Вензель твой в сердце моем...

Запах виски с содовой, привкус сигарет на губах, громкий смех. Смех десятков мужчин. Алебастрово-белая кожа, резко контрастирующая со смуглой. Безумное сплетение тел на танцполе, где сложно не коснуться друг друга, погружаясь в яростные ритмы громкой музыки. Иллюзия реальности, созданная лишь на один вечер, как сладкое наваждение, как способ забыться. Музыка, танцы, выпивка, сигареты, поцелуи. Пустота в душе. И иначе здесь не бывает. — Выпей и расслабься, Луссурия. Ты сегодня что-то на взводе. Что опять случилось? — Мой дорогой капитан опять чуть не вызвал меня на бой! А я всего-то сделал ему комплимент, похвалив по-новому подрезанную челку и в целом шикарный внешний вид! С чего такая реакция? Всё равно я ни на что не намекал, да и не мог намекать — я не самоубийца! При всех моих минусах и несомненных плюсах, я трезво оцениваю свои силы и понимаю, что Скуало мне не победить. А жаль. — Потому что не сможешь затащить его в койку насильно? Лус, ты нечто, ты в курсе? — Конечно, в курсе! Но что ж поделать, если он натурал, а я люблю экстрим в постели? — Ухмылочку-то убери, солнышко мое экстремальное. И выпей виски с колой за счет заведения. Они помогают расслабиться. — И то верно! Ты прямо-таки моя Фея-Крестная! Жаль, я на Золушку не тяну, разве что на очень сильную, накачанную Золушку, воспитанную как солдат Джейн, ха-ха! Мужчина с зеленой прядью на бритой голове часто смеется. Особенно после того, как выпьет. Но глаза, скрытые солнечными очками, никто в гей-баре никогда не видел. Даже парни, которых Луссурия уводил в отель из полутемного, увешанного цепями ночного клуба. Впрочем, некоторым из них всё же довелось заглянуть члену элитного отряда убийц «Вария» в глаза. И они об этом пожалели. Ведь глаза вечно веселого, смешливого, несущего позитив человека, которого называли «мамочка Варии», всегда оставались холодными. Полными беспощадной жестокости. Одинокими. И проведенная с «веселым» Луссом ночь казалась тем парням фальшивкой. Потому что они внезапно осознавали, что видели лишь маску, прочно въевшуюся в кожу, но не истинное лицо партнера. А узнавать, что любовь оказалась фальшивкой, больно. И унизительно. — Ого, ты сегодня на удивление бодрый. Что это с тобой, солнышко? Неужели выиграл в лотерею поцелуй гордой Акулы? — Ой, нет, Софи, это было бы слишком хорошо, чтобы быть правдой! Всё проще: я сегодня с утра крайне удачно выполнил задание, и капитан выписал мне премию в виде улучшения обмундирования моего отряда! Наконец-то мои пташечки будут пользоваться новейшими разработками. А то последнее время их слишком много гибло! — Можно подумать, тебе их жаль. Хотя ценные боевые единицы, наверное, всё же жаль терять… — Знаешь, Софи, мне порой кажется, что ты меня насквозь видишь! — Не зря же мы дружим уже десять лет! Скажи «спасибо» дружбе наших родителей, мир праху их. — Как встречу, обязательно скажу. Если не забуду. — Не верю. — Правильно, хе-хе! Виски, закованный в хрусталь бокалов, музыка на предельных децибелах. Мужчины, мужчины, мужчины… Одни одеты в кожу, другие оставляют на бокалах след алой помады, третьи сгорают в бешеном ритме танца, забывая о суете мира, что остался снаружи, мира, что сочтет их слишком странными. Но в нашем мире странно не быть странным, разве нет?.. А в vip-кабинке, за плотной шторой из цепей с мелкими звеньями, каждый вечер пьет в одиночестве единственная женщина клуба «Синее пламя». Его владелица. Она почти не выходит в зал, чтобы не смущать гостей, но постоянные клиенты точно знают, что в ее кабинке их всегда выслушают и если смогут, помогут советом. А потому ее одиночество порой всё же нарушают визитеры, и тогда виски в ее бокале словно становится крепче, а музыка кажется куда веселее. Вот только, помогая посетителям от всего сердца, крашеная блондинка лет тридцати в синем брючном костюме улыбается всегда фальшиво. Потому что она не умеет улыбаться в душе. — Ауч, Лус, не падай на меня! Ты совсем