День за днем. Эпизод 3

Такси долго везет меня по городу - не хочу домой и потому заставляю шофера крутить и крутить по ночным улицам. Наконец, на пересечении Мичуринского проспекта с Ломоносовским, отпускаю машину и дальше иду пешком. Хочется пройтись по ярко освещенным улицам, пройтись там, где когда-то, точно также мы шли вместе с Андреем, возвращаясь из кубинского ресторана, и он накинул мне на плечи свой пиджак, защищая от ночной прохлады. Медленно бреду в нарядном платье, в нарядной куртке, с изящным шарфиком на шее, с сумкой на плече. Для чего все это? Для кого? Какой смысл напяливать на себя все это бабское шмотье, краситься, выкаблучиваться, если я так и не смогла сказать Андрею самое главное - то, что давно хотела сказать! Снова и снова переживаю заново сегодняшний вечер, и в голове звучит голос Алисы: «Мне очень грустно. Потому что я буду очень скучать по тебе. Я всегда хотела, чтобы ты была моей новой мамой…». Мокрые капли катятся по моим щекам. Руки суетливо мечутся, то утирая слезы, то поправляя одежду, то разглаживая и убирая волосы с лица. Нервная, несчастная и опустошенная… Медленно ползу, прижимая рукой разлетающиеся под порывами ветерка локоны и развевающийся шарфик. « Очень жаль, что ты не любишь моего папу. Если бы ты любила его он бы никогда не уехал». И снова волшебный голос Андрея: «Ты удивительная женщина. Я тебя люблю….Люблю» Вот уже и подъезд… Я останавливаюсь, не доходя до него, мне душно, плохо, меня раздирает на части. За что? За что бог наказал меня так? Игорь был уверенным в себе и счастливым мужчиной, Марго несчастный и убогий мутант, который не смеет сказать любимому о своих чувствах. Боль в душе мотает меня из стороны в сторону, я непроизвольно раскачиваюсь всем телом и поднимаю вверх голову, чтобы выплеснуться в жалобном крике небесам: - Ну, не могу я! Прячу лицо в ладонях, потом снова гляжу туда, вверх, может быть на того, кто так жестоко распоряжается моей судьбой… Господи, услышь меня! Сделай, что-нибудь! Верни все на полгода назад! Я исправлюсь! Я буду хорошим мужчиной! Ну, намекни, хоть, что ты хочешь? Что мне надо сделать? Я повторяю, пытаясь достучаться до небес своими мольбами: - Ну, не могу я ему этого сказать! И снова прячу лицо в ладонях. Откуда-то сверху слышатся раскаты грома. Вот и наказание… Пусть любое, только не такое как сейчас со мной. Обеими руками придерживаю и приглаживаю полощущиеся на ветру волосы и, закрыв глаза, тянусь навстречу небесному решению. Хриплое дыхание вырывается сквозь приоткрытый рот. Я жду… Может быть это будет молния, которая сожжет все и вся, может быть ливень, который смоет грязь, слезы, очистит душу… А может быть и правда магия отступит? Что это будет? Я слышу приближающиеся мужские шаги со стороны подъезда. Только не сейчас… Разворачиваюсь… Это… Это сон или явь? Андрей!!! Он подходит вплотную и смотрит мне в лицо. Грохочет гром, дождь льет все сильней, набирая силу. Господи, ты услышал мою молитву! Губы сами шепчут: - Я люблю тебя! Калугин сурово молчит, потом поднимает руку и гладит меня по щеке, стирая дождинки и слезинки. А потом жадно приникает, целуя. Его губы захватывают мои в плен и терзают их, заставляя меня трепетать внутри и слабеть в ногах. Разум туманится, мужские руки крепко прижимают меня к себе, не давая обвиснуть и упасть. Я таю, я растворяюсь в этих губах, в этих объятиях. Я тоже обнимаю Андрея, а потом беру в ладони его лицо и сама начинаю терзать его рот, о котором столько времени грезила по ночам. Повторяю вновь и вновь, и не могу остановиться: - Я люблю тебя! Я тебя люблю! Боже, как давно я хотела это тебе сказать! Дождь хлещет нас холодными мокрыми плетьми, пробираясь под одежду, но мы не замечаем этого – целуемся и целуемся. Как же сладко слышать в ответ: - Я тебя люблю. Я тебя тоже очень люблю! Андрей поднимает лицо в черное небо под струи воды: - Дождь… А-ха-ха! Это такая ерунда… Кажется, я готова, вот так, в обнимку с ним, стоять безумно долго, всю ночь, лишь бы это не оказалось сном, лишь бы Андрей был рядом: - Ну, и хрен с ним! - Простынешь! Это все неважно: - Ну и черт с ним, ты только не уходи! - Я не уйду. Мы снова сливаемся губами, прижимая ладонями наши лица, плотнее друг к другу. Чтобы до потери дыхания! До боли! И прижимаемся, пряча озябшие тела в объятиях. Что