Единственная

            Пропустив гостей вперед, под дружные аплодисменты и дождь из розовых лепестков, мы с Рафаэлом вошли в зал и остановились перед столом, в центре которого возвышался белоснежный трехъярусный торт.       — Внимание… — игриво провозгласила я, отрезая кусочек от нижнего яруса и перекладывая на тарелку, услужливо поданную мне мамой. — Первый кусочек мужчине моей мечты.       Все так же улыбаясь, я передала тарелку Рафаэлу и дежурно чмокнула его в щечку. Он был не в восторге, но стерпел.       - Моей любимой бабушке… Маме… — продолжила я раздавать куски, — и самый тоненький, как заказывала, нашей юной спасительнице праздника.        Я поставила тарелку на стол и посмотрела на Элензинью, что неуверенно мялась за спинами Рафаэла и моей родни.        — Вы позволите, я провожу нашу юную гостью за ее столик? — продолжая сиять доброжелательностью, обратилась я прежде всего к Рафаэлу.       Мой новоиспеченный супруг, уже принявшийся за поедание лакомства, посмотрел на Элен со смесью опаски и любопытства, но с вежливой улыбкой выжал из себя:        — Да, конечно.       Остальные тоже проглотили добрую сотню вопросов, но возражать не стали. Я взяла тарелку с порцией торта для моей Единственной в одну руку, ладонь второй положила ей на плечо и под недобрые взгляды и шушуканье толпы повела к дальнему столику в углу зала, где ни она, ни ей никто не помешает. Посреди него в вазе уже стоял злополучный букет       — Ну, и что это было? — негромко спросила я, поставив тарелку на стол и выдвигая для Элензиньи стул.       — Во-первых, перевела стрелки с тебя на Шурочку — во-вторых, спасла прекрасный букет, — откликнулась Эл беззаботно, то и дело поглядывая по сторонам, чтобы избежать ненужных свидетелей. — Ну, не варварство ли: губить такие прекрасные цветы?       — Так это действительно шутка?! — мое удивление граничило с возмущением. Алессандра мне совсем не нравилась, но устраивать магические фокусы на глазах половины города, пугая несчастных до полусмерти, и компрометируя этим меня, я считала излишним.        — Нет, это действительно была проверка этой реальности и моих умений кройки и шитья, — еще тише произнесла она. — И у меня новости. Первая: тут есть, как минимум, викканская магия и все, что ей сопутствует. Вторая: вместо того, чтобы давать всем непрошенные советы, наша Шурочка будет разбираться со своими дУхами и учиться, пока не станет истинной Килли. И третья: к моменту перемещения мы должны использовать это в своих интересах. В идеале, конечно, перетащить ее на свою сторону.       — Ты с ума сошла?! — воскликнула я чуть громче, чем следовало, и поймала на себе взгляд мимо проходящих официантов, разносивших гостям фужеры с шампанским.       Я сделала вид, что моя юная гостья чуть не опрокинула на меня кусок торта, и придвинула блюдце к ней поближе. Мое Солнышко проводила официантов извиняющимся взглядом и, подождав пока те скроются из виду, продолжила:       — Кристюш, я не понимаю. Ты домой хочешь? К своему, — она сделала упор на это слово, — мужу и счастливой жизни?       — Конечно.       — Ну, тогда доверься мне. В конце концов, если ты захочешь во всем признаться, кому они поверят больше? Неизвестно откуда появившейся мне, или скептику Эдуарду, который на своей шкуре испытает всю реальность и мощь магии, пока будет находиться рядом с женой, ее бесплотным ухажером, притащившимся за ней, как минимум, из прошлой жизни, и призраком давно почившей тещи? «Бедный Эдуарду! Он не сойдет с ума?» — подумала я, но, чтобы не продолжать затянувшийся, начинающий терять смысл диалог, сказала:       — Извини, моя дорогая, мне нужно к гостям. Ешь торт. Он с кокосом. Элензинья улыбнулась, придвигая к себе тарелку и вооружаясь вилкой. Я же пошла искать Рафаэла. Нельзя было допустить, чтобы кто-нибудь заметил перемену моего к нему отношения.       Рафаэл все так же стоял у стола со свадебным тортом, значительно поубавившимся за время моего отсутствия, и обсуждал что-то с моими бабушкой и тетей. Бабушка, первая заметив мое приближение, обернулась и окликнула меня.       — Да, бабушка? — подошла я к ней.       — Кристина, кто та девушка, которая вступилась за тебя перед Алессандрой? — спросила она.       — Элензинья. Моя… хорошая знакомая, — ответила я, и по примеру юной ведьмочки решила тоже проверить уровень ее умения сшивать реальности. — Она была на вечере в честь Серены. Ты разве не помнишь?       — Нет, прости, не припоминаю, — немного смутилась дона Аделаиде.       «Такую сложно не запомнить! — горько усмехнулась я про себя. — Значит, Розейрал еще не встал на положенное ему место…».       — И я тоже никогда раньше ее не встречала, — развеяла мои последние сомнения тетя Агнесс и посмотрела на Рафаэла в надежде, что он развеет ореол таинственности вокруг незнакомки. Мой новоиспеченный супруг лишь пожал плечами, показывая тем самым все свое отношение и к Элензинье, и ко всему происходящему в целом. — Так кто же она и где ты познакомилась с такой необычной особой? — продолжила допрос тетушка, и по ее тону было понятно: она лишь озвучила то, что спросить хотел едва ли не каждый присутствующий при инциденте с Алессандрой. — Дочь эмигрантов из Советского Союза, — выбрала я самый логичный из вариантов. — Получила травму при рождении, и поэтому была практически изолирована от внешнего мира почти до совершеннолетия. Мы познакомились в церкви. Я помогла Элензинье не оступиться на лестнице, когда она выходила. Она поблагодарила за помощь, и мы разговорились. — И только поэтому ты пригласила ее на свою свадьбу? — недобро сощурилась дона Агнесс. — Какое благородство с твоей стороны, Кристина! — Ну, почему же только поэтому? — пожала плечами я. — Я же сказала: мы разговорились, насколько это было возможным. Бедняжка почти не владела португальским, а я, как-никак, педагог и решила помочь девушке. Даже приглашала ее к себе, но Элензинья настолько застенчива, что стеснялась даже прислугу. Приходилось все так же встречаться около церкви, и идти заниматься в немноголюдное место. Иногда, бывая проездом в Сан-Паулу, я заглядывала к ней. — Ни за что не поверю, что ты могла помогать ей бескорыстно, — продолжила тетушка и в ее голосе читались неверие и презрение. — Ну, почему же «бескорыстно», тетя? — широко улыбнулась я. — Она отвечает мне искренней любовью и привязанностью, и помогает коротать время, пока Рафаэл занят в оранжерее. — Но что-то я ни разу не видел твою Элензинью в городе, хотя ее голос показался мне знакомым… — Она живет с родителями в Сан-Паулу, а в Розейрал наведывается на попутках, отдохнуть от большого города. Она вообще не любит рассказывать о себе: даже имени своего полного ни разу не назвала. Но в одном я уверена: она не преступница и не воровка. Я ей верю. Разговор начинал затягиваться. Я вертела в руках стакан с ягодным морсом, иногда делая небольшие глотки, и размышляла, как мне выкрутиться. Если в моем родном измерении у всех хватало не то такта, не то глупости не задавать лишних вопросов по поводу моего Солнышка, то тут их просто прорвало, а у нас с Эл до сих пор не было четкой легенды. Открывать же правду прямо здесь, на празднике, совсем не хотелось. Благо, в толпе, на краю поля моего зрения мелькнули знакомые лица. — Смотри, Рафаэл, Мадалена! — воскликнула я, махнув свободной от стакана рукой, привлекая внимание модистки. — Пойду узнаю, довольна ли она праздником. И спешно, прежде чем меня успели остановить, двинулась навстречу знакомой. Так за светскими беседами с разными группками гостей, принятием поздравлений и поглощением свадебных угощений пролетело время. Ближе к завершению банкета Оливии удалось подловить меня в одиночестве у одного из банкетных столов. Я снова медленно потягивала морс и составляла план дальнейших действий. В отличие от моей альтернативной версии, пребывавшей при подобных обстоятельствах в счастливом неведении и предвкушающей первую брачную ночь с Рафаэлом, я размышляла, стоит ли оно того. Сколько бы не существовало измерений, если в них существует влюбленный в Луну/Серену Раф, на меня он внимания не обратит. Да и я, как бы это абсурдно не звучало со стороны, на самом деле замужем совсем не за ним. «А если после вмешательства Миланы все изменилось? — не давала мне покоя навязчивая мысль. — Если сама Судьба бросает меня в объятья Рафаэла?». «Попробуй переспать с ним — узнаешь!» — всплыли в памяти слова Элензиньи. — Нравится еда? — складывалось ощущение, что в следующую секунду хозяйка ресторана признается, что пища отравлена. — Неплохо, — сдержанно ответила я. — Была рада поддержать тебя и оплатить услуги именно твоего ресторана. Я намеренно смягчила формулировку в сравнении с экранизацией в надежде избежать скандала, но не вышло. Оливия, точно актриса хорошо отыгрывающая свою роль, стала возмущаться и заявила, что ни за что не поверит, что я решила ее поддержать. Спросила, сколько мне пришлось врать, чтоб добиться этого брака, и счастлива ли я, что заполучила все, что принадлежало моей кузине. Часть меня, что досталась от прежней Кристины, требовала нахамить хозяйке ресторана в ответ, высказав все, что о ней думала, но я держалась, отвечая как можно вежливее и улыбаясь. Оливия восприняла это, как насмешку, и заявила, что хочет меня ударить. Это показалось чрезмерным даже ее возлюбленному повару, который вовремя удержал ее от опрометчивого поступка и попросил извинения. «Вот это я понимаю: адекватный человек!» — подумала я, но нервы уже сдали. Даже почувствовав характерное напряжение в воздухе, свидетельствующее о том, что моя Единственная готова ринуться на мою защиту, я мысленно дала ей понять, что справлюсь сама: хватит с нее приключений. — Ну, ударь! Ударь меня! — я театрально подставила ей щеку. — Избиение невесты на свадьбе — отличная реклама для твоего ресторана. Ладно, прощаю, я сегодня очень счастлива и великодушна! Слышала, вы встречаетесь?! Что ж, если ресторан разорится, можете устроиться к нам. Он будет отвечать за кухню, а ты, Оливия, — за уборку! Я рассмеялась и, развернувшись, пошла прочь. Элензинья в глубине зала, как я заметила, покрутила пальцем у виска. Я в ответ, приставив два пальца к виску, сделала вид, что застрелилась. Стычка с Оливией стала последней каплей и окончательно испортила мне настроение. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что гостям уже давно нет дела до жениха с невестой, я подошла к скучающему в сторонке со стаканчиком виски Рафаэлу. — Я уже совсем без сил, — мурлыкнула я, обнимая его сзади. — Поехали домой? — Не попрощавшись с гостями? — по голосу было слышно, что он тоже утомлен сегодняшней суетой, но всячески хочет оттянуть момент, когда нам придется остаться наедине. — Они поймут, что мы хотим остаться одни… — протянула я. Рафаэл, поняв, что возражать бесполезно, позволил увлечь себя к выходу, тем более, что все «наши» давно разошлись. Даже присутствие Элензиньи я перестала ощущать несколько минут назад. В машине ехали молча, не глядя друг на друга, как будто не после свадьбы, а после развода. И тут я впервые поняла Рафаэла. Пожалуй, я даже острее него ощущала сейчас фальшь всего происходящего. Хотелось попрать все эти «каноны», и просто ждать, когда мое желание сбудется. Однако неведомая сила все же подталкивала меня в спину. «У тебя должен быть запасной вариант! Если подумать, в объятьях Зимовского ты же пыталась убежать от любви к Рафаэлу!». «Чёртово влияние реальности! Ненавижу!» — вскрикнула я мысленно, когда автомобиль уже въезжал в ворота нашего двора.  — Наконец-то мы одни, — с облегчением выдохнула я, чуть раньше Рафаэла входя в гостиную.  — Скоро приедут твоя мама и Фелиппе, — поспешил напомнить Рафаэл. Я на секунду замялась, потом выдавила из себя улыбку:  — Рафаэл, я приготовила тебе сюрприз. Мама и Фелиппе сегодня не ночуют дома. Рафаэл явно расстроился.  — Это была ее идея, — добавила я, оправдываясь. — Мы остались одни. Я провела рукой по щеке Рафаэла, то ли надеясь, то ли боясь ощутить трепетное предвкушение. Рафаэл не стал уворачиваться, но при этом смотрел на меня, как на заигравшегося ребенка, балансирующего на грани дозволенного, и этот взгляд обжигал угрозой. Я отдернула руку, но все ещё ощущала острую необходимость отыгрывать вверенную мне роль. «Ты сама почувствуешь, когда тебе надо будет свернуть!» — слова Элензиньи придавали мне уверенности, что пока я все делаю правильно.  — Если ты не против, я пойду приму ванну, переоденусь и приду в комнату, — сообщила я оставшемуся стоять, как истукан, Рафаэлу, поднимаясь по лестнице. — Нашу комнату, — добавила я, обернувшись. Но прежде, чем отправиться в ванную, я зашла в комнату, где ночевала почти каждую ночь на протяжение двадцати лет и, наконец, получила возможность перевести дух перед решающим рывком. Ну, вот я и добилась того, о чем мечтала долгие годы. Я — жена Рафаэла, я на месте Луны. Сегодня я официально засну в хозяйской спальне, возможно, если эта реальность, действительно, подстроилась под меня, в объятьях Рафаэла. Но сделает ли это меня счастливой? Вряд ли. Я вдруг поняла, что на месте Рафаэла мог бы быть любой мужчина: хоть Гуту, хоть давно вожделеющий меня Иван, — но это будет просто тело, взывающее к истосковавшейся по чужим ласкам плоти — мыслями я все равно с Антоном, вспоминая именно его руки и его дыхание. Я вздохнула и приложила ладонь к животу. «Не волнуйся, малыш, мы еще вернемся к твоему папе. Остальное — всего лишь игра». Когда приготовления были закончены, я, облаченная в алую шелковую ночнушку, с распущенными волосами и полностью сохранным макияжем устроилась на кровати Рафаэла. Долго ждать не пришлось: он вошел, неся в руках серебряное ведерко, из которого торчала темно-зеленая бутылка. Вид Рафаэла, правда, оставался таким же кислым.  — Ты принес шампанское? Как мило! — улыбнувшись, я взяла с тумбочки специально подготовленные фужеры и, грациозно соскользнув с постели, подошла к Рафаэлу, позволяя ему наполнить бокалы. Ведя себя как можно соблазнительней, протянула один их них Рафаэлу. Он принял его из моих рук на автомате, мысленно явно находясь где-то не здесь.  — За наше счастье! — подняла я тост. Рафаэл продолжал стоять, как истукан.  — Не выпьешь со мной? — подтолкнула я его к действиям. Мой новоиспеченный супруг изобразил подобие улыбки, нехотя сделал глоток и отставил бокал в сторону. Поняв, что хоть как-то разрядить обстановку не получится, я последовала его примеру. Тем временем Рафаэл, игнорируя меня, подошел к кровати и замер. Я все ждала, что он хоть что-то скажет, но Рафаэл молчал. Тогда я решила действовать: подошла и обняла его сзади.  — Ах, как долго я ждала этого момента! Теперь мы женаты! Мне не терпится угодить в твои объятья, стать, наконец, твоей! — говорила я воодушевленно, прижимаясь к нему, развернув к себе, готовая впиться в его губы поцелуем. Мое тело уже дрожало в предвкушении ласк. Когда было нужно, я умела быстро настраивать себя на нужную волну. Отодвигая в сторону все рациональное. Но сеньор Соуза Диаш резко отстранил меня.  — Я женился из чувства долга, — произнес он твердо. — Ты ждешь моего ребенка. А я не из тех, кто бросает своих детей. «Ну да, конечно, — мысленно усмехнулась я. — Формально ты Фелиппе не бросал!».  — Ты добилась этого брака через враньё. Заплатила тому мужчине, чтобы он поцеловал Серену, и заставил меня поверить в ее предательство. Не знаю, сколько раз ты мне врала, — Рафаэл горестно усмехнулся, — но, думаю, что не один. Я слушала его с каменным лицом. Было такое чувство, что я знаю этот монолог наизусть. Еще пара фраз, и мой новоиспеченный супруг заявит, что женаты мы только на бумаге, и мне не стоит даже надеяться не то, что на ночи любви — даже на единственный поцелуй от него.  — Ну, знаешь, мне показалось, раз мы так удачно сыграли роль счастливых молодоженов на свадьбе, ты захочешь довести дело до конца, — пожала я плечами, вместо того, чтобы открыто предлагать себя. — Да, я поступила так от отчаяния, я ошиблась, но и тебя никто не заставлял напиваться до беспамятства, и пользоваться моей к тебе любовью. Так что же теперь тебе мешает повторить это на почти трезвую голову? Этим далеко не каноническим аргументом я попыталась вывести Рафаэла из равновесия, внести хотя бы подобие разнообразия, но он повторил все, как по написанному.  — Я пойду спать в комнату Фелиппе. Отныне эта комната только твоя! — поставил точку в разговоре мой новоиспеченный супруг, и громко хлопнул дверью. И тут мною завладел настоящий азарт. Я прекрасно понимала, что мои шансы оказаться в объятьях Рафаэла почти равны нулю, но мне вдруг ужасно захотелось, чтобы он овладел мной. Захотелось пережить это и окончательно убедиться: оно того не стоит. Я не стала бросаться ему в ноги, ползти, стирая в кровь колени. Я просто выждала время, отдышалась, привела мысли в порядок и направилась в комнату племянника. Не постучавшись, вошла и бесцеремонно спустила бретельки ночной рубашки с плеч, почувствовав, как легко она скользнула по телу, оставляя меня обнаженной. Рафаэл, в это время переодевающийся в пижаму, замер, не ожидая от меня такой бесцеремонности.  — Посмотри на меня и скажи, что я не прекрасна, и ты меня не хочешь, — произнесла я с вызовом.  — Тело твое, действительно, прекрасно, — не стал отрицать Рафаэл. — Любой мужчина отдал бы за него все!  — А ты не мужчина? — усмехнулась я.  — Я мужчина, — возразил Рафаэл, — я мог бы овладеть тобой прямо здесь, но я еще больше мужчина, чем ты думаешь! Я умею держать себя в руках!  — Рафаэл! — подошла я ближе и попыталась обнять. Он, перехватив меня за запястья, удержал на безопасном расстоянии.  — Тело, Кристина, мужчина может купить на любом углу. Я не строю из себя святого. Вот только любовь купить невозможно! Но тебе этого не понять, Кристина! — демонстративно отвернувшись, он поднял и на вытянутой руке подал мне ночнушку. — Оденься!  — Рафаэл! — выхватив у него свою одежду, я попыталась остановить сеньора Соуза Диаша, но он демонстративно захлопнул передо мной дверь, так что мне оставалось только обессилено сползти по ней, и так и остаться сидеть в углу. Я чувствовала себя опустошенной, отвергнутой, обескураженной. Какая-то часть меня говорила, что я не должна позволять с собой так обращаться, и я должна добиться своего, хотя бы из мести, но усилием воли я отринула эту мысль. «Хватит, Кристина, пора сворачивать!» — обратилась я к самой себе. Дождавшись, когда в коридоре утихнут шаги, я медленно поднялась и на негнущихся ногах дошла до спальни Рафаэла, да так и упала на колени перед небольшим диванчиком. У меня не было сил даже дойти до кровати. Хотелось оказаться сейчас на диване в московской квартире, рядом с Антоном, почувствовать его объятья и коронный поцелуй в висок, дарящий ощущение безопасности и покоя. Иногда расслабляющий и убаюкивающий, иногда, напротив, распаляющий, заставляющий желать большего. Хотелось закрыть глаза, а утром обнаружить, что все, связанное с возвращением в Розейрал и, пожалуй, стычка с милицией, — просто ночной кошмар. Но нет. Не в этом мире.  — Ну, ты бы хоть с пола встала: сквозняк, все-таки, — услышала я колкую фразочку Элензиньи.  — Слушай, Солнце моё, иди спать, а? — откликнулась я, не поднимая головы. — Советчица нашлась.  — Так, ясно… — выдохнула она. — Полёт кукушки над Парижем. Скатываемся в канон.  — Да причем здесь канон? Сама сказала: «Переспи с Рафаэлом — полегчает!» Видишь, как мне «полегчало»?!  — Ну, Кристюш, — гостья погладила меня по голове. — во-первых, «переспи» и «попробуй переспать» — разные вещи. Во-вторых, если бы Милана в качестве моральной компенсации решила преподнести тебе любовь Рафа на блюдечке с голубой каемочкой, он бы тебе сдался. А раз не сдался…  — То он мне теперь вообще не сдался! — я шмыгнула носом. — Но дальше-то что?  — Дальше встань уже: сквозит по полу! О себе не думаешь, так хоть вон, — она неопределенно кивнула в мою сторону, — о ребенке подумай. Болезни матери чреваты ему пороками развития. И помирись завтра с Рафаэлом. Тебе несколько месяцев с ним под одной крышей жить.  — Очень жизнеутверждающе, спасибо, — хмыкнула я, но все-таки встала и, доковыляв, плюхнулась поперек кровати.  — Вот, молодец! — похвалила довольная ведьма. — Слушай, пока мы не виделись, в моем измерении третий сезон «Маргоши» вышел. Тебе скачать? Я уже пару серий глянула. Там…  — Солнышко, я серьезно, — я подложила под щеку подушку, показывая, что не настроена продолжать разговор, по крайней мере, сейчас. — Ночь на дворе. Иди спать!  — Boa noite, — уступила Элензинья и, задержав на мне долгий взгляд, исчезла, не дождавшись ответа. Вскоре я погрузилась в сон. Мне снова снился покинутый мною мир, яркие отрывки воспоминаний. Вот Наумыч с открытой улыбкой представляет меня коллективу. Вот Антон с заговорщическим видом заводит меня в свой кабинет, предлагая мне стать его партнером в финансовых махинациях. Вот он откровенно заигрывает со мной на пороге кабинета Наумыча, а в следующую секунду — уже я влетаю к Зимовскому в кабинет, обрушивая обвинения в похищении смет. Затем мы мило беседуем в машине по пути до моей квартиры. И вот он — неловкий жест, ставший началом всего. Дальше кадры стали прыгать и перемешиваться с еще большей хаотичностью: посиделки в баре, уроки с Алисой, дача, Кривошеины, шашлыки, летучки, сметы, коллеги, кухня, суета… «Как же мне всего этого не хватает…». Разбудил меня воодушевленный голос мамы:  — Кристина, расскажи, как ты провела ночь? — очевидно, она ожидала увидеть меня разомлевшей, довольной и прикрытой одним лишь одеялом, поэтому заметив меня, заплаканную, неукрытую, поперек кровати, опешила. — Кристина?..  — Я сделала все, что могла: бросилась к нему в объятья, разделась перед ним… — слезы покатились из глаз с новой силой, но не от того, что я чувствовала себя отвергнутой, а от того, что вынуждена быть здесь вместо того, чтобы наслаждаться жизнью рядом с мужем и строить планы, как однажды приберем к рукам весь «Мужской журнал», или еще лучше откроем собственный глянец.  — И все же он устоял?! — для моей мамы это было немыслимо.  — Сказал, что женился на мне из чувства долга, и мы останемся женаты лишь на бумаге… — продолжила я между всхлипами.  — Ох, дочка… — мама села рядом, помогая мне устроиться поудобней. Кажется, в ее голове сейчас рушился очередной план обогащения, и моя матушка старательно подыскивала способы, чтобы он не превратился в руины окончательно. — Ты же так красива! Как он может тебе отказывать?  — А еще он сказал, что тело продается, а любовь — нет! — в этот самый момент я осознала всю горечь этой фразы. Я могла отдаться кому угодно: Гуту, Рафаэлу, даже Ивану, как в сценарии к сериалу, но заботу Антона, его нежность, его голос, его фразочки заменить не сможет никто. Даже если я добилась бы расположения Рафаэла, мысли мои все равно будут возвращаться туда, в Москву-2010, где я была счастлива.  — Но ты не должна сдаваться, Кристина! — приободряла меня дона Дебора. — Ты должна соблазнить Рафаэла! Провести с ним ночь… нет… много ночей! Ты должна забеременеть, Кристина! Эти слова на секунду отрезвили. Я приподнялась на локте и долго, пристально смотрела на маму. Она тоже смотрела на меня, не в силах понять, чем вызвано мое удивление.  — Я уже беременна, мама, — произнесла я тихо и твердо. «Ты не помнишь?» — хотела добавить я, но слова застряли в горле, когда я увидела, с каким удивлением и неверием смотрит на меня мама. Кажется, в этот момент она решила, что я помешалась от горя.  — Но… но как?!.. Кристина, когда?.. — забормотала она. — Ты же сказала, что ничего не получилось, что у тебя… В какой-то момент мне захотелось вскочить, отправиться в комнату, где спала до замужества и проделать примерно то же, что проделала Элензинья, впервые после долгой разлуки появившись передо мной, но вспомнила слова своей Единственной и сдержалась. Внутреннее чутье подсказывало мне, что если дона Дебора не вспомнила ничего после одной только ключевой фразы, не вспомнит она и предъяви я ей все доказательства. Похоже, битву с самой собой моя мама проиграла. «А это значит, без матери я осталась даже раньше, чем должна была, и надо быть вдвойне осторожней, чтобы не выдать себя», — пришла я к печальному выводу, параллельно обдумывая более или менее правдоподобную версию.  — Я думала так, — наконец, ответила я, придавая голосу максимальную уверенность. — В какой-то момент я увидела кровь на белье, и подумала, что… ну ты понимаешь. Но крови было немного, и на следующий день все закончилось. А еще через пару дней почувствовала себя плохо. Я испугалась, вновь обратилась к врачу в Сан-Паулу, обрисовала ситуацию и сдала повторный анализ. Он подтвердил беременность!  — Но… первый анализ был отрицательным, я сама видела, когда уничтожала дубликат, который пришел по почте! — не поверила дона Дебора. — И почему тогда у тебя шла кровь?  — Я задалась тем же вопросом, — ответила я расслабленно. — Врач сказал, такое бывает. Например, если должна была родиться двойня, но что-то пошло не так. А анализы могли и перепутать.  — Почему тогда ты мне ничего не рассказала?  — Потому что на днях сообщила обратное, а врач предупредил, что раз такое со мной произошло однажды, то может повториться, и я решила пока промолчать, — ответила я, и добавила: — чтобы не расстраивать, если потеряю и этого ребенка.  — Кристина! — мама начала выходить из себя. Оно и понятно: в такую чушь я и сама бы не поверила без доказательств.  — Минуту, мама! — дух авантюры придал мне сил, я встала и, накинув халат, направилась в свою бывшую спальню. Дона Дебора последовала за мной, но я вовремя закрыла дверь.  — Элензинья! — прошептала я, при этом выражая все свое нетерпение. — Быстро сюда! Сию же секунду! На этот раз моя Единственная возникла прямо на кресле, что стояло рядом со шкафом. В руках у нее была банка йогурта и чайная ложка, которую она демонстративно отправила в рот при виде меня.  — Закольцуй время. Быстро! Та удивленно посмотрела на меня.  — Быстро. Иначе придется объяснять, почему Рафаэл не в курсе, что ты ночевала здесь! Эл вздохнула и, отставив банку с йогуртом, отпустила ложку. Вместо того, чтобы упасть, та зависла над полом.  — И к чему спешка? — гостья посмотрела на ложку, размышляя, не продолжить ли трапезу, но решила оставить ее как индикатор стоящего времени. Я подошла к трюмо и, открыв потайное отделение, извлекла оттуда все свои документы. Быстро просмотрев их, отыскала заключение о беременности из двадцать первого века и фальшивое — из этого. Остальное убрала обратно.  — Сможешь превратить это, — я протянула лист А4 с напечатанным на принтере текстом, — в это? — я показала ей образец сороковых.  — Я не владею магией трансформации, — ответила она.  — Ну, как-то же ты перетащила большинство моих нарядов в Москву!  — Так я просто продублировала их в другом измерении, чтоб тебе чемоданы не тащить! — Ну, вот и сейчас продублируй, только по образцу, — не увидела я проблемы. Мое Солнышко удрученно вздохнула, взяла один результат в одну руку, другой — в другую, и я готова руку дать на отсечение, что видела, как лист с московскими результатами засветился, став прозрачным, а потом исчез. Вместо него Элензинья держала в обеих руках одинаковые бланки.  — А… — протянула я, когда один из них оказался у меня в руках, — Солнце моё, я, по-твоему, в Советский Союз к врачу на корабле плавала?  — Почему?  — А как еще я объясню окружающим, что текст на русском?! — усмехнулась я.  — Извиняюсь! — девушка еще раз пристально посмотрела на листок, он снова засветился, и в моей руке оказалась справка на португальском языке шрифтом стандартного документа.  — А «Ворд» изобретут только лет через пятьдесят! Эл тихонько выругалась, припомнив всех моих родственников до седьмого колена, предприняла новую попытку, и текст стал идентичным набранному на печатной машинке Вот только фамилия там значилась: «Зимовская» — и дата выдачи — 2010 год! Тут уж Элензинья даже комментариев моих дожидаться не стала, а с тихим: «Ой» — взялась переделывать работу. Причем, переделывала ее еще трижды: то печать не та, то имя врача явно славянского происхождения, то номер больницы не тот. Я уже совсем отчаялась, глядя на усталую раскрасневшуюся, готовую плакать от бессилия ведьму, и обдумывала, что скажу доне Деборе, когда мое Солнце сдастся и решит уйти, как Эл протянула мне идеальный вариант заключения.  — А говорила, не можешь! — оценила я. — Спасибо! А где?..  — На месте, — перебила меня моя Единственная, — я его просто телепортировала. Это всё?  — Да, — ответила я. — Если захочешь, попозже заходи. И флэшку с собой захвати.  — Флэшку? — удивилась Элен.  — С третьим сезоном «Маргоши», — ответила я. — Должна же я сориентироваться, где окажусь через несколько месяцев. Элензинья кивнула, схватила ложку и банку с йогуртом и исчезла. В ту же секунду в комнату ворвалась моя мама.  — Кристина?.. — растерянно посмотрела она на меня. Я сделала вид, что только что достала листок из ящика прикроватной тумбочки.  — Вот, мама, — я протянула ей конверт, — смотри. Мои результаты анализа. Дона Дебора несколько секунд медлила, переводя взгляд с меня на листок в моей руке, затем резко выхватила его и углубилась в изучение. Когда она вновь посмотрела на меня, в ее взгляде по-прежнему читалось неверие, но на лице медленно появлялась улыбка.  — Так это же замечательно, дочка! — воскликнула она и кинулась обнимать меня. — Но ты все равно не должна оставлять попыток соблазнить Рафаэла. Теперь ты его жена — он не имеет права тебя игнорировать! — добавила она, отстранившись. Я посмотрела на маму вымученным взглядом. Не обо мне она думала в этот момент и даже не о моем ребенке. Она думала лишь о том, чтобы Рафаэл не захотел развестись со мной, когда малыш появится на свет. Маловероятно, конечно, но дона Дебора опиралась на свой жизненный опыт, а мой «папочка» поступил с ней именно так.  — Я поговорю с ним, и буду вести себя, как самая заботливая мать, пекущаяся о благе дочери.  — Сейчас не самое лучшее время, — тихо отозвалась я. — Рафаэл в оранжерее, а вчера ушел спать в настоящей ярости.  — Хорошо, тогда подождем до вечера, — мама вздохнула и присела на кровать. — Я побуду с тобой. Дона Дебора улыбнулась той самой ободряющей улыбкой, которой улыбалась всегда, когда часть наших планов проваливалась, и нужно было срочно мобилизовать силы, чтобы спасти оставшуюся. Обычно это срабатывало, настраивая меня на нужную волну, и я тут же приступала к исполнению ее инструкций, но сейчас перспектива пробыть в ее обществе целый день совсем не радовала. «Да плевать я хотела на этого Рафаэла с любой подходящей возвышенности! Не ковыряй мне мозг!» — хотелось откровенно признаться мне, но я понимала, какой скандал поднимет моя матушка, услышав подобное заявление и чудом сдержалась.  — Мама, я не очень хорошо себя чувствую, — теперь я имела полное право спекулировать своим положением и перед ней тоже. Прямо как Егорова — самой противно! — Почему бы тебе не пойти прогуляться? От того, что ты будешь сидеть со мной, как с маленькой, отношение Рафаэла ко мне не изменится.  — Ты прогоняешь меня, Кристина? — мама не поверила своим ушам.  — Нет, мама, я просто хочу побыть одна и немного прийти в себя, — ответила я, как можно сдержанней, — и если ты не хочешь, чтобы я лишний раз волновалась и рисковала потерять такого желанного ребенка, то выполнишь это мое маленькое желание. Судя по выражению, немедленно возникшему на лице доны Деборы, она проглотила не одно ругательство, прежде чем согласиться и попросить меня проводить ее к выходу. Тут я отказывать не стала, а на обратном пути заглянула на кухню и попросила Зулмиру принести мне завтрак в «нашу с сеньором Рафаэлом» спальню, и сделала вид, что, выходя, не услышала, как она пробормотала себе под нос: «Совсем обнаглела». А пока не слишком расторопная прислуга возилась с завтраком, я снова забежала в свою бывшую комнату и забрала свою технику. Хранить ее в спальне Рафаэла, пока мой официальный статус в его глазах не определится, будет опрометчиво, но порция положительных эмоций мне не помешает. А атмосфера «Мужского журнала» обеспечивала мне их беспроигрышно. Дождавшись, пока Зулмира принесет еду и удалится, я позвала Элензинью. Девушка не заставила себя ждать, и, появившись рядом со мной на кровати, тут же вложила мне в руку черную глянцевую флешку. «Все двести сорок серий с полуграмотными бразильско-португальскими субтитрами. На случай, если русский со временем станет стираться из памяти», — как пояснила она. Я шутя пожурила свое Солнце за то, что без моего участия она совсем запустила изучение языка, на что та лишь виновато пожала плечами, мол: «Это я, чего поделать?» — и попыталась перевести разговор на другую тему, но я не дала ей этого сделать, чтобы потом не слушать, как она называет себя бездарностью. Разделив наушники-капельки на двоих, я запустила одну из серий, параллельно указывая своей Единственной на особенно грубые ошибки и удрученно вздыхая, когда вместо тех или иных реплик на экране появлялись то многоточия, то бесконечные дефисы. Смотреть мы начали с заключительных серий второго сезона, где по сюжету Марго сбежала из-под венца, и я была поражена, насколько мне удалось изменить тот мир одним своим появлением. Сама того не ведая, я смягчила сердце Антона, отвлекла его внимание от рабочих дел, и фактически спасла коллектив от развала. Да, провал номера был и при мне, но в нашем мире, по крайней мере, Антон не увольнял Марго, а потом и Колю, чем спровоцировал развал всего коллектива, который пришлось «склеивать» с помощью очередных махинаций, и даже сам Гальяно пригрозил всем закрытием журнала. Сама Маргоша, хоть все так же в последний момент и остановила Калугина, отвоевав у вселенной право на женское тело, ни в какой Питер за ним не последовала, а осталась в Москве разбираться с нынешнем владельцем (или владелицей?) тела Игоря Реброва, которому за пару дней осточертело мужское существование, и погрязать во вранье. Глядя на всю творящуюся ерунду, мне временами хотелось закрыть лицо ладонью, но во всем этом для меня был один существенный плюс: я снова могла просто наслаждаться зрелищем на экране, не так остро ощущая тоску по всем этим людям. К тому, что я пережила несколько месяцев назад, происходящее не имело никакого отношения. Так проходили часы. Как в старые добрые деньки я глотала серию за серией, лишь ненадолго отлучаясь для обеда и прочих насущных дел. Даже Эл, утомившись, ушла, сославшись на то, что еще не ночь, и ее могут хватиться, а я все не могла оторвать взгляда от экрана. Мне не слишком приятно было видеть Зимовского, милующегося с Эльвирой, но я нашла выход, просто представляя на месте Мокрицкой себя. Если бы только моя мама в свое время была более терпимой, я бы, действительно, была на месте Эльвиры, и мы бы с Антоном опробововали кровать, диван и прочую мебель в новенькой, хорошо отремонтированной, двухэтажной квартире. И не моя предшественница жарила бы ему сырники субботним утром, а я. И, возможно, не сырники, а глазунью. Мне бы он высказывал все свои соображения, а я, больше не зная, что будет, наперед, просто поддерживала и давала советы. И пусть бы он смеялся, снова называл меня то единственной своей женщиной, то снова несносной бабой, с которой невозможно говорить, но он был бы со мной, рядом, и даже отвергнув сгоряча мои ласки, все равно через час-другой подходил за тем же самым. Но самое главное: не просто принимал мою любовь, но и любил в ответ. Лишь к вечеру, когда совсем стемнело, а от наушников уже болели уши, я поняла, что надо брать себя в руки и начинать двигаться. Отключив технику и провода, спрятала все подальше в шкаф, в самый интимный его уголок, куда даже прислуга не сунется без моего ведома, развешивая одежду после прачечной. Затем сладко потянулась, разминая спину, приняла хорошую ванну, переоделась и в целом привела себя в порядок, и хотела спуститься в гостиную. Если мама успела поговорить с Рафаэлом, надо как-то выкручиваться, если нет — еще лучше. Но не успела я сделать шаг за порог комнаты, как в нее без стука влетела мама.  — Кристина, ты никогда не была так близка к разоблачению! — воскликнула она.  — Что случилось?! — обеспокоилась я, не сразу поняв, какое именно разоблачение она имеет в виду.  — Серена все вспомнила! — голос мамы звенел беспокойством. — То есть, пока ничего, что могло бы тебя скомпрометировать. Только то, что Гуту убил Луну. Пока Гуту сбежал из тюрьмы, но если его схватят… Я расслабилась: настоящим разоблачением мне это не грозило. Напротив, теперь я знала, в каком сюжетном моменте нахожусь, и что надо сделать, чтобы неприятности мне больше не грозили. Довольно убедительно изображая панику, я слушала маму вполуха, а сама размышляла, позвать ли свою Единственную сразу после ухода доны Деборы, или подождать до завтра. Одно я знала точно: мы с моей девочкой найдем способ убрать Гуту с моей дороги и, как знать, может, даже сохранить ему жизнь. А пока, уверив матушку, что последую ее совету и натравлю Гуту на Серену, отправила ее обратно в дом бабушки и тети Агнесс, под предлогом быть поближе к Сиру, как главному источнику информации. Мама спорить не стала и вскоре ушла. Зато Рафаэл явно пришел уставший и, кажется, еще более озлобленный, чем вчера. Видно, за это время успел получить не самые приятные новости. Когда я застала его в гостиной, он как раз наливал себе рюмку коньяка. «Ты так сопьешься, дорогой!» — не без иронии подумала я, размышляя, не запьет ли он его вискарём. Но вслух решила начать разговор с шутки:  — Ты сегодня поздно, дорогой! А мы второй день, как женаты, — я поправила волосы. — Как ты мог меня оставить? Сеньор Соуза Диаш шутку не оценил, лишь удрученно вздохнул, одним глотком осушив рюмку.  — Я иду к себе, — сказал он, едва сдерживая раздражение. — Ты знаешь. Мне от тебя ничего не нужно.  — Ну, прости меня, Рафаэл. Неудачная шутка, — плотнее запахнув халат в знак того, что прислушалась, я все же преградила ему путь к лестнице. — Я хотела просто поговорить. Извиниться за вчерашнее. Рафаэл, не ожидавший от меня подобного, в недоумении остановился.  — Извини меня, — повторила я. — Атмосфера праздника просто вскружила мне голову. Больше я не стану кидаться в твои объятья и требовать того, что ты не можешь или не хочешь мне дать. Сеньор Соуза Диаш снова горько усмехнулся.  — Я и не обижался на тебя, Кристина, — сказал он, — Мне просто тебя жаль. Я безразлично пожала плечами. Смотрела на Рафаэла и видела перед собой абсолютно чужого, холодного и озлобленного человека. Больше не было даже спонтанного желания прижаться, утешить, уснуть на его груди — от него хотелось бежать и прятаться. Тот, кого я любила больше двадцати лет, смотрел на меня с презрением и тоже хотел сбежать. Избегал даже моего взгляда. Выжидал нового срыва, чтобы вновь смешать меня с грязью, распустить руки. Я больше не хотела даже простых его прикосновений.  — Однажды ты поймешь, все, что я делала и делаю сейчас, я делала из большой и чистой любви, — когда-нибудь этот чурбан вспомнит намек в моих словах, и не сможет уличить во лжи. Не дожидаясь, пока Рафаэл снова начнет говорить о том, что я никогда не знала настоящей любви, и сама не способна испытывать это чувство, я развернулась и поднялась наверх, и хотела вернуться в спальню, но какая-то неведомая сила потащила меня в студию Луны. «Еще одна попытка Вселенной вернуться к исходному течению… — осознала я, когда уже стояла на пороге. — Что ж, будем умнее». Я прошла в комнату и огляделась. Несколько ваз со свежими цветами на этажерке около входа, туалетном столике, рояле. Вешалка-стойка со всеми нарядами Луны, кресло у камина, на котором обычно Рафаэл потягивает виски в перерывах между разговорами с почившей супругой, граммофон, который он слушает. И, конечно, моя кузина, с неизменно доброжелательным лицом взирающая с портрета. Я подошла к стойке с платьями, коснулась металла и тут же отдернула руку, с трудом преодолев желание опрокинуть ее. То же было и с вазами, на которые едва упал мой взгляд. Однако, твердо отдавая себе отчет, что это всего лишь «призрак» прежней меня пытается отвоевать свое право на существование, встала напротив портрета и, гордо вскинув голову, взглянула на Луну. — Что смотришь, дорогая кузина? — осведомилась я. — Да, признаю, я проиграла. Я больше не люблю нашего дорогого муженька. Только сразу его не забирай, ладно? Он мне еще недолго, но будет нужен. Я вздохнула, улыбнувшись, и опустила голову. Я просто не могла поверить, что, подобно Рафаэлу, разговариваю с куском холста, вымазанным краской, но что-то подсказывало: моя дорогая кузина слышит меня, как слышит и Рафаэла. Не только с ним, в конце концов, она была связана в этом мире. — Вот только не надо смотреть с таким укором, моя дорогая. Давай начистоту? Я не желала тебе смерти. А знаешь, почему? У живого человека любимого увести всегда легче, чем у покойника, который вмиг становится в его глазах святым. А ты ведь не святая, мы-то с тобой знаем, да? Я позволила себе тихо и горько, но рассмеяться. — Ах… бедный твой отчим… Надеюсь, лопата не была для тебя слишком тяжелой? Твои действия ведь так и не признали самообороной? Пришлось бежать в нашу провинцию? Хорошо, когда от отца у тебя осталась неплохая сумма, чтобы откупиться! То-то же, моя дорогая! Лицо Луны на портрете по-прежнему оставалось неизменным. — Нет-нет, не бойся! Я об этом точно никому не расскажу. И Серена, думаю, тоже. Просто знай, что мы квиты. За дверью послышались шаги, и в студию ворвался Рафаэл. — Что ты здесь делаешь, Кристина?! — взгляд у него был такой, точно он ожидал увидеть здесь погром, или нож в моих руках. — Мне стало немного прохладно, — ответила я. — Я проверяла, не открыто ли где окно. — Здесь не может быть открыто окно! — мой муженек и не думал снижать тона. — В эту комнату заходить нельзя! — Я просто предположила. Прислуга иногда допускала такие проколы, — в моем голосе, в отличие от его, не было и следа агрессии. Сеньор Соуза Диаш грубо взял меня за руку и отвел в спальню. — Мне кажется, ты заболеваешь, Кристина, — сказал он, убеждаясь, что я не наброшусь на него, как только он меня отпустит. — Ложись спать! Сон — лучшее лекарство, — и вышел. «Ну, хотя бы не швырнул на кровать, как в сериале!» — подумала я, потирая запястье. А рано утром Элензинья в забавной пижаме с мордочкой мопса и надписью на английском: «К зиме готов» — уже сидела на моей кровати, то ли констатируя, то ли спрашивая: «Гуту сбежал?» — при этом ни одна из нас не паниковала. Мы обе знали, что он придет сюда с наступлением темноты, и отыщет драгоценности, где бы я их не спрятала. А если не найдет, будет возвращаться снова и снова, пока не отыщет, или сам не попадется полиции. Но и дать ему возможность выкрасть драгоценности было нельзя: они слишком редки, и вор попадется при первой же попытке перепродать их. Сначала у меня мелькнула было мысль убить Гуту раньше времени, но я тут же вспомнила, что он — мстительная тварь — не оставит меня в покое даже после смерти, доводя до сумасшествия. Сохранить ему жизнь и обеспечив безбедное существование, желательно, с сопутствующей амнезией — значит обеспечить себе спокойствие. Поставив время на паузу, чтобы избежать внезапных визитов, мы сидели в моей бывшей спальне, и я держала на коленях шкатулку с бриллиантами Луны. — Может, ты сможешь подменить драгоценности? — с надеждой посмотрела я на свою Единственную. — И сделаешь так, чтобы этот ублюдок убрался куда подальше? — Куда, например? — без энтузиазма отозвалась она. — Уругвай, Парагвай, Эквадор, послевоенная Европа… Может, США, — пожала я плечами. — Откуда я знаю, где предпочитают скрываться беглые преступники? Эл с трепетом протянула руку к шкатулке, погладила крышку из темного дерева, осторожно взяла, медленно открыла крышку, и резко передернулась всем телом, едва взгляд упал на украшения. — Твою мать! — выругалась она, захлопывая шкатулку. — Кто-нибудь до Луны вообще носил их?! — Не помню… — растерялась я. — Это семейные ценности. Возможно, их носила бабушка, и многие женщины нашей семьи до нее, но нечасто: они стоят больше, чем целое состояние. Элензинья бросила быстрый взгляд на меня, выравнивая дыхание и снова откинула крышку, пристально глядя на открывшиеся ей сокровища, однако даже прикоснуться к ним не решалась. — Не может быть… — почти беззвучно прошептала моя Единственная. — Не может быть… Неудивительно, что физическое тело Луны не выдержало. Я с еще большим непониманием посмотрела на мое Солнышко. Ее слова и еще больше поведение пугали. — О чем ты, Солнце мое? — О чем? — как эхо отозвалась девушка, все еще глубоко дыша и стараясь не смотреть на украшения. — Ну, слушай, Кристина, сказку, которая совсем не сказка. Она набрала в легкие побольше воздуха и начала рассказывать. Когда-то давно, никто не знает, когда именно, жил в одном из миров ювелир, увлекающийся алхимией. Однажды он влюбился в одну из своих постоянных клиенток, которая всегда делала у него самые скромные заказы: в основном, починку разных диковинок. Денег за это она почти никогда не платила, но взамен обучала мастера премудростям магии и алхимии. Достигнув в этой области определенных успехов, он создал и преподнес возлюбленной комплект украшений: кулон и бриллиантовый браслет. Однако дама сердца, не желая показаться нескромной, ответила, что не может принять дорогой подарок безвозмездно, и преподнесла ему в ответ маленькие золотые часы на цепочке, объяснив, что это и как ими пользоваться. В то время вещица казалась истинным чудом: от изобретения привычных всем карманных да и просто механических часов пару отделяли столетия. Ювелир был вне себя от счастья, возомнив, что теперь сможет управлять самим Временем. «Ну… если ты так хочешь, за такой бесценный подарок я могу обучить тебя» — усмехнулась колдунья. Ювелир согласился, взял себе новое имя: Хронос — и на несколько веков скрылся со своей возлюбленной в одном из миров, который она специально раскрыла перед ним. Обучала его премудростям магического искусства и хитросплетениям мироздания, используя составляющие гарнитура, как модель, напитывая их знаниями и силой. Так кулон, что носили на груди, олицетворял прошлое. Он хранил воспоминания, и мог перенести в прошлое ровно на количество прожитых секунд. Браслет, обвивающий запястье, где бьется пульс — будущее. Он позволял предвидеть опасность или последствия важных решений. Стрелки часов, никогда не замирающие, отмеряли настоящее: здесь и сейчас. По легенде, они никогда не останавливаются и не ошибаются, но если все же остановить механизм и подвести стрелки, время замрет, и начнется там, где пожелаешь.  — Так подарок влюбленного ювелира превратился в то, что он есть сейчас. В Гарнитур Хроноса, — говорила юная ведьмочка, ясно давая понять: перебивать ее не стоит, — и служил бы он дальше мелочным целям той самой колдуньи и ее верного ученика, если бы однажды алхимик-ювелир не возомнил себя могущественней и умнее той, что дала ему силу и знания, и не сбежал, прихватив с собой свой же подарок. Та разгневалась и сделала так, чтобы похищенные украшения медленно, но верно ослабляли похитителя. При долгом ношении кулон не просто копил воспоминания, словно записывая их на пленку, а без перемещений отбирал их, медленно сводя с ума. Браслет же, по-прежнему предупреждая об опасности, отнимал будущее. Чем дольше он на теле — тем меньше остается жить. При этом все выходит до смешного логично: депрессия, зависимости, болезни, даже пустяковые травмы — и через некоторое время носитель либо сам обрывает свою жизнь, либо она заканчивается по вполне объяснимым медициной причинам. И только часы, законно принадлежащие Хроносу, в отрыве от смертоносных украшений оставались безопасной безделушкой.  — Красивая история, но какое отношение к этому имеют бриллианты Луны? — все еще не понимала я.  — Боюсь, прямое, — ответила Элензинья. — Браслет предупредил Хроноса о намерениях колдуньи. Несколько столетий ювелир бегал по мирам и странам, но когда пришло его время, не стал доводить до крайности, и позволил представительницам нескольких светлых магических родов уничтожить себя в якобы ожесточенном бою. Как только сердце ювелира остановилось, колдунья вновь обрела власть над Гарнитуром, и чтобы ни свет, ни тьма больше не смогли уничтожить бесценное творение, наложила на него заклятие, и разослала копии по всему Мирозданию, где существует разумная жизнь. При этом в каждой реальности он может принимать разные виды и формы. Быть в своем первоначальном обличии или измениться до неузнаваемости. Стать шикарным, как эти сокровища, или просто игрушками из набора «Маленькая красавица». Здесь кулон стал ожерельем, а браслет разделился на диадему и серьги… Но одно неизменно: везде Гарнитур хранит часть разума колдуньи, которая хоть и ослабла за вечность, продолжает приглядывать за своим сокровищем, поэтому ни одну из составляющих нельзя украсть или даже снять с трупа безнаказанно — только подарить или обменять добровольно. Правда от этого он несет не меньше вреда носителю. Даже в тех мирах, где совсем нет сил, похожих на магию, из-за Гарнитура разгораются распри, ссоры, иногда даже кровопролитные войны… У меня по всему телу пробежались мурашки. Теперь я, так же, как и Элензинья, с ужасом смотрела на сверкающие во всей красе бриллианты на черной атласной подушке, и сердце сжималось в груди. Как так могло выйти, что наша семья, начиная с одиннадцатого века, владела столь смертоносным оружием? А ведь в минуты особой тоски или триумфа, я доставала эту шкатулку и облачалась во всю эту мерзость!  — Но… — беспомощно смотрела я на Элензинью, прекрасно отдавая себе отчет в том, что хотела ими завладеть.  — Не бойся, — приободрила меня моя Единственная. — Гарнитур — всего лишь артефакт, а артефакты весьма прямолинейны. Украшения с Луны сорвал Гуту — ему и нести ответственность.  — То есть, ты ничего не сможешь сделать, — констатировала я.  — Попытаюсь, — Элензинья исчезла вместе со шкатулкой, и появилась с ней же через какое-то время.  — Что в ней?! — забеспокоилась я.  — Реквизит со съемок новеллы, — ответила Солнце спокойно. — Благо, сериал существует не в одном и даже не в паре измерений, и далеко не во всех, где есть сокровища Луны, они — страшный артефакт. И продублировать их намного проще и безопаснее.  — Но где тогда настоящие? — еще не хватало, чтобы ни в чем не повинные актеры носили на себе произведение темного искусства.  — В безопасности. Это главное, — заверила Элензинья. Я, вздохнув, взяла шкатулку и убрала ее на место.  — А тебе я советую как можно позже вернуться сегодня домой, — добавила она. — Я подам сигнал, когда Гуту уйдет, чтобы ты могла прибраться до прихода домашних.  — Спасибо, Солнце, — я обняла девушку, после чего она исчезла. Время снова пошло, а я, взяв в комнате полотенце, на случай, если кто-то спросит, что я тут делала, направилась в ванную. Весь оставшийся день я провела в обычных хлопотах, а вечером отправилась в дом бабушки и тети Агнесс и, в отличие от «канона» довольно благосклонно терпела присутствие Серены и Элио, тоже решивших навестить бабушку. А к маленькому Тере, который, как всегда, увязался за своей спасительницей, с опаской глядящему на меня и плотнее жмущемуся к дикарке, я присматривалась с особым вниманием. Даже не верилось, что этот хрупкий на вид мальчонка вырастет, и откроет тайну этого маленького городка всему миру! Видно было, что тетушка была отнюдь не рада меня видеть, но — увы и ах — я так и не дала ей повода выставить себя за дверь. Хотя я едва удержалась, чтобы не покинуть дом по своей воле под тяжелым взглядом доктора Жулиана и Сабины, которая тоже смотрела на меня, но украдкой, и только мысль о Гуту заставляла меня оставаться на месте.  — Скажите, Кристина, — не выдержал, наконец, исследователь сверхъестественного, улучив момент, когда бабушка с тетушкой по просьбе Тере повели гостей в сад, а моя мама куда-то отлучилась. — Та девушка, что показала гостям на Вашей свадьбе призраков, ведьма? «Ну, что Вы, доктор Жулиан, шутите? Конечно, нет!» — хотелось привычно выкрутиться мне, или хотя бы сказать, что точно не знаю, но язык на секунду перестал слушаться, а после я совершенно спокойно ответила:  — Да, — и поняв, что произошло непоправимое, поспешила добавить, что это не имеет никакого значения.  — А я думаю иначе, — вступила в разговор Сабина. — Я внимательно наблюдала за Вами, когда Вы жили здесь в ожидании свадьбы, и сейчас. Вы очень изменились.  — Возможно, потому, что во мне живет и ежедневно меняется маленькая жизнь? — снисходительно улыбнулась я, с нежностью положив руку себе на живот.  — Нет-нет, — покачала головой Сабина. — Я чувствую такие вещи. Если бы я не была знакома с Вашей семьей, решила бы, что передо мной — близнецы, но никак не один и тот же человек. У Вас даже аура изменилась.  — Ну, как мне объяснили, аура — субстанция переменчивая, и зависит от настроения и самочувствия, — усмехнулась я, и тут же услышала как меня окликнули по имени. Судя по тому, что никто на это так и не отреагировал, голос звучал в моей голове, поэтому я как ни в чем не бывало продолжила вести беседу. Доктор Жулиан удивлялся моей осведомленности, и говорил, что знакомство с моей юной знакомой стало бы для него бесценным опытом. В какой-то момент я решила переменить позу, и на пол упал сложенный вчетверо желтоватый листок бумаги, которому просто неоткуда было взяться. Сконфуженно улыбнувшись, я подняла его и мельком развернула, смутно догадываясь, кто успел поработать почтовым голубем. «Можешь сваливать!» — значилось внутри жирным голубым фломастером, не оставляя поводов для сомнений. Благо, мне удалось быстро свернуть разговор и, сославшись на то, что уже до неприличия поздно, уйти. Оказавшись на территории дома, несколько минут не решалась войти, а, войдя, инстинктивно вела себя осторожно, боясь наткнуться на вора, но так никого и не встретила. За дверью моей бывшей спальни также было тихо. Пройдя в комнату, я обнаружила там беспорядок и раскрытое бюро. Шкатулка ожидаемо исчезла, но больше ничего тронуто не было. Быстро прибравшись, я вышла, намереваясь раз и навсегда забыть об этом кошмаре. Пока полиция и детективы усиленно искали сбежавшего преступника, я вздохнула с облегчением. Этот оборванец больше не появится в моей жизни ни живым, ни, надеюсь, мертвым. Как сказала мне Элензинья, для лиц ответственных он всегда будет оставаться невидимкой, и никто ему не помешает уехать и затеряться. «А дальше свободу воли никто не отменял… — всегда предупреждала в таких случаях Элензинья. — Впрочем, надо быть совсем идиотом, чтобы, имея на руках такое состояние, еще что-то хотеть!». Единственное, что не давало забыть обо всей этой истории — то, что однажды открыв бюро по совершенно другому поводу, я обнаружила шкатулку на прежнем месте. Элензинья сказала, гарнитур сам вернулся на прежнее место. Многие магические артефакты имеют такое свойство. Я соблюдала максимальную осторожность, либо проводя дни в доме за повседневными делами или просмотром «Маргоши», либо гуляя по городу, но возвращалась всегда в сопровождении Ивана, или до наступления темноты. Однако однажды все пошло не так. Мама уговорила бабушку и тетю Агнесс устроить праздник в честь своего дня рождения. «Ничего грандиозного — просто семейный ужин только для своих». На закономерный вопрос тети: «А с чего вдруг такое решение? Ты ведь уже много лет не отмечала даже значимые даты!» — последовал ответ в духе, что в их возрасте каждый год может стать последним, так почему бы не собраться, может быть, в последний раз», — но я-то знала, что это всего лишь повод, чтобы Рафаэл вывел меня в свет в статусе своей супруги. Был бы это праздник в честь кого-то другого, я бы сто причин нашла там не появляться: беременным прощаются слабости — и хоть в этом Рафаэл бы меня поддержал, но это была моя мать, и правила приличия пока еще не отменили. Пришлось ехать и оставаться до победного. Я даже хотела отправить Рафаэла, явно заскучавшего, домой, а самой напроситься ночевать, но мама напомнила, что я теперь — замужняя женщина и должна проводить ночи рядом со своим супругом. И то, что сам супруг всячески поддерживал мою инициативу остаться на ночь, только раззадорило матушку. Да еще и тетушка мягко намекнула, что я не слишком желанная гостья в доме. Мой ребенок все еще не ощутимо на физическом уровне пинался, проецируя в разум тревогу, но я так и не смогла никому ничего доказать. — Не проводишь меня в дом, Рафаэл? — поинтересовалась я, когда он остановил машину во дворе. — Опять ты начинаешь, Кристина? — устало выдохнул он. — Я сопровождал тебя на празднике доны Деборы, но это ничего не меняет в наших отношениях. — Но мне плохо, Рафаэл, у меня кружится голова, — искала я более или менее правдоподобные аргументы. — Я боюсь оступиться. Но сеньор Соуза Диаш и слушать меня не стал. Он просто сел в машину с целью поставить ее в гараж. Я честно подождала мужа, но вместо того, чтобы пройти в дом, он свернул в оранжерею. Бежать за ним и хватать за руки было бессмысленно: не удивилась бы, если бы он оттолкнул меня прямо на газон, поэтому некоторое время посмотрев ему вслед, я положила ладонь на живот, успокаивая малыша внутри меня, и убедив нас обоих, что никакая опасность нам не грозит, зашла в дом. Но только успела подняться по лестнице, как из-за угла между этажами выскочил Гуту. В ужасе я отшатнулась так резко, что впечаталась спиной в стену. Мне показалось, передо мной призрак. — Ты?.. — только и смогла вымолвить я. — Хитро, Кристина, очень хитро… — прохрипел он. — Подменила камушки на стекляшки, и думала, я ничего не узнаю! — Какие стекляшки, Гуту? — всерьез не поняла я, хотя нехорошая догадка уже крутилась в моей голове. — Ты уже получил драгоценности. Уходи отсюда. Тебя ищут по всему