никакой. Я понимаю, что ты здесь расслабляешься только по субботам, и то только если на воскресенье не запланирована миссия, но так надираться — перебор! Завтра будешь страдать от мигрени. — Не читай мне… нотр… нотан… нотации! Ты мне не мамочка! — Ок, тогда я просто положу тебе в карман аспирин. И за что мы пьем сегодня? — Поминаем… того парня. Ну, тот… Который блондин… Чёрт, люблю блондинов! Чтоб их всех чума побрала! Ик… — Это тот, с которым ты в прошлую субботу ушел? — Угу… Сдох. — Когда? — Вчера… Этот дебил встреть… встретил меня на улице на зда… задании! Случайно… Шальная пуля! И нету человечка. А я с ним собр… собирался сегодня встретиться… Чего мне так не везет? Пут… пусть бы умер через месяцок! — Увы. Люди часто оказываются не в то время не в том месте. Значит, надо постараться в будущем подобного не допустить, оно ведь еще не написано. Ладно, Лус, давай помянем парнишку. — О да… Помянем! Дай я тут поисж… посижу! Там шумно. — Да хоть всю ночь сиди. Сегодня, так уж и быть, я угощаю. — Фея, говорю ж… — Ага, крестная. С машиной вместо тыквы и доставкой в отель вместо бала. Надеюсь, ты, когда проспишься, вспомнишь, что надо будет вернуть мне деньги за номер. — Меракн… Меркантильная Фея! — Хочешь жить — считай деньги. — Ты не родствен… ник Маммона? — Вряд ли. Но я очень жадная. — Знаю! Ик… Это полезно! Запах табака в курительной комнате: от легких ментоловых сигарет до крепких сигар. Алкогольные реки с берегами из похоти. Никаких наркотиков — единственное правило, и потому жаркие танцы порой переходят в нечто куда более жаркое, но скрытое от толпы занавесями из цепей на дверях платных vip-кабинок. Столики с синей неоновой подсветкой, легкий полумрак, звон цепей, под потолком обвитых серебристой мишурой. Топот сотен ног и обжигающее дыхание на разгоряченной коже. И лишь в одной кабинке никогда не бывает жарко: с женщиной в этом клубе лишь иногда выпивают, да жалуются ей на жизнь, а она слушает, дает советы, но никогда не сочувствует. Просто ее научили, что жизнь жестока и, пропуская через себя чужую боль, страдаешь сам. А у нее слишком много причин для собственных страданий, чтобы прибавлять к ним чужие. Эгоистично или закономерно? А может, просто неотвратимо? — Ты его упустил! Лус, с чего это ты отшил такого милашку? Он же в твоем вкусе! Да еще и шел за тобой прямо до моей кабинки. — Во-первых, Софи, я ненавижу прилипал. А во-вторых, он, конечно, на мордочку ничего так, но всё же не то. — Чего же ему не хватает? Блондин, спортивный, красота не смазливая, а мужественная… — Характер, Софи, характер! Я не вешаю себе на шею нытиков, а то когда брошу, они начнут атаковать смс и звонками, а мне оно надо? Я ненавижу истерики. Ненавижу слабаков. Мужчина, даже нашей, «радужной» направленности, знаешь ли, не должен быть бабой! А если парень начинает ныть, когда я всего лишь отказался с ним выпить… Нет, такие меня не заинтересуют никогда и ни за что! — Ого, ничего себе. Неожиданно, что такой брутальный на вид парень оказался половой тряпкой. — Ути, какие речи! И это — хозяйка заведения! А как же лояльность к любым посетителям, мм? — Лус, солнышко мое, я ведь не скажу ему этого в лицо! И ты об этом знаешь. — Лицемерка, хи-хи! — А кто меня этому научил, а? Луссурия, у тебя просто нет совести, если ты забыл, как десять лет назад вдолбил мне в голову простую истину: «Открывать свое истинное лицо всем подряд — величайшая глупость!» — А я и не отрицаю: совести у меня никогда и не было! Точнее, я ее лично еще в детстве задушил, расчленил и закопал в саду, хе-хе. Но тот разговор я отлично помню, даже несмотря на отсутствие такой бесполезной вещи как совесть. Мы ведь именно после него стали лучшими друзьями! — Ага, на кладбище после автокатастрофы, унесший жизни четверых, была заключена дружба. Ирония судьбы! Зато она уберегла твою память от амнезии. — Ой, смерти просто четверых людей не смогли бы ничего в ней сохранить. Мое личное и неизменное, кстати, мнение: люди