День 79 (127). Четверг
2 октября 2023 г. в 08:45
Вчера вечером мне не удалось пропесочить Анюту за ее художества - я ее не дождалась, легла спать. Зато утром, пока собираюсь на работу, отрываюсь по полной и устраиваю Сомовой настоящую выволочку - объясняю линию партии в отношении стриптизеров и прочих загнивающих элементов капиталистического мира. Но разве эту упертую, чем-нибудь прошибешь… Всегда отобьется.
Я уже почти оделась: брюки и бирюзовая блузка с воротничком под горло и рукавами – фонариками, мне кажется, в таком комплекте, я давно на работу не заявлялась, по крайней мере с времен шейной инвалидности... С другой стороны напоминать прошлую мумию не хочется, и я продолжаю копаться в спальне в шкафу в поисках свежих идей. Оттуда и подаю голос, продолжая ворчать, в адрес карамельного мачо:
- Мало того, что гражданина бог обделил умом, так он еще и стриптизер. Чуть на сцену не полез без порток.
Рядом с открытой дверцей стоит Сомова, в который раз отбрехиваясь:
- Ну и что, что он стриптизер. Подумаешь….
Недовольная наездом, она разводит руками, возмущенно повышая голос:
- Да хоть монтажник – высотник! Вон, посмотри на Королеву с Тарзаном.
Извлекаю из шкафа очередную вешалку, на этот раз с чем-то вязаным, сереньким с длинными рукавами и отложным белым воротничком. Или это надеть?... Оглядываюсь на Анюту, приглушая тональность:
- Слушай, мне плевать с кем там Королева! Хоть с Тарзаном, хоть с нарзаном. Что ты орешь как резанная?
- Да я не ору, Боря в ванной, там вообще вода шумит.
Нет, вязанное не хочу, да и по цвету не подходит, вешаю назад, в шкаф… Язвительно фыркаю:
- Дожили, Боря в ванной! Уже в собственном доме разговариваю шепотом.
И снова лезу в шкаф… Занырнул, он… Задолбало уже – иногда ни умыться нормально, ни душ принять… А Сомику, блин, хоть бы что! Кратковременное проживание Борюсика после болезни явно затянулось, а нервное истощение, на мой взгляд, не соответствует тому количеству алкоголя, которое он вчера на радостях вылакал, даже не поморщившись. Анька все это прекрасно понимает и потому тут же переходит в контратаку:
- Ну, хорошо, давай я сейчас пойду и скажу, чтобы он вышел, да?
Это мы уже проходили. То про жилплощадь нельзя слова сказать, теперь и про ванную тоже:
- Сомова не начинай, а?
- По-моему, это ты начинаешь!
Походу надо все выгребать из шкафа и начинать поиски заново. Извлекаю вешалку с какой-то розовой рубашкой и кидаю ее на кровать:
- Так! Ты что не понимаешь?
Развернувшись к Анюте, известным жестом провожу ребром ладони себе поперек горла:
- Если эта свора узнает, что мой жених стриптизер – то все, мне капец!
- Да, почему?
- Да, потому что!
Каждый козел с козой пинать будут, а гамадрилы лезть с намеками, предложениями и всякими гадостями.
- Ты что, не знаешь, что у нас в редакции работают очень мягкие и доброжелательные люди?
Сжав зубы, отворачиваюсь снова к открытому шкафу, оставляя Сомову молчаливо соглашаться. И чего, спрашивается, выкручивается, ясно же, что подставила, пошла по самому примитивному пути – заказала мальчика по вызову. Достав следующую пару вешалок с блузками, кидаю и их на постель тоже.
***
В результате, скромница побеждает – поверх блузки надеваю синий пиджак, волосы гладко расчесываю на пробор, а менее контрастный, чем вчера, макияж, подчеркивает, что злачные места со стриптизерами - это не мой конек. Когда приезжаю в издательство, уже на входе, мобильник начинает жить полноценной жизнью, настойчиво просясь в руку - один звонок сменяет другой, и все по работе. Пока внизу жду лифт, успеваю стащить с себя куртку и повесить на руку. Мысль о кумушках, перемывающих, в данный момент, мои косточки, возвращается снова, заставляя собраться и даже мысленно проговорить возможные ответы в свою защиту.
Слава богу, на этаже народ мечется по своим делам, не обращая на прибывающих никакого внимания, и я тороплюсь быстрее преодолеть открытое пространство, не попав в прицел Мокрицкой, Любимовой и прочих сплетниц и сплетников. Несмотря на психологическую подготовку, нервничаю - как зомби здороваюсь налево и направо, с деревянной улыбкой, даже не замечая с кем:
- Здрасьте.
Позади слышатся знакомые мужские шаги, и я спешу заскочить внутрь своего кабинета - не хочу пересекаться с Антоном, ничем новым порадовать пока не могу. Увы, шаги и покашливание следуют за мной по пятам и сюда:
- Гхм.
Не оглядываюсь:
- Нет у меня статьи Зимовский, нету!
