Единственная

Я плеснула на лицо холодной водой и, распрямившись, прислушалась к своим ощущениям. Рвотных позывов больше не предвиделось, лишь слегка кружилась голова. «Неужели это все реакция на запах алкоголя?!» — недоумевала я Это и впрямь было пугающе странным. Да, я никогда не была любительницей выпить: бокал сухого мартини или пара фужеров шампанского, если того требовал случай, всегда были моей мерой дозволенного, и произошедшее месяц назад было почти что нонсенсом, но не до такой же степени! — Кристин, ты в порядке? — голос Любимовой слева от меня прервал мои размышления. — Да, вполне, — откликнулась я, ударом ладони выключая кран и срывая с крючка полотенце. — Просто, видимо, еще не отошла от того случая. — Угу, — скептически откликнулась Галя, любезно протягивая мне мою сумочку, которую я забыла на спинке стула. — Просто тебя так резко скрутило… — Скрутит тут, если почти полгода питаться суши и блюдами из «Дэдлайна», — я резким движением забрала у женщины сумочку. — Люся там как-то «Оливье» заказала — прекрасно помнишь, что было. — Ну да… — Галя подошла ближе и оперлась ладонями о боковой край раковины, наблюдая за тем как я, достав из сумочки пудреницу, поправляю макияж. — Слушай, а что у тебя с Зимовским? — В смысле? — уточнила я, не отрываясь от своего занятия. — Ну… — протянула Галя, тоном давая понять, о чем пойдет речь. — Вы же с ним живете не просто как соседи?.. Я выдохнула, стараясь унять поднимающееся в душе раздражение и, резко развернувшись, взяла свою сумочку. — Вот, — протянула я начальнику отдела моды сторублевую купюру. — Ты чего? — посмотрела на нее Галина, как на восьмое чудо света. — Ты выиграла, — раздражение все же промелькнуло в моем голосе: за этот месяц я уже устала быть главным объектом сплетен для нашего «дружного коллектива». — Ты ведь на это ставила? И передай остальным: тотализатор закрыт. Видя, что Любимова брать деньги не собирается, я бросила купюру на угол раковины и с желанием как можно скорее покинуть общество хозяйки праздника потянулась к ручке двери, как Любимова преградила мне путь и перехватила за руку. — Кристин, ну ты чего? — произнесла она. — Я же по-дружески… «Действительно, что это со мной?» — я замерла, давая Любимовой понять, что готова взять себя в руки. Пожалуй, в нашем серпентарии Галя была единственным адекватным человеком. Умела подстраиваться под любую ситуацию, не имела скелетов в шкафу и никогда первой не отпускала колкостей, в отличие от той же Наташи, и это позволяло мне достаточно хорошо с ней общаться. Ее, пожалуй, даже можно было назвать моей подругой, хоть и не близкой, так что не было ничего удивительного в том, что она беспокоится за меня. «А может, у нее самой нервы сдали? — вдруг подумалось мне. — Столько проблем свалилось…» Так получилось, что через некоторое время после нашего с Любимовой знакомства в автокатастрофе разбились ее родители, что само по себе не делало женщину счастливее. Так они еще написали завещание, согласно которому родительскую квартиру та получит только выйдя замуж за еврея. Стоит ли говорить, что Валентин по рождению иудеем не являлся, и простой переход из одной веры в другую проблему бы не решил? Вот и пришлось Гале идти обходным путем: за энную сумму денег заключить брак с первым найденным в брачном агентстве подходящим кандидатом, а на следующий же день развестись. Но кто же знал, что «женихом» окажется бывший одноклассник Гали, еще со школы в нее влюбленный? Естественно, теперь разводиться он не хочет, а потому вместо чисто символической требует сумму весьма серьезную, с шестью нулями, а Любимова с Кривошеиным всеми силами стараются его образумить. «Хотя, может, у них это уже получилось? Сегодня у Галочки вид не такой уж и убитый…» — но при воспоминании обо всей этой ситуации мне захотелось извиниться. — Прости, Галь, не сдержалась, — я высвободила свою руку из ее хватки. — Просто не люблю быть объектом сплетен. Да и не понимаю, с чего такой ажиотаж. Мы с Антоном — взрослые люди, да и я не из леса приехала, где верх образования — три класса, а четвертый — коридор. — Против тебя никто ничего имеет, — заверила та. — Наоборот, все удивляются, чем ты так покорила нашего ловеласа. Значит, это правда? — Да, — вымученно ответила я. — Ты довольна? — А вы с ним, ну… — Галя замялась и едва заметно покраснела. — Всегда думаете о безопасности? — Так, Любимова, я не понимаю, к чему ты клонишь?! — возмутилась я. — Я к вам с Валиком в постель не заглядываю! — Не, ну мало ли… — отвела взгляд Галя. — Исключено. Я пью таблетки, — удовлетворила я ее нездоровое любопытство. — И все? — не унималась она. «А что, надо еще и костюм химзащиты надевать?!» — подумала я, уже находясь на грани. Во времена Розейрала такой разговор считался бы неуместным даже между близкими подругами, да и здесь верхом приличий не являлся. — И все. На этот раз ответной реплики не последовало. Галина, казалось, потеряв ко мне всякий интерес, взяла свою сумочку и стала в ней увлеченно что-то искать. Я, выдохнув с облегчением, стала поправлять пояс, который ослабила во время приступа недомогания, когда она протянула мне какую-то небольшую карточку. — Вот визитка хорошего врача. Мировая баба. Все делает так, что не просто не больно, а даже немного приятно. И цены приемлемые. — Спасибо за беспокойство, — улыбнулась я дежурной улыбкой, давая понять, что в чужих советах не нуждаюсь. — Но мы, кажется, задерживаемся… Не будем волновать народ. Я закончила с приведением себя в порядок, нажала на ручку двери и шагнула за порог. — Конечно-конечно. А к врачу ты все-таки запишись. А то скоро, глядишь, «от запаха алкоголя» пояс тесноват станет! — она многозначительно на мгновение коснулась моего живота и, воспользовавшись моим замешательством от ее неожиданной наглости, вышла первой. Больше в тот день приступов не наблюдалось, но с того момента, как вернулась за стол под ехидную фразу Зимовского: «Ну, слава Богу, Кристина, мы уж думали, ты там утопла!» — и на протяжение всего оставшегося времени посиделок, мне казалось, что все только этого и ждали. Особенно это было видно по ехидному лицу Наташи, когда стала обходительно предлагать мне минералку и морс из лесных ягод. Признаться, после нашего с Любимовой разговора в «дамской комнате» я и сама засомневалась, стараясь припомнить все «сумасшедшие» дни, когда могла пропустить прием таблетки или перепутать время. Но сколько ни пыталась, память подсказала мне только один раз, когда я уронила таблетку, но так как это была «пустышка», не придала этому значения. «Так неужели?» Все выходные прислушивалась к своим ощущениям, при любой возможности дольше обычного вглядывалась в зеркало, но ничего подозрительного не замечала. Слегка набухла и побаливала грудь, но это было моим обычным состоянием перед чисто женским процессом в организме. К тому же, была уже среда, а новых «фокусов» мой организм не выкидывал. В выходные я чувствовала себя превосходно, да и в начале недели не хуже обычного. Только к концу дня валилась с ног от усталости, а по утрам с трудом, иногда даже с помощью Антона, выцарапывала себя из постели, но это тоже вполне объяснимо: приближается квартальный отчет, и работать приходится в полную силу, иногда задействуя резервы. Неудивительно, что к концу дня меня начинает мутить, и любое не к месту сказанное слово раздражает больше, чем шум перфоратора в шесть утра в воскресный день. Вот и сейчас, я открыла вкладку с интернет-дневником лишь на несколько минут, потому что от обилия цифр и таблиц уже начинает рябить в глазах. Сегодня в общем зале, где всем скопом ютимся я, Егорова, Калугин, Галя и Валик, на удивление душно: должно быть, снова проблемы с отоплением, и действительно начинает слегка мутить. «Все-таки я человек из другой эпохи: долгое сидение за монитором мне противопоказано!». — Надо сказать Наумычу, чтоб ремонтников вызвал, — произнесла я, откидываясь в кресле и повернув голову в сторону Любимовой. — Опять регулятор отопления чудит! — О чем ты, Кристин? — не отрываясь от созерцания только что подпиленных ногтей, хмыкнула Галя. — А ты разве не чувствуешь? — удивилась я. — Сегодня даже для меня душно… — Да ладно? — округлила глаза коллега. — Ты же у нас вроде из Бразилии, а не из Антарктиды. У врача была? Я хотела было ответить Галине очередной колкостью по этому поводу, но вдруг почувствовала, что тошнота уже сжимает горло так, что мне остается лишь вскочить и бежать в сторону туалета. Благо, и Галя, и Валик сейчас на рабочем месте, а значит, шансы, что данное помещение будет занято, существенно уменьшались. Уже на выходе столкнулась с Марго. — Что на этот раз? — спросила она в свойственной ей манере, глядя на мое бледное измученное лицо. — Шаурма из палатки за углом, или в «Цезарь» в «Дэдлайне» опять курицу не первой свежести настрогали? — Егорова бутербродом поделилась, — отшутилась я, прекрасно зная, что к дочери начальника мы испытываем схожие чувства. — Шла бы ты домой, Кристина, — сочувственно откликнулась главный редактор, — видок у тебя, прямо скажем, непрезентабельный. — А работать за меня Вы будете, Маргарита Александровна? — улыбнулась я грустной улыбкой. — Через несколько дней отчет должен быть уже в налоговой, иначе Наумыч голову мне открутит! — Борис Наумович с инвестором обедают, просили уведомить сотрудников, что сегодня в редакции не появятся! — в шутливой манере сообщила Марго. — Иди, успеешь еще закончить. — Спасибо, Марго! — искренне поблагодарила я, и хотела направиться к лифту, как она меня перехватила: — Тебя Андрей искал. Сказал, что срочно. «И что ему опять от меня понадобилось?» — вздохнула я и, настраиваясь на не слишком приятный разговор, пошла искать Калугу. Впрочем, «искать» — это громко сказано: он ждал меня на моем рабочем месте с выражением полной паники на лице. — Что не так? — воскликнула я, глядя на него. — Агентство не получило перевод и не прислало моделей для фотосессии?  — Хуже, — мрачно отозвался Андрей. — Кристин, скажи, ты сегодня с Алисой занимаешься? — Должна, — ответила я, — но не знаю: я не очень хорошо себя чувствую. Иду к Антону предупредить, что ухожу. К тому же, кажется, он забыл заплатить за интернет. — Кристиночка, миленькая, выручай! — услышав меня, буквально взмолился Калугин, протягивая две красные купюры. — Приезжай к нам сегодня лично! — Спасибо, конечно, Андрей, но сдачи у меня нет, — пребывая в небольшой растерянности, я все же взяла деньги. — А что-то произошло? — Произошло. У Алисы завтра, можно сказать, экзамен по португальскому, — откликнулся мужчина. — Да что там у Алисы — у всей нашей семьи! Я с непониманием посмотрела на главного художественного редактора. — Она ведь рассказывала про своего тренера и его десятилетнего сына? — Ну да. Футболист откуда-то из Параны, самого низшего дивизиона, насколько я поняла, — я слегка поморщилась. — Где его откопали вообще? — Не знаю, где, — Калугин заметно нервничал, — только его сын… Шику, кажется, напросился к нам в гости. Завтра после тренировки. Один. Без переводчика. С ночевкой. — И? — я все еще не улавливала связи. Принимать человека в доме в первый раз, да еще и иностранца, конечно, волнительно, но я не видела в этом катастрофы. В конце концов, мальчик придет к Алисе, а не ко всей ее семье, а я отлично натаскала девочку на стандартные ситуации, так что предложить гостю чашку чая она будет вполне в состоянии. — Я в синхронисты не нанималась: мгновенно переключаться с одного языка на другой, знаешь ли, не так просто. — Да причем тут это, Кристина? — Андрей стал как сумасшедший активно жестикулировать. — Ладно Алиса! А мы с мамой вообще «ни бе ни ме, ни кукареку»! Не могла бы ты хотя бы прорепетировать с нами со всеми ситуацию, чтобы завтра мы не ударили в грязь лицом перед мальчиком? Если надо — еще пару тысяч накину, и больше вообще можете не заниматься! Складывалось такое впечатление, что мужчина готов был упасть передо мной на колени. Вокруг нас уже собрался любопытный народ, в том числе и Антон, очевидно, услышавший излияния Калугина даже из кабинета. — Я даже у Марго отпросился ради такого случая, — выдвинул Андрей последний аргумент. Я вздохнула. Возможно, занятие с Алисой и отдых от компьютера пойдет мне на пользу. Хотя бы отвлекусь от бесконечных цифр, развеюсь, станет легче. — Только одно условие, — хитро улыбнулась я. — Ночевать я у вас не останусь. — Да не вопрос, Кристина, совсем не вопрос, — Калугин явно приободрился. Предупредив Антона, что задержусь у Алисы, я направилась к выходу. По пути к Калугиным мне стало намного легче, и я с уже ясной головой стояла перед дверью их квартиры.  — Ты не откроешь дверь ключом? — удивленно взглянула я на Андрея.  — Не. Я решил, что пусть все будет, как по расписанию, — весело отозвался Калугин. — Звони. Я откашлялась, готовясь перейти на родной язык, и с видом доброжелательной преподавательницы коснулась пальцем дверного звонка. Дверь почти сразу открыла мать Калугина, Ирина Михайловна.  — Здравствуйте, сеньорита Кристина! — улыбнулась она  — Бабушка! — не успела я откликнуться, из комнаты выбежала довольная Алиса. — Я же тебе говорила, что сегодня мы все будем говорить только на португальском! — Boa tarde, senhorita Christina! * — обратилась девочка уже ко мне.  — Ой, Алисочка, извини, забыла! — заговорщическим шепотом, точно извиняясь за нарушение правил некой игры, откликнулась женщина и, явно сдерживая смех, с преувеличенной серьезностью повторила за внучкой: — Boa tarde, senhorita Christina! *  — Boa tarde por todos! ** — ответила я, переступая порог и начиная разуваться.  — Е você, papai, entre! *** — все таким же радостным тоном пригласила Алиса Калугина. Андрей, присутствовавший, в отличие от ИриныМихайловны, на наших с Алисой занятиях всего пару раз и не проявляющий никакого интереса к их содержанию, беспомощно посмотрел на меня.  — Проходи, тебе говорят, — шепнула я ему с улыбкой. — «Ученик»!  — А-а-а, ясно, — замешкавшийся было на пороге, Калугин переступил порог.  — Bem-vindo á nossa casa! **** — торжественно произнесла моя юная ученица. — Venha para sala! ***** — Алиса! Как невежливо! — осадил ее Андрей. — Сначала надо показать гостье квартиру, а уж потом сообщать, чем будешь угощать на обед. «Да, занятие обещает быть не только долгим, но и веселым!» — я все-таки не удержалась от смеха.  — Андрей, твоя дочь как раз и пригласила всех в гостиную. И сало здесь совсем не при чем! — пояснила я. Время пролетало легко и незаметно. Алиса проявляла к занятию то же рвение, что и в первый раз, а не просто отсиживала его, как каторгу, жалея, что ввязалась во все это, и боясь в этом признаться, ведь мы с Андреем уже обговорили, что занятия будут длиться до начала июня, «а там посмотрим». Девочка активно вела беседу, почти не переспрашивала и не делала больших пауз в ответах, воскрешая и перелистывая в уме русско-португальский разговорник. Были, конечно, ошибки в склонениях глаголов и предлогах, но я давала ей возможность исправиться самой, напоминая, что завтра с ней не будет человека, который сможет указать на ошибку и растолковать, в чем она заключается. Разумеется, я была не в большом восторге от обсуждения футбола и описания видео-игр, но искренне рада осознанно общаться на своем родном языке. Элензинья, с тех пор, как я в совершенстве овладела русским, не утруждала себя португальским языком, переходя на него разве что в шутку, и такое непринужденное занятие с Алисой стало для меня настоящей отдушиной, не говоря уж о том, что хотя бы сегодня не слышала своего опостылевшего уже мне «отчества». Ирина Михайловна тоже с интересом включилась «в игру», чем позволила мне вывести Алису на новый уровень: самой объяснить бабушке то, что уже знает. Хотя успехи женщины были куда скромнее, чем у ее внучки, спросить, на остановку какого маршрута проводить гостя, или занять его, если Алиса на несколько минут вынуждена будет отлучиться, явно сможет. Единственный, кто не получал совершенно никакого удовольствия от мероприятия, — это Андрей. Первые часа полтора полистав разноцветные конспекты дочери с самым базовым набором слов, пару раз прислушавшись к их звучанию их моих уст, он разве что за голову не схватился. В чем-то я могла его понять: за эти несколько часов ему придется хотя бы ознакомиться с тем, на что мы с его дочерью потратили в совокупности в два раза больше времени, а голова его, наверняка, была занята разворотом грядущего номера. Наверное, поэтому он все больше молчал, и слушая все наши разговоры, всем своим видом выражал полное непонимание и, плохо скрывая раздражение, через полслова срывался на русский. И я, повторюсь, его понимала, а вот десятилетний мальчик из бразильской провинции поймет вряд ли.  — Так, кажется, нам пора сделать перерыв, — после импровизированной игры в «синонимы и антонимы», он хлопнул себя по коленям. — У меня сейчас мозги закипят!  — Папа! — обиженно воскликнула Алиса. — Ты снова заговорил по-русски!  — А я не к Кристине — я к бабушке твоей обращаюсь, — спокойно отозвался он. — Намекаю, что пора бы подавать обед.  — Все нормально, — чтобы как-то поддержать Калугина, я сама перешла на русский. — Давай будем снисходительными к твоему папе? У тебя тоже не все сразу получилось.  — В таком случае, я начинаю накрывать на стол, — Ирина Михайловна тоже вздохнула с облегчением от осознания того, что тоже может перейти на родной язык. Я кивнула и улыбнулась заметно сникшей девочке. «Зря, что ли, Калуга мне сразу десять тысяч заплатил?».  — Мы продолжим, когда все сядут за стол. Посмотрим, хорошо ли ты помнишь название приборов и блюд… Девочка заметно повеселела. Мне же идея о приеме пищи не показалась такой заманчивой. «Кажется, Калугин в начале нашей встречи что-то сказал про сало. А „сало“ — это, насколько я помню, засоленный свиной жир с небольшим вкраплением мяса. Будет совсем неудивительно, если от бутерброда с таким „деликатесом“ меня вывернет! А этого совсем не хочется». Однако, хвала Небесам, оно подавалось в качестве закуски и к употреблению было необязательно. Основным блюдом стал суп из капусты и свеклы под странным названием «борщ». Впрочем, и от его вкуса я ожидала не самых приятых ощущений в своем организме, но, как ни странно, ничего такого не последовало, и самым неприятным моментом от обеда был наш с Алисой дикий смех, когда решивший «поухаживать» за мной Калугин, поддавшийся мольбе во взгляде дочери, попытался сделать это на португальском. А как тут не рассмеяться, когда взрослый неглупый мужчина называет тарелку ковриком, и спрашивает, каким кроликом мне удобней будет есть? Причем, если слова «colha» (ложка) и «coelho» (кролик) еще можно с натяжкой назвать созвучными, то как можно перепутать слова «tapete» (ковер) и «prato» (тарелка, блюдо) — я представить просто не могу. Кроме этого небольшого инцидента, обед прошел благополучно, и Ирина Михайловна, предварительно все так же на португальском поинтересовавшись, предпочитаю я чай или кофе, предложила перейти к десерту. И я искренне была рада, что никто не был против: вопреки ожиданиям, на меня напал зверский аппетит. Заговорщически подмигнув Алисе, которая до последнего сомневалась, я вышла в прихожую и вернулась в комнату с упаковкой небольшого вафельного торта. Никогда не была сторонницей утверждения: «В гости с пустыми руками не ходят» — но, когда Андрей остановился у ближайшего магазина, чтобы пополнить счет мобильного телефона, я вспомнила, что Антон просил купить что-нибудь к ужину, а зайдя в магазин, не смогла удержаться от спонтанной покупки. Пожалуй, это был самый лучший торт, из тех, что я пробовала в современной Москве. — Да что ты, Кристина, не надо… — засмущался Андрей, когда я поставила упаковку на середину стола. — Ты и так много для нас сделала! — Андрей, ты меня обижаешь, — шутливо протянула я. — Вы просили позаниматься с Алисой, а сами пригласили на полноценный обед. Должна же я как-то вас отблагодарить? «А то, когда недели две назад Алиса попросила заехать, то угощала меня овсяным печеньем, об которое можно зубы сломать!». — Oba! Uma torta!!! ****** — с горящими глазами воскликнула Алиса. Я, улыбнувшись, пристально посмотрела на девочку. — Um bolo? ******* — подумав, исправилась она. Мама Калугина уже начала разливать по чашкам в меру крепкий черный чай, а сам Андрей принялся нарезать угощение на тонкие длинные полоски. — Tá certo********, — потрепала я девочку по волосам, возвращаясь на свое место. На моем блюдце уже лежала порция торта. Откусив небольшой кусочек, искренне наслаждаясь густым вкусом и ароматом шоколада и молочной начинки, я уже хотела сделать глоток чая, как вдруг меня посетило уже знакомое чувство: ранее съеденное «просилось наружу». Сгорая от стыда перед обитателями квартиры, я, кое-как выдавив из себя: «Извините» — не успев даже понять, на каком языке, метнулась в ванную. Благо, благодаря проведенной Алисой экскурсии, место расположения этого помещения я знала. Но стоило мне включить воду, как острый позыв схлынул, так и не дойдя до логического завершения, уступив свое место чувству общей дурноты. Несколько раз глубоко вздохнув и умыв лицо, я поняла: настроение продолжать занятие пропало, а о чаепитии и говорить нечего — надо уходить.  — Сеньорита Кристина, с Вами все хорошо? — обеспокоенно спросила Алиса по-русски, когда я вернулась на кухню, чтобы извиниться перед собравшимися. Кажется, девочка и сама догадалась, что наша игра в «заграничного гостя» окончена, и заметно сникла. Я вновь улыбнулась краешком губ.  — Ничего серьезного. Я просто немного устала, — я обернулась к остальным. — Извините, пожалуйста, я пойду… Спасибо за гостеприимство.  — Да не за что, — растерянно откликнулась Ирина Михайловна, оглядываясь на мою почти полную чашку. Я, кивнув, вышла в коридор и, достав из сумочки мобильный, двумя нажатиями набрала номер.  — Алло, Антон, — стараясь никак не выдать своего плохого самочувствия, произнесла я. — Ты еще в издательстве?.. Уже собираешься уходить? Отлично! Не мог бы ты забрать меня от Калугиных?.. Нет-нет, ничего не случилось. Просто мы уже закончили… Через двадцать минут будешь? Хорошо, жду.  — Может, подождешь здесь? — услышала я за спиной обеспокоенный голос Калугина, когда сняла с вешалки свой пуховик.  — Да нет, Андрей, я лучше на воздухе, спасибо, — продолжая одеваться, ответила я, хотя от принужденной вежливости уже начинала побаливать голова. — Алисинья, до свидания! В пятницу обязательно расскажешь, как прошла твоя встреча с Франсишску! — крикнула я в сторону кухни и, услышав короткое: «до свидания, сеньорита Кристина! Обязательно!» — вышла за дверь. Мне предстояло сделать еще один звонок, не предназначавшийся для ушей Калугиных, и Антону о нем знать было тоже совсем не обязательно, так что пустующая скамейка возле подъезда в данной ситуации была лучшим местом для совершения звонка. Не без труда отыскав на самом дне сумочки карточку из плотного картона, я сжала мобильный в ладони и, резко выдохнув, стала набирать номер, сверяясь с указанными данными. «Была не была!»  — Алло? Московский центр репродуктологии и планирования семьи? Могу я записаться на прием? И вот на следующий день я на негнущихся ногах вышла из кабинета врача и едва не сползла по стенке. В руке — бумажка, где черным по белому написано: «Беременность. Маточная. Восемь — десять недель». От этой информации голова и так шла кругом, так еще и врач, узнав о том, что со столь длительной задержкой и нерегулярным циклом я все еще принимаю противозачаточные, читала мне мораль дольше, чем шел осмотр. Заявила, что мне рано радоваться будущему материнству. Судя по ультразвуковому исследованию, все проходит замечательно, но существует немалая вероятность патологий, так что прежде, чем «радовать будущего отца», мне нужно пройти ряд анализов, и это займет еще пару недель. «Радовать, как же! — я нашла в себе силы дойти до диванчика и рухнуть на него, поймав обеспокоенный взгляд рядом сидевшей молодой сеньоры. — Так и вижу, как Антон будет „прыгать до потолка от счастья“!». Да я и сама еще толком не осознала случившегося. Мимолетные романчики молодости, кроме самого первого, вообще не доходили до постели, а когда устроилась в дом Рафаэла, мне вполне хватало Фелиппе, так что я никогда всерьез не задумывалась о детях, считая их или закономерным последствием брака, или результатом глупости потенциальных родителей. Но шли годы, Рафаэл не проявлял ко мне благосклонности, и мысль о продолжении рода сама собой отодвигалась все дальше, до того момента, пока моя матушка чуть ли не приказала мне действовать. Но той ночи так и не случилось, более того, как я узнала от Эл, и не должно было случиться. Так что, перемещаясь в это измерение, я уже смирилась, что умру бездетной. И тут — такой подарок судьбы, отказываться от которого, наверное, глупо. Но нужен ли этот подарок Зимовскому? Антон никогда не заикался ни о детях, ни о свадьбе, что меня вполне устраивало. Но сейчас вопрос встал ребром. Я положила ладонь на живот, словно пытаясь почувствовать крошечную жизнь внутри. Мне стало страшно. Я снова чувствовала себя растерянной. В очередной раз представив себе шокированного, рассерженного Зимовского, а я практически была уверена, что именно такая реакция у него и будет, почувствовала, как воздуха начинает не хватать, а ладони покрываются холодным потом. «Успокойся, Кристина, — приказала я себе. — Что там говорила врач? Две недели. На все анализы и тесты на всевозможные патологии уйдут две недели. А пока я должна решить, как мне рассказать обо всем Антону, и что буду делать, если он покажет мне на дверь». Поняв, что глупо просто сидеть в больничном коридоре, уткнувшись взглядом в пол, вскинула голову, и взгляд тут же упал на массивные настенные часы, показывающие начало десятого. «Пресвятая Дева Мария! Я же опаздываю! — я как ужаленная подскочила с места, разом позабыв обо всех своих страданиях и, подхватив вещи, едва только не побежала к выходу. — Вот снимет мне Наумыч голову — проблема сама собой решится! Правда мне уже от этого легче не станет!». Мысленно ругая московские пробки и не желающие останавливаться попутки, а так же молясь, чтобы мое опоздание не было замечено, я влетела в редакцию со скоростью пули, за что получила недоуменный взгляд Люси в спину. Однако молитвы мои оказались напрасными: так и не добравшись до рабочего места, наткнулась на своего благоверного, смотрящего на меня отнюдь не влюбленными глазами. — Кристина, где ты ходишь?! — накинулся на меня он прежде, чем я успела поздороваться. — Мало того, что проснулся — тебя нет, так еще и на работу опоздала! Я нервно сглотнула, пытаясь взять себя в руки. Возможно, скажи я Антону, что была у врача, он был бы ко мне более благосклонен, но лишние вопросы не прибавят мне самообладания. — Я была в церкви, — ляпнула я первое, что пришло в голову, не сразу сообразив, что здесь это универсальное оправдание не сработает. — Где?! — прищурившись, переспросил Зимовский. — Я ходила на мессу, Антон, — уже спокойней и уверенней произнесла я. — Но не рассчитала время и попала в пробку. — То есть так, да? — Антон, коротко откашлявшись, повернулся ко мне спиной. — А я и не знал, что ты у нас такая религиозная! Вот только мне можно было об этом сказать? — Ну… — замялась я, пользуясь отсутствием зрительного контакта. — Я знала, что это покажется тебе странным и даже смешным, вот и не решилась… Антон! — чуть громче позвала я его. — Ну, прости! Да, я не подумала, но пойми: я просто не хотела быть осмеянной. Зимовский снова хмыкнул и, наконец, обернулся. В его взгляде больше не было недоверия и злости — только привычная уже мне ирония. Казалось, скажи я ему, что была в сауне с молодыми журналистками, это вызвало бы меньше скепсиса. — Ладно, верующая ты наша, забыли! — на мгновение он обнял меня в знак примирения. — Наумыч уже рвет и мечет. Отчет должен был быть у него на столе час назад. Так что в следующий раз, когда захочешь замолить грехи, делай это после рабочего дня. Я лично сопровожу тебя в храм. — Увидишь его — скажи, что будет минут через пятнадцать, — я опустилась за компьютер. Рабочий день продолжался в привычном для «МЖ» ритме: отчет на стол Наумычу, звонки инвесторам, поправки смет, «летучка» перед выпуском номера, мелкие сплетни. Все это хоть как-то отвлекало от мыслей о беременности. И хотя за кружкой чая в обеденный перерыв приходилось держать лицо, это мне было не в новинку. Я практически всю жизнь прожила, играя кого-то другого, так что быть «милой» Кристиной для меня было так же естественно, как дышать. Все было немного сложнее с Антоном. С ним я была почти самой собой — больше раскрывалась только с моей Единственной, а сегодня приходилось лгать ему по мелочам и изворачиваться, бросая на себя тень его подозрений. И это совсем не радовало. Как бы то ни было, а этот суматошный день подошел к концу. По пути домой Антон не задавал лишних вопросов, делясь лишь предположениями о продажах грядущего номера. А каким-то шестым чувством поняв, что я не в духе, заказал еду на дом из дорогого ресторана. Я, в любой момент ожидая повторения произошедшего в доме Калугиных, очень осторожно пробовала блюда. Как ни странно, мой организм не запротестовал. — Ты сегодня какая-то таинственная, молчаливая, — посмотрел на меня Зимовский, закончив трапезу. — Просто устала, — пожала я плечами. -Точно? — нахмурился Антон. — Просто у меня такое впечатление, что ты меня сторонишься. Неужели обиделась на утренний взрыв? Каюсь, был слишком резким. Но я думал, мы все выяснили. — Нет, я совершено не обиделась, — выдавила я из себя улыбку. — Ну, раз так, может, докажешь мне это? — с соблазняющей улыбкой и огоньком во взгляде, Зимовский встал из-за стола и медленно подошел ко мне. Наклонившись, он притянул меня к себе и впился в губы страстным поцелуем. Я ответила, чувствуя, как мурашки побежали по телу, но мысль о беременности мгновенно охладила мой пыл. Я неловко отстранилась, прерывая поцелуй. — Все же обиделась, — вздохнул мужчина. — Нет, дорогой, — улыбнулась я ему с самым искренним выражением лица. — Просто сейчас не время… Зимовский нахмурился, обдумывая мою отмазку, потом махнул рукой: — Так бы и сказала, что у тебя эти дни. Я замотала головой и уже хотела опровергнуть догадку Антона, но поняла, что придумать что-то более правдоподобное и не разругаться с моим мужчиной еще до того, как он узнает о моем «интересном положении», будет крайне сложно. А