Всегда возвращаясь домой

Так прошло десять лет. Каждый день у меня проходил в трудах – меня готовили к тому, что в один день участок перейдет мне по наследству. Меня учили премудростям ведения сельского хозяйства – как надо вспахивать почву, какие удобрения использовать, как правилось сажать те или иные растения, в какое время года, как ухаживать за всходами, как поливать, когда собирать, как заботится о земле так, что бы не истощать и без того скудную почву. Мне показывали, каким сеном лучше всего кормить коз и корову, чтобы молоко было мягким и душистым, как доить, как правильно варить молоко. Мне показывали, в каких местах лучше всего пасти животных, как их пасти так, чтобы они не разбредались и слушались. В общем, Лиохельмы поведали мне все свои секреты ведения домашнего хозяйства. Наверно, в передаче накопленных знаний и заключалась вся жизнь в Золотых Полях, в этом же, наверно заключался и секрет их постоянности – все необходимое дается с самого детства, и эти проверенные методы не требовали изобретения чего-то нового. Я уже тогда начала понимать, что все эти неизменные традиции и губят ферму. Вот только они сами этого не понимают. За десять лет мало что поменялось. Солнце вставало и садилось, люди вспахивали огороды, меня продолжали держать за чужую. Мои ровесники не проявляли ко мне никакого интереса и, в отличие от взрослых, не всегда старались скрыть свое презрение ко мне. Но теперь мне было абсолютно всё равно, что мне говорят и как ко мне относятся остальные. Единственными моими друзьями оставались книги, которые я выкупала, когда отвозила продавать товары в соседние деревни. Это были разные книги – и приключения, и дневники, и исторические хроники, и научные исследования. Я читала все, залпом и по нескольку раз. Не смотря на то, что я уже давно стала членом семьи Лиохельм, книги питали во мне мою детскую мечту о путешествиях. Очень часто, лежа на лугу, недалеко от пастбища нашей скотины, я смотрела на плывущие облака и грезила о том, как, облачившись в легкие доспехи и каким-нибудь стальным кинжалом или мечом, стала бы бродить по Скайриму в поисках приключений. Возможно, она бы вступила в какую-нибудь гильдию или, возможно, пошла бы в наемники и выполняла поручения ярлов. А потом, когда-нибудь, стала бы таном какого-нибудь владения… У неё был бы собственный дом, собственный хускарл, куча поклонников… Ах, вот эта была бы жизнь – никакой ручной работы, вроде окучивания картошки или пастушничества. Прознав об этом, мои приемные родители не слишком обрадовались. Их можно было понять. Приключения – опасная затея, к тому же кто-то должен был продолжить их дело, как-никак. Но просидеть в затхлой, умирающей деревне до конца дней своих, я не хотела. И если в 10-12 лет я ещё боялась сказать это вслух, то в 15, когда во мне заиграл юношеский максимализм, я начала огрызаться, грубить и протестовать. Хенсинг, лицо которой уже было изрядно испещрено морщинами, как и Вильдарта, в принципе, лишь качала головой. Они все так же тепло, с любовью относились ко мне и, как родители, надеялись, что со временем это пройдет, когда кровь перекипит. И они терпеливо и молча ждали. А я снова начала рваться на волю. Но только теперь все было иначе. Я стала постоянно ссориться с Хенсинг. Причем абсолютно по пустякам. Но почему-то тогда то, что сейчас мне кажется смешным, мне казалось просто возмутительным. Наверно, это и есть взросление – когда ты можешь посмотреть на себя со стороны и признать свои ошибки. Но в 16-17 лет я не желала признавать свои ошибки. После очередного скандала я громко хлопала дверью и, оставив бедную Хенсинг в одиночестве, уходила куда-нибудь в горы, крикнув напоследок, что