День за днем. Эпизод 3

Сплю плохо, а утром не могу встать – едва сажусь в кровати, меня тут же скрючивает от ноющей боли в нижней части тулова и я падаю лицом вперед в одеяло: - У-у-уй! М-м-м... Господи, что теперь-то?! То понос, то золотуха… Не могу сдержать новый стон сквозь зубы: - М-м-м… Наверно, все-таки, получается громко, потому что в дверях возникает Сомова: - Гоша, ну что случилось? Не поворачивая головы, слышу, как она подходит к кровати: - Что? Болит что-то? Выпрямившись, с мукой в глазах смотрю на нее: - А что, не видно? Анюта уперев руки в бока, заботливо интересуется: - Чего, голова? - О-о-о-х… Капец, лучше б голова. У меня живот ноет, я не могу…. - Живот? А где именно болит, покажи. Анька присаживается ко мне на постель и я, морщась и постанывая, мну рукой то один бок, то другой: - Я не знаю. Вот здесь, кажется… И здесь… От очередного приступа болезненно вскидываю голову вверх, тараторя скороговоркой: - И еще прямо сзади, в спину отдает! - О, понятно. Она разворачивается ко мне со знающим лицом и с усмешкой кивает, кривя губу: - Слушай, а у тебя случайно не эти? Я сейчас ее ребусы гадать не в силах, может эти, может те, недоуменно смотрю на нее: - Что, эти? Сомова цокает языком и отводит глаза, качая головой: - Ну, вот эти дела. Этих дел у баб столько, что я отказываюсь понимать намеки. Мне плохо и я с несчастным видом повторяю: - Какие дела? - Марго! Мне, что, тебе каждый месяц, что ли объяснять, какие у женщин могут быть дела? А, ну если каждый месяц… Равнодушно отворачиваюсь - тоже мне, конспираторша: - А это… Анюта пожимает плечами: - Ну, это. Когда они у меня были, ихние дни? Когда голос ломался? Не, не может быть, чтоб так быстро снова: - Гм, подожди, они у меня только что закончились. - Гоша, ну что ты как маленький. Вообще-то у женщин это бывает каждый месяц. У тебя, когда закончились они? Когда закончились… Задумчиво пытаюсь вспомнить, выпятив вперед нижнюю губу. Меня всегда напрягает, когда они начинаются, а когда заканчиваются, чего запоминать-то… - Я не знаю…, ну-у-у… Может неделю, полторы, две… Наверно две. Сомова приглаживает кудряшки: - Ну, все понятно. Что-то ей все время «все понятно» в отличие от меня. Анюта, обхватив свою ногу, подтягивает ее повыше на кровать и победно заключает: - Все понятно, у тебя эта… Овуляция. - Чего у меня? - Овуляция, это когда женский организм максимально готов к оплодотворению. Вытаращив глаза, ошарашено отворачиваюсь. Капец, опять у нее та же песня! Подумав, Сомова добавляет: - Вообще, в это время надо быть осторожной. Шаг влево и ты уже мамой можешь стать! От святого духа что ли? Да и вообще бред это все – никогда никаких болей не было по такому поводу, а тут на тебе – овуляция! Горестно обхватив голову руками , остается лишь пожалеть себя и сокрушаться о несчастной бабской доле, которая испытывает меня, то вдоль, то поперек: - Ой, капец, еще только этого мне не хватало! Сомова вскакивает, легко отстраняясь от моих страданий: - Так, ладно, не ной! Я тебе сейчас дам телефон моего гинеколога. А вот это меня уже напрягает. Куда они и чем лазают, слыхал - спасибо, не надо! - Кого? Сомова замирает, а потом осторожно повторяет: - Гинеколога. - Слушай, Сомова ты реально рехнулась? Ты и правда, думаешь, что я пойду к кому-то там гинекологу? - Ну, не хочешь, не ходи. Только может случиться так, что побежишь, а то и вообще поползешь! Знаешь, с этим шутки плохи. Может так, пройдет? Хотя конечно ощущения хреновые. Держась за бок, продолжаю стонать, раскачиваясь туловом вперед–назад: - Ой…О-о-о… Аньку мои рулады раздражают: - Кончай ныть! Давай я тебе, хочешь, ну… Грелку сделаю, хочешь? Согнувшись, молчу, беззвучно ругаясь на подругу, и на весь бабский род с их овуляциями. - Полежишь немного, может, отпустит. Куда я с этой грелкой? На работу пойду? Не хочу грубить, но выходит резко: - Не надо мне никакую грелку! Дай мне лучше таблетку. Вставая , Сомова скептически на меня