сил у меня осталось не так много. Так что я промолчала. — Ну, раз сегодня мне ничего не светит, — несколько театрально вздохнул Зимовский. — Я пойду в бар. Хороший футбольный матч и несколько кружек «темного» развеет мою печаль. — Хорошо, — снова улыбнулась я. Проводив Зимовского и пробравшись на кухне, я почистила зубы и легла в постель. Буквально полчаса назад, когда я заканчивала уборку, мне казалось, я засну прямо там, на кухне. Сейчас же уже минут двадцать тупо смотрела в потолок. Поняв, что заснуть мне не удастся, я включила телевизор, где шел какой-то фильм. Под заламывания рук героини из-за неразделенной любви, я стала проваливаться в сон. И тут, то ли виновата духота, то ли просто волнения этого дня, но он был чем-то вязким и тягучим. Сновидение облепляло меня, показывая картины каких-то непонятных серых зданий и кристально-белых коридоров, по которым бегали туда-сюда врачи. Я наблюдала за этой кутерьмой с предчувствием чего-то нехорошего. Тут одна из медсестер всунула мне в руки сверток со словами: «Поздравляю, у вас девочка!». Я в растерянности разворачиваю одеяльце и вскрикиваю от ужаса. На моих руках — нечто. Полностью черное тело, покрытое жесткой короткой шерстью — ее щетинки колют мне руки. Тонкий хвост обматывается вокруг моей руки, а на лбу у ребенка двумя бугорками прорезаются рожки. Ребенок приоткрывает ротик, и там обнаруживается два ровных ряда острых зубов. Я передергиваюсь от омерзения и хочу выбросить это чудовище, больше всего напоминающее чертенка, но тут встречаюсь с малышкой взглядом. На меня смотрят голубые глаза, разрез которых точно повторяет глаза Зимовского, и от этого взгляд кажется каким-то насмешливым. Я забываю про свою неприязнь и страх, когда чувствую, как детские пальчики с острыми коготками обхватывают мой палец. — И этот монстр мой ребенок? — услышала я голос Зимовского над собой. — Антон, я просто не знала, что беременна и принимала противозачаточные, — оправдывалась я перед мужчиной. — Так и знал, что нельзя в этом вопросе доверять женщинам, — хмыкнул он. — Если ты думала, что увидев тебя с этим, я захочу на тебе жениться, то ты сильно просчиталась, Кристина. Я не хочу видеть ни тебя, ни этого монстра. — Но, Антон! Она твоя дочь! Посмотри, у нее твои глаза, — пыталась я донести до мужчины то, что сама разглядела несколько секунд назад. Зимовский лишь презрительно фыркнул и брезгливо отвернулся: — Я не хочу тебя видеть, Кристина. Ни тебя, ни это уродство, — повторил он ледяным тоном. Я зажмурилась, прижимая к себе малышку еще теснее. Снова отвергнута, да еще и с ребенком, которому непросто будет выжить в этом мире, на руках. Слезы катились по щекам. Силуэт Антона удалялся все дальше. И тут я почувствовала, что не ощущаю ребенка в своих руках. Слева от меня возникли две фигуры. Сначала я не поняла, кто это, но ясно видела, что малышка у них. — Отдайте мне дочь, — потребовала я. — Нет, Кристина, — я узнала этот голос и передернулась: это была Серена. — Отдай мою дочь, дикарка! — в моем голосе уже прозвучала угроза. — Нет, Кристина, — теперь это уже был голос тети Агнесс. — Ты не сможешь вырастить ее, ты проклята. О ней позаботятся Серена и Рафаэл. С этими словами они начали уходить. Я попыталась их остановить, догнать, но не могла сделать и шага. Слезы душили, сердце стучало как бешеное, воздуха не хватало. — Отдайте мне мою дочь! — закричала я из последних сил и почувствовала как куда-то падаю. Удар о пол не был болезненным. Первые несколько секунд я не понимала ни где я, ни что произошло. Передо мной все еще проплывали сцены кошмара. Я посмотрела на пустующую кровать. Зимовский еще не вернулся. Оно и к лучшему. Выпутываясь из одеяла, в которое завернулась во сне, я с брезгливостью поняла, насколько вспотела. Не мудрено, что мне приснился кошмар! Вставая с пола, я все еще ощущала, как в висках бился пульс. Нужно было пойти освежиться. Дойдя до ванны и умывшись холодной водой: на большее моих сил не хватило — я вернулась в комнату. — Ну, и какого хрена тебя так колбасит, что я ночью с постели слетела? — недовольный, сонный голос моей Единственной встретил меня. — Элензинья! — воскликнула я, хватаясь за ее присутствие, как за последнюю соломинку. — Мой ребенок… Мой ребенок — черт! Когда я вышла из ванной, то думала, что наваждение схлынуло, утекло вместе с водой, но сейчас, вернувшись в темноту спальни, я почувствовала, как фрагменты дурного сна снова проплывают ужасающими картинами где-то на краю сознания. — Кристин, ты о чем? — Эл неловко села на постель рядом со мной, начиная подбирать с пола скомканное одеяло. — Какой еще ребенок? — Я беременна, — выдохнула я почти обреченно. — Но врач сказала, что из-за моего образа жизни из этого не выйдет ничего хорошего. — Чушь! — Эл медленно встала и, громыхая железяками, подошла и коснулась клавиши выключателя. Я тут же зажмурилась от яркого света. — Под «ничем хорошим» врачи имеют в виду совсем другое, — фыркнула моя Единственная, возвращаясь на место. «„Спасибо“, Солнце мое! „Подбодрила!“» — подумала я. — Я знаю, но… — произнесла я, и стала в красках описывать ей свой сон. Мне жизненно необходимо было выговориться. Девушка выслушала меня молча, а потом крепко прижала меня к себе и усмехнулась. — Ты что, «Ребенка Розмари» или «Омена» на ночь пересмотрела? — но, поняв по всему моему виду, что к шуткам я сейчас не расположена, с какой-то трогательной нежностью погладила меня по распущенным спутанным волосам. — Успокойся. Это был всего лишь кошмар. У тебя будет здоровый, счастливый, а главное, любимый малыш. — Обещаешь? — спросила я, точно девушка имеет над этим какую-то власть. «А может, и правда имеет?» — невольно подумалось мне. — Просто знаю, — кивнула она уверенно. — Вот увидишь! Но если сомневаешься… — девушка заговорщически улыбнулась и бережно приложила руку к моему животу. — Заклинаю всеми силами Света и Добра, что есть в Мироздании! Пусть это дитя будет здорово, и Тьма никогда не коснется его! Я натянуто улыбнулась и медленно убрала ее руку. То, что девушка — ведьма, и может творить вещи, подчас не укладывающиеся в голове, не то, что подвластные научным объяснениям, стало для меня вполне естественным и привычным, но в ее волшебные слова и пасы верилось с трудом. Оставалось лишь надеяться, что моя Единственная действительно провидит для меня счастливое будущее. — Ты лучше скажи, — видя, что ей все-таки удалось немного развеять мой страх, поинтересовалась она, — сколько уже этому чуду? Недели две-три? — Восемь или даже десять, — ответила я, и впрямь почувствовав себя намного спокойней. — Человек уже! — гордо воскликнула Элензинья, словно это она носила под сердцем дитя. — Я где-то читала, что они в этом возрасте уже неделю, как шевелятся. Только маленькие еще — не почувствуешь. — Еще скажи: «И все понимает!» — усмехнулась я. Тревога отступила окончательно. Кадры из сна хотя и крутились отчетливыми эпизодами, но уже не пугали, словно все это происходило не со мной. — Не, понимать он начнет месяца через полтора. Так врачи говорят, — последнюю фразу она явно добавила для пущей значимости. — Но в твоем случае я точно сказать не могу. И только я хотела спросить, что конкретно она имеет в виду, как раздался скрежет ключа в замочной скважине. Элензинья, пристально посмотрев на меня, еще шире улыбнулась и с первого рывка поднялась на ноги. — В общем, все будет хорошо! — воскликнула она шепотом. — Как говорит одна моя близкая подруга: «Не бери до головы — бери до задницы» — от себя добавлю: «…и верь в лучшее!» — с этими словами Элензинья исчезла. Я же погасила свет и притворилась безмятежно спящей. Две недели прошли в рутинных хлопотах. Благо, когда занимаешь один из ответственных постов в редакции еженедельника, коим недавно стал «Мужской журнал» благодаря инвесторам, на раздумья о ночных кошмарах не хватает ни сил, ни времени. А когда издательство начинает сыпаться не без твоего участия — тем более. Кажется, на нашем островке марксизма-ленинизма в океане капитализма назревает революция. Лазарев решил перекупить журнал, и нетрудно догадаться, кому предложил место главного редактора в реструктурированном глянце. И, как бы мне ни было жаль наш трудовой коллектив, по просьбе Зимовского я медленно сливала весь доход журнала на новые счета, при этом по-прежнему мило улыбаясь при встрече как Егорову и Марго, так и всем остальным. Ничего не подозревающий Егоров тем временем недавно объявил, что «уходит на покой» и скоро назовет преемника. Антон на этой почве стал весьма дерганным и к общению расположен не был, так что два моих визита к врачу остались им незамеченными, несмотря на то, что перед последним у меня от волнения все валилось из рук. Как оказалось, напрасно. Ознакомившись с результатами анализов, врач сообщила, что у моего ребенка — где-то наверху очень сильный покровитель, так как ни одной патологии выявлено не было. Показатели моего организма так же держались в рамках нормы, и единственное, что мне сейчас нужно — это избегать стрессов, принимать витамины и стараться не пропускать плановых обследований. В общем, все говорило о том, что мой малыш очень хочет жить. Осталось только сообщить об этом его отцу, и убедить, что ребенок — не синоним катастрофы. С такими мыслями и гордо поднятой головой я после обеденного перерыва вернулась в издательство. Уже издалека было видно, что наш офисный планктон сбился в привычные стайки и что-то активно обсуждает. — Здрасте, Кристина Леопольдовна! — весело поприветствовала Люся, когда я поравнялась с ее рабочим местом. — Борис Наумыч просил напомнить, что собирает всех в зале заседания ровно в шестнадцать ноль-ноль. Будет объявлен новый директор издательства. — А, ты знаешь, я помню, — фыркнула я, и пристально вгляделась в ее счастливую улыбку. Такая обычно расцветает на миленьком личике секретарши, когда в офисе появлялась сплетня глобального масштаба. — И с чего это ты такая счастливая? — я улыбнулась ей в ответ. — А, Вы же еще не знаете! — с ожидаемым энтузиазмом откликнулась секретарша. — Маргарита Александровна замуж выходит! — Да?! — откликнулась я, испытывая нечто среднее между