куда симпатичнее, когда они мертвы. Потому как они молчат. Не могут наговорить гадостей, не могут оставить тебя. Трупы не врут и не предают, они не способны унизить! И не получат за это травму, несовместимую с жизнью, хи-хи… Но вот смерти родителей запомнились, это факт. Наверное, потому что что твои, что мои родители умели держать язык за зубами еще при жизни. — Может, просто потому, что мы их на самом деле любили? — Не знаю, не знаю, порой сомневаюсь, что это чувство вообще существует! Но это всё слишком мрачно, давай лучше о хорошем! — Ага, например, о деньгах. Ты мне должен за последнюю ночевку в мотеле. — Маммон, ты наложил на себя иллюзию в виде моей дорогой Софи?! — Лус, не надо всплескивать руками и… Так, и отмахиваться от меня тоже не надо! Если я твоя подруга, это не значит, что мой кошелек — твой кошелек! Гони бабки. — Фии, ты так неженственна, Софи! Это совсем не красит леди! — Да наплевать. Я держу гей-бар, так что моя похожесть на парня здесь только к месту, хех. — Но с парнем тебя всё же не спутать. — Да, и порой я об этом жалею… — Я тоже, представь себе! Впрочем, если бы ты была парнем, я бы не устоял и соблазнил тебя — уж больно у тебя заманчивый характер! Как раз в моем вкусе, знаешь ли! Жестокая, холодная, умеющая держать язык за зубами, но готовая помочь, если это не противоречит твоей личной выгоде. Ну прямо само очарование! Вот только я такой ветреный, что просто фу на меня! Так что я бы бросил тебя через месяц. Потому я всё же рад, что ты женщина — нет причин разрывать дружбу! — О да, Лус, дружба дает привилегии, коих не может дать любовь. Так что и впрямь хорошо, что я не парень. Но когда надо дать сдачи амбалу без помощи пистолета, мне всё же жаль, что я не ты, ну или на худой конец — не мастер спорта по тхэквондо! — Ой, вот тут ты права! Я тебе ставил-ставил удар, так и не поставил. Почему ты такая неспортивная? — Зато меткая, выбиваю десять из десяти. — Твоя меткость боссу бы понравилась, может, свести вас? Хи-хи!.. — Обойдусь. Меня не интересуют отношения. Любовь — глупая и бесполезная химическая реакция, так что лучше ограничиваться удовлетворением естественных потребностей без загрузки в сердце привязанностей. — Так Занечка наш того же мнения, милая моя! — Эк ты его неуважительно! Босс тебя чем-то достал? — Ага, метнул вчера стакан в Скуало. Опять. Меня это раздражает, ну да что поделать? — Яд в виски, босса на кладбище, Скуало в лидеры. — А-ха-ха, самое прекрасное в этой тираде то, что она сказана на полном серьезе! Но, увы, Занзас чует опасность за километр, так что не прокатит. А то его давно бы уже убили, причем без моей помощи. — Жаль. А может, и нет: твоя гордая Акулка вряд ли бы оценила убийство ее любимого босса. — Тоже верно! Правда, что обидно, Занзас — не «любимый» нашей Акулки. Он всего лишь человек, которым Суперби восхищается, я же рассказывал. — Помню, помню. И это еще один пункт, который расстраивает. Но есть и плюсы: ты любишь ломать ориентацию натуралов! — У Скуало она пуленепробиваемая, жаростойкая и вообще покрыта противотанковой броней! — Зато без мечты тебе было бы скучно жить, солнышко мое. Давай выпьем за то, чтобы мечты оставались мечтами подольше, но затем сбывались? — Всегда готов! И пойду «порыбачу»: кажется, блондинчик удалился с каким-то шкафообразным гигантом, так что можно больше тут не отсиживаться. — Оу, тебе не хотелось ранить чувства парня и грубо его отшивать? — Сарказм тебе не к лицу, милашка. Будь мы на улице, я в ответ на слезы просто дал бы ему отменного пинка! Но в твоем баре я драку не устрою: ты слишком строга и даже меня, помнится, за такое чуть не внесла в черный список без права на посещения. — C'est la vie, правила едины для всех. — И хоть это и жестоко по отношению к лучшему другу, мне нравится! — Выпьем же за твой мазохизм, а еще больше — за твой садизм, солнце мое! — Наливай. — За свою порцию платишь ты. Как и за отсыпание в мотеле, кстати. — Софи!.. — Вздрогнем, Лус! Карие