День 70 (118). Вторник. Утро и день.
30 августа 2023 г. в 09:19
Утром, уже позавтракав, собираюсь в редакцию. Настроение будничное и желания его приукрасить никакого - туфли, черная юбка ниже колен, пиджак, синяя водолазка, стандартный макияж на лице, гладко расчесанные распущенные волосы. Или слишком уныло? Давно уже все делаю сама, но с Анькой посоветоваться не помешает. Егоров, перенервничав ночью, уже уехал пораньше, видимо мириться с дочкой и нам, с Анькой, никто не мешает спокойно поболтать. Бросив взгляд в зеркало на дверце шкафа, иду из спальни на кухню. Там Сомова сидит боком к кухонной стойке, уперев ногу в сиденье соседнего стула, и умиротворенно пьет кофе с конфеткой. Ничего ее не берет, даже вчерашний скандал. Останавливаюсь за несколько шагов от подруги:
- Ань, слушай, глянь! Как мне вот с этой юбкой?
Анька скептически осматривает сверху донизу сегодняшний скромный образ и качает головой:
- Ну, не… Лучше синюю надень.
Темно-синюю с синей водолазкой? С сомнением переспрашиваю:
- Думаешь?
Анюта машет рукой с конфеткой и Фиона завороженно следует головой за этим движением.
- Уверена!
Ладно, пойду, одену темно-синюю. Развернувшись, делаю шаг к спальне, но меня останавливает многозначительное Сомовское замечание:
- И вообще…
Сразу останавливаюсь и оглядываюсь:
- Что вообще?
Анькины глаза направлены ниже края юбки:
- Дорогая моя, так тебе пора эпиляцию делать!
Подбоченившись, смотрю вниз на ноги: во глазастая, за три метра углядела. Черт, когда в последний раз это изуверство было то? Не так уж и давно, недели две назад? Возмущенно ворчу, разведя руками:
- Блин, капец, я ж только что делала!
Сомова отпивает из чашки и многозначительно вещает:
- М-м-м… Ну, а как ты хотела? Так всегда будет.
Всегда? Не хочется даже об этом и думать. Поведя головой из стороны в сторону и тяжело вздохнув, иду к табуретке напротив Аньки и усаживаюсь на нее:
- Ненавижу!
- Ну, а кто навидит - то? Давай, звони на Кутузовский, там тебя знают и вроде ж тебе не больно там.
Набирая номер в мобильнике, недовольно бурчу:
- Угу, не больно.
Анька облизывает пальцы:
- Давай, давай!
Но сначала звоню на работу, а не в салон:
- Алло, Людочка, привет.
- Доброе утро Маргарита Александровна.
Бросаю взгляд на Сомову.
- Слушай, я сегодня задержусь, ненадолго. На пару часиков, не больше.
Кладу изящную конечность в туфле прямо на стол и, поглаживая ее, пытаюсь решить - достаточно ли она лохматая и стоит ли идти с голыми ногами или, все же, одеть колготки. Из трубки слышится:
- Хорошо, а если Борис Наумыч спросит?
- Ну ты, если что, прикрой меня, ладно? Хорошо?
- Сказать, что вы на встрече?
- Ага.
- Я записала.
- Целую.
Сомова вдруг прекращает пить свой кофе и тоже начинает разглядывать мою ногу. Тяжко вздохнув, отворачиваюсь - теперь нужно звонить в салон:
- О-о-ох, как на праздник.
Болезненный укол заставляет вскрикнуть. Оказывается, вредная Анька воспользовалась моментом и выдернула волосок. Быстро опускаю ногу вниз:
- Ой, ты чего дура, что ли?
Анюта растягивает губы в улыбке:
- Ну, на память.
Хлопнув себя по бедру, удивленно качаю головой - и правда, дура.