удивлением и скепсисом. — Она сама тебе об этом объявила? — Нет, — сразу же стушевалась Люся. — Но Галя слышала, как Андрей говорил об этом с дочерью. — Ясно, — почему-то подобного ответа я и ждала. — Ну, когда они захотят поделиться этим со всеми, я от души их поздравлю! А пока… Не знаешь, Антон у себя? — Он ушел еще раньше Вас. Сказал, у него переговоры с рекламщиками — к заседанию вернется. «Странно, мне он ни о каких рекламщиках не говорил… — сердце кольнуло нехорошее предчувствие. Нет, это была не ревность, а нечто куда более тягостное. — Надо будет потом ненавязчиво поинтересоваться, где он был на самом деле». — Если появится раньше, пожалуйста, дай знать, — обратилась я к Люсе, как говорится, «чисто по-человечески». — Конечно, Кристина Леопольдовна! — с готовностью откликнулась девушка. — И еще, Люсь, — обернулась я, уже устремившись на свое рабочее место. — Отчества у меня нет. Оставив «Люсьен» переваривать информацию, я прошествовала мимо. За компьютером сидела Любимова и с блаженной улыбкой, накручивая на палец прядь волос, отсутствующим взглядом смотрела в экран. — Что, тоже за Марго радуешься? — полюбопытствовала я, опускаясь на кресло рядом, ногой включая системный блок. — Нет, за себя, — Любимова подняла на меня глаза и загадочно улыбнулась, выдерживая театральную паузу. — Полчаса назад звонил Липкинд. Сегодня вечером едем в ЗАГС, разводиться! Валик уже побежал за шампанским! В каких-нибудь женских романах или фильмах для подростков последовал бы незамедлительный счастливый визг и прыжки на одном месте, взявшись за руки, но так как, слава всем Высшим силам, мы находились не в вышеперечисленных произведениях, Галя просто улыбнулась еще шире, а я искренне ее обняла. — Интересно, на чьей же свадьбе я поймаю букет? — отстраняясь, задала я вопрос вместо пустых поздравлений. — В смысле? — Ну, на твоей или Марго, — ответила я. — Вот только не говори, что вы с Валиком намерены ждать больше месяца. — Ты же вроде как не торопилась замуж, — Любимова пристально на меня посмотрела. — Или… Погоди-погоди… Ты у врача была? — Галь, — зная предприимчивость подруги, произнесла я, но все же не смогла сдержать улыбки. — Я там в холодильнике с утра эклеры оставила. Угощайся. Только я тебя умоляю, пусть хотя бы Антон узнает это от меня, а не от Люси, возвращаясь с переговоров!  — Да ты что, Кристин! Я — могила! «Черным мрамором отделанная, — подумала я, уже жалея, что позволила себя так легко расколоть. — Ведь знаю же: доверить тут кому-нибудь тайну — это все равно, что взять мегафон и объявить во всеуслышание!». Но шло время, а Галя, к моему большому удивлению, не побежала растрезвонивать свежую новость по всей редакции, и продолжала добросовестно выполнять свои трудовые обязанности. Я старалась следовать ее примеру, но мысли о предстоящем разговоре с Антоном не выходили у меня из головы. Время от времени бросая беспокойные взгляды на телефонную трубку в ожидании, что Люся вот-вот просигнализирует по селектору о возвращении Антона, я прокручивала в голове все возможные варианты событий и в итоге уверилась только в одном: свадьба Марго в этом деле мне только на руку, и чем пышнее она будет, тем лучше. С первого дня появления Маргариты в издательстве, Антон во всем старался ее «уделать», так может, и тут сработает? Решит устроить грандиозный праздник по весомому поводу? Из размышлений меня вывел голос Люси: «Так, народ, без пяти четыре! Подтягиваемся в зал!». Я, допечатав пару символов, сохранила изменения в файле и поднялась с места. В зале заседаний к моменту моего прихода все уже собрались. Был там и Антон: стоял почти около дверей и то ли кидал напряженные взгляды в сторону старательно скрывающей улыбку сеньориты Ребровой, то ли не менее напряженно следил за расхаживающим из угла в угол сеньором Егоровым. «Странно… Почему Люся не доложила мне о возвращении Зимовского? Я же просила!». — Ну что, марксисты-ленинисты? — начал Наумыч, с широкой улыбкой в очередной раз пересекая кабинет. — Я буду безумно краток, потому что рассусоливать нет никакого смысла! Пока еще директор издательства остановился около окна, стараясь охватить взглядом всех собравшихся. — Все собрали свое внимание? Очень хорошо! — все так же улыбаясь, он сделал вид, что читает с находящегося у него в руках листа. — Итак, приказ! Директором издательства «Хай-файв» назначается Реброва Маргарита Александровна! Марго подпрыгнула на месте с радостным визгом, изобразив правой рукой победный жест. Зал тут же наполнился аплодисментами. Стоящий рядом с новым директором Кривошеин со словами поздравлений стал крепко жать ей обе руки. Наташа скептически воздела глаза к небу. Я, примерно догадываясь, что ждет Маргошу в будущем, медленно похлопывала в ладоши. Лицо Антона в этот момент не выражало абсолютно никаких эмоций, лишь что-то в выражении его глаз говорило, что мужчина чего-то выжидает. И вот, на пике ликования, когда виновница торжества бессовестно повисла на шее у Калугина, Зимовский вдруг вскинул руку и провозгласил: — Минуточку! Минуточку! Я тоже хочу кое-что сказать. Народ не умолк окончательно, но аплодировать стал тише. Я же замерла, прекрасно зная, что после такого унижения заместитель главного редактора не может сказать ничего, кроме очередной колкости, и имеет все шансы нарваться на скандал. Или того хуже, решил «раскрыть все карты» в самый неподходящий момент. — Антон, что ты?.. — так же почувствовав подвох, начал было Наумыч. — Поверьте, Борис Наумыч, это не менее важно, — прервал его Антон, подходя ближе — Итак… Зимовский выдержал театральную паузу. — Довожу до сведения общественности, — он обвел взглядом кабинет, и остановил этот взгляд на Марго, — что Маргарита Александровна Реброва — это не тот человек, за которого она себя выдает. У меня от неожиданности аж подогнулись колени, и пришлось резко схватиться за спинку впереди стоящего стула, чтобы не упасть. И, хотя я знала об этом факте с самого начала и не имела к нему никакого отношения, мне стало не по себе. В первую очередь от того, что я вдруг поняла, в каком моменте сюжета нахожусь, и что за этим последует. «Надо что-то делать! — пронеслось в разуме. — Не время Зимовскому сейчас прозябать в психушке! Тем более, что из-за меня он, похоже, так и не наладил нужных отношений с Наташей!». — Антон! — попыталась вразумить его я, но мой голос потонул в скептическом «гудении» коллектива, а ведь здесь собрались не только представители «верхушки айсберга», но и рядовые сотрудники. — Где-то я это уже слышал, — вычленила я из этого шума реплику Кривошеина. Зимовский же, дождавшись затишья, как ни в чем не бывало продолжил: — Маргарита Реброва — на самом деле… — он снова сделал паузу и с вызовом посмотрел на Марго. — Ну что, может, ты сама расскажешь, а?! Женщина же в ответ взглянула на него, как на умалишенного, умело скрывая свой, должно быть, немалый страх. Антон зло усмехнулся, и, обогнув ее, оказался в противоположной части кабинета. — Маргарита Александровна Реброва на самом деле, — произнес он, как командир, отдающий приказ своему войску, — это на самом деле Игорь Семенович Ребров! Вместо пораженных вздохов, как и следовало ожидать, по залу прокатился смешок, и только я одна, похоже, заметила, как, изменившись в лице, испуганно переглянулись Марго и Калугин. Понимая, в какую ситуацию поставил себя Зимовский этим заявлением, я, спотыкаясь и натыкаясь на углы стола, пересекла кабинет и, оказавшись рядом с ним, взяла его под руку, сигнализируя, что не стоит продолжать «спектакль» и куда разумнее удалиться. — Антон, ты что, выпил, что ли? — тем временем поинтересовался Егоров. — Могу дыхнуть! — раздраженно откликнулся тот, довольно ощутимо заставляя меня отстраниться локтем под ребра. — Еще раз повторяю: это… — он запнулся, подбирая слово, — существо — все, что осталось от Игоря Реброва! — Он что, «белочку» словил? — откровенно рассмеялась Любимова. Ее примеру тут же последовал Кривошеин. — Антон… — почти умоляюще прошептала я. — Антон, ты как себя чувствуешь? — мягко, для себя уже сделав вывод, что разговаривает с сумасшедшим, спросил Наумыч. — Нормально все? — Борис Наумыч, я Вам сейчас продемонстрирую человека, — он почти вплотную приблизился к стоящей рядом с Егоровым Марго и многозначительно кивнул ей, — который лучше меня все расскажет. — Хватит, Антон! — уже в голос воскликнула я. Тот резко развернулся и расплылся в широкой улыбке. — Спокойно, Кристиночка, все под контролем, — протянул он, не меняя ироничного тона, и из его глаз разве что молнии не летели. Если бы я не была уверена в истинности слов по поводу Марго, то подумала бы, он и вправду сошел с ума. Но Антон уже снова обернулся к, кажется, начинающему опасаться Егорову. — Пойдемте, Борис Наумыч, — говорил он, и, поняв, что мужчина не собирается следовать его словам, повторил чуть более настойчиво и нервно. — Пойдемте! Пойдемте-пойдемте! — и начал пятиться к дверям, развернувшись лишь на пороге, и молниеносно выскочив в коридор. Следом за ним быстрым шагом удалилась Марго. Поняв, что дело принимает нешуточный оборот, бросив на ходу: «Всем оставаться на своих местах» — оставил собравшихся в недоумении и Наумыч. Я же не решилась остаться среди недоумевающих перешептывающихся сотрудников и оставить возлюбленного на произвол судьбы. Выждав не больше десяти секунд, я тоже выскочила за дверь и, нагнав мужчин, остановилась за их спинами. Ни Антон, ни Борис Наумович в компании Марго и Калугина, который покинул кабинет следом за мной, меня не заметили, обозревая кабинет Антона, в котором никого не было. — Э, а ты где, аллё?! — с совершенно растерянным видом Зимовский готов был обыскать каждый угол помещения. — Антон, ты кого ищешь? — все меньше понимал Егоров. — Да тут… Тут была ведьма! — с совершенно потерянным выражением лица развел руками Зимовский. — Какая еще ведьма?! — возмутился бывший директор. — Так, кто открывал дверь? — вместо ответа задал вопрос Антон, постепенно срываясь на крик. — Я спрашиваю: кто открывал дверь?! — и когда услышал реплику Марго о том, что доступ к ключу имеет только он один, и впрямь начал метаться по кабинету, осматривая окно, все шкафы и даже ящики, в которых ведьма поместиться никак не могла. Я понимала, что присутствую при ключевом для измерения событии, но все же сердце сжалось от волнения и страха. Я хотела было остановить метания Зимовского, и уже метнулась за порог, но меня бережно отстранил и удержал Калугин. — Антон, будь разумней! — только и вырвалось у меня. Но тот снова меня не услышал, грубо схватив за руку Марго и склоняясь к самому ее лицу. — Слушай, «родной», может, сам расскажешь людям правду? — рявкнул он. — Какую правду? — резко откликнулась Марго, по-прежнему делая вид, что не понимает. — Смотрите, даже не краснеет! — нервически усмехнулся Антон.