невыразительные глаза брюнетки всегда полны апатии и наигранных, фальшивых чувств. Но лишь один человек в баре знает, что это маска. Глаза Луссурии всегда скрыты черными стеклами, и почти никто не знает, что они прячут сущность своего хозяина. И лишь единственная женщина в гей-клубе не только видела глаза элитного убийцы Варии, но и осталась после этого его другом. Просто потому, что между ними ничего не может быть, и любовь — мощнейший разрушитель дружбы — им не помеха. Ведь десять лет назад, на могиле родителей, решивших вместе съездить на пляж, но разбившихся в одной машине, эти двое решили, что всегда будут вместе — как друзья. Потому что на большее рассчитывать было невозможно. И Софи не рассчитывала: она знала, что Солнце Варии никогда не посмотрит на женщину, как на объект любви. А потому вместе с искалеченными телами своих родителей и их лучших друзей, родителей Луссурии, она похоронила и свою любовь к эксцентричному, но безумно сильному мужчине, делавшему ее мир ярким и незабываемым, но в то же время учившему ее быть беспощадной к этому самому миру. Закопала в собственном сердце и присыпала могильным прахом. А еще приняла к сведению слова Луссурии о том, что миру нельзя открывать свою душу, и решила стать человеком, истинное лицо которого будет знать лишь друг, надевший вместе с маской солнечные очки. Она существовала за сотнями личин, но жила по-настоящему лишь для него. Глупо. Но ее это устраивало, потому что перед ним она врала лишь об одном. О том, что он для нее только друг. Ее не задевали его любовные похождения, не обижали разговоры о них, не злили постоянные напоминания о том, что она ему не пара. Просто Софи никогда не приходила на могилу своей любви, не заглядывала в свое сердце. И хотя порой боль раскаленными тисками сдавливала глупую сердечную мышцу, она заливала ее виски с колой и говорила себе, что любовь — это лишь глупая химическая реакция, а потому не стоит потворствовать ей. Надо ценить нечто куда более настоящее, чем глупые и ненужные никому амурные чувства. Дружбу. Дружбу, которой можно верить и которая не предаст несмотря ни на что. А впрочем, если всё же предаст, перед Луссурией просто захлопнутся двери ночного клуба «Синее пламя», как закроется перед ним и дверь дружбы. И хоть Софи не привыкла тешить себя иллюзиями о безгрешности окружающих, она решила, что синица в руках лучше журавля в небе, к лапкам которого привязан заряд тротила. Обреченная любовь куда хуже почти надежной дружбы, не так ли? — Хо-хо, смотри-ка, ты купил мне выпить! С чего бы? — С расстройства! Представляешь, сегодня капитана чуть не убили, причем мы все решили, что он мертв, а он выжил! — И? — Что «и»? Сначала я обрадовался, что будет возможность продвинуться по карьерной лестнице. Потом расстроился, что не будет больше моей милой голосистой Акулки и шанса ее сломать! А потом он вернулся, и мой шанс на повышение умер, зато вернулась возможность любоваться нашим красавчиком! Так что во мне сейчас борются противоречивые эмоции — печаль и радость. Фу, как же это неприятно! Лучше бы он умер, всё я меньше мучился бы! — Сомневаюсь, Лус. К тебе когнитивный диссонанс пришел еще когда Скуало якобы умер, так что не изводи себя, это бесполезно. Ты с самого начала и радовался, и грустил, так что не бери в голову: повышение придет, когда на него наработаешь или кто-нибудь из команды отправится к праотцам, а на Суперби ты еще долго сможешь любоваться, если причиной твоего повышения не станет именно его смерть. Ну и чего тут переживать? Лучше думать о приятном, вы ведь опять победили. И на твоем горизонте маячит еще не одна куда более эпичная победа. — Ты умеешь успокоить! Порой мне кажется, что ты моя мамочка, хе-хе… — Оу, боюсь, мамочка из меня была бы ужасная: я бы не давала денег на карманные расходы и требовала, чтобы ты каждый день выпивал стакан молока для поддержки уровня кальция. Прикинь, какой кошмар? — Прикинул. Ужаснулся. Возрадовался, что ты мне, скорее, как