Fahrenheit

После происшествия в офисе, которое у меня язык не поворачивался назвать простой галлюцинацией, я чувствовал себя полностью опустошенным. Из меня будто выпили все силы и желание жить. Оставшийся день прошел в бессмысленном катании по линиям метро; я не мог думать ни о чем другом, кроме как о своем внезапном сумасшествии. С наступлением темноты я поспешил вернуться в квартиру. Это место было единственным, где я еще мог чувствовать себя в относительной безопасности. Я оставил свет включенным повсюду, плотно закрыл все двери и окна, пусть и понимал, что подобные меры вряд ли спасут меня от безумия. Но я хотя бы пытался. Время близилось к десяти часам, однако я не торопился засыпать. Вот-вот должна была прийти Тиффани… Да и не только в этом была причина моего бодрствования. Я боялся того, что могло мне присниться. Все кошмары приходили не извне; они существовали лишь в моей голове, но при этом были слишком реалистичными. Достаточно реалистичными, чтобы убить. Даже сквозь плотно закрытые окна доносился шум города, где-то вдалеке проезжали полицейские машины; я вздрагивал каждый раз, когда слышал звук сирен. Делать было решительно нечего, а потому после бесцельных прогулок по комнате я решил выместить весь страх и злобу на убийцу, действовавшего моими руками, – ведь это не мог быть я, совершенно точно, - на боксерской груше. Поначалу я просто разминался, но потом сам и не заметил, как начал бить все яростнее, сильнее. Тело словно действовало отдельно от меня, однако это ощущение не было ново. Точно так же я чувствовал себя сегодня днем в офисе, когда чудом избежал смерти. — Что за чертовщина со мной происходит?! – вопрос, направленный в пустоту, я произнес одновременно с завершающим ударом. Он не должен был оказаться столь сильным, каким он был. С надрывным скрипом крепление груши вырвало из потолка, и она упала на пол, перед этим пролетев на другой конец комнаты. Я тяжело дышал, понимая, что только что это сделал именно я. Никогда прежде не замечал за собой подобной силы, ловкости, скорости реакции. Что-то происходило, менялось внутри меня, и я не мог понять, что именно. Более того, я не мог и остановить это. «Боже, что со мной происходит?» Лучшим выходом из ситуации казался простой здоровый сон, вот только я не мог остановиться. Щелкнув выключателем на усилителе, я взял гитару. Инструмент привычно лег в руки, и я принялся играть. Мелодия была достаточно сложной, куда сложнее, чем можно было сыграть с моими навыками. Раньше мне не удавалось столь быстро брать нужные аккорды, теперь пальцы будто летали над струнами. Я не выдержал, оборвал мелодию и оставил гитару в углу. Несмотря ни на что, происходящее мне не нравилось, пусть все это и делало меня сильнее. Все эти изменения… Меня будто готовили к чему-то. Тишина показалось чересчур резкой после негромкой мелодии, которую я не доиграл. Звенящая, она будто давила на меня, и, чтобы избавиться от тягостного ощущения, я включил телевизор. По новостному каналу шел сюжет о неизвестном мужчине, спасшем ребенка в Центральном парке. Обо мне. Не вникая в слова диктора, я просто попытался отключиться от окружающей обстановки, подумать хоть о чем-то другом. И у меня почти получилось, вот только резкая смена сюжета вновь вынудила вспомнить, что я все еще считался убийцей. «Теперь о других новостях. Расследование убийства, произошедшего вчера в закусочной «У Шефа» продолжается. На основаниях показаний свидетелей был составлен фоторобот подозреваемого. Пожалуйста, если вы увидите этого человека, позвоните по номеру, указанному на экране». Я спрятал лицо в ладонях, не сразу восстановив ровное дыхание. Фоторобот был похож на меня; не во всем, конечно, но достаточно, чтобы у окружающих возникли сомнения в чистоте моей совести. За мной началась настоящая охота. Какое-то время я сидел, глядя на погасший экран, не в силах подняться. Безумно хотелось спать, и я сам не заметил, как задремал прямо на диване. Звонок в дверь моментально разбудил меня, заставив за пару секунд подбежать к двери. Прежде чем открыть, я слипающимися, ничего не видящими глазами пытался разглядеть, кто же пришел. Лишь спустя минуту и еще один нетерпеливый звонок осознал, что за дверью стояла Тиффани. — Лукас, привет, — неловко переминаясь у порога, произнесла девушка. Я поприветствовал ее в ответ, впуская внутрь. От нее еще веяло холодом улицы, но приветливая и чуть смущенная улыбка грела меня. — Я не помешала тебе? — Нет, конечно, нет. Просто что-то очень хочется спать. Присядешь? Тиффани села на диван, оглядываясь вокруг. Так непривычно было видеть человека, с которым прожил вместе столько времени, чужим в своем доме. Непривычно и больно. Она ведь пришла забрать свои вещи, которых и осталось-то всего две маленьких коробки. — Как жизнь? — Да что тут скажешь. В больнице работы выше крыши, а я еще даже не закончила с переездом. Дел полно, — пожаловалась она, тут же добавив, — но я справляюсь. — Хорошо, — я не знал, что еще можно было ответить. — Мне принести твои вещи? — Да, там вроде две коробки осталось. Я не знаю, где они сейчас, но я их подписала. Я прекрасно помнил, где лежали эти коробки, но будто специально медлил, делая