По пути к столу бросаю сумку в боковое кресло у стены, а когда все же смотрю себе за спину, обнаруживаю, что моим преследователем был вовсе не главный редактор, а даже наоборот, художественный - с сумкой на плече, и в расстегнутой курточке поверх футболки. Ну что ж, значит, очередная выволочка от грозного начальника откладывается и это радует:
- Извини, я думала…
- Ничего, ничего, это ты извини.
Повесив куртку на подлокотник кресла, плюхаюсь за стол. Андрей, все-таки, здоровается:
- Привет.
- Привет.
От образа суперженщины-вамп остались лишь накрашенные длинные ресницы, смуглый тон, да намазанные блеском алые губы, но я любому готова дать отпор, если разговоры про банкет и стриптизеров сейчас возобновятся. Калугин оглядывается на дверь:
- Марго, скажи, я могу тебе задать один ма-а-а-аленький вопрос?
Значит я права, весь взбаламученный вид Андрея говорит о том, что пришел он отнюдь не по работе. Сдвинув брови, морщусь:
- Да хоть большой.
Калугин вздыхает:
- Спасибо.
Он разглядывает что-то внизу, может свои ботинки, а потом решительно поднимает глаза:
- Скажи, пожалуйста, вот этот вчерашний…, э-э-э…
Он снова оглядывается на дверь. Неужто опять сбежал от Егоровой? Распахнув пошире глаза, начинаю поправлять прическу:
- Стас?
- Да, Стас… Ты это специально, да?
Неужели слухи докатились уже и до Андрея?
- Что, специально?
- Ну, чтобы я приревновал.
Зависаю, не зная, что и ответить, но Калугин настаивает:
- Ну, разве нет?
Вообще-то, не знаю. Главный порыв был, конечно, утереть пиявке нос – уж больно хотелось посмотреть на ее вытянутый хобот. И еще хотелось доказать, что Марго вовсе не побитая собака, символизирующая одиночество. Марго – привлекательная женщина, которая всегда найдет себе партнера ого-го, если захочет. Заставить ревновать? Скорее щелкнуть по носу... Хотя, не спорю, осознание определенной реакции Калугина было приятным….
Если я скажу «нет», то это будет не совсем правда, но и «да» я сказать не могу. Да и почему я должна оправдываться? Зачем ворошить то, что нужно глубоко спрятать и никому не показывать?
Молча отвожу взгляд в сторону, потом поднимаюсь из кресла и, развернувшись к окну, утыкаюсь носом в жалюзи. Сказав «а» придется говорить и «б», а зачем? Это только принесет новые тоскливые мысли и несбыточные фантазии. Калугин подступает вплотную и практически дышит мне в спину:
- Марго, так да или нет?
Что мне ответить? Что? Господи, зачем он мучает меня… Ведь знает, что ничего у нас не может быть и это его собственный выбор. Или он хочет его поменять? Тогда пусть так прямо и скажет! И будем вместе думать, что делать… Для чего опять бесконечные пустые вопросы? Почему нельзя самому первому сказать, что чувствуешь и что хочешь делать, почему опять нужно меня выкручивать и выпытывать? Решительно развернувшись, гляжу ему прямо в глаза, продолжая безмолвный диалог. Андрей повторяет:
- Ну, чего ты молчишь?
Пожимаю плечами:
- А что ты хочешь, что бы я тебе ответила?
- Ну, не знаю… Н-н-н-на вопрос, чтобы ты ответила.
Наш разговор превращается в бессмыслицу и я, сложив руки на груди, возвращаюсь к своему креслу:
- Какой, вопрос?
Калугин мотает головой:
- Марго, ты издеваешься надо мной?
- Издеваешься это ты. Почему ты решил, что я тебе должна что-то комментировать?
Должна в чем-то оправдываться, что-то объяснять, отчитываться… Андрей хмурит брови:
- Ты ничего не должна комментировать, но все это просто как-то неестественно!
То есть тебе жить с дочкой шефа и брюхатить ее естественно, а мне совершенно свободной и независимой девушке прийти на вечер с мужчиной - нет? Мне нужно сидеть дома побитой собакой, как сказала Егорова?
- Что, неестественно?
- Ну, ты приходишь с этим, вчера… Который тебе, кстати, совершенно не подходит.
А Егорова тебе значит в самый раз, размерчик в размерчик? Распахнув глаза и рот от возмущения, протестую:
- Что, значит, не подходит Калуга? Он что юбка или галстук?
- ОК, хорошо, хорошо…
Пытаюсь успокоиться и снова отворачиваюсь к окну, сложив руки на груди и прикрыв глаза:
- Фу-у-ух.
Меня уже начинает раздражать вся эта ситуация - опять бесконечные вопросы ни о чем, как и тогда, перед их «отъездом в Испанию»... Сам то ты, Калугин, чего хочешь? За каким хреном сюда приходишь? Несмотря на мое нежелание обсуждать странную тему, Андрей продолжает распаляться:
- Давай, правду на правду. Тебе удалось! Меня это задело! Можно сказать даже я приревновал! Все, теперь твоя очередь.
Мне такая правда, не нужна. Она ни о чем. И мне нечего сказать, такое же пустое, в ответ… Лучше промолчать или отшутиться:
- Я очереди ненавижу с коммунистических времен.