смотрит: - Какую тебе еще таблетку? Откуда я знаю, если могу только кряхтеть и стонать? - Ну, не знаю… Что мне поможет? Только если сдохнуть... С надеждой взираю на подругу: - Цианистый калий? Сомова отмахивается: - Так, Гош, все, кончай ныть, не ты первая, не ты последняя, терпи! Сколько ж можно терпеть-то? Сморщив лоб, постанывая, только шлепаю губами. Прав Зимовский – вылитая рыба. - О господи, за что мне это все? И опрокидываюсь на спину, на постель. *** Время от времени боль отпускает и это позволяет более-менее собраться, накраситься и даже отправиться на работу. Стараюсь в сегодняшнем гардеробе к максимальной функциональности и строгости – серый костюм из юбки и облегающего пиджака, белая рубашка с воротником навыпуск, гладко причесанные и собранные сзади в тугой пучок волосы, сколотые замысловатой заколкой – хочу демонстрировать подтянутость и работоспособность, но без надрыва. Сразу встать на трудовую вахту не получается - мучает жажда, и я отправляюсь на кухню за бутылочкой холодненькой. Здесь, за боковым столиком, уже сидит Любимову с бутербродами и помидорами. Направляясь к холодильнику, приветствую завтракающих: - Приятного аппетита, Галь. Та, с набитым ртом, бормочет: - Угу, спасибо. Когда, достав бутылку воды, захлопываю дверцу, от неловкого движения в боку опять отдается тупая боль и я, пискнув, морщусь: - Ой! Любимова оглядывается на такой полустон: - Маргарита Александровна… Сжав зубы и прикрыв глаза, отхожу от холодильника: - М-м-м. - Все в порядке? С сомнением качаю головой: - Это вряд ли. Галина снова оглядывается, утвердительно кивая: - Заболели! Сомова сказала овуляция. Правда, у нее на все болячки в боку всегда два варианта – либо месячные, либо овуляция. Поднимаю глаза к потолку: - Ох… Кто его знает, слушай. Отвернувшись, стараюсь перетерпеть боль. А может Любимова в курсе, что там может так тянуть? У Гали действительно свой вариант: - М-м-м, траванулись, наверное. Потом снова отворачивается к своим бутербродам, продолжая жевать. Капец, с этой коровой тоже все ясно: - Галя, слушай, я в отличие от тебя все подряд не точу! Ой, капец, что ж такое то! Вцепившись рукой в левый бок, пытаюсь массировать его. Блин, что там по анатомии в левой части? - Почка? Не знаешь, что здесь находится? Селезенка? Любимова вылезает из-за столика и идет ко мне, с подозрением рассматривая место, которое я усердно щупаю: - Слушайте, с такими симптомами, лучше обратиться к врачу. - К какому? Галина оглядывается по сторонам и заговорщицки снижает голос: - Я думаю, что к гинекологу. И эта туда же! Капец, даже думать о таком не хочу…. Или Любимова тоже про овуляцию? С сомнением переспрашиваю: - А почему к гинекологу? - Ну, мало ли, может у вас там какая-нибудь неправильная беременность. Офигеть! Вот и слушай бабские советы после этого. Надо же такое придумать! Ошарашено таращу глаза: - Чего-о-о? Ты что, что ли совсем Любимова? Какая беременность? У тебя, что там, бутерброды с коноплей что ли? Но Галя уверена в своей версии: - Просто с такими симптомами не шутят, Маргарита Александровна. Да с какими, блин, симптомами! Я чего тебе Дева Мария что ли?! Набрав полные щеки воздуха, шумно выдыхаю: - Ф-у-ух… Галь, слушай, заканчивай жрать! На тебя это плохо влияет. И торопливо выскакиваю из кухни, не обращая внимания, на запоздалый ответ: - Я и заканчиваю! *** В кабинете, оставив бутылку с водой на столе, еще с полчаса терплю. Могу сидеть только вполоборота, держась за бок и потирая живот. И так поведу головой, и эдак, то скрючусь, то выпрямлюсь, но силы постепенно уходят, а боль не отступает: - Ой, капец, да что ж там такое?! Наконец сдаюсь и со стоном тянусь взять мобильник со стола: - О-о-ох! Придвинув к себе телефонный справочник, стаскиваю его на колени: - Ой…С-с-с. Найдя страницу с районными женскими консультациями, веду палец до Юго-Западного округа. Вот она! Торопливо открыв крышку телефона, набираю номер… Гудок… Прикрыв