***
Экзекуция в салоне проходит даже быстрее, чем планировалось – им там поставили новый аппарат и всем предлагают попробовать лазерную эпиляцию - меньше боли, дольше срок – естественно согласилась. В начале двенадцатого, я уже на своем рабочем месте и разбираюсь с пришедшей почтой. Буквально сразу следует приглашение от Егорова собраться в зале заседаний на внеочередную оперативку, тема которой остается не озвученной. Захожу вместе с народом и пока мы рассаживаемся за столом, Наумыч стоит отвернувшись к окну и не реагирует на приветствия. По одну сторону стола, располагаемся я, Зимовский, Калугин, по другую - Эльвира, Галя, Кривошеин. Наташа стоит рядом с отцом, за его креслом, не садится. Наконец все рассаживаются, гвалт стихает, и шеф поворачивает к нам свою грустную физиономию. Интересно, что опять прилетело? Вроде никаких серьезных проколов нет, номер ушел в продажу. Голос Егорова скрипуч и устал:
- Значит так, марксисты – ленинисты. Все в этом мире меняется со страшной скоростью. Даже голова болит.
Он идет за креслами и останавливается позади Зимовского:
- Я вообще не знаю, как вам преподать.
Валик шуткой пытается поддержать шефа:
- Борис Наумыч, а вы начните, мы поможем.
Тот печально смотрит на Кривошеина:
- Валик, не надо. Я и без тебя собьюсь.
У него такой вид, что всем становится не до смеха – произошло что-то действительно серьезное. Тряхнув головой, отбрасываю волосы назад и, сцепив пальцы у живота, с нарастающей тревогой слежу за шефом. Егоров возвращается к окну и оттуда вздыхает:
- У нас опять кадровые перестановки.
Походу Наумыч Андрюху, все-таки, решил сместить и вернуть Зиму на его прежнюю должность. Объятия Егорова с Зимовским обретают осязаемый результат. Наташа недовольно переспрашивает:
- Опять?
- Не опять, а снова… С этого дня Калугина Андрея…
Замерев на секунду, продолжает:
- Освобождается от должности заместителя главного редактора.
Наташа удивленно перебивает:
- Как?
- Вот, так.
Нет, Егоров не прав! И я его сейчас попытаюсь в этом переубедить. Уже подбирая в уме слова, вскакиваю со своего места, приглаживая ладонями юбку по бедрам:
- Борис Наумыч!
Оглядываюсь на Андрея:
- Борис Наумыч… Ну-у…, э-э-э… Я понимаю, что с последним номером получился ляпсус.
Дернув головой, отгоняю прочь вновь упавшие на лицо волосы:
- Но это не вина Андрея, мы все…
- Это решение наших инвесторов…
А инвесторы то откуда узнали? Дело то копеечное, на один день!
- Более того, Маргарита Александровна… На место Калугина назначаетесь вы… А главным редактором назначается Зимовский Антон Владимирович.
Раздается громкий Эльвирин голос:
- Вау!
Потеряно смотрю в пол. Я не понимаю... За что его и главным? За подлость? За то, что к готовому номеру прицепил другую обложку? Егоров заучено твердит:
- Я еще раз повторяю, что это решение принято нашими испанскими инвесторами в свете последних событий.
Последних событий? Капец, хоть плач! А не ты ли сам виноват во всех этих последних событиях? Почему меня-то надо за них наказывать? Старый козел доигрался, а что мне теперь прикажете делать? Егоров, Калугин на своих местах, как были, так и остаются, а я после их вывертов в полной заднице!
- Приговор, так сказать, окончательный и обжалованию не подлежит.
Наумыч вновь останавливается позади Антона и хлопает его по плечу, а потом, даже не взглянув в мою сторону, уходит из зала заседаний, оставляя всех в шоке. Натыкаюсь на холодный взгляд Зимовского. Это какой-то кошмарный сон… Ничего не понимаю… У тестя с будущим зятем какие-то разборки, а я крайняя?! Они все в белых смокингах, а я в дерьме и с гладкими ногами?! Слезы обиды подступают к глазам. Растерянно трясу головой, потом бросаю взгляд на Наташу, но у той у самой недоумевающий вид. Как сомнамбула иду прочь из зала, пока не натыкаюсь на Люсю, истекающую любопытством возле дверей:
- Маргарита Александровна, ну что там, а?