Калугин закатывает глаза:
- Марго, ну, признайся, что это все фикция!
И что? Это что-то изменит? Мне, честно говоря, быть допрашиваемой уже надоело:
- Слушай, Андрей, ты не о том думаешь.
- А о чем я, сейчас, должен думать?
Уже раздраженно, буквально выплевываю ему в лицо:
- О своем будущем ребенке!
И поворачиваюсь спиной. Все, свидание окончено. Голос Андрея теряет былую напористость:
- Марго, ну... Ну, зачем ты так?
Может это прозвучало грубо, не спорю. Самой даже стыдно и я опускаю голову. Зато, правда!
- Как, так?
Встряхнув головой, перехожу в наступление:
- По-моему, это ты врываешься ко мне в кабинет, и разговариваешь так, как будто нам завтра под венец.
Калугин молчит, а потом берет меня за плечо:
- Я разговариваю с тобой, как с другом.
Ха… И целовать меня ты тоже собирался по-дружески? Выскользнув из-под руки, отворачиваюсь с горькой усмешкой:
- Тогда как друга, я тебя попрошу - можно я поработаю?
Откинув волосы назад, встаю за стол, не глядя на Андрея. Предательские слезы подступают к глазам, и я не хочу, чтобы он их видел. Калугин проходит мимо, улыбаясь, и оглядывается на меня:
- Ну, я так понимаю, я все правильно понял.
И что? Не понимаю такую радость. Греет его это, что ли?
- А мне фиолетово, что ты там понял.
С довольным видом Калугин повторяет:
- Ну, ладно, удачи.
Оглядываясь, он отступает к двери, но я на него не смотрю и кидаю в воздух:
- Тебе, того же.
У двери он еще раз оглядывается на меня и уходит... Четыре месяца не хотел понимать, а тут, когда поезд ушел, снизошло озарение, блин. Зачем приходил? С чем ушел? Ворчу вслед:
- Понял он…. Раньше понимать надо было!
Сажусь, наконец, в кресло и начинаю шарить глазами по столу, в поисках пометок, которые оставила вчера перед уходом с работы:
- Фу-у-ух… Черт, статья, статья….
С другой стороны - чего суетиться? Все равно, главный придурок зарубит. Пишу скорее на будущее, на тот случай, если и правда Егоров не соврал и ситуация рано или поздно разрулится. Швыргув карандаш на стол, откидываюсь на спинку кресла:
- Раньше бы я этим материалом уже три номера перекрыл!
***
На столе неожиданно начинает подавать сигнал лежащий мобильник, и я тянусь взять его в руки. Надо же - SMS от Толстого! Читаю:
- Привет, Гоша! Сегодня двадцатое не забыл? В этом году, кстати, твоя очередь! Встречаемся у тебя. Толстый.
Зависаю… Конечно, забыл! Это наша старая шутка - каждый год собираться двадцатого августа, перед новым учебным годом. Спасибо Толстому, что напомнил.... Сижу, перевариваю. И как быть? Это что же получается - если Гоша так и не вернется, то я с вузовскими друзьями никогда не посижу и пива не попью?
Огорченно качаю головой:
- Черт, точно!
Потом , подняв глаза к потолку, обреченно вздыхаю:
- Э-э-э…. Прилетело, откуда не ждали.
Надо как-то выкручиваться… Спустя пару минут прилетает еще одна SMS. Я как раз собираюсь выйти из кабинета, и приходится читать на ходу, держа мобильник перед глазами. То, что там написано, заставляет остановиться в дверях: «Встречаемся у Зимовского. Толстый». Этот гад и здесь уже присосался. Ну, уж, дудки! К Зимовскому меня точно не позовут:
- Ага. Щас!
Захлопнув крышку телефона, решительно меняю курс, на кабинет Антона. Он как раз у себя, сидит за столом. Останавливаюсь в дверях:
- Привет.
Тот бросает на меня взгляд исподлобья:
- Статья!
Мои мысли сейчас не о работе и я иду вдоль окна, обходя стол:
- Что, статья?
- Не что статья, а где статья?
Достал уже со своей статьей:
- Слушай, выйди на улицу, грохни кого-нибудь арматурой по башке, а?
- Не понял.
Я уже позади кресла Антона:
- Приедут менты, и будет тебе статья.
Зимовский заканчивает смотреть бумажки в своей папке, закрывает ее и завязывает тесемки:
- Боже мой, Маргарита Александровна, сколько остроумия. Вы бы записывали, может чего-нибудь накропали.
Решительно встряхнув головой, откидывая волосы назад:
- Значит так, Зимовский, ставлю тебя в известность, что встреча группы в этом году пройдет в квартире у Гоши, как и договаривались!
Антон недоуменно глядит на меня и хмурит брови. Потом встает:
- Э-э-э… Какой группы? «Metallica» или «Red hot Chili peppers»?
- «Поющие гитары»! Ты прекрасно понял, о чем я говорю.
- Если честно, не очень.
- Короче!
Иду мимо Зимовского, чтобы встать с другой стороны от него, за креслом:
- Э... Мне только что звонил Гоша.