сестричка! — Вот, уже лучше. Лус, а мне вот стало интересно… Если меня прикончат — ну, мало ли, сейчас бизнес не самая безопасная штука — ты расстроишься? Карие глаза вдруг стали серьезными. Настоящими. Скинули маски прочь. — Я бы похоронил тебя рядом с родителями, Софи. И память о тебе — тоже. Из мужского голоса исчезло ехидство, веселость и наигранный трагизм. — А если снять очки? Усмешка на тонких, накрашенных бледно-бежевой помадой губах. — Это бесит, Софи. Резкое движение и очки сняты. В зеленых глазах раздражение, злость и едва заметная боль. — Ты будешь жалеть, Луссурия. Не вопрос. Утверждение. — Уже начинаю в этом сомневаться. Раздражение в голосе и нежелание принимать в подруге даже малейший оттенок слабости. — Но мне всё же нужно было услышать это, Лус. Знаешь, почему? — Почему же? — Потому что мне плевать на весь мир, а миру плевать на меня. Но ты — исключение, а я очень жадная и эгоистичная, потому я хочу быть исключением для тебя. А еще я всё-таки женщина, и мне порой хочется услышать какую-нибудь чушь в стиле: «Да, ты важный для меня человечек». Но только если слова эти искренние и сказаны моим другом. — Зачем тебе такая чушь, Софи? Злость в мужском голосе сменяет усталость. — Затем же, зачем тебе нужны мои слова: «Лус, не расстраивайся, прошлое в прошлом, а впереди у тебя еще ненаписанное будущее!» Это бодрит и придает сил. Одна усмешка на двух лицах. Настоящая. В ней ни капли веселья, но и ни капли грусти. Лишь холодная решимость и понимание простого факта: иногда ждать от друга поддержки — не слабость. — Знаешь, Софи, хорошо всё же, что ты не мужчина. — Точно. Ни в карих, ни в зеленых глазах — ни капли лжи. И поэтому на губах, почти не умеющих искренне улыбаться, но так часто фальшиво смеявшихся, появляются слабые подобия искренних улыбок. Но солнечные очки тут же занимают свое место на переносице, а карие глаза закрываются, чтобы надеть очередную маску. — Если ты умрешь, Софи, я похороню тебя рядом с родителями и не буду о тебе вспоминать. Только по субботам, а еще когда мне станет тоскливо на душе. — Спасибо, Лус. Ты настоящий друг. Последние слова без капли фальши. И вот маски уже надеты вновь, и ощущение неправильности происходящего, напряженность, раздражение исчезают. Потому что эти маски — второе «я» их хозяев. «Я», которое им куда роднее, чем спрятанная ото всего мира и от самих себя истина. Ведь маски имеют привычку врастать не только в кожу, но и в душу. — Так выпьем же за настоящую дружбу, Софи! — О’кей, наливай. У нас, кстати, недавно был завоз нового сорта виски, попробуешь? — А может, раз уж я решил сегодня напиться, возьмем текилу, бурбон и водку и сделаем адскую смесь, а? — Ты рискни, а я воздержусь: у меня как раз отчетно-бухгалтерская неделя, так что нужна свежая голова. Но учти, налакаешься до состояния не стояния, оплачивать мотель не буду! Точнее, вернешь потом долг. — Ой, да знаю я, знаю про тот долг! Любишь ты на мозолях больных топтаться! Вот как раз и верну за оба вечера деньги — сразу. — Ловлю на слове! — «Поймай меня, если сможешь», милашка. Я верткий! — А я упрямая, хех. И терпеливая. — Отличные качества! Я тоже, кстати, очень терпелив. Но всё же мое терпение не вечно — пусть нам принесут мою адскую смесь! — Как хорошо, что ты не работаешь барменом, а то твоя фантазия на коктейли меня порой ужасает! Это прям оружие массового поражения! — Теперь я знаю, куда пойти работать, если не смогу драться, — в отравители за барной стойкой, хе-хе! Липкие солоноватые дорожки пота на раскрасневшейся коже. Танцы под бешеные ритмы безумно громкой музыки. Облака дыма, взмывающие к потолку курилки. Сливающиеся в поцелуях губы любящих партнеров, сплетающиеся в страстном танце языки нашедших пару на один вечер любителей свободных отношений. Смех, алкоголь, табак, веселье. Залитое виски горе, спрятанные от мира чувства, фальшивый блеск неона и мишуры. Глянцевые улыбки, сальные взгляды, пошлые намеки, искренние признания, слезы