– Кто к ведьме ходил?! Ты или я?! — Какой ведьме? — усмехнулась главная виновница скандала, оглядывая Зимовского с ног до головы в поисках хотя бы намека на адекватность. — Слышь, ты, тварь, — уже с неподдельной угрозой в голосе сквозь зубы процедил Зимовский, я сейчас твою рожу по столу размажу! Понял?! И, вцепившись мертвой хваткой в согнутую в локте руку Маргариты Александровны, резко притянул женщину к себе с твердым намерением всерьез ударить ее лицом об стол. Тут нервы мои не выдержали — я коротко взвизгнула, искренне надеясь, что из демонстрирующего эти кадры ролика, который довелось увидеть еще на Дне рождения Элензиньи не были умышленно удалены особо кровавые моменты. Калугин же, деликатно отвернувшись, почесал нос и положил руку мне на плечо. Хотел ли он меня этим успокоить или просто не дать мне броситься на защиту Зимовского, я так и не поняла. В следующую секунду, ловко вывернувшись, с коротким: «Рискни!» — новоиспеченный директор издательства уже собиралась дать сдачи. И дала бы, если бы Наумыч вовремя не встал между ними. — Так! Тихо! Прекратить! — Наумыч, подобно боевому петуху, выпятил грудь вперед и стал оттеснять Антона к окну. — Ты что себе позволяешь, а?!! — Да, Борис Наумович, — от крика Антона уже звенело в ушах. — Десять минут назад эта женщина была здесь! — Какая женщина?! — Егоров не выдержал и тоже перешел на крик. — Которая должна была подтвердить! — лицо Антона исказила гримаса ярости, перемешанной с бессилием. — Что подтвердить?! — Наумыч затряс головой, становясь в этот момент похожим на взбешенного индюка. — Что Игорь Ребров — это она!!! — поверх плеча Егорова указывая на Марго дрожащей рукой, Антон сорвался на визг. Мне даже на миг показалось, что от напряжения у него на глаза навернулись слезы. Марго была явно обескуражена. Ей все сложнее было сохранять лицо — я готова была поклясться, что продлись эта сцена еще несколько секунд, она бы первая кинулась на своего бывшего заместителя с кулаками или выдала бы себя. Но Наумыч со словами о том, что хочет поговорить обо всем в своем кабинете, буквально вытолкнул Зимовского в спину за дверь, следуя за ним, как конвоир. Но атмосфера от этого спокойней не стала. Наоборот, она накалилась до такого предела, что в воздухе, кажется, повисла белесая дымка. От напряжения ноги почти не держали, а руки дрожали мелкой дрожью. Видя, что Маргарита Александровна горит желанием отомстить Антону за то, что выставил ее на посмешище, Калугин, приобняв обеими руками за плечи, повел ее в наш закуток. Я же, изо всех сил стараясь справиться с собой, кинулась вдогонку Егорову и Антону. «А ведь день начинался почти безоблачно!» — подумала я. Зимовского надо было спасать, и хотя я сильно сомневалась в успехе, попробовать стоило. Я просто не могла позволить заточить моего любимого в психлечебницу, будь это хоть сто раз «канон» и тысячу — предначертано. Но, когда я оказалась возле кабинета Бориса Наумовича, то успела увидеть, как за хозяином кабинета закрылась дверь с той стороны. И сколько я не пыталась нажимать на ручку и ломиться в дверь — все было бесполезно. Очевидно, Наумыч предусмотрительно запер ее на ключ, и все, что мне оставалось — со слезами бессилия на глазах изредка пинать ее ногой, вслушиваясь, как в кабинете Антон горячо, на повышенных тонах, иногда с нотками истерики в голосе пересказывает Егорову все, что и каким образом ему удалось узнать о Марго. Со стороны речь Зимовского действительно напоминала бред сумасшедшего, и не знай я, что эта колдунья Милана вместе со своей покойной бабкой, (теткой, или кем она там ей приходилась?), превратившей Гошу в Марго, существовали на самом деле, и первая просто сбежала, воспользовавшись отмычкой, я бы первая побежала вызывать неотложку! Почему же я с такими знаниями не встала на сторону Антона? Струсила. Побоялась, что и меня упекут вместе с ним, а с моей насквозь фальшивой для этого мира биографией выбраться мне из подобного места будет почти невозможно. Боюсь, даже Элензинья не в силах была бы мне помочь. Впрочем, у меня еще оставался призрачный, но все-таки шанс исправить ситуацию. Выровняв, наконец, сбившееся дыхание, я замерла, выжидая момент. Спустя совсем немного времени разговор, больше напоминающий перебранку, был прерван телефонным звонком, и голос Люси, слегка искаженный микрофоном, сообщил, что с Антоном срочно хотят переговорить по телефону рекламщики. Еще через мгновение Антон, почему-то спиной, вышел из кабинета, едва не сбив меня с ног и даже не заметив. Пока дверь за ним до конца не закрылась, я успела прошмыгнуть внутрь. Егоров уже тянулся к трубке для известного звонка. — Борис Наумыч, не надо никуда звонить, — чуть запыхавшись, заявила я. — Кристина Леопольдовна? — удивленно посмотрел на меня бывший директор, на какое-то время забыв о трубке в руке. — Кто Вам дал право врываться в мой кабинет?! — Простите. Я хотела убедиться, что дело не зайдет далеко, и услышала Ваш разговор. — А я думал, Андрей так рвется набить этому сумасшедшему морду! — со злостью выплюнул Егоров. Таким взбешенным я видела его разве что в сериале. — Борис Наумович, я понимаю, прозвучит нелепо, но все вот это вот было просто глупой шуткой, — выпалила я, пропустив мимо ушей его колкость. — Иносказание.  — Что-что-что? Я не расслышал, — Наумыч обогнул стол и приблизился ко мне почти вплотную. — Как Вы сказали? Иносказание? Шутка, значит?.. Я сдавленно кивнула. Несмотря на кажущийся.беззаботным тон, казалось, Егоров готов порвать меня на кусочки и в таком виде отправить следом за Антоном, чтоб неповадно было. — Антон хотел сказать, что Марго так похожа на своего кузена, и так органично влилась в коллектив, что кажется, она и есть Гоша. — Не, ну да. Да, логично, — с иронией произнес мужчина, заложив руки за спину, принимаясь раскачиваться с пятки на носок, отчего вторая часть его фразы заставила меня вздрогнуть и отшатнуться. — Тогда как объяснить этот «спектакль одного актера», а?!! — заорал он, гневно брызжа слюной. — Да он на Марго с кулаками полез! А что мне здесь говорил — ни в сказке сказать — ни пером описать! — Борис Наумыч…- испуганно пролепетала я, опасаясь, как бы он не схватил прямо здесь второй инфаркт. Он же, выдохнув, достал из кармана пару белых крупных таблеток и, не запивая, проглотил. Это дало мне пару секунд, чтобы перевести дух и придумать достойное оправдание. — Да, согласна, Антона немного занесло… — начала было я, на ходу продумывая продолжение фразы, но возможности продолжить он мне не дал. — «Немного занесло»?! Теперь это так называется, да? Вы что, меня не на пенсию, а в могилу проводить хотите?! — вернувшись на место, Наумыч грузно опустился в кресло и схватился за телефон. — Все! Хватит! Я звоню! — Борис Наумыч! — даже не помня как, я в секунду пересекла кабинет и вырвала трубку у него из рук, огромным усилием воли сдерживаясь, чтобы не расколотить устройство. — Послушайте Вы меня! Антон не сошел с ума! Он… Он просто выпил! «Да, когда-то я уже произносила это в другом месте и другим людям, — поймала я себя на мысли. — Вот только сейчас в мои слова верилось еще меньше…». — Кристина Леопольдовна, не морочьте мне голову! По-вашему, я никогда Зимовского пьяным не видел? — раздражение в голосе Егорова сменилось безразличием, таким, с каким, обычно, отгоняют назойливую муху. — Он даже когда в хлам напивается, такой ереси не несет! — Мы успели обменяться с Антоном парой фраз перед собранием, — с каждым новым словом ко мне возвращалось самообладание. — Он прождал нужных людей несколько часов, но никто не то, что не появился — даже не уведомил о срыве встречи! Можно понять, что Антон был зол и расстроен. Зато встретил своего бывшего сокурсника, и тот настойчиво предложил попробовать напиток, который купил во время путешествия по Мексике у местных индейцев. Кто ж знал, что это пойло на основе абсента с добавлением еще какой-то шаманской дурь-травы?! — А Зимовский, значит, не понимал, что за дрянь глотает, так, что ли? — Наумыч все еще сомневался в моих словах, но и уверенность в сумасшествии Антона в нем тоже пошатнулась. — Насколько я поняла, о содержании напитка ему сообщили только после осушения стакана, — я пожала плечами. — Я же сказала, мы успели перекинуться только парой фраз. После Люся созвала всех в зал совещаний. И, поверьте, я сама удивилась, когда Антон стал отклоняться от сценария и вместо того, чтобы в конце поздравить Марго с повышением, начал рассказывать про ведьму. И только в коридоре вспомнила про напиток. — А может, дело все-таки не в нем? — гнул свою линию Егоров. — Кристина Леопольдовна, Вы поймите, я не имею ничего против Антона — просто хочу, чтобы ему оказали своевременную квалифицированную помощь! — Да я лично сталкивалась с этим напитком, — выпалила я, — он действительно очень распространен в индейских племенах Латинской Америки. Шаманы тех мест используют его для ритуалов. Пьется легко, как вода, почти не вызывает похмелья, зато приводит к состоянию измененного сознания, вплоть до галлюцинаций. Вот, видимо, Антона и «накрыло». — Тем более! — воскликнул Борис Наумович, но тут же смягчился. — Так, может, Антона все-таки — того? Не в больницу, так хотя бы в вытрезвитель? Полежит денек — оклемается — тогда и разберемся. — Борис Наумович, прошу Вас… Действие вещества — краткосрочное. Уверена, к завтрашнему дню Антону и самому станет стыдно за то, что он сегодня вытворил — вот увидите! Один мой знакомый, еще в Бразилии, тоже