городу! Я сделала несколько шагов в сторону, уцепившись за перила, хотела уже убежать, но неведомая сила заставляла оставаться на месте. — Ты плохо расслышала, Кристина?! — зло усмехнулся он. — То, на что я собирался безбедно прожить остаток жизни, оказалось жалкими побрякушками для любительниц пустить пыль в глаза! — Значит, так оно и есть! — мне стало по-настоящему жутко. Я попыталась мысленно позвать Элензинью, чтобы она изменила реальность или остановила время, но случилось то, чего не происходило никогда: я почти физически ощутила, как наткнулась на невидимую стену. И так же ясно я видела, как девушка барабанит в эту стену с противоположной стороны не в силах пробиться. И мне бы отойти в сторону, пропустив Гуту, но мешал страх. Мы с моим Солнышком так запутались в хитросплетениях всех этих изменений, вероятностей и реальностей, что я уже не знала, чем отзовется любое мое слово и действие. Вор усмехнулся. — Я тоже так думал, но мой друг предложил проверить, — Гуту нервно дернул головой, — и надо же! Не ошибся! — Гуту… — я попыталась успокоиться и представить, что мы ведем с этим оборванцем светскую беседу. — Я не хотела говорить тебе, чтобы не пугать, но… Я узнала кое-что мистическое об истории этих драгоценностей. Они прокляты. Что бы ты не делал, ты не сможешь продать их. К тому же, Серена вспомнила тебя. Вспомнила, что это ты убил Луну. Если тебя не поймали со стекляшками, то с настоящими камнями этот фокус не удастся. Я знала, что у этого гада спрятан пистолет, а потому, повинуясь мимолетному порыву, прильнула к нему, обнимая. Гуту, конечно, утверждает, что знать меня не желает, но за много лет я успела его узнать. Немного ласки, немного пылких слов — и в нем снова просыпался щеголеватый юнец, пригласивший однажды меня на танец на празднике роз. Как горели тогда его глаза, когда он вел в танце меня, первую красавицу города! Какие комплименты говорил. В экранизации, помню, рассказывала мне Элензинья, так и не показали нашего первого с ним поцелуя, сосредоточившись на истории Рафаэла и Луны, а между тем он был, и задолго до того, как Гуту сорвал эти чертовы украшения с моей кузины. Он встретил меня возле церкви после свадьбы нашей священной парочки. Все были так счастливы за молодоженов, что не замечали, что я была печальнее вдовы, только что похоронившей свою любовь. Маска холодного равнодушия, расцвеченная вечной доброжелательной улыбкой дала одну из первых трещин именно тогда. И вот, когда Гуту подал мне руку, чтобы прогуляться, пока все провожают молодых, я сама тогда приподнялась на цыпочки и поцеловала своего кавалера, словно инстинктивно старалась переложить на него всю свою горечь и боль. Поцелуй получился легким и коротким, почти невинным. Я не почувствовала страсти, дурмана, не захотела продолжения, хотя сердце и стало биться чаще. А вот Гуту мой поступок, наоборот, раззадорил, он обнял меня крепче, пытаясь перехватить инициативу, сминая мои губы, и я едва вырвалась прежде, чем он затащит меня в какой-нибудь безлюдный тупик. Сейчас же я предлагала ему получить все то, что он не получил тогда. Гладила его по спине, усмиряя ярость, усыпляя бдительность. Горячим шепотом произносила всякие глупости, предлагала украшения, что были на мне, деньги, лежащие в сумочке. Я целовала его так, словно через минуту готова отдаться ему прямо тут, на полу между этажами, а сама все ближе подбиралась к рукоятке пистолета. Стоит мне только выхватить его, и Гуту либо сбежит, либо я выстрелю. «Надеюсь, к тому времени стеклянная стена между мной и моей Единственной рухнет, и она придумает, как сделать так, чтобы я осталась на свободе!». Эти мысли все больше пьянили меня, и я совершила ошибку. Гуту заметил хитрый маневр, перехватил мою руку и даже не попытался отобрать — просто с силой оттолкнул. Азарт борьбы за жизнь и высокие каблуки сделали свое дело. Не успев ни сгруппироваться, ни схватиться за перила, я кубарем полетела вниз, невольно закричав. Где-то на границе реальности и фантазии звякнуло, брызнув осколками, стекло. Я ощутила, что в конце что-то смягчило падение, но когда только подумала о том, чтобы повернуться и встать, поняла, что не могу. На мой крик сбежались все. Они суетились, спрашивали, что случилось. Зулмира, охая, плакала. Рафаэл давал распоряжения по поводу плана дальнейших действий, Эурико принялся вызывать Эдуарду, скорую, полицию. Все причитали, спрашивали: «Как же так?» — Рафаэл извинялся, говорил, если бы знал, что все так получится, не оставил бы меня одну. Ничего не подозревающий вернувшийся домой Фелиппе, тут же кинулся ко мне, взял за руку. Голова кружилась, тошнило, в глазах мутилось. — Я не чувствую тела, — проговорила я, чувствуя только, как горячие слезы стекают по щекам, попадая в рот, — Фелиппе, спасите меня… я не хочу вот так умирать. Племянник гладил мою руку, успокаивая. В какой-то момент мне показалось, что я вижу Элензинью. Девушка была без своих вечных опор, твердо стояла на ногах, но была полупрозрачной, светящейся, будто привидение. Она медленно, ни слова не говоря, опустилась на колени и приложила обе ладони к моему животу, и я ощутила нарастающее тепло, и услышала ее голос в моей голове: «Ты сильная, помни, ты сильная, держись, не отпускай…» — хотя я не была уверена, что это не сон или бред. Приехавший Эдуарду подтвердил, что ничего хорошего мне ждать не стоит. Двое санитаров из бригады Скорой, как дрова загрузили меня на носилки под предупреждения Эдуарду, что одно неловкое движение — и я останусь неподвижной до конца жизни. А потом — темнота. Яркий до рези в глазах белый свет заставил меня очнуться. Тело по-прежнему было невесомым, точно ватным, но самое удивительное — я стояла, и даже ощущала под ногами что-то твердое. Постепенно глаза привыкли к свету, и я смогла видеть хотя бы на пару метров вперед. Источником света оказалось большое окно прямо напротив меня. На подоконнике полубоком сидела стройная женщина в длинном черном платье. Волосы, собранные в пучок на затылке, могли быть, как светлыми, так и темными: точно нельзя было определить из-за бликов, а стоило мне попытаться напрячь зрение, как все начинало расплываться. Одной рукой незнакомка раскладывала перед собой карты. «Неужели смерть?!» — внутри все еще больше похолодело. Незнакомка, видимо, почувствовала постороннее присутствие и произнесла, не глядя на меня и не отрываясь от дела. — Пришла? — голос звучал глухо и совершенно не запомнился. — Я знаю, ты не веришь в расклады. Я в них тоже плохо разбираюсь. Просто карты помогают мне думать. И я что-нибудь придумаю, обещаю. А пока… мне будет тебя не хватать. Мне стало совсем не по себе, но только я хотела спросить, кто это, где я, и почему меня будет кому-то не хватать, как в глаза вновь ударил свет, заставляя заслонить лицо рукой. Когда все пришло в норму, незнакомка все так же сидела на подоконнике, но в более расслабленной позе. В другой одежде и с иной прической она выглядела моложе. Карты же заменил глянцевый журнал, который она медленно и с явным удовольствием листала. На этот раз, увидев меня, особа явно оживилась. Падающий луч по-прежнему не давал разглядеть ее лица, но я знала, она улыбнулась. — Русская невеста бразильского футболиста. Эксклюзивная фотосессия специально для нашего издания! — в голосе ее звучала неподдельная гордость. Незнакомка легко соскользнула с подоконника вместе с журналом и немного развязной походкой направилась ко мне. — Ты только взгляни. Ну, чем не конфетка? Особенно меня радует подпись в углу! Не успела я опомниться, как журнал оказался у меня в руках. Я физически ощущала его вес, глянец страниц, даже легкий аромат свежей типографской краски. Кажется, даже разглядела перламутрово-серый фон снимка, но разглядеть лицо модели, или ту самую подпись, на которую мне настойчиво намекали обратить внимание, мне не дал солнечный зайчик. Тем временем незнакомка прошла мимо меня. «Это что еще за игры?!» — страх перед неизвестностью незаметно для меня самой отступил, я бросилась вслед за незнакомкой, чувствуя острую необходимость догнать ее и обо всем расспросить. Один раз мне даже показалось, что я вот-вот схвачу ее за руку, но мои пальцы зачерпнули лишь пустоту. В каком-то отчаянии я резко опустилась на оказавшийся неподалеку диван. Логики в происходящем не было никакой. Тяжело было даже думать — я просто знала, что надо делать, словно меня запрограммировали. — А-а-а-а! — раздался сзади счастливый возглас, и я почувствовала, как кто-то крепко обнял меня. — Представляешь, мелкий сделал мне предложение! Представляешь, тот самый мелкий, с которым я с детства возилась! Да он же у меня со своего первого класса домашку слизывал! Я же на два года старше, раньше него все прошла! От такого потока восторженных восклицаний и невозможности разобраться в сути происходящего у меня закружилась голова. Я только успела заметить тонкие пальцы, и тонкое кольцо из белого металла на одном из них. — — Сегодня свататься придет при полном параде, — по тому, что голос незнакомки стал почти неуловимо, но звонче, я догадалась, что его обладательница скинула еще несколько лет. — Ты уж виду не подавай, что я проболталась. Это ж мелкий! Я набралась смелости и резко обернулась, чтобы взглянуть на это восторженное существо, но ощутила лишь легкое прикосновение теплых губ к моей щеке, а перед моими глазами оказались лишь клубы белоснежного тумана. Я тихо выругалась, но уже начала воспринимать подобные фокусы как должное. Просто поднялась с дивана и огляделась, пытаясь угадать, куда дальше повлечет меня хозяйка этого пространства. Я успела сделать от силы десяток шагов, как почувствовала, что