Там капец… Полный капец, хоть Маргарите Александровне, хоть Игорю Семеновичу. Из меня словно выкачали воздух с последними силами. Безжизненно бормочу:
- Ничего серьезного.
И иду дальше, практически на автомате.
***
Словно выпотрошенная, безразличная ко всему на свете, торчу возле окна, не представляя, как теперь быть. Ведь даже не намекнул, начальник хренов! Как обухом по голове… Никто мне не поможет и не подскажет. Ни Сомова, ни Егоров. Все решения были его с самого начала и Анька будет стоять горой за своего бойфренда. Достаю из сумочки портмоне и смотрю на фотографию Игоря. Столько раз он мне приходил на помощь, помогая крепиться и проявлять характер - я же теперь не то, что раньше… Кисель, влюбленная баба, сопли по ночам. И вот ему моя награда…
Нет, нужно собраться и решиться на что-то. Вот как бы он поступил сейчас? Перевожу взгляд в окно…. Какой же Игорек был слепой, а? За это теперь и страдает... И он, и я.
Дверь с щелчком распахивается, и я слышу шаги. Опустив портмоне вниз, оборачиваюсь. Ко мне направляется Зимовский собственной персоной, и я напряженно жду, что за этим явлением больной природы последует. Тот хозяином проходит в кабинет, идет к окну, осматривается. Даже не знаю как мне себя вести и неуверенно блею:
- Что тебе надо?
- Да, ничего, ничего, не обращай внимания.
Не глядя на меня, он самоуверенно продолжает:
- Я вот думаю у себя остаться или сюда перебраться?
И плюхается хозяином на мое место. Хочется сказать в ответ что-то резкое, но кто я теперь? Никто. Топчусь сбоку от стола и пытаюсь ерепениться:
- Слушай, перебирайся куда хочешь! Только имей в виду, когда вернется Гоша…
Если он вернется… Зимовский морщит нос:
- О-о-о, Гоша!
Он открыто смеется мне в глаза:
- Маргарита Александровна, может, хватит издеваться, а?
Склонив голову набок, смотрю на него, а потом отвожу глаза в сторону – я уже и сама не верю, что Гоша вернется.
- Или вы думаете, что с одним козырем можно выиграть всю партию?
Мне остается молча глотать издевательства Антона, а этот упырь сидит развалясь в моем кресле, да еще кладет ногу на ногу:
- Может быть, вы все-таки признаетесь, где вы закопали своего братца?
Потом грозит пальцем:
- А, да и братца ли, вот ведь вопрос?!
Запугать ему меня все равно не удастся. Стоит показать труса и мне здесь и суток не прожить, это точно. Шагнув к окну, оперевшись одной рукой на подоконник, а другой на стол, склоняюсь к лицу Антона:
- Зимовский!
- М-м-м?
- Ты больной человек.
Выпрямившись, заканчиваю:
- А я с больными не разговариваю.
Отвернувшись, складываю руки на груди. Антон продолжает пялиться на меня, снизу вверх:
- Ты так думаешь?
А потом поджимает губы:
- Ну и ладно!
Теперь уже мне приходится бросать на него настороженный взгляд и думать – что бы это значило? Антон вдруг смеется:
- А, кстати, слушай, говорят, что все главные редакторы больные. Да ты и сама знаешь, да?…Хэ-Хэ…
Хлопнув себя ладонями по коленям, он встает:
- Да! Я, пожалуй, останусь у себя. У меня там поаккуратней, посветлее… Cолнечная сторона, да. Так что, так уж и быть - оставайся.