вид, что разыскиваю их. Мне не хотелось, чтобы она уходила. Ведь больше не было бы повода вернуться. Когда я положил их рядом с Тиффани, она поднялась на ноги, решительно глядя мне в глаза. Я узнал этот взгляд: так она смотрела тогда, когда волновалась очень сильно. — Лукас, ты выглядишь очень подавленным. Расскажи мне, что случилось. Я тяжело выдохнул, понимая, что очень этого хочу, но не смогу рассказать ей всего. Я не имел права подвергать пусть и покидавшего мою жизнь, но все же любимого человека. — Я серьезно влип. Не могу сказать, что именно случилось, но все действительно очень серьезно. Но мне лучше разобраться самостоятельно, поверь. Последняя фраза была явной ложью, мне требовалась помощь. Но я не мог в этом признаться. Вместо этого с губ сорвалось нечто иное, совсем не то, что я хотел сказать. — Тиффани, я… Я по тебе очень скучаю. Она подняла глаза, чуть подавшись вперед. — И я по тебе скучаю. Мне на какой-то миг показалось, что все еще можно вернуть. Наверняка все, что привело к разрыву, было глупой ошибкой, и сейчас она уйдет в прошлое, как и мое помешательство. Мне показалось, что все можно исправить. Вот только Тиффани отстранилась, быстро подхватила коробки и, не дождавшись, пока я помогу открыть ей дверь, вышла в коридор. Перед тем, как исчезнуть, она негромко, будто извиняясь, поблагодарила меня и попрощалась. Закрыв за ней дверь, я погасил свет и направился в спальню. Скажи я, что не хотел, чтобы она осталась, - солгал бы. Я хотел, но не имел права подвергать ее опасности. Кто мог сказать, что произойдет в следующие двадцать четыре часа, кто мог пообещать, что с ней ничего не случится? Кто мог пообещать, что с ней ничего не сделаю я? Отпуская Тиффани, я лишь пытался ее защитить. Раздевшись в почти полной темноте, я лег в холодную постель, чувствуя себя вымотанным. Сон пришел незаметно, подкрался и постепенно выгнал из головы все мысли, полностью завладев мной. Пробуждение же снова оказалось резким, словно кто-то толкнул меня в спину. В комнате было по-прежнему темно, однако слишком душно. Я схватился руками за голову – она нещадно болела – и только потом заметил, что был одет. Дверь в спальне оказалась распахнутой настежь, хотя я точно помнил, что запирал ее. Из гостиной доносился ровный шелест. Дрожа от страха, я прошел туда, выключил телевизор, непонятно как включившийся посреди ночи, и с трудом подавил вскрик. Входная дверь была приоткрыта, из коридора в темноту квартиры проникал тусклый свет дешевых лампочек. Против собственной воли я вышел туда, оглянулся. Справа от меня не было никого, как и слева – но это только вначале. Спустя ровно два быстрых удара сердца я почувствовал чье-то присутствие. По левую руку от меня стояла девочка – та самая, что я видел во время приступа безумия в закусочной. Она смотрела на меня со странной смесью спокойствия и понимания. Протянутая рука будто просила помощи. Я не успел даже отшатнуться, как перед глазами потемнело. Вокруг меня было темно, но холодно. Я сидел на кровати в одном белье, одеяло было скомкано и сброшено на пол, дверь спальни – плотно закрыта. «Чертовы сны, и опять эта девочка. Она выглядела так, будто была настоящей. Совсем как настоящая». Совершенно точно я мог сказать одно: я сходил с ума. Еще долго я не мог прийти в себя и отдышаться, около часа стоял у распахнутого окна, почти не чувствуя холода. Лишь с рассветом мне удалось ненадолго заснуть, чтобы проснуться в еще более угнетенном настроении. Хотя, казалось бы, хуже было некуда. Я покинул квартиру довольно рано, чтобы вовремя появиться там, где и должен был оказаться в этот день. Десять лет. Ровно десять лет прошло с тех пор, как мои родители погибли в автокатастрофе. С этой утратой я так и не смог полностью справиться, ведь подобное невозможно забыть до конца, просто стереть из памяти. Автокатастрофа — распространенное в настоящее время явление, однако всем нам кажется, что с нашими близкими этого точно не случится. Вот только судьба не делает исключений, даже если очень хочется. Я часто посещал могилу родителей, иногда приходя с цветами, иногда с пустыми руками, но я всегда помнил их. Вот и сейчас, держа в озябших пальцах поникшие от холода гвоздики, я приближался к надгробному камню, минуя следы Маркуса на снегу. Брат уже стоял на месте, прикрыв глаза. — Я рад, что ты пришел, — негромко произнес он, снова надолго умолкая. Слова были совершенно лишними. Гвоздики постепенно заносил снег. Я смотрел на надпись, выгравированную на надгробии, чувствовал вновь разрастающуюся пустоту внутри. «Джон и Мэри Кейн, годы жизни: 1949-1999, 1951-1999». Часть могильного камня занесло снегом, но я наизусть помнил надпись, что была не видна. «Память о вас всегда с нами». В ушах зазвучали голоса родителей. Когда мы с Маркусом еще были детьми, я считал их практически богами. Всегда понимающие, строгие, но всепрощающие… Их не хватало и всегда будет не хватать. Однако помимо их голосов я услышал и другие: Маркус, дети, бывшие товарищи по играм, почти забытые солдаты, охранявшие место, рядом с которым мы тогда жили. Воспоминания из детства заполонили мою память против воли, и я закрыл глаза, направляемый их потоком.