В бреду

Я провела в задумчивости почти полдня. Только тогда меня начало озадачивать отсутствие других персонажей, и это заполнило мои мысли. В этот момент я осознала, что я же сама и не вернула их. То есть, Кагура так и не пришла с прогулки, а Шинпачи всё ещё готовил на кухне чай. Вот же, а... За столько времени пора бы научиться дописывать сцены до конца, а не бросать всё на стадии «А дальше очевидно, что будет». Так. Надо быстро написать что-нибудь, а то мало ли, что может произойти. Да и вообще, столько времени без каких-либо действий — читателю будет скучно. Может, если получится ничего, то меня отпустят? Сомневаюсь, конечно, но попробовать стоит. Шинпачи принёс чай и поставил на стол перед Сацукой. Она смотрела на него озадаченно и явно не понимала, чего от неё ждёт. Ситуацию вместо неё своему сотруднику стал объяснять Гин-сан, но был довольно грубо прерван Кагурой, вернувшейся с прогулки с пакетом, внутри которого пряталась коробка клубничного молока... — Сацука-сан, выпейте чаю, — в комнату вошёл несколько уставший Шимура с парой чайных чашек. — Спасибо, — ответила я. Я сделала глоток, прикрыв глаза от удовольствия, что доставлял горячий напиток. Я сделала глубокий вдох, прежде чем снова открыть их, но это всё же не отменило выжидательного выражения парня. Я уже собралась было открыть рот, чтобы начать говорить, что происходит, когда вместо меня это начал делать Гин-сан. — У нас в гостях восседает, как ты, вероятно, уже понял, Мери-Сью, — он даже не повернулся в нашу сторону и разговаривал будто бы с потолком, — она какая-то очень странная, но тем не менее. Я не знаю... — он хотел сказать что-то ещё, но в дверях показалась Кагура и её огромный зверь. — Вот и я, — констатировала она. — Не знаю откуда, но у меня тут коробка клубничного молока. — Это мне! — тут же безапелляционно заявил Гин-сан, забирая у неё пакет. — В следующий раз надо будет написать два, — тихо пробормотала я — с недавних пор этот напиток стал моей слабостью. — Ты такая довольная, Кагура-тян. Случилось что-то хорошее? — Да, — кивнула она, потом присмотрелась ко мне и спросила, — а ты кто? — Мери-Сью, — ответила я, уже смирившись с этой ролью, — звать Сацука. — Я-ясно, — протянула она, — Гин-сан, можно мне пойти погулять? — Иди, — мне показалось, что он был даже несколько недоволен тем, что его отвлекли от раздумий, созерцания потолка и молока, — работы всё равно нет. И Кагура ушла, оставив нас троих нелепо молчать. Но, в тишине лучше думается, и я сосредоточилась на том, что же будет происходить дальше. Писать банальности не хотелось, поэтому я напрягала мозги, как могла, чтобы родить хоть что-нибудь стоящее. Я прищурилась и стала массировать виски в надежде, что ко мне придёт хоть какая-нибудь идея, но она не торопилась. Видимо, муза покинула меня, и придётся ориентироваться по ходу пьесы. От размышлений меня оторвал Гин-сан. Едва подняв глаза, я поняла, что мы снова в комнате вдвоём, и куда исчезли Шинпачи и Садахару я и понятия не имела. — Полагаю, я должен обучить тебя искусству меча, — пафосно заговорил самурай. — Да ну тебя в пень, — я изогнула бровь. — Не понял, — опешил он, — ты же Мери, в тебе же должны спать особые силы! — Ну тебя в пень с этой идеей, говорю, — я всем корпусом развернулась к нему, — во-первых, чтобы внезапно оказаться отменным бойцом, я должна быть из клана Ято, а это совершенно невозможно, потому что в моей реальности нет никаких инопланетян. Или, на худой конец, у меня должна быть амнезия, но это тоже не вариант, потому что я помню всю свою жизнь и местами в мельчайших подробностях, — я вздохнула, потому что мне невероятно хотелось обратно, — а