глаза, морщась и елозя в кресле, жду ответа. - Алле, здравствуйте. - О-о-х… Алло…. Женская консультация? - Да. - Мне бы записаться на прием. Очень срочно! Диктую любезной девушке все свои симптомы, вперемежку с личными данными и адресом проживания. Сплошная бюрократия. Но есть и положительное известие - я могу приехать, хоть сейчас. *** Пока доезжаю до Мосфильмовской улицы, где находится искомая консультация, пока сижу в очереди на прием, боль почти уходит и появляется желание сбежать. Только совесть не позволяет и подозрение, что данное мучение не последнее в бабской жизни и лучше выяснить причину. Тем более, сейчас уже должны вызвать меня. Сложив руки на груди и положив ногу на ногу, прислушиваюсь к разговору двух беременных дамочек, расположившихся рядом. Им жарко и они обмахиваются медицинскими картами: - И когда тебе срок ставят? - Да вот уже. Завтра сдаваться. Покосившись в их сторону, соглашаюсь - да, животы у них действительно выдающиеся. - Почему сдаваться? Что, кесарево? - Нет, просто, чтобы не перехаживать. - А, понятно. Меня эти разговоры, честно сказать, напрягают, и я отворачиваюсь. У меня и так все внутри трясется от предвкушения, а тут еще такая психологическая обработка. Срок! Кесарево! Вот не надо мне такого счастья, забирайте вместе с туловом! Неожиданно соседка обращается ко мне, и я испуганно оглядываюсь, не сразу понимая, что ей надо: - Простите, а у вас какой месяц? У меня? С утра, как и у всех, конец лета: - Август. Соседки переглядываются друг с другом, а потом недоуменно смотрят на меня. - В смысле, август? Да во всех смыслах. Чуть веду плечом и нервно вздыхаю: - Любимый месяц. Что-то для себя решив, дамы вновь начинают обмахиваться своими медицинскими карточками, а я отворачиваюсь от них на скрип двери кабинета, откуда появляется посетительница в сопровождении немолодого седоусого доктора, в синем халате и такой же шапочке. Он ее напутствует: - Давайте. Девушка идет мимо ожидающих приема, и доктор, сняв очки, окидывает строгим взглядом наши ряды: - Так, дальше, заходим. Оставив дверь открытой, он скрывается в кабинете. Ноги вмиг немеют, и я неуверенно оглядываюсь на теток. Может сначала они? Усатый снова выглядывает и торопит: - Ну, смелее, смелее! Вздохнув, встаю, одергиваю юбку и нетвердой походкой, на негнущихся ногах, вся трясясь и вцепившись в сумку пальцами, захожу в кабинет. Врач проходит за стол, приглашая сесть, и я, прислонив сумку к спинке кресла, присаживаюсь бочком, напротив дядьки, нервно теребя пальцами край юбки… Нацепив очки, врач начинает заполнять мою карточку, расспрашивая о беспокоящих симптомах: - Так…Скажите мне, Маргарита… Подсказываю, нервно кивая: - Александровна. Дядька соглашается: - Александровна… Когда у вас закончился последний цикл? Мы смотрим друг на друга. Он ожидающе, а я судорожно пытаясь понять о чем он… А, да, Анька же тоже с этого начала…. Пытаюсь подсчитать дни и сбиваюсь. Врач склоняется над своими бумажками, готовый записывать, но я лишь трясу отрицательно головой, совершенно неадекватная в данную минуту: - Я не помню. Он недоуменно поднимает голову: - Как это? Покраснев, удивленно пожимаю плечами: - Так это! Я что это должна записывать, что ли? Видя удивленный взгляд врача, теряюсь – может у них, баб, и правда полагается такое записывать? Да какая разница, пусть строчит, чего хочет. Смущенно отвожу глаза: - Может неделю, может полторы. А может и все две. Настороженно кошусь на седоусого. Тот задает следующий вопрос: - Таблетки какие-нибудь принимаете? Если только цитрамон, но наверно он имеет в виду что-то другое. Доктор продолжает строчить в карточке, и я твердо говорю, напряженно выпрямившись и уставившись прямо перед собой: - Нет. - Перенесенные операции? Я в этот момент отвернулась, прикрыв глаза, автоматически собираясь повторить «нет», но тут недоуменно оглядываюсь: - Чего? - Я говорю, вас оперировали по женской части? Этого еще не хватало. Пытаюсь