налакался этого пойла до потери сознания — на утро уже ходил, как ни в чем не бывало. — Сеньорита Кристина… — огромным усилием воли я приказала себе не вздрагивать. Начальник впервые не «прилепил» к моему имени отчество, а это значило, что он впервые серьезен со мной как никогда. Мысли в голове судорожно забегали. Набрав в грудь побольше воздуха, я выпалила: — Борис Наумович, мы с Антоном знакомы уже полгода, из них полтора месяца — живем в одной квартире. Он мне глубоко небезразличен. Неужели Вы думаете, что если бы я не была уверена в его психическом здоровье, я бы чинила Вам сейчас препятствия? — И то верно, — задумался Егоров. — Но я прямо даже не знаю. А если он в следующий раз нашу Маргариту Александровну у дома подкараулит и горло ей перерезать захочет? Шизофрения она, знаете, — мужчина покрутил рукой на уровне виска, точно вкручивал лампочку. — Прогрессирует! — Если я замечу что-то неладное в поведении Антона, я сама приму надлежащие меры, — покачала я головой с самым что ни на есть обеспокоенным выражением лица. — Тут и так балаган поднялся из-за всей этой истории. Представляете, что будет, если в издательство еще и санитары заявятся? А если об этом станет известно конкурентам или, того хуже, испанским инвесторам, самому Гальяно? Это же какой удар по репутации? Век не отмоемся! Егоров повертел головой из стороны в сторону, разминая шею, и шумно выдохнул. Каким бы «добрым дяденькой» он ни казался, а деньги любил, как и все, и репутаций своего драгоценного издания дорожил. — Ну, хорошо, — Наумыч сделал вид, что занялся разбором находящейся на столе документации, хаотично перебирая какие-то листы, — но если завтра я замечу в поведении Зимовского что-то неладное, или кто-то из сотрудников на него пожалуется, я… — Да-да, Борис Наумович, я все поняла! — у меня, наконец, отлегло от сердца. — Спасибо Вам огромное! — А раз поняли — идите, работайте. До конца рабочего дня еще целый час, — пропустил он мою благодарность мимо ушей. — Спасибо, — еще раз произнесла я, направляясь к двери. — С Вашего позволения! — Я сказал: вперед на баррикады. Пока я не передумал, — фыркнул он вместо дежурной вежливости. Я выскользнула из кабинета, аккуратно закрыв за собой дверь, но направилась не на свое рабочее место, а прямиком к Антону. Тот как раз закончил чуть менее эмоциональный, чем наш с Наумычем, разговор с рекламщиками, и с отвращением воткнул трубку в базу. — Ну, и что это было? — поинтересовалась я, подперев спиной закрытую за собою дверь. Антон вскинул голову и посмотрел на меня так, словно видел впервые в жизни. — Да Щегольков этот совсем офигел! — выпалил он вдруг. — Рекламу требует на весь разворот, а денег обещает — канарейка больше нарыдает! Ну, не гад, а? — Я не о том. На оглашении что было? И потом, у Наумыча? — Ты сама все слышала, — буркнул Антон. Видимо, разговор с Наумычем и на него произвел неизгладимое впечатление. Распространяться Зимовский явно желанием не горел. — Эта курица — и есть Гоша! Гоша! Или и ты мне не веришь? — Я? Я верю, — ответила я, абсолютно искренне. — Но ты должен был быть хитрее. Такие факты просто так не выкладывают. Ими умело пользуются. — Как пить дать, это она ведьму выпустила, — словно не услышав меня, задумчиво произнес он, — или он. Я теперь даже не знаю… — Может, и она, — согласилась я, заходя Антону за спину и кладя свои ладони на его плечи. — У охраны внизу всегда есть дубликаты всех ключей… — Охрана. Точно! — хлопнул себя по лбу Зимовский. — Вот сука! — Антон, успокойся, — мурлыкнула я ему на ухо, разминая его напряженные мышцы. — Я и так еле уговорила Егорова не вызывать психиатрическую помощь! А то бы тебя уже увели крепкие дяденьки в белых халатах в местечко с мягкими стенами. Не усугубляй, ладно? — А что мне прикажешь делать? — дернулся он. — Тварь, знала ведь, что без доказательств мне желтый билет и — адью! — Зимовский нервно усмехнулся себе под нос. — Слушай, Антон, — легким движением я заставила возлюбленного вновь откинуться на спинку кресла, — а поехали домой? Я пожарю картошку. Тебе же в прошлый раз понравилось? — Угу, — без энтузиазма отозвался он. — Ты выступишь по коньяку — я составлю тебе компанию с чашечкой чая, — продолжала нежно уговаривать я. — Можем даже такси взять, чтобы тебе в таком нервном состоянии за руль не садиться. А машину твою завтра Коля пригонит. — Угу, пригонит он. В прошлый раз парковался — крыло помял — я влетел на штуку баксов, — Антон, вырываясь из моих объятий резко поднялся на ноги и двинулся к выходу. — Но ты права: покинуть на сегодня это заведение мне не помешает. Пошли. Я улыбнулась и пошла вслед за Зимовским. До дома ехали молча. Ужин также прошел в гробовом молчании. Антон сидел, опустив глаза в тарелку, лишь иногда сосредоточенно сопел, накалывая на вилку очередной ломтик картофеля. Когда же Зимовский все же удосуживался поднять голову, то смотрел не на меня, а словно насквозь. От такой атмосферы мне самой кусок в горло не лез. Несколько раз я пыталась отвлечь его от тягостных мыслей, как-то расшевелить, привести в чувство, но как только я делала попытку раскрыть рот, он одаривал меня таким взглядом, что я заглатывала вертевшуюся на языке реплику вместе с очередным ломтиком с таким старанием приготовленного картофеля. Но хуже всего было то, что даже по окончании трапезы, когда за просмотром очередного фильма, я уютно устроилась рядом с ним на диване, положив голову ему на колени, он все так же не проронил ни слова. Просто сидел, откинувшись на спинку дивана и, покручивая в пальцах бокал с единственным глотком виски, закинул руку за голову и смотрел в потолок. — Антон, ну что не так? — не выдержала я больше гнетущей атмосферы. — Фильм не нравится? Можем поменять диск. Или посмотреть, что там «по антенне». Сегодня вроде по спутниковому матч Испания-Бразилия транслируют… — Делай, что хочешь! — безразлично откликнулся он, опустошая, наконец, стакан. — Антон… — я приподнялась на локте и пристально посмотрела на него. — Антон, ну прости меня, пожалуйста. Я не должна была врываться в твой кабинет с претензиями. Просто я волновалась за тебя… — Да причем тут ты, Кристина? — он тяжело и раздосадовано вздохнул, устраиваясь поудобней, и после нескольких секунд молчания добавил. — Вот был у меня единственный друг, и тот стал бабой! — окончание фразы Антон, скорее, выплюнул, чем произнес. Я устроилась поудобней, давая понять, что слушаю, но промолчала. А что тут скажешь? Простое: «Бывает» — тут явно не к месту, да и тема не из приятных, но я понимала, что стоит дать Антону выговориться. — И ведь нет, чтоб сразу мне, другу своему, все рассказать! Привел бы меня к той бабке, или кто там с ним эту «абракадабру» сотворил, все свои «заслуги» перечислил — я бы после пары стаканов вискаря поверил. Так нет! Еще и исподтишка гадить начал! — А мне говорили, именно с приходом Марго продажи выросли вдвое, — мягко сказала я. — Ты всегда говорил, Игорь — профессионал, так какая разница, в каком теле сейчас обитают его мозги? — Угу, — скептически отозвался Зимовский, — только от прежнего Гоши там, по-моему, в первый день уже ничего не осталось! Когда это… «чудо»… в редакции только появилось, решили мы ей «теплый прием с посвящением» устроить, как всем новеньким… На этих словах Антон осекся и ласково, со снисходительной ухмылкой, посмотрел на меня, предугадав мой вопрос: — С тобой мы это проворачивать не решились: иностранка, все-таки. А с ней, такой самоуверенной, сам Бог велел. В общем, заперли ее, а сортире и включили противопожарку. Любимова, кстати, сама вызвалась у этой курицы предварительно блузку свистнуть. Я, хотя и понимала, что описанный поступок был довольно гадким, не удержалась от смешка, вспомнив, как видела этот момент на экране. — Невинная шутка, ну, — Зимовский усмехнулся. — Так этот мутант недоделанный не поскупился шлюху мне заказать. Та со словами, мол, удивить хочет, заставила раздеться, к кровати привязала и вместо того, чтобы исполнять, так сказать, свой профессиональный долг, стала меня фоткать. Так весь коллектив удивился, когда на следующий день фотографиями моего возмущенного лица, и не только его, были завешаны все стены в моем кабинете! — Ну… Хороший ответ на хорошую шутку, — улыбнулась я, стараясь снизить накал страстей. — Разве это не в стиле Реброва? — Да? А организация липового собеседования, якобы, на должность главного редактора в журнале международного уровня, в сравнении с которым наш «МЖ» так — глянцевая туалетная бумага? Я тогда с такой помпой уволился, что потом еле Наумыча уговорил взять меня обратно? А счет на имя Игоря Реброва? Там же в пять раз больше было! Так нет, эта сука договорилась с каким-то хакером — вскрыли мой комп — всей редакции дорогущие подарки напокупали от моего имени! А потом и до личного счета добрались! Сто коробок пиццы и три свадебных букета! И ведь пока я огромные плакаты с извинениями не вывесил — она не остановилась! — Неужели все это за холодный душ?! — я сделала вид, что не только возмущена, но и удивлена поступком сеньориты Ребровой. — Не, ну перед «собеседованием» была у нас в издательстве перестановка. Я Маргарите Александровне пару статеек завернул. Кстати, правда редкостный мусор, — беззаботно поморщился Антон, и я бы ему даже поверила, если бы не знала, что выброшенная им в мусор, а после бережно склеенная Калугиным, статья тогда стала гвоздем номера. — А с грабежом — это я на них с Сомовой ОМОН натравил! На последней фразе Антон осознал, что сказал что-то не то, и поспешил реабилитироваться в моих глазах. — Но я-то думал, они Гошу похитили и держат в загородном доме! Правду-то мне сказать никто не удосужился! А знаешь, что самое обидное?! Мало того, что он сам обабился, так еще и журнал обабить хочет! В одном номере, еще до тебя, центральная статья была о… Внимание! — произнес он голосом конферансье, объявляющего номер под куполом цирка. — Этих самых ваших днях! Мужской журнал вышел с размышлением о прокладках на трех страницах в качестве «гвоздя программы»! — Я видела статистику. Весь тираж за два дня разлетелся, — ляпнула я. — И вообще, я тоже женщина. — Ты — женщина, — не