во-вторых, я из тех людей, которые, ковыряя мизинцем в ухе, чихают так, что получают сотрясение мозга от удара головой об стол, что, в принципе, не так уж плохо, потому не чувствуют при этом боли от перелома злополучного мизинца. — И что всем этим ты хочешь сказать? — он воззрился на меня с явным непониманием. — Что мне острые предметы не то, что в руки давать, меня к ним близко подпускать нельзя. — Хорошо, — протянул он, — а боевые искусства ты знаешь какие-нибудь? — Да, — мрачно констатировала я, — мордобой у бара. В общих чертах. — Я о таком и не слышал даже, — теперь на его лице мне привиделось удивление. — Ну ещё бы, — пробормотала я, снова отворачиваясь к своему листку. — Слушай, а как же ты тогда будешь участвовать во всех боевых сценах? — не отставал Гин-сан. — Я не актриса, я сценарист, — только отмахнулась я, всё ещё пытаясь выдать хоть что-нибудь. Меня посетила гениальная идея. Я решила, что мне будет лучше думаться где-нибудь на свежем воздухе. Я спросила Гин-сана, где находится парк, и он довольно сухо объяснил. Обиделся, наверное. Ну что поделать, если боец из меня, как из картона бронежилет? Внимательно выслушав объяснение, я встала и тут же плюхнулась обратно. Эта адова шевелюра мало того, что тяжёлая, так ещё и зацепилась за что-то. Вот странно, ведь у Мери волосы должны быть идеальными во всех отношениях без всякого ухода и, конечно, никак не могут помешать своей хозяйке. Так, значит, первым делом надо их отстричь. Да и цвет меня не устраивает. Я же не панк, всё-таки. Значит, нужно найти парикмахерскую. Так как в комнате больше никого не было, я обратилась с этим к Гин-сану. К кому же ещё... — Слушай, — позвала я его, — а где здесь парикмахерская? — Как будто у тебя есть деньги, чтобы туда сходить, — недовольно пробурчал он. — А это мы сейчас легко выясним, — улыбнулась я, протягивая руку с листку. Когда Сацука упала из-за зацепившихся волос, она явственно ощутила нечто квадратное и неудобное в заднем кармане штанов. Но это не сразу стало занимать её, так как волосы волновали её больше. Она спросила, где их можно остричь, но ответа не получила, и из любопытства потянулась к заднему карману. Его нутро, как оказалось, скрывало не тощий кошелёк, полный десятитысячных купюр. Как только строчки исчезли, я полезла в задний карман. Там и правда оказался кошелёк, полный денег. Только вот не иен. Наблюдая смесь непонимания и разочарования на моём лице, Гин-сан внезапно начал хохотать, как сумасшедший. А мне стало обидно. Поначалу эта обида относилась к нему за этот смех, но чуть позже она перенеслась на меня, потому что это надо было предвидеть и написать, какие именно деньги там обнаружились. Ведь мы живём в мире, где у каждого государства своя валюта со своим названием, и нигде не примут купюру с надписью «10 000 денег». Я снова взялась за ручку. Освещение сыграло злую шутку, и Сацуке показалось, что в кошельке просто белые бумажки с цифрами, но она присмотрелась повнимательнее, и это оказались иены. Это её обрадовало, и она обратилась к Гин-сану с тем же вопросом. Деньги прямо на глазах стали приобретать характерный рисунок. И пусть я никогда прежде не видела иены в живую, эти показались мне достаточно реалистичными. Я перевела взгляд на Гин-сана. Он неотрывно следил за кошельком, не обращая больше ни на что внимания. Я захлопнула его, привлекая внимание, и снова задала вопрос. — Так где можно остричь это недоразумение? — Эм... — он, похоже, так и не пришёл в себя от шока, — там... может, я лучше провожу? — На работу напрашиваешься? — улыбнулась я, — и сколько стоят услуги гида? — Десять, — он сглотнул, — тысяч. — Да хоть