понять, о чем он, представить, как это выглядит и меня передергивает: - А… Нет, спасибо, бог миловал. - На осмотре, когда последний раз были? Он выжидающе смотрит на меня, а я не знаю, как ответить. Вряд ли тесты доктора Самойлова можно назвать осмотром. Неуверенно блею: - А я... C работы, в общем, ходила, я сдавала кровь, другие анализы… М-м-м... Меня с работы направляли. Врач снимает очки: - Я имею в виду на осмотре у гинеколога. Капец, вот дура! Смутившись, краснею еще сильней и, смущенно ухмыляясь, виновато и заучено повторяю заветную фразу. Ну, нечего мне больше сказать! - Я не помню. Врач тоже смеется и это мне не нравится – сейчас действительно возьмет и позвонит Самойлову, а? Снова напряженно замираю. - Девушка, а с вами все в порядке? Лучшая оборона – это нападение и я агрессивно огрызаюсь, бросая взгляд исподлобья: - Естественно, а что? - Да нет, нет, ничего. Врач смотрит куда-то в сторону, мне за спину, а потом тыкает туда рукой: - Ну, присаживайтесь. И снова утыкается в свои бумажки. Оглядываюсь…. И замираю от ужаса. У меня даже голос садится и отпадает челюсть: - Сюда?! Можно догадаться, что это за агрегат для лежачего положения с широко расставленными подставками для ног… Врач хмыкает: - Да нет, на кушетку за ширму. Так и сижу с открытым ртом, ловя воздух губами и косясь на жуткое сооружение. Ни за что не дамся! - А-а-а... Не поднимая глаз, врач добавляет: - Я посмотрю вашу грудь. Я еще не пришла в себя от предыдущей угрозы, а тут следующая - какой-то вислоусый козел собирается пялиться и тискать меня за ширмой?! Перевожу на престарелого извращенца удивленно-хмурый взгляд: - Чего-о-о ты посмотришь? Вижу, как мужик напрягается и тухнет: - Грудь. А что? Что, что… Фыркаю: - Ха… Слушай дядя, а ты вообще долго думал? Грудь он посмотрит! С презрительной усмешкой отворачиваюсь. Моментом решил воспользоваться? Думал развести лохушку? Щаз! Спешу и падаю! У меня бок болит вот и смотри бок. С нервной усмешкой, набычившись, киваю, повышая голос и пресекая гнусные намерения: - У меня там все нормально! Напряжение в глазах доктора почему-то не исчезает: - Послушайте Маргарита…, гхм..., Александровна, вообще-то я женский врач. И меня, честно говоря, несколько удивляет ваша линия поведения. Его уверенность меня сбивает. Я же ни черта не знаю, чего они там, у баб, смотрят и в каких случаях. Смущенно таращусь в потолок, сложив руки на коленях, как пай-девочка, потом соглашаюсь и киваю: - Извините, доктор. Но на всякий случай, делаю еще одну попытку – придвигаюсь к седоусому дядьке поближе: - Я все понимаю, но у меня, вообще-то, болит не там. Врач, почувствовав перелом в нашем разговоре, настаивает: - Ничего вы не понимаете! Если бы вы понимали, вы бы знали, что женский организм – это сложный организм и все в нем взаимосвязано. Как лицо заинтересованное, слушаю его не перебивая. Тем более что он прав – это туловище преподносит мне сюрприз за сюрпризом и некоторые его реакции меня до сих пор вгоняют в краску. Дядька вдруг ставит вопрос ребром, полностью дезориентируя и выбивая последнюю опору из-под ног: - Вы маммограмму, когда последний раз делали? Я даже выговорить такое слово не могу, не то, что сделать. Растерянно щурюсь: - Что? - Я говорю, вам когда-нибудь делали маммограмму? Если бы еще знать, что это такое… Пытаюсь придать себе задумчивый вид, кошу глаза вбок, поднимаю брови вверх, даже прикладываю палец ко лбу: - Э-э-э… В ухо лезет новое словосочетание, не менее загадочное: - А гормональный анализ? Не так быстро, а то запутаюсь. Бросив на доктора настороженный взгляд, демонстративно хмыкаю, потом поднимаю глаза к потолку - ну кто же не знает гормональный анализ. - Хэ… - Понятно. Мог бы и не спрашивать. Он снова склоняется над своими бумагами, напоминая чем-то доктора Самойлова, и я испуганно интересуюсь: - А что вы там пишите? Тот продолжает строчить, но отвечает: - Знаете, девушка… Я не знаю с какой планеты вы к нам прилетели, но