Зима удивленно разворачивается, следуя за мной, как подсолнух за солнцем:
- Да?
Решительно киваю:
- Да!
- А, ну кто бы сомневался.
- В общем, мне звонил Гоша и сказал, что он должен был провести эту встречу, и он ее проведет!
Поджав губы, отворачиваюсь, ожидая ответной реакции. И она, как всегда, неадекватна - наш клоун пучит глаза и изображает идиота:
- Да? Серьезно? А что, он вернулся из Австралии?
- Нет, но он предоставляет свою жилплощадь и попросил меня организовать это мероприятие. Понятно?
- Странно, а почему он не мне позвонил, друзьям?
Зимовский буравит меня недоверчивым взглядом, и я сбиваюсь. Замявшись, бормочу:
- Ну… Он скинул всем SMS-ки.
- Да-а-а?
Антоша тут же лезет в свой мобильник за подтверждением:
- Хм… Не знаю, не знаю…
Он обходит вокруг меня, роясь в телефоне и я, снова нервно встряхиваю головой, поправляя волосы. Надо было действительно сначала кинуть всем сообщение, а уж потом нестись к этому квазимоде.
- Я никакой SMS-ки не получал!
- Телефон свой поменяй! Между прочим, все уже подтвердили, что будут. И Вадик, и Глебец, и Толстый.
Вру напропалую – надеюсь, Зимовский не бросится перепроверять и перезванивать. Он и правда недоверчиво взвивается:
- Так, стоп! Минут десять назад я разговаривал с Толстым. Он тоже никакой SMS-ки не получал.
Глядим, друг другу в глаза, и я не отвожу взгляда:
- Твоя информация устарела!
Развернувшись быстрее топаю к выходу – нужно срочно спасать ситуацию, и выполнить все, что я тут наговорил. Антон пытается ухватить момент за хвост:
- Так, стоп - машина, я сказал! Что, значит, устарела? Мы с Толстым уже обо всем договорились!
Приходится притормозить и оглянуться. Когда блефуешь, главное держаться уверенно. Сведя брови вместе, хмурюсь:
- Антон, не хочешь - не приходи, чего я тебя уговариваю. Отряд не заметит потери бойца. Или позвони Толстому и успокойся!
И тут же, подавшись к Антону, пытаюсь переключить его внимание на другое, есть такой психологический ход:
- А телефон, все-таки, поменяй. Ну, стыдно! Главный редактор, а ходишь как удод!
Решительно направляюсь на выход, не дожидаясь ответной реакции или новых сомнений. До меня доносится ворчливое:
- Мозги поменяй!
Теперь срочно разослать всем SMS-ки и назначить время.
***
Одному мне не справится и я, после обеда, вызваниваю себе в помощь Аньку – у нее вечерний эфир и мы, если возьмемся вдвоем, вполне успеем и пробежаться по продовольственным магазинам и что-то наготовить. Сваливаю с работы в четвертом часу – кроме автопробега за жратвой, нужно еще навести порядок в доме, убрать валяющиеся бабские шмотки и подготовить квартиру к сабантую.
Совместный шопинг не приносит полного удовлетворения – несмотря на обилие пакетов Сомова слишком много ворчит и попрекает на ровном месте. Даже когда возвращаемся с покупками и заходим в квартиру, нытье не прекращается. Пока Анюта закрывает дверь, я, угрюмо поджав губы, несу сумки с портфелем и курткой на кухню. Сзади доносится:
- Игорь, ну ты что вообще, не в адеквате?
- Почему я не в адеквате?
- Ну, на фига тебе полный дом мужиков, а?
Мы это уже сто раз обсуждали, но приходится повторять в сто первый. Обхожу вокруг кухонного стола, освобождая место для подруги. У нас обоих в руках пакеты и мы водружаем их на стулья с двух сторон стола.
- Во-первых, это мои друзья Ань.
Туда же ставлю и портфель. Мои мысли утекают в воспоминания о студенческой жизни. Эх, как молоды мы были… До меня доносится:
- Слушай, а что, во-вторых?
Во-вторых? Что-то я утерял предмет обсуждения. Недоуменно смотрю на Анюту:
- Что, во-вторых?
- Ну, обычно, когда люди говорят «во-первых», то потом они говорят что-то «во-вторых».
Меня ее зудеж уже достал. Тоже мне филолог: во-первых, во-вторых... Мое возмущение уже не может удержаться внутри и выплескивается наружу:
- Слушай, Сомова, не начинай, а? Я что, не имею права? Не могу посидеть вот так вот с друзьями, попить пива?
Раздраженно бросаю свернутую куртку поверх портфеля. Но Анька занудно продолжает дербанить мои мозги:
- Напоминаю, что это не твои друзья, а Гошины!
Вот и я, про то же самое - когда еще удастся с ними встретиться? Может и никогда.
- Капец, а я, по-твоему, кто?
- Слушай, это я знаю, кто ты, а они… Иди вон, в зеркало на себя посмотри.
Эту песню мы тоже слышали, ничего нового. И что мне теперь, похоронить себя заживо и ни с кем не встречаться? Могу я, хоть раз в месяц, расслабиться и почувствовать себя человеком? Поправив ремешок на часах, недовольно бурчу под нос:
- Слушай Ань, не начинай, на ровном месте, ей-богу!