стал спорить Антон. — А Марго — баба. Тупая, амбициозная баба! Теперь еще и это! Шизофреником меня выставила — думает, ей это с рук сойдет! Да я эту Марго повешу за то, что у нее за ненадобностью отвалилось! — Антон, ну успокойся. Так и вправду недолго с ума сойти, — проворковала я. — Скоро Лазарев завладеет контрольным пакетом акций. Ты станешь главным редактором. Сколотишь свой коллектив. Несогласных — на улицу. И вернешь публике старый-добрый «Мужской журнал» где, как ты выразился, «бабы», будут только в качестве моделей на разворотах. — Только бы эта шизанутая что-нибудь напоследок не вытворила! — выплюнул Антон. — Как подумаю, что эта была когда-то Игорем — аж противно! — Так хватит тогда о ней, — мурлыкнула я с театральной обидой. — Ты все эти дни так занят мыслями о Марго, что даже не спросил, куда я ходила на этой неделе с утра пораньше. И почему так задержалась на обеде… — М? — Зимовский, очевидно, только сейчас осознав свою вину передо мной, чуть склонился и стал легонько гладить меня по волосам. Но даже сейчас я не была уверена, что он слушает меня, а не витает в облаках, обдумывая очередной план мести Маргоше. И был только один способ это проверить. — А я, между тем, была у врача, — набралась я смелости. — Он сказал, у нас будет маленький… — «Маленький» что? — не понял Зимовский. Это был явный знак, чтобы повременить со столь важным известием, и что-то в моем подсознании навязчиво требовало обратить на это внимание, но я четко осознавала: дальше может быть только хуже. Антон может подумать, что я нарочно тянула время, чтобы поставить перед фактом и не дать права выбора. Я и так слишком долго молчала. — Не «что», а «кто», — я все еще пыталась шутить, — маленький ребенок. Я беременна, Антон, — добавила я уже со всей серьезностью, с нотками вины в голосе. — Блин, Кристина!!! — Зимовский вскочил так стремительно, что я осознала это только когда моя щека коснулась шершавой поверхности дивана. — Когда мы договаривались, ты сказала, что сама будешь думать о безопасности, потому что, видите ли, где-то там чешется и что-то не нравится! — Антон… — я действительно на миг почувствовала себя виноватой. — Я и думала. Всегда действовала по инструкции. Но, как объяснила мне врач, ни один вид «защиты» не даст стопроцентной гарантии… К тому же, большие дозы алкоголя снижают эффективность. А ты ведь помнишь новогодний корпоратив. — Ну, замечательно! — Антон нервически хихикнул, звучно хлопнув себя руками по бедрам. — Так и знал, что нельзя в этом деле доверять бабам! — Женщинам, — поправила я, сжавшись под его надменным осуждающим взглядом. Стало обидно и неловко одновременно. За каких-то несколько минут меня понизили от достойного внимания представителя рода человеческого до двуногого безмозглого существа. Безусловно, в том, что случилось, есть и моя вина: надо было быть осмотрительней в щепетильных вопросах, — но ведь и Зимовский знал, что делает, а теперь смотрит на меня так, словно совсем тут не при чем. Я не знала даже, заплакать мне или залепить этому самонадеянному субъекту звонкую пощечину. — Сути дела это не меняет, — фыркнул Антон. — Ты сама-то этого ребенка хочешь?! — А ты? — я с трудом сглотнула вставший в горле ком. — А мое дело не рожать, — фыркнул Зимовский, нависая надо мной так, что непонятно было, хочет он меня успокоить или задушить. — Продолжение знаешь?! Я мелко закивала. Антон шумно выдохнул, распрямляясь, и отошел к окну. Я продолжала нервно комкать полы юбки, не давая волю слезам. Плакать в присутствии мужчины я могла лишь в случае, если это часть выверенного спектакля, намеренная провокация жалости. Сейчас же просто сдавали нервы — слезы только подчеркнут мою неуверенность. — Нет, ты не подумай, я не снимаю с себя ответственности. Сам виноват — повелся, — спустя несколько секунд молчания произнес Зимовский, но радоваться было рано, и его следующие слова только подтвердили это. — Если надо, я и денег могу дать. Его слова прозвучали приговором. «А ты чего ждала, Кристина? Букетов и радостного кружения по комнате?». Воображение тут же нарисовало картину, как я вскакиваю, наскоро накидываю куртку и выбегаю из квартиры, громко хлопнув дверью, не забыв при этом бросить ключи Зимовскому в лицо. Но я понимала: это всего лишь мгновенный порыв эмоций. Пройдет час, другой — слезы высохнут, обида уляжется, и даже если удастся заночевать в гостинице или напроситься к Любимовой или Марго, все равно придется возвращаться с видом побитой собаки. Так я только еще больше упаду в глазах Антона. А строить из себя гордую и непоколебимую даму я за всю жизнь устала. Хватит с меня! Давая Антону понять, что истерики он от меня не дождется, неспешно встала с дивана и, сняв с зарядки ноутбук, направилась вместе с этим чудом техники на кухню. Чашка горячего ромашкового чая и пара излюбленных серий «Доктора Хауса» помогут привести мысли в порядок. Недаром я не стала выжидать более удобного случая. И, по последним данным, на право выбора у нас около недели. «И я до сих пор не была уверена, что я уговорю Антона, а не он — меня». Время тянулось медленно. На экране ноутбука сменялась сцена за сценой. Большая белая кружка с нелепой улыбающейся мордой оленя в зеленом колпаке уже не обжигала, а лишь приятно согревала руки и почти опустела. От печенья в пластиковой ажурной корзинке остались только обломки и крошки. Во мне только что исчезло пятое по счету. В окно стучал то ли дождь, то ли ветер. Слышались почти полностью приглушенные, но различимые голоса соседей, на повышенных тонах вещающих о загубленных цветах. А кроме этого — в квартире гробовая тишина. «Ну и сволочь же ты, Зимовский! — сделав последний глоток чая, я принялась покручивать кружку в пальцах, даже не пытаясь больше вникнуть в происходящее на экране — Допил бутылку виски и заснул?! Ну-ну!» — проверять свою теорию не хотелось. Я широко зевнула, прикрывая рот ладонью, и метнула взгляд в сторону часов. Сильно за полночь. Неудивительно, что так клонит в сон. Резким движением захлопнув крышку ноутбука, я уже хотела направиться в постель, как в темном коридоре послышались шаркающие шаги, и несколько секунд спустя, щурясь от света, на пороге появился хозяин квартиры. — Ты чего спать не идешь? — явно подавляя смачный зевок, спросил он, почесывая затылок. Я молча широким жестом отставила от себя кружку, делая вид, что закончила трапезу секунду назад. Зимовский прошел в кухню, сел на стул рядом и с грустью посмотрел на остатки былого великолепия в корзине с печеньем. — Прости, Кристин, честно тебе скажу, — прервал он молчание. — Я как думал? Поживем еще годик полтора, притремся. С родителями тебя познакомлю. Там — свадьба, путешествие — все дела, а там уж и детей в виду иметь. — А спал со мной со второй недели, — буркнула я. — Во-первых, с третьей, — поправил Зимовский. — А во-вторых, напомнить, как дело было? — У меня еще все в порядке с памятью. — Не начинай, — выдохнул Антон. — Я просто не хочу, чтоб ты мне потом всю оставшуюся жизнь припоминала, что я заставил тебя родить ребенка, который тебе нафиг не сдался. — И поэтому предлагаешь просто от него избавиться? — хмыкнула я. — Я сказал то, что сказал, — спокойно продолжил Антон. — Отцом я себя пока не вижу. Даже не представляю. Все эти совместные походы к врачам, конвертики-пинетки… «А куда мы поставим кроватку?», «А какую купим коляску?» — нет уж, увольте. — Я поняла, — ответила я, даже не взглянув на него. Рафаэл, узнав о моем «положении», тоже счастьем бы не светился, но тому хотя бы воспитание и чувство такта не позволило бы даже заикнуться об аборте, не то, что с ходу предложить его оплатить. «Но Антон и не Рафаэл, — напомнила я себе. — Не телок на веревочке!». — Ничего ты не поняла! — посмотрел он на меня, как на дуру. — Все эти крики по ночам, недосыпы и ходьбу на цыпочках не мне одному терпеть. А уж о том, что это тебе его в себе носить, и вылезать он будет тоже из тебя, я просто промолчу. — То есть, тебе вообще все равно? — никак не могла понять я. — Или ты просто его не хочешь? — Правильно говорят: «Хуже беременной бабы существа нет!» — Зимовский театрально закатил глаза. — Дети — они же как тараканы — заводятся и не спрашивают. И только единицы горят желанием приобрести себе несколько.  — Сравнивать собственное дитя с тараканом! — возмутилась я. — А меня учили, что ребенок — самый ценный подарок, который женщина может сделать мужчине… — Вот только зачастую с такими «подарками» не знаешь, что и делать! — к Зимовскому вернулась его привычная ирония. — Повезло тебе, Кристина, что я тебя люблю. Другую бы я за дверь — и денежки по почте. А там, что хочет, то пусть и делает, лишь бы на глаза не попадалась. — Что ты сказал? — не поверила я своим ушам. — А ты как думала? — фыркнул Антон. — Ты… — я все еще не знала, как реагировать. — Ты меня любишь? — Нет, я просто так в три часа ночи перед тобой тут ковриком расстилаюсь! Из чувства мазохизма! — от избытка чувств Зимовский даже вскочил со стула. — Голову включи, Кристина! Мы ж не подростки, которым «и хочется, и колется, и мама не велит»! Так что давай без лишних эмоций. На аборт я тебя не гоню, от себя — тем более. Захочешь шоколадку в два часа ночи — будет тебе шоколадка, и арбузы в мае, и «какава» с чаем. Врачам, каким надо, «на лапу дать» — не проблема. Но и удерживать тебя всякими кудахтаньями не стану. Ты только определись уже! — А что тут определяться? — то ли из-за нервов, то ли, наоборот, от облегчения, но мне передался ироничный тон Зимовского. — Этого ребенка не убили гормоны, которые я глотала вплоть до позапрошлой недели. Не изуродовали ударные дозы алкоголя, под которыми он был зачат, кстати. Малыш развивается согласно сроку и, если верить врачам, чувствует себя хорошо, несмотря на нервную атмосферу вокруг. Тебе не кажется, что кто-то уже определился за нас? — А сразу этого нельзя было сказать? — хмыкнул Зимовский. — Ну и свинья же ты, Зимовский! — в тон откликнулась я. — И за что я тебя полюбила? — Главное — чтобы не разлюбила, — Антон подошел сзади и выдвинул стул. — А теперь, идем уже спать. Завтра на работу. Я кивнула и медленно поднялась с места.