Вспомни меня

От голодного плача Генри я очнулась. Исключительным безумием было отправиться в никуда без эскорта и охраны, теперь я понимала. Вероятно, Баш сильно волновался о здоровье сына, но переночуй мы с Генри по колено в придорожной грязи, быть может... Я решительно отмела эти мысли. Муж знал этот лес, знал, куда мы направляемся и не ожидал засады. Мятежники - я предпочитала называть их так, - могли напасть исподтишка на лагерь. Измотанные, замерзшие солдаты вряд ли стали бы существенной преградой на их пути. Расшнуровывая плащ и корсаж, я несказанно радовалась тому, что не отказалась кормить сына грудью. В ином случае мы оба оказались бы в опасности, теперь же я смогу накормить и согреть хотя бы его. Прижимая Генри к себе, я прислушивалась к окружающим звукам. Сердце едва не выпрыгивало из груди, стоило представить, что нападавшие настигнут меня и сына. Я мучилась тревогой о судьбе Баша, и волновалась, что произошло с Солар. Немногим лучше была ситуация, в которой оказались мы с сыном: промозглая весенняя ночь и многоликий лес вокруг. Плащ, подбитый мехом, промок. Я изнемогала от желания прилечь, хотя бы присесть, но вместо этого прислонилась спиной к влажному стволу дерева. Но даже это могло повредить единственную защищающую от холода ткань, поэтому тут же пришлось отстраниться. Я двигалась крайне осторожно - памятуя о том, что держу Генри, а еще от навалившейся усталости. Сын довольно чмокал губами во сне. К счастью, из памяти детей все стирается быстро. "Напрягите все мышцы, а после понемногу расслабьтесь", - учила меня Бьянка способу быстро согреться. Я попробовала применить его, но с непривычки получалось плохо. В темноте не стоило и думать сдвинуться с места. Если на этой поляне нет диких животных, то не значит, что в другом месте они не охотятся. Впрочем, Кариз, моя лошадь, была спокойна. Она бы почувствовала приближение волка раньше, чем я. Подумав немного, я подошла к ближе и прижалась к теплому боку коня. Кариз тихонько заржала. Мысленно я обратилась к ней: "Знаю, что ты тоже замерзла и хочешь есть, но подожди, скоро нас найдут". Я была уверена, что едва забрезжит рассвет, солдаты начнут поиски. Самое главное, чтобы мятежники не появились раньше. Если бы со мной был Себастьян, он придумал бы какое-нибудь укрытие. Я старалась отвлечь себя мыслями, но ноги болели и подгибались. Нельзя было опуститься на землю, там холодно, мокро, а Генри замерзнет без меня. Я беспомощно оглядывалась, надеясь найти что-то, подходящее для нас с сыном. Тогда я смогла бы прикрыть бока Кариз своей нижней юбкой, как попоной. Хотя бы что-то... Всматриваясь в темноту, я не сразу разглядела большое дупло в старом дереве с рассохшимися ветвями. Стараясь не беспокоить сына, сунула туда руку и обомлела от счастья: дупло оказалось сухим! К тому же, никто вроде летучих мышей там не обитал. Смахнув парочку незадачливых пауков, я постлала внутрь свой плащ, чтобы уложить сына. Затем наклонилась и оторвала нижнюю юбку. Расседлать Кариз показалось не лучшей мыслью. Вытерев влажные бока лошади, я уже дрожала от холода. Забравшись с ногами в обнаруженное убежище, я вновь обернулась плащом и почти мгновенно уснула, согревая Генри своим теплом. *** Меня разбудил просыпающийся лес. С трудом разомкнув тяжелые веки, я попыталась расправить ноги и охнула от боли, настолько они затекли в часы, проведённые в неудобном положении. Сын беспокоился, нужно было раздеть его и поменять тряпицу, положенную вместо подгузника. Где же теперь широкая неглубокая ванная Холируда, расположенная рядом с королевской детской? У самой язык присох к нёбу, так хотелось пить. Найти хотя бы воду и какие-нибудь ягоды, если не есть, не будет молока. Генри сможет выжить в грязных штанишках, но ему нужно тепло и молоко. Нынче я впервые вспоминала похищение Бьянкой как благословение - именно язычница показала мне, что из лесных растений пригодно в пищу. Если бы кинжал не остался где-то по пути сюда, можно было сплести силки. Бьянка щедро