Хмыкнув, таращусь ,в стенку, пряча заблестевшие от влаги глаза. Тоже мне, благодетель… Наверно ждет благодарности. Он вдруг с мерзкой улыбкой шутит, делая особое ударение в середине фразы:
- Да, кстати… Я давно хотел ИМЕТЬ такого симпатичного заместителя.
Я не откликаюсь и не смотрю на него, хотя звучит откровенно пошло. Поднимаю глаза вверх – господи, дай мне терпения. Зимовский добавляет:
- Ну, ты только не подумай…
Он приближает свой гадкий рот к самому моему уху и переходит на шепот:
- «Иметь» в хорошем смысле.
И втягивает носом воздух, нюхая парфюм. Какой же подлый и мерзкий тип. Искренне шепчу: "Урод!» и отворачиваюсь, утыкая нос в окно. Слышится смех:
- Да это был прекрасный тандем: красавица и чудовище.
Слышу, как хихикая, он идет из кабинета, разворачиваюсь и провожаю спину взглядом. Что же мне делать, а? Гоша, он бы ни минуты не остался в этом гадюшнике, ни минуты! Он то, себе, цену знал!
***
Так ничего и не решив, тупо сижу и перебираю распечатки не вошедших никуда картинок, выбираю, что еще сгодится, а что можно отправить в корзину…. Я тут после скандала поспрашивала народ и получилась интересная картина – кому-то по теме номера подсказал Зимовский, кому-то Мокрицкая, а кому-то идею бросил сам представитель инвесторов, Лазарев Константин Петрович. Мне с этой кодлой не сладить, это точно…. Будут долбить и долбить, а следующее понижение в должности мне уже не выдержать. Это будет такое унижение, что лучше застрелиться. Под руку попадаются два варианта одного и того же рисунка, смотрю на них, сравниваю, но мысли концентрируются совсем на другом. Что делать? Остаться, из последних сил держась, или уйти и ждать возвращения Игоря? Стук в дверь отвлекает меня, и я поднимаю глаза на вошедшего Калугина.
- Марго, прости, у тебя есть минута?
Он идет к столу, и я откладываю листки в сторону:
- Да хоть пять.
Все равно переливаю из пустого в порожнее. Андрей останавливается в торце стола и топчется там, понурив голову и вздыхая:
- Э-э-э…, Марго…
Может быть, он пришел рассказать, о своих проблемах? Может быть, нужна моя помощь? Напряженно смотрю ему в лицо:
- Что?
- Ты знаешь, вся эта идея мне изначально не нравилась.
Пока не очень понятно:
- Какая?
- Ну, с моим назначением, и… Я бы хотел перед тобой извиниться.
Что мне с твоих извинений? У вас там свои игры - свадьбы, беременности, поездки в Испанию, покупки машины, квартиры, совместный бизнес… А крайняя в итоге – Марго. Нынче заместитель главного редактора, а завтра глядишь, вообще переведут в отдел моды, вместо Наташи. Дочурку же надо повышать! Грустно усмехнувшись, поднимаюсь из-за стола:
- За что?
- Ну как за что. За то, что тебя сместили, есть и моя доля вины.
Может и есть, только не вины, а повод. Поведя головой в сторону, отворачиваюсь. Жалеть ни его, ни себя я не собираюсь. Если есть силы и возможность бороться – значит надо бороться, если нет таких сил – надо уходить.
- Андрей, я тебя умоляю, не выдумывай. В этом нет ни чьей вины. Это целиком и полностью заслуга Зимовского, так что честь ему и хвала и дай бог ему здоровья.
Ну, может быть еще Наумыча, который заигрался и дал возможность волку вцепиться зубами в жертву, то бишь в меня, как это не печально звучит. Теперь вся свора будет раздирать меня своими клыками на части, пока не сожрет. Они уже пытались это делать, но теперь, кажется, все действительно получится по-взрослому. Но я не собираюсь оставаться мальчиком для битья! И девочкой для битья тоже!... «Давно хотел иметь такого симпатичного заместителя…, иметь в хорошем смысле». Сволочь! Протиснувшись между Калугиным и столом, иду на выход. Сзади слышится:
- Подожди, ты куда?
