Жди меня, и я вернусь

- Устала, - Рукия зевает, поглядывая на своего спутника. - Веселиться целый день - это тебе не над бумажками корпеть, принцесса. - Он ласково смотрит на нее сверху вниз. - Конечно, устанешь. Она тихонько прыскает, потом хмурится. - Ох и влетит мне сегодня от нии-самы за пренебрежение служебным долгом... - А ты не ходи сегодня домой, - от неожиданности Рукия даже спотыкается и едва не падает, но, конечно, он не даст ей упасть. Ичимару подхватывает ее и прижимает к себе так крепко, что ей становится трудно дышать. - Что вы... такое говорите, капитан Ичимару, - с трудом выговаривает она. Ромашка, зеленый чай, лавандовое мыло... Теплая широкая грудь... Рукии хочется зарыться носом в отворот его юкаты - так делают маленькие дети. У нее никогда не было возможности так сделать. - Останься сегодня со мной, принцесса. Я так долго тебя ждал, - в его голосе ей слышатся просящие нотки и Рукию накрывает волна нежности. Она зарывается пальцами в серебристые пряди. - Я не могу... Вы же знаете, что я не могу. Он осторожно опускает ее на землю и разжимает руки. За отросшими за эти месяцы волосами она не видит его лица и тянется - пальцами, всей душой - убрать их. Просто посмотреть на него, ничего больше. Она хочет знать, что с ним все в порядке, как это не смешно - разве кто-то, разве она может обидеть такого насмешника? - Не прикасайся ко мне, - хрипловатые нотки резко диссонируют в его мелодичным голосом. - Я что же, железный по-твоему? - Ичимару, пожалуйста... - Пожалуйста что, Рукия? - впервые он называет ее просто по имени и от этого ей становится так страшно, что приходится крепко сжать руки в кулаки. - Мне не нужна твоя жалость. Уходи. - Это не жалость. Если кто здесь жалок, так это я, - она сжимает кулаки еще сильнее. - Я... Он не обнимает ее, нет. Сгребает в охапку, жадно целует все, куда может сейчас дотянуться. Ему плевать, что они стоят посреди улицы. "Сейчас ночь", - думает уставшая сопротивляться сама себе Рукия. А потом ей тоже становится плевать. Она отвечает на его жадные мимолетные поцелуи, охваченная одним желанием - не упасть. Но он держит ее крепко и очень надежно. - Пойдем ко мне? - "Ко мне" - значит в казармы, ведь он так и не обзавелся собственным жильем. Она кивает, заливаясь вдруг волной жаркого румянца, не глядя ему в глаза, охваченная одновременно желанием и страхом. Он подхватывает ее на руки, как будто она и правда принцесса и уходит в шунпо - так стремительно, что Рукия только оказавшись в их кабинете понимает, насколько он на самом деле быстрый. Она не помнит, как за ними закрывается дверь его комнаты. Не помнит, как он вытаскивает из шкафа футон. Она помнит его пальцы - шершавые и нежные, его губы - теплые и вездесущие, его тело, оказавшееся таким тяжелым, когда он прижимает ее к футону. Его тяжелое, сбивающееся на хрип дыхание и его голос, сводящий с ума мягкий тягучий голос - только от него ей уже хочется сладко и бессовестно прогибаться в спине. "Гииин", - она впервые называет его по имени, когда он опускает голову между ее бесстыдно раскинутых ног. Второй раз она выстанывает его, когда ей больно - зовет жалобно, как ребенок. И в третий - когда он уже не слышит ее, двигаясь в собственном ритме, чтобы через несколько долгих секунд, когда у нее перед глазами успевает взорваться и вновь родиться Вселенная, упасть, выбивая воздух, заставляя неосознанно обнять его. Она гладит его по голове, ощущая вдруг почти материнскую нежность. Они засыпают, так и не разомкнув объятий.