делилась своими умениями. Но мысль о том, чтобы лишить жизни трепещущего кролика, не вдохновляла, тем более что не было очага, чтобы приготовить его. Холод с наступлением дня уже не так донимал, земля немного подсохла, и можно было идти, не рискуя провалиться по колено в грязь. Но долго применять приобретенные умения не пришлось. Я услышала окрики, и вскоре смогла различить своё имя. Неужели преследователи? Оторвавшись от пожухлого куста, который исследовала на предмет полезности, я отвязала Кариз и вместе с сыном снова спряталась в дупле. Лошадь не стала уходить далеко. Голоса стали все громче. С гулко бьющимся сердцем я выглянула из укрытия. Это были королевские солдаты! Неужели охрана из кортежа успела сообщить в замок? Я не спешила выбираться, напряженно прислушиваясь. Язычники могли надеть форму, а французский язык в устах тех и других звучит одинаково. - Здесь лошадь Её Величества! Кариз мог опознать только тот, кто был в кортеже. Мне не были знакомы имена солдат, но одно из лиц показалось уже виденным прежде. Вдруг заплакал Генри. Я запоздало прижала ему рот рукой, но бережно, отчего он встревожился и снова попытался издать крик. - Наверное, Его Высочество там! Чутье солдата не обмануло его. Он приблизился к дуплу, и робко заглянул внутрь. Мои черные волосы, грязные и свалявшиеся, не могли выделиться из темноты, но сверкнули глазенки сына. Он снова вздохнул. - Ваше Величество! Вспоминая тот день, я до сих пор уважаю выдержку этого солдата. Вместо цветистых выражений о радости и всей прочей чепухи он кратко представился и помог мне выбраться из недр дерева. Поддержал, когда подогнулись ноги, хотя прикасаться к королеве согласно этикету было запрещено кому-либо, кроме членов её семьи. Но я слишком устала, чтобы требовать пред свои очи кого-нибудь из герцогов Французского дома. Грязное, порванное платье едва прикрыло мои лодыжки, когда я с трудом забралась в седло, но мой сопровождающий тут же обернул меня теплым легким пледом. Генри я из рук не выпускала. Никто и не настаивал. Вопросов о Себастьяне не задавала тоже, опасаясь, что последнее самообладание покинет меня. Я стану рыдать и взывать о сострадании, вспоминать пережитое, но я - королева, каждое слово которой после перескажут сотню раз. Если заботиться не о себе, то о сыне, мать которого следует уважать. Никто не смеет сказать, что видел дофину бьющейся в истерике. Пока возвращались в замок, тщетно оглядывалась в поисках хотя бы намека на то, где мог быть муж. И Солар... что я скажу семье Солар? Девушка питала самые радужные надежды на пребывание при французском дворе, я намеревалась подыскать ей родовитого супруга. - Ты видишь лошадей? Генри довольно агукал, его веселила неспешная конная прогулка. Так, вероятно, можно было воспринять процессию, направлявшуюся в замок, если бы не угрюмая дама в платье с пятнами грязи, крепко прижимающая к себе ребенка. Я смотрела на каменные башни, обрамленные зубцами и машикули, предназначенные для обороны. Ворота подымались, скрипели цепи рычагов. Мне следовало въезжать сюда рука об руку с Башем, представляя ликующему народу своего наследника. Но сейчас собравшиеся разочарованно смотрели на нас. Наверное, слух о пропавшей королевской семье успел разнестись по окрестностям, раз крестьяне бросили свой труд и пришли поглазеть, возвратится ли кто-то из суверенов. Я подняла голову, с усилием заставляя себя улыбнуться. Им незачем знать мой страх и мое уныние. Отпустив поводья - Кариз и так шла смирно, - я приподняла Генри, и он широко раскрыл рот, оглядывая толпу. - Да здравствует дофина! - Донеслось откуда-то из скопления людей. - Да здравствует принц! Теперь возгласы то и дело раздавались из толпы. Люди сняли шапки в знак почтения. У меня затекли руки, и я вновь устроила Генри поудобнее. Едва ворота замка оказались позади, мою лошадь остановили. Вместо серых рубах крестьян и темного одеяния солдат цветистым букетом озарило глаза, и от входа, не заботясь о приличиях, бросились ко мне фрейлины.