Джон, человек из Капитолия

Капитолий, задолго до этого Его воспитывал дед. Отец погиб незадолго до его рождения – иногда, после долгих и слезных уговоров, дед позволял себе рассказ о неудачном испытании экспериментального прототипа планелета новой серии шпионов-невидимок. Торжественные похороны пустого гроба - после взрыва на борту первого в истории «скайспукса» класть внутрь оказалось нечего. Враз поседевший до белизны Марк-старший, в тот же день подавший в отставку – лишь бы не видеть больше ненавистного неба, отнявшего у него сына. Ружейный залп в честь безвременно ушедшего лучшего испытателя Военно-воздушных сил Капитолия - по давней армейской традиции так провожали не одно поколение офицеров, погибших при исполнении. Беременная на последних сроках молодая вдова, едва не разродившаяся там же, среди монументов летного мемориала - она умерла родами, пережив горячо любимого мужа всего на две недели... Дед пересказывал это нехотя, непрестанно повторяя, что отцы не должны хоронить детей и что названный в его честь Марк Корнелий Бонг-младший, единственный его внук - последняя память о сыне и последняя стариковская радость и гордость. По этой же причине дед ревностно оберегал его от всего - и в первую очередь от всего, связанного с небом. Лучшие няньки и гувернеры не только занимались воспитанием и образованием, но еще и ежеминутно присматривали за последним из Бонгов. В один из дней, распознав в каракулях трехлетнего внука подобие самолетов, Бонг-старший ужаснулся и велел убрать с глаз долой все семейные реликвии: парадные мундиры, свой и погибшего сына, почетные награды и офицерские регалии обоих. Картины и статуи, украшавшие главную галерею дома – в каждой из них была частица неба и частица души многих поколений Бонгов, - были тщательно упакованы и тайком снесены в запасники. Библиотека, полная поистине раритетных изданий, избежавших публичного сожжения - участи многих старинных книг, неугодных Капитолию, - и уцелевшая лишь потому, что по большей части состояла из технической литературы, была надежно заперта на замок. Все усилия оказались напрасны. Не зря говорят, что гены - сильная штука: выйдя в отставку, Марк-старший продолжал инспектировать наземные службы авиации Капитолия, и уже в пять лет Марк-младший, везде и всюду хвостиком ходивший за дедом, при каждом удобном случае прятался в служебной дедовой машине, чтобы вместе с ним попасть на аэродром. Туда, куда даже военным требовался допуск седьмого уровня, внука легенды капитолийской авиации пропускали с улыбкой, и непоседливый и любознательный мальчишка с восторгом в глазах разглядывал громадины планелетов, приставал к техникам или пилотам с расспросами и так и норовил вляпаться в какую-нибудь переделку. Находившие малолетнего сорванца офицеры под конвоем препровождали его обратно и сдавали лично на руки разъяренному деду для внушения - когда устного, когда физического, если устное не помогало. Внук или стоически молчал, или закатывал истерики и заходился слезами; после, наревевшись, гордо шмыгал носом, просил прощения и обещал больше так не делать - и в следующую же инспекцию очередной техник выдергивал зазевавшегося Марка-младшего из-под колес аварийного буксировщика или планелетного дозаправщика. Когда мальчику исполнилось семь, дед понял, что бороться с фамильным упрямством бессмысленно, и решил сменить тактику. В один из дней он заставил внука подняться в пять утра, принять ледяной душ, надеть иссиня-серую униформу, специально сшитую для такого случая - точную копию его собственной, - и повез Марка на полигон. Запретный плод сладок, сказал себе Бонг-старший – значит, нужно сделать так, чтобы он перестал быть запретным. Как будет, так и будет. Небо либо напугает до мокрых штанов, либо станет судьбой. Впервые Марка не только подпустили к планелету ближе пяти шагов – ему позволили подняться на борт и занять кресло второго пилота. С замирающим сердцем он смотрел на деда, закреплявшего на нем ремни безопасности – никогда еще Марк-младший не видел на Марке-старшем обычно упрятанный в шкафу мундир с положенными деду офицерскими знаками отличия. Он испугался лишь на мгновение, когда металлический голос произнес «К взлету готов», и одним уверенным движением лежащей на штурвале руки дед… нет, не дед - незнакомый ему человек в погонах рядом заставил огромный боевой планелет с легкостью оторваться от земли. Где-то глухо ревели двигатели, разметка взлетной полосы медленно удалялась - а семилетний Марк, сын летчика в пятом поколении, задрав голову и задохнувшись от восторга, смотрел вверх через прозрачную крышу отсека управления на падающую навстречу синь неба в пушистых кудряшках облаков. В какую-то минуту облака поравнялись с фюзеляжем, чтобы еще через минуту остаться внизу, пряча от восторженных детских глаз превращавшийся в далекую точку полигон, и он понял, что пропал. С того дня он заболел небом. В восемь лет стены детской были увешаны зарисовками планелетов, еще кривыми и неумелыми, но уже довольно точными. В девять под потолком парили подарки дедовых коллег - десятки прикрепленных на пружины макетов, которые Марк собирал в один присест, даже не сверяясь с инструкцией. В десять полки вчерашних игрушек заняли старинные, еще бумажные альманахи и альбомы - «Основы аэродинамики и динамики полета», «История авиации», «Сто лучших моделей планелетов». В одиннадцать в нем заговорила семейная кровь: откопав в дедовской библиотеке биографию легендарного предка, Ричарда Айры Бонга, и древние, явно допанемские, схемы некоего «биплана братьев Райт», он втайне от деда соорудил собственный летательный аппарат и тут же опробовал его, бросившись с крыши фамильного особняка. Первый полет новоявленного испытателя закончился относительно благополучно - содранными в кровь коленками и сломанным носом, - и дед вынужден был сдаться.