двадцать, — отмахнулась я, — но только пешком. Боюсь, на скутере мне этот парус башку оторвёт. Вообще говоря, я никогда не была такой расточительной. Но в данном случае — почему бы и нет, ведь деньги я в буквальном смысле слова рисую. То есть, пишу, конечно, но сейчас это не имеет принципиальной разницы. Мы шли по пыльным улицам Кабуки, и мне было ужасно неловко. Во-первых, буквально каждый второй оборачивался на мою жуткую шевелюру, во-вторых, оная не считала чем-то невероятным цепляться за всё подряд и больно дёргать меня, пока мне не пришло, наконец, в голову взять это «счастье» в руки. А в-третьих, молчание несколько затянулось, и мне совершенно нечего было сказать. И это мы ещё не дошли до того момента, когда мне нужно будет решить вопрос с размещением. Я, может, конечно, и Мери, но сон от этого не перестал быть некоторой необходимостью. Как и душ. И еда. И вообще все человеческие потребности. Я так увлеклась собственными размышлениями, что не заметила, как Гин-сан остановился прямо передо мной, и налетела на него. Волосы тут же выпали у меня из рук и стали медленно опускаться. Потревоженный самурай повернулся ко мне и тут произошло самое, наверное, нелепое событие за весь день. Я только и успела проследить взглядом, как мой локон шлёпнулся на пряжку его ремня, да так там и остался. Я попыталась хлопнуть по нему, чтобы отцепить, но тут как с новогодней гирляндой — вроде с ёлки снимешь, уложишь аккуратно, а в декабре будто стадо котов с ней игралось. Проще говоря, хлопнув по волосам, я саму же себя за них и дёрнула. Но Гинтама не была бы Гинтамой, если бы я при этом осталась стоять на ногах. Я полетела вперёд, прямо на грудь Гин-сана. Ладно, хоть не на колени, а то было бы совсем двусмысленно. Но едва он поймал меня за плечи, очевидно для того, чтобы не получить моей совсем не мягкой головой по ключице, ну или куда бы я там прилетела, как в непосредственной близости от нас возникла Сарутоби-сан. Сказать, что она была недовольна — ничего не сказать. Она готова была меня убить прямо здесь на месте. И пока я пыталась собрать свои мысли в кучу, Саката уже поставил меня настолько далеко от себя, насколько это позволяла запутавшаяся прядка волос. — Что это за швабра? — грозно спросила она. — Это? — не дав мне и рта открыть, заговорил Гин-сан, — это Мери-Сью, — он сделал небольшую паузу, — и я её любимый герой. Всё, что я успела сделать, это перевести взгляд с него на неё и пригнуться. Что оказалось не лучшей идеей, потому что я опять дёрнула свои чёртовы патлы. Я зажмурилась и не видела, что происходило вокруг. Мне слышалась какая-то возня, и Гин-сан пару раз дёрнулся куда-то, но тут же возвращался назад, видимо, намертво привязанный к моей голове моими же волосами. Прошло не меньше минут этак пяти, прежде чем я снова услышала его голос. — Вставай, мы же пришли. Не могу сказать, что я распознала хотя бы половину интонаций, которые он вложил в это предложение. Но я молча повиновалась и вместе с ним зашла в зал. Почему не следом? Да просто чёртовы волосы не дали нам такой возможности. Парикмахер с крайне удивлённым лицом таращился на меня, когда я объясняла ему, что хочу остричь этот ужас и покрасить в какой-нибудь нормальный цвет. На этот монолог ушло добрых минут пять, прежде чем он, наконец, меня понял. Разумеется, первым делом, он откромсал ту прядь, которая не позволяла Гин-сану отойти далеко. И едва он освободился от этого синего поводка, как его ветром сдуло. Наверное, отправился поглощать сладкое на вырученные за экскурсию деньги. Интересно, а он в курсе, что я обратно одна не дойду? Впрочем, у меня же всегда есть тот самый листик и ручка...