внутреннего исследования (сам или не сам, потравили или несчастный случай) и могла выматывать следователей загадками, то третья являлась настоящим испытанием для неокрепших комиссаров и их помощников. Каждого нового инспектора доктор Граф тестировал по-своему. Работники, по его мнению, тоже делились на три категории: бюрократы, которые морщили нос от места преступления и хватались за горло при виде развороченных трупов; комиссары, которые терпели трупы и не терпели его, Графа, вечную фразу «подробности после вскрытия»; и, наконец, патологоанатомы, которые никогда не лезли вперёд, способны были воспринимать любые ужасы бытия и без которых не могли работать как бюрократы, так и комиссары. Рихард Мозер, несомненно, относился к настоящим комиссарам. Он не любил трупы — вернее, он не любил убийства, он морщился от вывороченных внутренностей и со странной отрешённостью смотрел в остекленевшие глаза убитых, закрывая их твёрдой рукой. Мозер как-то сам признавался, что иногда ненавидит свою работу за то, что она как будто вытаскивает на поверхность всю человеческую мерзость, словно наизнанку. На что Граф ему заметил, что именно поэтому Мозер так хорош в своём деле — слишком уж он любит выигрывать у преступников. И, пожалуй, в тот момент доктор Леонард Граф говорил немного и о себе. Пришедший на смену Рихарду Алекс Брандтнер был для Лео загадкой. Всякий раз, встречая Алекса на месте преступления, Граф не мог отделаться от ощущения, что у нового комиссара всегда одно и то же выражение лица, когда он осматривает труп. Как у патологоанатома, мог бы сказать Граф, если бы только Алекс не смотрел на тела с сосредоточенным любопытством. Алекс не демонстрировал никаких эмоций, какое бы им ни попадалось дело: будь то обычный утопленник или жутковатое зрелище полуобъеденного скелета, пролежавшего в помойной яме пару месяцев. И это, пожалуй, напрягало старого медэксперта. Он стал нарочно беседовать с Алексом у трупа подольше, рассказывая в подробностях, что могло вызвать одутловатые опухоли или кровавые подтёки, интересуясь собственными гипотезами комиссара, но тот всегда отвечал с неизменным спокойствием и даже шутил. Нет, бюрократом и бесстрастным наблюдателем Алекс не был, но категоризировать его доктору Графу никак не удавалось. То дело было довольно обыденным (насколько обыденным может вообще быть дело в отделе убийств) — никаких диких кровожадных ужасов, хоть это явно был маньяк. Но на третьем убийстве Алекс Брандтнер, вопреки обыкновению, представлял собой готовую взорваться бомбу. И впервые за всё время их знакомства не слишком вежливо фыркнул на «подробности после вскрытия». Это было, пожалуй, настолько необычно, что в тот раз Граф тоже решил нарушить традицию и заявился в отдел с результатами вскрытия сам. — Простите, доктор, — повинился Алекс, по одному взгляду на которого Леонард определил диагноз «недосып». — Я погорячился. — И развеяли мои подозрения, что вы робот, — почти со смешком отозвался Граф и, положив на стол папку с отчётом, внимательно посмотрел на юного коллегу. — Вы удивительно долго держались, Алекс, но позвольте дать вам один совет — не как коллеге, а как другу. Когда вы перевелись к нам, вы очень многое слышали о Рихарде Мозере — я не сомневаюсь. И пытались соответствовать вашему предшественнику. Ричи был моим другом, видите ли. — И настоящим профессионалом, — добавил Алекс со вздохом. Леонард кивнул. — Более чем. Но вместе с тем Рихард мог ругаться, когда ему что-то не удавалось, мог кривиться при виде трупа и оставаться профессионалом. Вам не обязательно быть идеалом, Алекс. Трупы — это ненормально, и вы не судебный эксперт, чтобы относиться к ним слишком спокойно. — Я вас разочаровал своей реакцией, доктор? — кажется, Брандтнер улыбнулся. — Напротив, — Граф позволил себе хлопнуть его по плечу. — Нетерпение — признак небезразличия. Вы — хороший комиссар, Алекс.