Даже не знаю, чего она завелась. И зудит, и зудит…
- Ха, на ровном месте?!
Сомова обходит вокруг стола, приближаясь ко мне вплотную:
- Слушай Ребров, если с тобой что-нибудь случится, вот я, прошу - лично мне не звонить!
Странное заявление. Или она за своего кашалота переживает? Так Наумыч и сам выпить не дурак… Что-то она мутит воду. Решительно отвергаю ее домыслы:
- А что со мной может случиться?
Она демонстративно загибает пальцы на своей руке:
- Ха! Даю алгоритм – мужики, бухло и одинокая симпатичная баба! Надо продолжать дальше?
И язвительно смотрит на меня, склонив голову на бок. Иногда Сомова меня поражает. То есть подсунуть мне в сопровождающие непонятного мужика по вызову, стриптизера и не поймешь кого, который только и норовит залезть бабе в койку - это нормально, приволочь в квартиру маньяка, готового свернуть шею и изнасиловать всех подряд – тоже прикольно, а мне увидеться с друзьями, которых знаю полжизни – это, видите ли, стремно. Закатив глаза к потолку, изображаю полное недоумение ее выпадам, потом начинаю стаскивать с себя пиджак:
- То есть, ты вот так вот, о моих друзьях, да?
Сомова опускает голову и вздыхает:
- Приехали. Кажется, мы пошли по второму кругу.
Сунув руки в карманы, она идет от меня прочь, обходя кухонный стол в обратном направлении.
- Слушай, Сомова, вот ты садистка, а? Я не видел их хрен сколько лет. Я не могу посидеть попить пива, да перетереть с ними о футболе?
Трясу в воздухе бабским пиджаком:
- Я устал от всего этого, понимаешь?
И бросаю его сверху куртки.
***
Слава богу, к семи вечера Сомова сваливает на свое радио, оставляя меня хозяйничать в полное удовольствие. Я уже накрыл стол в гостиной и выставил дополнительные запасы на кухонную стойку. Все, что может пригодиться: бутылки, банки, тарелки с нарезками – остается только отнести в комнату и заполнить пустые пространства на месте пиршества.
И переодеться тоже успел – для гостей на мне светло-серая блузка с блестками, с длинными рукавами и треугольным вырезом на горловине, и юбка, вместо брюк. У Гоши сестра должна быть супер, и вообще у Гоши все всегда супер! Туфли новые опять же, хотя, наверно можно было бы и по-домашнему, в тапках. В дверь звонят и я, оглянувшись в сторону прихожей, через мгновение срываюсь с места в предвкушении встречи - почти бегом бегу распахнуть дверь долгожданным гостям:
- Уау!
Как только дверь распахивается, ко мне в прихожую с гиканьем врывается свора одногруппников. Обрадовано повисаю на шее ближайшего:
- ЗдорОво!
Только потом замечаю ошарашенный вид Вадика, да и у других мужиков тоже. Ну, да, я же посылал приглашения от имени Игоря, а тут баба незнакомая вешается - конечно, офигеешь. Отпустив объятия, смущенно оправдываюсь, судорожно поправляя прядку волос:
- А…М-м-м… Я Марго, Гошина сестра.
Гостей пока трое, нет Толстого и Зимы. Кто-то из мужиков интересуется:
- А где сам Гоша?
Неуверенно блею:
- Ну, он еще не приехал… Вы проходите.
Не дай бог, развернутся и уйдут. Спешу первым в гостиную и зову оттуда:
- У него, там, проблемы с отцом. М-м-м… От него вам, всем привет передает.
В гостиной горит торшер, стол давно накрыт и ждет едоков. Но у гостей вопросы остаются, и их желательно притушить заранее. Ворчливые протесты один за одним:
- Нормально, да?…Я вот ехал, ехал.
- Приехали, парни.
Пытаюсь что-то сказать, но меня не слышат:
- Нет, ну...
Они начинают усаживаться на диван и в боковое кресло, продолжая весело выражать недовольство, и я тороплюсь перехватить инициативу:
- Пить пиво будем?
- Естественно! От самого метро терплю.
- Сейчас… Сейчас я принесу еще!
Иду на кухню и оттуда кричу:
- Вадюх, а ты смотрел последний матч «Спартака»?
- Да какой тут «Спартак»? Тут с работы придешь, лишь бы по подушке не промазать.
Опять небольшой промах – они же Марго не представлялись. Ладно, как-нибудь, выкручусь. Возвращаюсь с бутылками пива назад в гостиную, хотя на столе и так штук семь стоит. Но больше, не меньше – тем более, что народ уже разбирает и пьет. Глебец, стоя у стола с бутылкой в руках, вдруг интересуется:
- Скажи, пожалуйста, а водка в этом доме есть?
Есть, конечно. Но не слишком ли круто начинать сразу с высокого градуса? Его нужно повышать, а не понижать. Ставлю ношу на стол:
- Ну-у-у, посмотрим. Слушай… Глеб, а ты ж… Ты же раньше не пил, вроде?