и разочарования, радости и шутки. Крошечная модель мира, заключенная в четырех стенах. Мини-социум, в котором правят законы жизни окружающего его мира. Игра на выживание, чуть более ярко выраженная, чем за кирпичными стенами, теряющимися в полутьме. Слабаки проигрывают, сильные побеждают. Закон жизни. А потому на слабость есть право лишь у тех, кто нашел себе защитника. Вот только не каждый человек, способный защитить слабака, захочет его защищать… — Лус, смотри-ка, у нас, кажется, сегодня нашествие моделей! Это же парни из агентства «Star&Sky Media»! Вот не знала, что эти брутальные мачо, фотографирующиеся с красотками в купальниках, — геи. — Ой, ну что ты! Будь они натуралами, не смогли бы с теми пышногрудыми, липнущими к ним красотками сниматься, хе-хе-хе! — Тоже верно. Ну что, кажется, сегодня мы с тобой поболтать не успеем: ты только зашел ко мне, но такую роскошь упускать не в твоих правилах. — О да. Так что давай быстренько допьем, чтоб ценную влагу не растрачивать, и я побежал! — Удачной охоты. — С рыбалкой мне не везет, Акулка не ловится, может, хоть охота сработает? Поймаю тигра и… на бифштекс! Хи-хи. — Оу, ты говорил, что с тигром у тебя порой босс ассоциируется. Ты меня пугаешь, солнце мое, неужто ты переметнулся с рыбы на млекопитающее? Поменял капитана на босса? — Нет-нет-нет, ни в коем разе! Босс у нас не совсем в этом плане адекватный: если Скуало за мои намеки в основном только орет, то Занзас сразу за пистолеты схватится, к гадалке не ходи! — Странный тип. — Что поделать, натуралы порой слишком яро блюдут свою натуральность. Вплоть до актов насилия и кровопускания… — Странные люди. Я гетеро, но на заигрывания лесби реагирую с юмором и без обид. — Потому что у тебя лучший друг — я! Ты просто не можешь нас ненавидеть! Я тебя даже натолкнул на идею открытия этого заведения своими страданиями из-за отсутствия в этом городе клуба, отвечающего моим стандартам! Было бы странно, если бы ты дала пинка девчушке, посмевшей тебя приобнять. — Истинно так, солнце мое. «Вздрогнем»? — Нет, лучше пусть дрожат окружающие! А мы с тобой выпьем и посмеемся над их дрожью — это веселее! — Ты такой затейник, Луссурия, что тем парням стоит заволноваться. — Лучше не надо, я люблю сильных людей! С ними интереснее. Тост! За сильных людей! — И за их силу. — За нашу силу, Софи. — Дельное уточнение, солнце мое. О нас мы и так знаем, а вот других придется долго проверять. — Ох, в те секунды, когда я это осознаю, начинаю жалеть, что ты не парень… — Нет, вот из-за этого я как раз не жалею о своем поле. Куда хуже, если наезжают рэкетиры. Тогда и вправду становится жаль… — На такие случаи у тебя есть пистолет, а на самый крайний случай — я! Ради спасения любимого клуба я приду на помощь, хотя обычно это мне несвойственно. — Больно надо, сама справлюсь. — Вот поэтому ты и мой друг. — О да, а ты мой, потому что придешь на помощь несмотря на то, что ненавидишь ее оказывать, и в то же время не даешь расслабиться, постоянно напоминая, что надо быть сильной и обходиться без помощи. — Видишь, какой я незаменимый? Хе-хе. — Ты даже не представляешь, насколько! Хех. — Почему же? Представляю, ты ведь тоже незаменима!.. Упс, виски закончился. — Приятного отдыха, Лус! — И тебе того же. Ждите меня, мои жертвы! В смысле, знойные мачо! — Удачной охоты! В следующую субботу расскажешь, как прошло. — Всенепременно! Удачи и не пей много в одиночестве! — Дождусь для этого тебя, хех! — Вот и умница! Пока-пока! Море ночных огней. Улыбки, сахарные, приторные, в которых можно увязнуть. Ласковые слова, которым можно верить, по крайней мере, на данный момент. Томные вздохи и грубые слова резких отказов. Контрасты, наполовину фальшивые, наполовину искренние. Но сколько бы фальши не было в этом мире, если искренность похоронена, ее место займет именно ложь. И тогда она станет правдой. Или всё-таки нет?.. Но нужна ли миру правда, если ложь ему нравится больше и если она давно заняла место истины?