больше я сюда не вернусь… Но я всегда возвращалась домой. Всегда. Как бы сильно мы не ругались, я, пару дней поплутав по окрестным скалам (теперь-то я точно не могла заблудиться), спустив пар и остыв после ссоры, я возвращалась. Хенсинг и Вильдарт также тепло встречали, как-будто не слышали всего того, что я им высказывала. Одного их понимающего взгляда хватало, что бы дать мне понять – всё забыто, что всё хорошо и они любят её. И мой взгляд говорил им – спасибо вам, я тоже вас люблю. И жизнь вставало в свое русло. До очередной ссоры. Но однажды случилось ссора, которая поменяла всю мою жизнь на корню. Я уже не помню, из-за чего она случилась. Наверняка, из-за очередной глупости. Но слова, которые я сказала в пылу гнева, до сих пор отдаются в моем сознании глухой болью. Потому что извиниться зато, что я тогда сказала, я не смогла. И, увы, уже не смогу никогда. Кажется, я тогда читала в своей комнате, когда Хенсинг подошла и попросила меня помочь ей. Вильдарта не было, он, кажется, был в таверне. - Отстань, я занята, - огрызнулась я, переворачивая страницу. - Теола, помоги мне сейчас же. Твоя книжка никуда не денется, - голос Хенсинг стал требовательней, но ей всегда с трудом давалось изобразить жесткость. Я знала о её мягкости, поэтому вела себя нагло и дерзко. - Что?? Вот ты ведь сама прекрасно сможешь справиться! Я устала изо дня в день выполнять работу, которая мне никакого удовольствия и пользы не приносит. - Благодаря этой работе ты можешь каждый день вкусно кушать и покупать свои книжки. Неужели так сложно просто пойти и помочь? - Да, сложно! Вы ведь только о себе и думаете, - буркнула я. – Даже не стараетесь подумать о том, чего хочу я! Хенсинг оторопела. - Что ты сказала?! – не на шутку рассердилась она. – Да мы с отцом всегда только о тебе и твоем благополучии и думаем! И мы бы хотели, чтобы на нашу заботу ты отвечала тем же… - Ха! Я вам ничего не должна! Если бы вы думали обо мне, то разрешили бы мне самой выбирать свою дорогу, а не заставлять меня продолжать ваше дело в этом богом забытом месте! - Ах ты, неблагодарная! Как ты можешь такое говорить матери… - Ты мне вообще не мать и никогда её не была! – сорвалось у меня, и лишь через минуту я пожалела о том, что сказала. Однако, виду я не подала, и продолжила свой напор на неё. – Зачем все эти игры в дочки-матери, я и так все прекрасно понимаю. Вы не любите меня, я вам и вовсе не нужна. Ненавижу вас за мою жизнь, которую вы мне собираетесь испортить своей дурацкой фермой! Хенсинг задрожала, на её глазах выступили слезы. - Тогда пошла вон… - тихо прошептала она, а потом резко закричала. – ПОШЛА ВОТ ИЗ НАШЕГО ДОМА, НЕБЛАГОДАРНАЯ СКОТИНА! ЗАБУДЬ, ЧТО ОН ВООБЩЕ У ТЕБЯ БЫЛ, ДРЯНЬ! Она никогда на меня не кричала. Повышала голос, но не кричала. Она кричала истерично, с нарывом – очевидно, что я задела её за живое. Я сказала слова, которые она больше всего боялась услышать. Но тогда я этого не поняла. Я разозлилась на неё, поддалась эмоциям и, резко вскочив с кровати, откинув в сторону книгу. - Вот и уйду! И ноги моей больше в этом доме не будет! Давно об этом мечтала! А теперь меня и совесть мучить не будет! Просто великолепно! – яростно крикнула я в ответ. - Делай, что хочешь, и живи, как хочешь, - в слезах сказала женщина. - Спасибо, что предоставила мне выбор! – съязвила я. – Счастливо оставаться! С этими словами я выбежала из комнаты и кинулась к выходной двери. Но даже на улице я ещё слышала, как Хенсинг рыдает в пустом доме. Я быстро выбежала за пределы фермы, свернула налево, к знакомой тропе, ведущей в небольшую рощу. Было уже довольно темно. Бежать дальше не было больше сил. Я рухнула на колени и громко зарыдала.