Неожиданно повисает пауза, и я мысленно чертыхаюсь – опять ляпнул как Игорь. Хорошо, что Глебец реагирует адекватно и шутливо тянет:
- Кто тебе такое сказа-а-а-ал?
- Ну… Ну, брат рассказывал.
- Твой брат отстал от жизни! Тебе, что водки жалко?
- Да нет, ну скажешь тоже.
Разворачиваюсь назад на кухню, но новый звонок в дверь заставляет свернуть в прихожую. С восторгом на лице, спешу впустить в свое жилище желанного друга бесшабашной молодости:
- Капец, Толстый!
- Простите, а вы?
На автомате повторяю:
- Я Гошина сестра. Да ты проходи, проходи, наши уже все здесь!
Толстый с хмурым видом смотрит сквозь полки, пока я закрываю дверь:
- Наши?
Вот Фома неверующий. Тащу его за собой в гостиную:
- Ну, да: Вадька, Глебец, даже дядя Федор без кота Матроскина приперся.
Наконец, Толстый видит сидящих ребят и расцветает довольной улыбкой:
- А-а-а!
Народ с воплями вскакивает, приветствуя и раскрывая объятия:
- Толстый…Мужики, Толстый пришел…Здорово… О-о-о… Осторожно, осторожно…
- Чего?
- Да ничего, отдыхал, жена затащила…, на горных лыжах… Докатался в ангар.
Открыв удивленно рот, ржу... Мне тоже хочется участвовать в этой круговерти, и я, не выдержав, воплю:
- Ха, Смирнов, да из тебя лыжник, как из меня скрипач!
И опять приходится прикусить язык, под удивленные взоры моих гостей. Блин, ну что я за коза такая. Смущенно отвожу глаза в сторону и тороплюсь смыться на кухню:
- Гхм… Я сейчас пиво принесу.
Оставляю гостей развлекать себя самим. Прихватив пару бутылок водки, несу их ребятам и новый звонок в дверь, заставляет затормозить и свернуть в прихожую:
- А! Я открою.
Прижав локтем драгоценную ношу к себе, свободной рукой поворачиваю задвижку и толкаю наружную дверь. На пороге Зимовский, как же без него. Молча глядим, друг на друга, потом Антон кидает взгляд, сквозь полки, в гостиную и, даже не поздоровавшись, топает мимо меня к друзьям:
- Ну что, народ не созванный, собрался?
Все вопят при его появлении, вскакивают, кидаются обниматься. Вот чего у него не отнять – если Зима постарается, он действительно душа компании.
***
Через полчаса половина продуктов благополучно сметена со стола, сидим, культурно отдыхаем, предаемся воспоминаниям. Пиво, водка, рыба, чипсы, вываленные из пакетов, тарелки с колбасой и сыром – все при деле. Я сижу на боковом модуле дивана, нога на ногу, тоже жую, к тому же отсюда мне удобней бегать на кухню. Зимовский работает челюстями рядом и выступает исключительно по делу, чему я безмерно рад:
- Маргарита Александровна, подрежьте-ка нам еще сырку.
Это можно. Тут же поднимаюсь, одной рукой придерживая, пытающуюся задраться юбку, тянусь к ближайшей опустевшей тарелке, со свисающим листком салата и, прихватив ее, быстренько иду за перегородку к кухонной стойке. Вслед несется еще одно полезное пожелание:
- И пиво там захвати!
Добавив нарезки, иду обратно. Народ пиво не поддерживает, требует водки:
- Зима, чего сидишь, давай наливай!
С тарелкой в руках плюхаюсь на свое место. Мне тоже кайфа не хватает:
- Да, наливай Зима. И в мою рюмку тоже!
Ставлю сыр на свободное место, и жду, жуя кусочек, пока Антон наполнит и мою емкость. Тот, конечно, не может без подковырок:
- Так, я не понял. Маргарита Александровна, а вы что статью собираетесь писать в нетрезвом виде?
Мужики улыбаются, и я не могу не ответить ответной подколкой:
- Ага! И под коксом еще.
Дружный смех расслабляет, и я киваю Антону не отлынивать от обязанностей виночерпия. Зимовский все-таки льет, отсчитывает бульки из бутылки:
- Имей в виду, что женский алкоголизм практически не излечим.
Поправляя волосы, парирую:
- А у меня мужской!
Новый взрыв гогота, добавляет мне очков. Я уже чувствую себя полностью своим и совершенно раскрепощенным. Наши рюмки вновь стыкуются в космическом пространстве над столом:
- Ну, за мужской алкоголизм!
***
Спустя еще час обстановка становится еще демократичней и мы переходим от общих тостов к индивидуальным. Разгоряченный народ уже разоблачился до рубашек и отправил пиджаки в шкаф в прихожую. От алкоголя я совсем расслабился и, притащив с кухни очередную порцию колбасы, не усаживаюсь чинно благородно, а плюхаюсь на поджатую под себя ногу, не снимая туфли. И вовремя - Вадюха, как раз, поднимает стопку:
- Ну, что мужики, давайте вмажем за Гошу!