если вы хотите помощи специалиста, вам придется вот это все пройти. Он поднимает вверх пару талончиков-направлений и машет ими прямо у меня перед носом. Ладно, согласна, только что бы без этого жуткого кресла и без уколов! *** Увы, сдавать кровь из вены все же приходится. Экспресс-анализ на эти самые гормоны, будь они не ладны. Можно конечно и не экспресс, и бесплатно, но приезжать сюда еще раз, сидеть в очередях и слушать бесконечные истории о беременностях, родах и женских болячках нет никакого желания. В кабинете стараюсь не смотреть в сторону манипуляций медсестры с ее иглами и мензурками. Отвернувшись, пытаюсь представить рядом Сомову и завести с ней скандальный спор, как в прошлый раз… И все равно, когда жгут ослабевает и чувствую, как из руки выдергивают жало, ненароком бросаю туда взгляд… А потом приходится отсиживаться в коридоре пятнадцать минут, унимая слабость в частях тела и кружение перед глазами. *** Иду на другой этаж, в кабинет рентгеновской маммографии. По крайней мере, слово «рентген» мне знакомо и я успокаиваюсь – резать и колоть больше не будут. Высидев небольшую очередь, захожу в кабинет, стуча в открытую дверь. Девица в голубом халате и синей шапочке стоит спиной с большим журналом в руках и что-то активно в нем пишет. На стук она оглядывается: - Да? - Здрасьте. - Здрасьте. Подтолкнув дверь закрыться, делаю шаг к медсестре…, или кто она там… И протягиваю талончик. Схватив бумажку из моих рук, девица смотрит в нее, а потом кладет к себе в талмуд, продолжая скоропись: - Так... Маргарита... Александровна. Обреченно вздохнув, поднимаю глаза вверх: - Да, я. - Ну что ж, проходите, за ширму к аппарату. Сестра оборачивается, тыкая шариковой ручкой в ширму за моей спиной: - Раздевайтесь! Совсем? Раздевайтесь – понятие растяжимое. Чего смотреть то будут в этой маммографии? Да и вообще, рентген, он же и так все просветит. Неуверенно переспрашиваю: - А это обязательно? Девка ехидно хмыкает: - Вы что, в первый раз, что ли? Мне не хочется перед ней позориться, и я самоуверенно вздергиваю головой: - Ха…, прям! И демонстративно стягиваю с себя пиджак. В любом случае его бы все равно пришлось снимать. Замечаю недоуменный взгляд медсестры, и это меня нервирует. Что я опять не так делаю? - А что мы так и будем смотреть? Может, отвернемся или как? У той, на мое естественное требование, почему-то брови лезут на лоб: - Это вы мне? Вот странная особа… Если нравится пялиться на женские прелести – сиди дома в интернете и пялься! - А что здесь еще кто-то есть? Сестра демонстративно отворачивается: - Пожалуйста. Расстегивая и снимая на ходу с себя блузку, отправляюсь за ширму. Здесь тесно и штука с раструбом и подозрительной подставкой. Что теперь? Сестра заходит следом и начинает менять высоту устройства: - Снимайте бюстгальтер и размещайте грудь на платформе. - В смысле? - Сначала сделаем снимок одной грудной железы, потом второй. Капец, я в шоке, измываются, как хотят. Приходится снимать и лифчик… А уж когда девка надавливает сверху пластиной, расплющивая мою… гхм….железу, как сдувшийся мяч под стеклом, довольно неприятно, между прочим, остается лишь беззвучно выматериться и прикрыть глаза. После завершения экзекуции, сестра опять хватается за свой журнал и ждет пока я одену лифчик, и накину блузку. Потом мы выбираемся из-за ширмы и возвращаемся к ее столу. - Ну, вот и все, можете одеваться. Да, уже оделась, слава богу. Тяжко вздыхая, судорожно дергаясь и ломаясь от стыда и смущения, непослушными пальцами застегиваю пуговицы на рубашке: - Капец! Кто ж так придумал над бабами-то издеваться? Девица оглядывается: - Что? Что вы говорите? Нервно пытаюсь рукой попасть в рукав пиджака: - Фу-у-ух… Это я не вам. - А кому же? И снова утыкается в свой журнал. Кому…Кому… - Господу богу! Одевшись, тороплюсь уйти: - До свидания! - До свидания. Ну все, хватит, бегом из этого кабинета. *** Снова мой путь к седоусому. Отдаю ему карточку