Куда? Куда? А действительно, куда? Собиралась в туалет, но теперь цель меняется. Надоело мне играть в игры, где все меня пытаются использовать, а потом еще и чморят! То под Гальяно пытались подложить, то под Верховцева, а теперь что, под Зимовского? Оглядываюсь на ходу:
- Салют заказывать!
***
Без стука стремительно врываюсь в кабинет к Егорову. Он там не один, с Каролиной, но мне плевать и на нее, и на их взаимный ор. Наумыч, облокотившись на крышку стола, нависает над женой, сидящей в его кресле с какими-то листками в руках. Или они обсуждают новый вариант свадебной церемонии? При моем появлении Егоров шипит жене:
- Но и губами шлепать я не собираюсь!
Я, кстати, тоже не собираюсь. Решительно иду к столу, и Наумыч недовольный вмешательством выпрямляется, хмуро глядя на меня. Каролина, с ее воплями, переключается на новый объект:
- Так, я не поняла, почему без стука?!
Перебьешься. К тому же это не твой кабинет. Больше обращаюсь к Егорову:
- Я у вас много времени не отниму.
Слышу сзади от дверей голос Калугина:
- А…, извините.
И тут же Наташин:
- Андрей!
- Подожди!
Это что, всей семьей Егоровых будут меня провожать? Тронута до слез! Хватаю первый попавшийся чистый листок со стола шефа, шарю там же в поисках ручки. Вот, есть! Склонившись над бумагой в не слишком изящной позе, начинаю быстро строчить всем известный текст: «Директору издательства «Хайф файф» Егорову Б.Н. от заместителя главного редактора «Мужского журнала» Ребровой М.А. Заявление». Волосы свисают вниз, мешая писать, и я отвожу их за ухо. Каролина вскакивает из директорского кресла:
- Может быть, кто-нибудь объяснит, что здесь происходит?
Не поднимая головы, пишу дальше: «Прошу уволить меня по собственному желанию». Осталось поставить подпись и дату, но это дело двух секунд. А всем интересующимся сообщаю:
- Ничего не происходит, просто я пишу заявление об уходе.
Егоров делает непонимающее лицо:
- Да какое заявление?
А ты думал, вы всей семейкой будете об меня ноги вытирать, а я проглочу и умоюсь? Дудки!
- По собственному желанию.
С двух сторон в мои уши врываются недоуменные возгласы Наумыча и Андрея:
- Марго?!
- Подожди, то есть как?
Оторвавшись от своей писульки и выпрямившись, смотрю на Егорова:
- А вот так, мне кажется, все, что я могла, я для этого издательства сделала.
И получила благодарность. Снова склоняюсь над своим листком. Наумыч почему-то продолжает удивляться:
- Марго, это что, шутка такая?
Отрицательно качаю головой, еще раз перечитывая текст и ставя число. Нет, дедуля, это ты здесь клоунаду неделю назад устроил с объятиями Зимовского. Надо же додуматься - выпустить тигра из клетки! Наташа радостно поддерживает меня:
- Да какая шутка?! Видишь, Маргариту Александровну тоже не устраивают ваши кадровые перестановки!
Калугин, протестующе подняв руку, ее перебивает:
- Наташа, подожди!
- Что, подожди? Люди вам не пешки, переставляют они тут.
А ведь она права. Даже если на Егорова нажали назначить Зимовского главным редактором, Наумыч мог бы и не спешить переводить меня к нему в заместители. Вон, Антон, ходил же по редакции две недели без всякой должности, каверзы строил. Или взять того же Верховцева, которому должность арт-директора придумали. А меня вот так вот сразу – раз и в половые тряпки!
Егоров мотает головой:
- Нет, нет, нет, Марго… Я это заявление… Я не подпишу!