чей-то взгляд прожигает мне спину. Обернувшись, увидела молоденькую девушку, не старше Фелиппе, но не запомнила ее лица — только светлую блузку, открывающую плечи и массивный фотоаппарат на шее. — Только взгляни на этого красавца! — она нежно провела ладонью по устройству. — Не зря я с шести лет — в художке, с десяти — в фотокружке. Второе место на городском конкурсе — это не себя сто пятьдесят раз в зеркале фоткать. — Прекрасно! — попыталась я вступить в диалог. — Я очень рада за тебя… — Нет, я могла бы дотянуть и до первого, если бы захотела, но одну в США меня никто бы не отпустил, верно? И оплачивают там только сами курсы, — продолжила щебетать она. — А мой «старичок» уже давно на ладан дышит, особенно после того случая. Я уж подработку хотела брать, чтоб купить ему замену. А тут такое сокровище за счет организации! — Повезло, — выдавила я из себя улыбку. «Еще бы понять, о чем ты…» — добавила я мысленно. — Да ты как будто не рада, — девушка шутливо надула губы, поднося камеру к лицу. — А ну-ка, улыбочку! Щелкнул затвор, меня вновь на мгновение ослепила вспышка — и вот передо мной сущий подросток лет шестнадцати. Длинные светлые волосы с эффектом гофре, собранные в два пышных хвоста кислотного цвета резинками, расцвечены зелеными прядями. Вместо фотоаппарата в руках гитара. Девчонка с упоением наигрывала какую-то мелодию и даже беззвучно подпевала. Заметив меня, она вздрогнула, отставила инструмент в угол и сообщила: — Я ничего не играла. А ты ничего не слышала, — она смущенно хихикнула и на секунду задумалась. — Как думаешь, меня сегодня сильно пилить будут, или обойдется?.. С другой стороны, мне же сказали: «Чтобы в следующий раз я тебя с фиолетовыми волосами не видела!» — теперь они розовые… ну, и зеленые немного. Девушка состроила самое невинное личико из всех возможных, но взгляд ее не изменился, оставшись таким же хитрющим, проникающим в самую глубину души и отнимающим всякое желание сердиться. И тут я вздрогнула. Это был взгляд из моих снов. Тот самый, что иногда сопровождает мои спорные решения. Взгляд моего ребенка. Его обладательница едва заметно улыбнулась, соскочила с дивана и понеслась прочь, точно ее кто-то позвал. Мне вновь стало не по себе: я вдруг вспомнила, что все это творится за гранью реального мира, и может быть отнюдь не сном. «А если?..» — меня вновь охватила тревога. В лучшем случае, на самом деле я лежала тогда в больничной палате после падения, а это значит, мой ребенок… Я выбежала вслед за девушкой, желая остановить, обнять, уберечь, но она уже скрылась в очертании дверного проема. Я сделала еще шаг и остановилась: что-то подсказывало, дальше идти было нельзя. Сердце бешено билось в груди, я чувствовала себя растерянной и опустошенной. «Девочка… доченька моя!» — в реальном мире это было совсем еще крошечное существо, которое не способно выжить вне моего организма, но уже не просто сгусток клеток, а маленький человек, к потере которого уже не отнесешься, как к неудачной беременности. С каждым днем я все больше любила ее. Казалось, еще один вздох — и это место раскрошится или померкнет, выкидывая меня в жизнь, но вместо этого откуда-то сбоку раздались явный хлопок, с каким закрывается входная дверь, и голос, четкий, но детский. — Ма-а-ам! Я дома! Отец машину паркует! Там такой дождина, а я зонт забыла! — по тону было слышно, что его обладательница корит себя за недальновидность. — Я в душ! Сделай мне, пожалуйста, чай с лимоном и имбирем! Только с мёдом — не с сахаром! Ведомая этим голосом, в тумане почти по колено, я все же прошла сквозь проем, но наткнулась лишь на дверь, из-за которой раздавался шум воды, и только в этот момент обнаружила у себя в руках большое полотенце. Спустя секунду дверь открылась с такой силой, что я едва успела отскочить, и мимо пронеслась малышка лет пяти, громко шлепая мокрыми стопами по полу, заливисто смеясь. — Осторожно, малышка! Ты же упадешь! — на этот раз я снова бежала, с полотенцем, чтобы укутать, обнять это маленькое чудо, но, естественно, догнать была не в силах. Продолжая смеяться, она все больше отдалялась, через каждые несколько шагов становясь все младше. В какой-то момент раздался глухой удар. Затем последовал детский плач. «Упала все-таки, — подумала я со смесью сожаления и сарказма. — Зато теперь не убежит…». Полотенце тут же испарилось из рук. Я спокойно вошла в следующее помещение. Посреди просторной комнаты стояла сливающаяся с окружением белоснежная колыбель. Младенец в ней уже не кричал, а лишь недовольно похныкивал. Склонившись, я бережно взяла малютку на руки, и в тот же миг все вокруг закружилось и померкло. Я ощутила тошноту и сильный звон в ушах. Через несколько секунд все прекратилось. Я вдруг осознала себя лежащей на кровати, чувствовала подушку под головой, постельное белье… — Мой ребенок… дочка… — простонала я, еще не до конца осознавая реальность, лишь поймав себя на мысли, что не чувствую ее. И это ввергало в панику. В тот же момент боковым зрением я заметила суетливое шевеление в палате. Еще некоторое время спустя зашел врач. Задавал дежурные, кажущиеся неимоверно глупыми вопросы, проводил тесты, не давая и слова вставить. Констатировал, что весьма доволен результатами: могло быть гораздо хуже — и вышел прежде, чем я успела задать самый главный вопрос, оповестил лишь, что сейчас позовет кого-нибудь из моих родственников. Не прошло и минуты, как в палату не просто вошла — вбежала моя мама, и сразу бросилась к моей кровати. Начала говорить что-то о том, что все мое семейство сейчас в коридоре и очень за меня переживает. Когда же я заговорила о малыше, мама как-то нервно ответила, что ничего не знает: Эдуарду только что ушел разговаривать с оперировавшим меня врачом. Убеждала, что даже если произошло непоправимое, я не должна сильно расстраиваться, ведь из ребенка от этого мерзавца Гуту все равно ничего хорошего бы не вышло. Что я должна притвориться несчастной и укрепить в Рафаэле чувство вины. Идеальным вариантом, по ее мнению, было устроить истерику: плакать, кричать. И тогда, может быть, у меня скоро будет другой ребенок, уже от Рафаэла. «Ах, если бы ты только знала!». — Но я правда стану самой несчастной, если этого малыша больше нет, мама, — не сдержалась я. — И как ты так можешь? Это же твой внук… К горлу подкатил неприятный комок при одной мысли, что это окажется правдой. Масла в огонь добавляло и то, что совсем недавно я видела свою малышку, как живую, ощущала ее любовь и доверие, балансирующее на грани дозволенного. Еще помнила тепло ее рук. Ловила себя на мысли, что горжусь ей, и готова помочь ей шаг за шагом пройти тот путь от малютки на моих руках до зрелой женщины, раскладывающей карты. Готова быть рядом. «Неужели она приходила попрощаться? И тех счастливых моментов уже никогда не случится? — думала я. — А что я скажу Антону, когда вернусь?..». «Ой, Кристина! Не разводи сопли! Другого сделаем!» — почему-то именно этот ответ голосом моего истинного мужа прозвучал у меня в голове. Да-да, именно так цинично Зимовский бы и ответил, хотя на самом деле, я догадывалась, он лично захочет застрелить Рафаэла за то, что тот позволил убить ни в чем не повинного ребенка из-за бараньего упрямства. — Я лишь сказала, что не нужно терять надежды в любом случае, — попыталась оправдаться мама. От ссоры нас спас негромкий стук в дверь, после которого в палату вошел Рафаэл. Вид у него был немного растерянный, как у подростка, не решающегося признаться в любви. Он явно не знал, как начать разговор, и это пугало еще больше. За его спиной я разглядела и всю остальную мою семью с не менее скорбными лицами. — Есть новости о ребенке? — первой заговорила мама. — Бедняжка Кристина так переживает… Рафаэл сглотнул, переглянувшись с рядом стоящим Фелиппе. Тот кивнул. — Рафаэл, мой ребенок в порядке? — подала я голос, хотя, казалось, уже знала ответ. Я больше не чувствовала присутствие моей малышки в своей голове. — Врач назвал это настоящим чудом, — медленно заговорил он, — но да. Ребенок не пострадал. — Тогда почему такие похоронные лица? — удивилась мама. — Что-то с самой Кристиной? — Нет-нет, — подал голос племянник, — просто, когда тебя переводили из операционной в палату, персонал заметил рядом с тобой двух посторонних. А потом отцу показалось, что обе они испарились. — И мы тут же вспомнили о ведьме на твоей свадьбе, — добавила бабушка. Дона Дебора посмотрела на них, как на умалишенных. Мне же было слишком плохо, чтобы лгать и изворачиваться, поэтому я улыбнулась: — Значит, это был не сон. Это она спасла моего малыша. Мама перевела взгляд с посетителей на меня и обратно, потом заявила, что я еще не в себе после наркоза, и попросила всех уйти и дать мне отдохнуть. После этого я попросила ее сделать то же самое. Поздней ночью, когда все стихло, а дежурившая в палате медсестра заснула над книжкой, появилась Элензинья собственной осязаемой персоной и встала, держась за изножье кровати. — Потерпи, — прошептала она, — завтра станет легче. Сможешь шевелиться. — Солнышко… они говорят, что малыш жив, но я по-прежнему его больше не чувствую. Они лгут? — задала я вопрос, мучивший меня несколько часов. — Нет. Просто необходимо было направить все силы на ваше спасение. Я не стала тогда тратить энергию на воссоздание своей физической оболочки, но этого оказалось мало. Пришлось на время оборвать ментальную связь. В этот же момент я почувствовала, как ледяная ладонь легла мне на лоб, и послушно закрыла глаза. Глубоко дыша, медленно досчитала до десяти, и тут же ощутила привычную приветственную щекотку в области затылка. «Здравствуй, малышка!» — улыбнулась я.