и с облегчением плюхаюсь в ближайшее кресло, нога на ногу, расслаблено положив руки на поручни. Но успокаиваться еще рано - мне нужен ответ, что там у меня такое было и какие таблетки пить, чтобы больше не повторялось. Врач, бегло проглядев принесенные листки, не садится к столу, а начинает натягивать на руки резиновые медицинские перчатки. Его действия вмиг возвращают меня к только что прошедшим издевательствам и пугают. Я-то был уверен, что все уже позади: - Э! Э! Э! Как только доктор поворачивает в мою сторону голову, я киваю на его руки: - Что вы делаете? - Как что? Ну, я же должен вас посмотреть. Он продолжает поправлять натянутую перчатку. Что значит посмотреть? Сиди и смотри, сколько влезет, без всяких перчаток: - В смысле? Я вспоминаю о гинекологическом кресле, оглядываюсь вокруг в его поисках, смотрю вниз, и тут до меня доходит – вот, дура, расположилась с удобствами. Резко сдергиваю руку с одного «поручня», потом с другого, отстраняясь от них, по-заячьи прижимая руки к груди. И растерянно блею: - Здесь? - Да, а где же еще? Нет, нет и нет! Глаза лезут на лоб, и паника волной поднимается вверх. Надо срочно взять себя в руки. Мужик я или не мужик!? Набрав побольше воздуха в легкие, решительно протестую: - Так, стоп – машина! Сцепив пальцы в замок, хватаюсь за коленку, всем своим видом демонстрируя круговую оборону и готовность сдохнуть, но не уступить. Если надо я и укусить могу! Седоусый пытается возмущаться: - Что значит стоп - машина, вы понимаете, что это обычная процедура? Не понимаю и понимать не хочу! Для тебя может и обычная, а у меня бок болит, вот и смотри бок! И я вовсе не собираюсь удовлетворять ничье похотливое любопытство! - Слушай, ты что больной, что ли, а? Раскатал губу. Я не дам тебе себя лапать! Понял? Вижу, что понял, извращенец чертов, сразу стух: - Девушка, я… - Так, снимай эту фигню… Быстро! Мужик молчит, и я повышаю голос, который истерично дрожит от охватившей меня паники: - Ты что оглох? Снимай эту фигню, я сказала! - Все, все, все…Снимаю, вы видите, снимаю… Он торопливо стаскивает перчатку и поднимает голую руку с зажатой пальцами резиной вверх: - Все, снял! Мой взгляд мечется по кабинету и я, не в силах остановиться, продолжаю вопить: - Все! Убери ее к чертовой бабушке! - Все, убираю. Доктор наклоняется бросить перчатку в мусорное ведро. - Убираю, успокойтесь, ради бога, все в порядке. Дышу, как после стометровки, изо всех сил пытаясь унять дрожь. Слава богу, получается – чувствую, как паника отступает. Дядька боязливо спрашивает: - Может воды вам дать? Хмуро кошусь исподлобья. Наверно решит, что я чокнутая. Отказываюсь, срывающимся голосом: - Спасибо, не надо! Седоусый заботливо качает головой: - Я так понимаю, что вы еще…. Он на секунду замолкает, глядя сочувственно на меня: - … Невинны? Тупо гляжу на его усы, пытаясь сообразить, в каких грехах еще он пытается меня уличить. Непонимающе переспрашиваю: - Чего-о? Смотрим, друг на друга и доктор действительно начинает мучительно подыскивать слова: - Я имею в виду, что… Вдруг до меня доходит... Мы что и это обсуждать должны? Может еще с подробностями? Капец, пришла дура – в боку у нее, видите ли, колет. Смущаясь и заикаясь, пытаюсь сменить тему: - C-с-с… Слушайте..., вы… , э-э-э… Все, мне пора! Пытаюсь соскочить с кресла, переходя на ор: - У меня уже ничего не болит! Врач придерживает меня за плечо, не давая встать: - Сейчас вы пойдете. Но результаты анализов, надеюсь, вам не безразличны? Результаты анализов нет, но он так грозно говорит, что я опять пугаюсь: - А что там? Врач делает шаг к столу и берет заполненные от руки листки. - Ну, с маммограммой все в порядке. Я в очереди наслушался про всякие ужасы и потому, прикрыв глаза, роняю голову вниз, вздыхая с облегчением: - Фу-у-ух, слава богу. Склонив голову на бок, с опаской жду, что еще скажет этот женский эскулап. - А вот гормональный анализ…. Голос врача меняет тональность, и я бросаю