Понятно дело - работать то кто будет? Подозреваю – все, что на мне висело, так и будет висеть, только еще будут гнобить и ноги вытирать, все кому не лень. Наташа снова вмешивается:
- Что это значит, не подпишу?
Она проходит у меня за спиной к отцу:
- Папа, Маргарита Александровна приняла решение!
Где-то я подобную фразу уже слышала. А, да, от Калугина. Не с ее ли голоса он тогда пел? Егорова младшая добавляет:
- Она имеет на это полное право.
C другого уха Егорова раздается не менее настойчивый голос Каролины Викторовны:
- Наташа абсолютно права! Не вижу повода задерживать Маргариту Александровну.
Наумыч повышает голос, пытаясь перекричать свою семейку:
- Это кто здесь рот раскрыл, интересно? Ты вот, заруби себе на носу, и этому хахалю своему передай, Лазареву, что этот замут ваш, не пройдет!
Каролина лишь хихикает, а Наумыч уже наседает на меня:
- Марго я тебя прошу, не делай ошибок, они только и ждут от тебя такой реакции.
Неужели? А какой реакции ждали вы, Борис Наумыч? В ноги бухнусь, проглочу и буду изливать благодарности?
Я все перечитываю и перечитываю короткий текст на своем листке и все не решаюсь поставить подпись. Каролина продолжает верещать тонким голосом:
- Наташенька, а я могу тебе объяснить его реакцию. Это же подруга его любовницы! Естественно, он костьми ляжет.
Начинаю выводить заглавную букву и делаю росчерк, а потом, снова выпрямившись, гляжу на Каролину - все-таки, какая же она дура! Мой порыв вовсе не связан с дрязгами вашей семейки и выслушивать упреки желания нет. И защита со стороны Егорова тоже не нужна, хотя он уже спешит вступить в очередную полемику с женой, разрубая воздух рукой:
- И что? Она, прежде всего - это профессионал, который обеспечивает постоянный рост твоему предприятию!
На меня уже никто не смотрит, орут друг на друга, брызгая слюной. Сложив руки на груди, разглядываю их исподлобья, потом не выдерживав, влезаю в спор, повышая голос:
- Стоп – машина! Может, хватит, меня уже называть «это»?!
Гордо встряхнув головой, откидываю волосы назад. Каролина цепляется за мои слова, чтобы еще раз упрекнуть мужа:
- Вот, именно! Маргарита Александровна выполняла свою работу и получала за это деньги. Конечно, делала она это хорошо, кто же спорит. Во всяком случае, она заслужила, чтобы ее мнение уважали!
Наумыч пытается заглянуть жене в глаза:
- То есть?
- Подпиши заявление, и закончим этот концерт.
- Подписать?
- Именно!
Тут же протягиваю ему листок. Шеф выхватывает его, мнет и рвет в клочки, причем так энергично, что я аж вздрагиваю и моргаю при каждом взмахе его рук перед носом:
- Я сказал, нет!
Меня мало впечатляет такая категоричность, мне нужны конкретные предложения - зачем мне оставаться и что я получу взамен за свое терпение. Так что, на вопли Егорова, объявляю не менее решительно:
- Я напишу новое.
Наумыч вдруг меняет тон:
- Значит так, Наталья Борисовна и Каролина Викторовна, выйдите, пожалуйста, из моего кабинета. Я вопрос этот буду решать лично! С госпожой Ребровой и господином Калугиным.
Интересное кино, а он тут причем? Значит, я, все-таки, была права – весь замут с Зимовским был действительно из-за каких-то семейных терок с Калугиным и желанием ему насолить. Наташа тоже обращает на это внимание:
- Причем тут Андрей?
Егоров отвечать не хочет и орет:
- Я сказал выйти всем!
Каролина суетливо выбирается из-за кресла и спешит к дочке:
- Наташенька пойдем, пойдем, а то, кое-кому здесь, придется вызывать скорую.