Я тут же тянусь с рюмкой, а Зимовский, злыдень, пьяно протестует:
- Да ну его, не, не… Он черт знает где, а мы то здесь… Давайте лучше за нас!
Народ в разнобой поддерживает:
- Давайте за нас.
Но Вадюха перекрикивает остальных:
- За Гошу!
Я тоже кричу, вытянув вперед указующий перст:
- И за Гошу!
Чокаемся по новому кругу, но Зима продолжает вонять из своего угла:
- Да ну его.
И выдыхает, прежде чем закинуть стопку водки в себя. Кошусь на него, потом тоже пью. Горькая зараза, невольно морщусь:
- Ой…Что значит, да ну его?
Хватаю с тарелки кружок копченой колбасы и занюхиваю им горечь водяры. Зимовский берет в руки бутылку с пивом:
- А то и значит.
Наконец, запихиваю колбасу в рот и жую, разглядывая злобного гамадрила рядом с собой. Мой пьяный мозг подает сигнал опасности. Зимовский подначивает:
- Ну, чего ты сидишь? Иди, давай звони, пожалуйся братику.
Мы смотрим друг на друга, и Антон добавляет:
- Ну, ты же звонить, никуда не пойдешь?
- Чего это я не пойду?
И прикусываю язык – эти подкаты неспроста. Эта хитрая сволочь просто так ничего не делает – думает, что я спьяну проколюсь и наделаю ошибок. Так и есть – Антон изображает смех и разворачивается к ребятам:
- А потому что некому звонить!
Мужики смеются, не вникая в слова, только Толстый чешет репу о чем то задумавшись. Пытаюсь исправить ситуацию:
- Зимовский, у тебя галлюцинации начинаются, тебе пить нельзя.
Беру бумажную салфетку со стола и промокаю рот – мне пора завязывать.
- Знаешь, самый большой глюк в моей жизни Маргарита Александровна, это ты!
Вадюха вмешивается, обращаясь к ребятам и тыкая рукой в нашу с Антоном сторону:
- Вы чего там шепчетесь? Между прочим, нам тоже интересно!
Мне направление разговора не нравится, и я поднимаю стопку:
- Давайте за…
Стук входной двери заставляет дружно оглянуться - в квартиру заходят Аня с Наумычем. Чувствуется, что они немного напряжены обилию незнакомых людей в доме. Из-за полок слышен голос Егорова:
- Добрый вечер.
- Борис Наумыч!
Я кричу, чувствуя, что избыток алкоголя мешает мне подняться им навстречу:
- О-о-о, Борис Наумыч, добрый вечер… Гхм.
Замечаю, как Зимовский, согнувшись, что-то ищет под столом и на присутствие начальника не реагирует. Ну и ладно! Егоров и Аня проходят к нам и встают практически у меня сбоку:
- Э-э-э…Извините, мне кажется мы не вовремя.
Я героическим усилием, соскакиваю с придиванного модуля:
- Не, Борис Наумыч, вы что?!
Обегаю, как могу, вокруг новых гостей и, положив начальнику руку на плечо, представляю:
- Ребят, познакомьтесь: Борис Наумыч, директор издательства «Хай файф». Борис Наумыч - это наши друзья. Это Вадик, Глеб, Федор и Мишка Толстый.
Тот недовольно ворчит со своего места:
- Не называй меня «Толстый».
Смешливо таращу глаза:
- Извини, не буду.
Зимовского естественно шефу не представляю, он с этой гнидой и так хорошо знаком.
- Очень приятно, ну не буду вам мешать.
Анюта добавляет:
– Марго, пожалуйста… Марго, мы посидим в той комнате, ладно?
И, не глядя, показывает себе куда-то за спину. Прямо бедные родственники. Наконец-то, чувствую себя хозяином в доме. Киваю, соглашаясь и, забравшись коленями на диван, тянусь за следующим кружком колбасы:
- Да.
Сомова, нагнувшись к уху, интересуется:
- У тебя все в порядке?
Наверно разочарую, но никто убивать и насиловать меня не собирается, несмотря на обилие выпитого и съеденного. Оглядываюсь:
- Более, чем.
Переползаю на коленках поближе к столу и, схватив новый кружок колбасы, засовываю его в рот. Наумыч бормочет:
- Отдыхайте.
И они тащатся в Анькину комнату. Вадюха тут же шепчет Зиме:
- Это твой шеф?
- Угу.
- Серьезный дядька.
Толстый острит:
- А он чего у Гошки хату снимает? Ха-ха!
Все подхватывают и ржут. Я тоже со всеми вместе - действительно смешно.
***
На часах уже двенадцатый час ночи и Зимовский снова разливает водку:
- Слушайте, мужики, а помните, как в общаге? Давайте, халяву позовем, а?
Все уже изрядно хорошие и я тоже тяну руку с недопитой рюмкой:
- Да!
Во вразнобой подхватываем, а потом все дружнее и дружнее повторяем полушепотом:
- Халява приди, халява приди…
А потом хором в голос:
- Халява приди!…У-у-у!
Наши рюмки снова соединяются над столом, и мы хором залпом пьем, по-гусарски, закидывая головы назад. Рюмки со стуком ставятся на стол, и я тяну к носу рукав блузки занюхать.
