Светлячок

      Девушка ехала в трамвае не потому, что ей было куда-то надо; она решила устроить себе «путешествие» по городу. Хотелось по максимуму использовать драгоценный период между уходом в отпуск и родами, когда ещё есть много свободного времени. Час был рабочий, народу в транспорте набралось немного. Рядом с Фостер никто не сидел, и она могла спокойно смотреть в окно.       Мегаполис есть мегаполис – любоваться приходилось в первую очередь тротуарами, дорогами и автомобилями, различными зданиями. Однако и в этом урбанистическом царстве чувствовалась весна, вступившая в права уже не просто настойчиво, а яростно: на деревьях зеленели маленькие листья, на газонах – молодая трава.       Джейн по-прежнему чётко осознавала, что будущего у них с Тором нет, как никогда хорошо понимала причины ухода асгардца. И всё-таки… Он ведь не может не знать о ребёнке, правда? А раз знает, неужели не придёт, хоть разок? Порой девушке до слёз хотелось такого прихода в гости, хотя бы на часик, а порой именно этого она боялась больше всего. Сердце замирало всякий раз, когда на улице или в помещении Джейн натыкалась взглядом на какого-нибудь высокого блондина. Замирало и тут же разочарованно возвращалось к нормальному ритму. Не он…       Не произошло ничего примечательного, ничего мало-мальски особенного, но именно сейчас, в это самое мгновение астрофизик вдруг поняла: он не появится. Все слёзы она давно выплакала. В груди змеёй свернулась тоска, но это было привычно. Разве что змея стала тяжелее.       Ничего. Теперь у Джейн есть, ради кого держаться, ради кого жить.       Улыбнувшись, девушка приложила ладони к животу и даже сквозь ткань пальто почувствовала «ответный жест». Пинок крохотной ножкой. Причём почувствовала и снаружи – ладонями, и изнутри. Странное, хоть и невыразимо тёплое ощущение, Фостер до сих пор не могла к этому привыкнуть.       Врачи говорили, что у неё прямо-таки идеальная беременность, как по образцу из учебника. Все показатели в норме, результаты анализов – один лучше другого. Так разве не грех - жаловаться?       - Я знаю, - Джейн, ласково ухмыляясь, погладила живот, - мы не пропадём.       Трамвай приближался к остановке. Фостер, собираясь выйти и перекусить, не без труда поднялась с сиденья. Как обычно, понадобилось несколько секунд, чтобы вернулась стопроцентная ориентация в пространстве. Девушка держалась за вертикальный поручень.       Что-то не так…       Вроде всё на месте, нигде не болит, но что-то непривычное точно случилось.       Джейн взглянула на покинутое сиденье. На светло-серой ткани темнело небольшое мокрое пятно.

ххх

      По Тору можно было сверять часы. Он каждый день в одно и то же время приходил к Хеймдаллю с одним и тем же вопросом. Точнее, у вопроса было несколько вариаций: «Как она?», «Что она сейчас делает?», «У неё всё хорошо?», но суть-то, согласитесь, одна.       Хеймдалль прямо чувствовал, что когда-нибудь ему придётся оправдываться перед Тором, как персонажу одного из мидгардских анекдотов: «Я тебе никогда не лгал. Менял темы, уходил от ответа, утаивал, недоговаривал, но не лгал». Увы, поделать Страж ничего не мог – Один дал однозначный приказ.       Не считая Хеймдалля, Один был первым (и единственным) в Асгарде, кто узнал о том, что Джейн Фостер из Мидгарда носит ребёнка Тора. Всеотец не имел ничего против того, чтоб стать дедушкой; а Фригг в своё время уже начинала заводить со старшим сыном пробные разговоры о внуках. Но, простите, подразумевались внуки от асгардской женщины, а не от мидгардской девицы, которая в лучшем случае, и то далеко не факт, протянет жалкую сотню лет, и продолжительность жизни чада тоже под большим вопросом.       Да, Тор сделал выбор. Но если только узнает, что у них с Джейн будет дитя, наплюёт на всякую логику, долг перед Родиной и прочие обязанности, помчится обратно в Мидгард, по пути сшибёт Хеймдалля и даже не заметит.       А в Асгарде теперь не те времена, когда государство может безболезненно расстаться с лучшим воином и наследником трона. Локи едва не захватил власть (в который раз?), почти месяц успешно выдавая себя за Одина. Долгая история, закончившаяся разоблачением, локальными разборками и эффектным исчезновением самозванца. Каждому было понятно, что «бог коварства» вернётся, и вряд ли это будет дружеский визит.       Памятуя обо всём вышеперечисленном, Один посоветовался с Хеймдаллем. То есть посоветовался с самим собой, Хеймдалль лишь присутствовал, но мнение Стражника должно было автоматически совпадать с решением Всеотца. Спорить хранитель не рискнул, в конце концов, за ним без того водились профессиональные грехи, которые ему пусть и простили, но в любой момент могли припомнить. В общем, Один постановил: ни слова Тору об интересном положении смертной и вытекающих последствиях.       Правитель Асгарда не намеревался держать сына в неведении вечно. Когда-нибудь (века через два-три), когда Тор женится и обзаведётся несколькими законнорожденными детьми (ладно-ладно, не обязательно женится, но пусть дети хотя бы будут чистокровными асгардцами) на каком-нибудь пиру, дождавшись, пока сынок доберётся до нужной кондиции, Один шёпотом расскажет... Реакцию угадать сложно, но в любом случае она не станет такой острой, как была бы нынче. Или лучше всё-таки ничего не говорить?..       Есть умелая ложь, а есть умелая правда. Во втором Хеймдалль являлся непревзойдённым мастером. Но и ему было бы трудно найти подходящие формулировки, приди Тор не сейчас, а четырьмя часами раньше, когда Страж, пронзая взором миллиарды миль, видел комнату, унизанную лампами, и людей в бледно-зелёных одеждах. Видел Джейн, лежащую на узком ложе. Видел её лицо, ставшее почти белым, и глаза, в контрасте с лилейной кожей казавшиеся совершенно чёрными. Видел капли пота, катившиеся по лбу и вискам девушки. Видел страх и боль. Видел небольшие металлические инструменты. Видел руки лекарей и полупрозрачные перчатки, на которых сгустками алела кровь.       Сейчас всё улеглось и стало проще. Джейн была в палате.       - Ты видишь её?       - Да.       - Что она делает?       - Лежит в постели, отдыхает, день выдался не простой. Снова вспоминала тебя.       - Она уже спит?       - Нет. Она плачет.