на него настороженный взгляд: - Что, гормональный анализ? Он неуверенно смотрит на меня, наверно боясь вызвать новую вспышку агрессии. И это правильно! - Даже не знаю, как вам это получше объяснить… Пытаюсь проглотить комок в горле. Что? - По всему выходит, что у вас никогда… Потом поправляется: - Может быть очень давно…. Что там у меня еще не так с этим туловом? С трудом проглатываю комок в горле. Как он там сказал? «Не нужно ли вам операций по женской части?». Об этом я тоже наслушался. Врач решительно заканчивает: - Не было интимной близости. Всего-то? От сердца отлегает… Да и фиг с ней с этой близостью. Хотя поворот опять на ту же тему, заставляет покраснеть. Непонимающе мотаю головой с кривой ухмылкой: - И что? Дядька явно старается быть аккуратным: - В вашем возрасте, мягко говоря, это не очень хорошо. Причем тут возраст? Это я должна решать нужно мне это или нет. Тоже мне, сводник нашелся! Сдвинув вместе брови, протестую: - Слушай, это мое личное дело! - Послушайте девушка, я вот сейчас с вами разговариваю не как с женщиной. - А как с кем? С мужчиной что ли? - Как с пациенткой! И поверьте, для вашего же собственного блага. Растерянно смотрю на него - как с пациенткой? Не понимаю. - Длительное воздержание для любой женщины не очень хорошо сказывается на ее здоровье. Слушаю его, но глаза отвожу в сторону – про баб не знаю, но на мужиках точно плохо сказывается, по себе могу судить. Он окидывает меня взглядом сверху вниз: - Ваш, извините, организм уже давно созрел. В смысле? Созрел для чего? Чтобы кто-то сожрал? Такое плодово-овощное сравнение, вызывает у меня бурный протест и желание цепляться к словам: - Так, стоп - машина! Возмущенно подаюсь в его сторону: - Ну, что… Я что, арбуз, что ли… Созрел! - Вы, похоже, просто не понимаете. Чего тут понимать-то? Но его призывы к Игорю Реброву лечь под другого мужика, который будет срывать созревший плод – не по адресу. Любовь прошла, завяли помидоры! Не хочу больше выслушивать чьи-то эротические фантазии, протестующе отмахиваюсь и, непрерывно тараторя, уперевшись ладонями в сиденье, сползаю с кресла: - Я все, я все понимаю, доктор… Но мне пора, извините. Тыркаюсь и кручусь в поисках сумки, хватаю ее со стула и, протиснувшись между врачом и его жутким креслом, тороплюсь к выходу. В дверях меня останавливает громкий оклик седоусого, и я оглядываюсь: - Маргарита Александровна! С испугу встаю смирно, руки по швам и смотрю на него. - Я вас прошу, все-таки, заглянуть ко мне, где то через полгода. Разнервничавшись и сопя, переспрашиваю: - Через сколько? Он повторяет: - Через шесть месяцев. Промолчав, закрываю глаза и отворачиваюсь. Надеюсь, к тому времени никакой Марго уже не будет на свете, только Гоша! Эскулап добавляет: - И как врач, я вам настоятельно рекомендую. Он делает паузу, качая головой: - Начать! Что-то я не поняла. Или потеряла мысль: - Начать, что? - Жить. С мужиками кувыркаться, что ли? Спасибо, обойдусь без таких рекомендаций. Прищурив глаз, язвительно качаю головой: - Благодарю. И выскакиваю из кабинета. Зачем приходила? Ни лекарств не прописали, ни процедур. *** Во взвинченных чувствах еду сразу домой – не до работы. После всех потрясений одно желание - залезть под душ и смыть весь негатив этого дня, а еще лучше в ванну, с успокаивающими травами, как делает Анькин кашалот. Облачившись после душа в красный халат, не досушив волосы, отправляюсь к Сомовой в гостиную – она там пьет кофе, вот пусть и слушает мое нытье. Мне нужно сжечь накопившийся в крови адреналин и меня неудержимо мотает из угла в угол, то перед диваном, то позади него. Время от времени негодующе задираю голову вверх, всплескивая руками в унисон моим мыслям. Они тоже мечутся, вместе со мной, стремясь выплеснуться наружу истеричными визгами: - Ань, это капец какой-то нереальный. Вообще! Я никогда такого ужаса и унижения не испытывал! Никогда! Анюта безуспешно пытается прервать поток жалоб и успокоить: - Марго. - Что, Марго?! - Ну, тебе уже пора примириться с мыслью, что хотя бы раз в год, ты должна будешь посещать гинеколога. Ну, это важно, прежде всего, для твоего здоровья. Я сейчас точно взбешусь! Резко развернувшись, ору на нее: - Опять двадцать пять! Ты теперь мне про здоровье скажи. Этот мне полдня про здоровье мозги капал, теперь ты! Не собираюсь я сидеть в этом теле и терпеть такие издевательства! Да еще каждый год! Решительно обойдя вокруг дивана, буквально нависаю над Анькой, сжав кулаки у груди: - Да, я всю жизнь… У меня уже нет слов, и я плюхаюсь на боковой модуль: - Я всю жизнь был здоров как бык! И сопя, отворачиваюсь. Сомова переходит в наступление, тараторя на повышенных тонах: - Вот именно, когда был быком, был здоров как бык! А теперь, ты, извини, пожалуйста… Тряхнув головой, задиристо вскидываю голову: - Корова, да? - Ну, если хочешь, то… Да! Потом недовольно трясет головой: - Не важно. Что там врач сказал? Ничего он толком не сказал. И вообще я его похотливые мысли озвучивать не собираюсь. Положив ногу на ногу и засунув руки глубоко в рукава халата, гордо ворочу нос в сторону: - Ничего. Сомова пожимает плечами, разведя в стороны чашку и недоеденный кусок торта: - Что значит ничего? Ты полдня провела в больнице и тебе ничего не сказали? Анька наклоняется вперед, пытаясь заглянуть мне в лицо, и я огрызаюсь: - Сказали. - Ну, говори, что? Ну, что? Кошусь на нее и не знаю, стоит ли озвучивать. Это же курам на смех – тоже мне лекарство от болезней – кувыркаться с мужиками. Наконец, тряхнув утвердительно головой, пересаживаюсь с бокового модуля на диван, поближе к подруге... Гхм… Тема такая, что не знаешь, как и сказать поприличней. Опустив глаза вниз, что-то там ковыряю в маникюре, потом, все же решаюсь сформулировать результат, хотя чувствую, как напряжен и неуверен мой голос: - Ну, в общем, сказали, что у меня там какая-то фигня... С гормонами. От того, что нужно сказать дальше мне ужасно неудобно, и я стараюсь не смотреть в сторону Анюты: - И все это, потому что я не живу половой жизнью. Вот и все! Смутившись, опять углубляюсь в разглядывание маникюра. Сомова тянет: - Нда-а-а…. - Что, да? Анька вздыхает: - Марго, может быть, нам уже хватит жить иллюзиями, а? Я жду от нее сочувствия, и ее вопрос ставит меня в тупик. Отрываюсь от своего увлекательного занятия: - Ты это о чем? - Ну, это я о том, что ну назад пути нет и ты.... Ты женщина, и организм у тебя женский. Влюблена ты в мужчину. Может быть, уже хватит тянуть и, наконец-то…. Что наконец-то? Волна возмущения поднимается у меня изнутри. Тянуть что? А как же невеста и ребенок, которому там, внутри, уже четыре месяца? Как мне потом в глаза им смотреть? И кем я тогда буду? То ли гей, то ли шлюха? И так шепот по углам - то про Гальяно, то про стриптизера. - Слушай, Сомова! Не выдержав, вскакиваю и смотрю на подругу сверху вниз: - Ты что, пирогов объелась с галлюциногенными грибами? Кручу пальцем у виска: - Ты реально сейчас подумала, что ты мне предложила? Сомова тоже вскакивает, повышая голос: - Слушай, между прочим, именно от этого зависит женское здоровье! От чего? Трахаться налево и направо? Ложиться под первого встречного или уводить Калугина накануне свадьбы, оставляя ребенка без отца? Ну, не получилось из меня бабы, и Егорова это доказала. Все, прения закончены! Я буду действовать, как решила – ждать возвращения Игоря! А здоровье... - Да пошла ты со своим здоровьем! Сунув руки в карманы халата, топаю к себе в спальню, но на полдороге меня тормозит Анькин вопль: - Хэ!... Вот ты и раздражительная именно поэтому! Развернувшись, шлепаю обратно, тыча в Сомову рукой: - Раздражительный! Ясно, тебе? Раздражительный! Та корчит рожу, вытягивая губы в кружок: - О--о-ой! Выплеснувшись, тороплюсь сбежать к себе в спальню, а вслед мне несется: - Ну, давай, давай, поиграй с матушкой природой. Давай, давай…. До самого прихода Егорова дуюсь на нее и не вылезаю наружу.