Федор мечтательно глядя вверх тянет:
- А, мужики, помните, как вместо халявы менты пришли?
Конечно, помним! Громко от души ржем. Были времена!
- Да ладно бы менты, там один прыщавый сержант за всех говорил.
Глебец выпячивает губы и тычет себе в щеки щепоткой пальцев. Смотрю на него, открыв рот - честно говоря, такие тонкости уже выветрились из головы. Но все воют и я, задрав подбородок вверх и сделав губы трубочкой, естественно присоединяюсь. Зима тычет в Глеба рукой, и они с Толстым начинают вдвоем ухахатываться:
- Видал борзого, сержант у него пришел… А сам-то под койку залез!
- Ха-ха-ха.
Тот грозит пальцем:
- Не надо, у меня на кону было два предупреждения.
Вадик поднимает руку, прерывая веселье:
- Так мужики, все - я на посошок и пора!
Все вокруг протестуют, но не очень бурно:
- Ну, ты чего, время детское.
Можно и по домам. Я уже тоже притомился, да и на работу завтра. А пока они трендят, продолжаю закусывать. Федор Вадика поддерживает:
- Нет, мужики, вы ничего не понимаете. Через час на охоту выходит тигровая акула. И тогда ей уже по фиг - муж или кусок мяса.
Все снова ржут, особо не вдумываясь о чем это. Я, кстати, тоже не поняла.
Вадюха смеется, отмахиваясь:
- Ну, ржите, ржите...
Глебец смотрит на часы:
- Кстати, мне тоже пора домой.
Видя общее настроение, Зимовский объявляет, заплетающимся языком:
- Ну, ладно, давайте тогда на посошок и разбежались.
Он поднимается, чтобы разлить остатки:
- Рюмки к бою!
Вадюха прикрывает свою рюмку, и Зима окрикивает на него:
- Вадик!
- Не, не, не я все, все.
- Ну, ты же больше всех кричал «Давай, давай»!
Толстый шутит:
- Кричать он будет, когда ему акула ноги откусит.
- Га-га-га.
А, так это они, наверно про жену! Зима призывает к порядку:
- Так, мужики!
Я подставляю свою рюмку и он, повернувшись, добавляет и мне.
- Ну что на посошок?
Толстый тоже встает:
- Да.
За ними со своих мест поднимаются и остальные. Под общий ор, чокаемся по последней. Чувствую, что блузка слишком задралась на спине, и тянусь поправить, прикрывая застежку молнии на юбке. Запрокинув голову, пьем по последней и подъедаем остатки с тарелок. Глеб картинно кланяется:
- Ну что, спасибо этому дому...
Гуськом народ выползает из-за стола и тащится в прихожую:
- Пойдем, пойдем, на выход.
Разбухший от водяры мой жор никак не угомонится и я, склонившись над столом, продолжаю пихать в себя колбасу. Пока все в стенном шкафу разбирают верхнюю одежду, остаюсь возле стола - пользуюсь моментом, схавать остатки, а потом иду к мужикам в прихожую, провожать. Там вовсю возня и сборы:
- В порядке очереди.
- Ага.
Разбираются пиджаки, плащи, куртки… С хиханьками и хаханьками. Отлично посидели! Воодушевленная удачным результатом банкета, благодарю:
– Слушайте, ну чего, пацаны, спасибо вам всем. Было супер просто!
Выставляю большой палец вверх и ловлю на себе скептический взгляд Зимовского, но это нисколько не портит настроения. Федор просовывает голову между стоящими приятелями и грозит мне пальцем:
- Гоше, привет!
Осоловело морщу лоб:
- Обязательно.
Зима не может обойтись без критики:
- И передай ему, что если он и в следующий раз сачканет, мы его просто знать не знаем!
Продолжая жевать, лишь пожимаю плечами - он же не виноват. Глеб поддерживает Антона:
- Подписываемся под каждым словом.
Ну и зря. Все выходят наружу и Толстый идет замыкающим. Напутствую его:
- Ну, давай.
Тот в дверях оборачивается:
- Ну, что?
- Пока.
Тот тянется ткнуть меня пальцем в бок:
- Покеда, сестренка!
Получается неожиданно болезненно, и я даже вскрикиваю:
- Оу!
Но Толстый уже на лестничной площадке оттуда зовет:
- Эй, эй, народ.
Уперевшись рукой в дверную коробку, выглядываю наружу и кричу вслед:
- Давай, мужики!
Уже с лестничной площадки ниже, доносится:
- Ого… Давай.
Все-таки, здорово, что я собрал всех у себя. С довольным видом захлопываю дверь, прислушиваясь - сквозь нее еще слышны шум, крики и смех. С улыбкой на face иду в гостиную, самодовольно хлопая в ладони:
- Класс!
Хочется, хотя бы ненадолго, сохранить это ощущение причастности к нашим ребятам, к прошлому. Посидеть, подышать атмосферой, повспоминать. Ничего не убирая со стола, иду в спальню за одеялом, а потом сижу в гостиной в полутьме, пока не отрубаюсь совсем.