нам дождь… Совсем потеряв голову, я кричу, счастливо смеясь: - А поехали… А поехали к тебе! Там сухо, тепло и можно целоваться всю ночь напролет! Андрей подхватывает: – Поехали ко мне…. Поехали! Я вижу, как загораются его глаза, и останавливаю себя. Нет, стоп! Я, конечно, женщина, но не до такой же степени: - Нет, к тебе мы не поедем. - Почему? - Там, Алиса. - Алиса?! Мы оба, как в бреду. Бормочем милые глупости, неважно что, а слышим только одно, самое главное «я тебя люблю!». Повторяю: - Алиса…. Я знаю более безопасное и надежное место: - А поехали ко мне?! Это я предложила? Стоя возле собственного подъезда? Совсем крыша поехала. А Андрей словно и не слышит - кажется, он сейчас готов бежать за мной куда угодно. Он повторяет: - Поехали! Мы опять целуемся. Гремит гром, хлещет дождь, я чувствую, как сильные руки подхватывают меня за талию, легко приподнимают над землей и кружат, кружат под дождем. Какая волшебная и необыкновенная ночь! А потом, взявшись за руки, мы бежим к подъезду. Оторваться друг от друга нет никаких сил – обнимаемся и целуемся все время и пока лифт везет нас до четвертого этажа, и пока стаскиваем на ходу, еще там, в лифте, вымокшую верхнюю одежду и когда, не глядя, я ковыряю ключом в замке, а потом левой рукой распахиваю дверь, чтобы кружась ввалиться в квартиру четвероруким четвероногим индийским божеством любви. Только здесь и разъединяемся – Андрей выглядывает на лестничную площадку, чтобы закрыть за нами дверь. А я, мокрая насквозь и безумно счастливая, кидаю сумку на ящик с обувью и потом поворачиваюсь к любимому, чтобы повиснуть на шее и снова оказаться у него в теплых объятиях. Одной рукой он приобнимает меня, а в другой, по-прежнему, сжимает свой скукоженный пиджак и мою куртку с шарфом. Неожиданно за спиной раздается осторожное: - Гхм… Мы разъединяемся и оба смотрим на недоразумение, которое стоит почему-то совершенно спокойно и не прыгает, бурно радуясь, вместе с нами. После долгих поцелуев дыхание еще сбито и у меня, вместо приветствия, из горла вырывается лишь "Ой!". Судорожно приглаживаю мокрые локоны и убираю их за ухо. Анька! Ты даже не представляешь, какая я счастливая! Нет, не я… Мы! Мы донельзя мокрые и невероятно счастливые! Сомова понимающе и виновато кивает. Я улыбаюсь, словно дурочка, и мне абсолютно не стыдно: – А-а-а… Приветули! Анюта смотрит в пол: - Привет. Калугин тихо здоровается: – Добрый вечер. Мне хочется, чтобы Анька быстрей свалила к себе в комнату и нам не мешала, но приходится соблюдать приличия. Пытаюсь изобразить заинтересованность: - Как дела то у тебя? Сомова, уткнувшись носом в пол, запинаясь, бормочет: - Да…, нормально… Как у вас? Она что не рада за меня? За нас с Андреем? Ладно, пусть завидует! Молча продолжаю улыбаться, и Калугин отвечает за обоих: - А-а-а…Спасибо, хорошо… Добавляю: - Вот только промокли немножко…. Малость. Сомова топчется на месте, явно не в своей тарелке, а потом отступает и, не глядя на нас, зовет: - Ну…, проходите. Спасибо и на этом. Топаю мимо нее, в гостиную, глубоко вздыхая: - Фу-у-ух… Калугин, кряхтя, проходит следом за мной и присаживается сбоку, на придиванный модуль. Анька продолжает маячить возле полок, отгораживающих гостиную от прихожей и старается в нашу сторону не смотреть. Наконец, она решается: - Вы тогда сушитесь…, а я тогда в комнату свою пойду. Ну и славненько... Чуть одернув сзади мокрое платье, плюхаюсь на диван и тянусь забрать куртку и шарф из рук Андрея. Тем не менее, поведение Сомовой меня немного напрягает. Что-то случилось? На работе опять разборки? - Ань! - А? - Как у тебя на радио то дела? Анюта, не дойдя до двери, оглядывается - у нее напряженное, какое-то растерянное и чем-то расстроенное лицо. Устраивать сейчас разборки и портить чудесный вечер мне совершенно не хочется, и я не настаиваю, когда она отмахивается и отворачивается: - Ну, это потом…. Нормально! Забираю у Андрея вещи: - Давай. Развернувшись, вешаю мокрый шарфик на спинку дивана посушиться. Неожиданно на столе оживает стоящий здесь городской телефон, заставляя ойкнуть: - О! Тянусь к столу и снимаю трубку с аппарата. Кричу, вслед подруге: - Ань, подожди, это наверно тебя! Нажав кнопку приема, прикладываю трубку к уху: - Алло. - Алле, Марго. Точно, Егоров! - Да, Борис Наумыч! - Привет, я не разбудил? - Да о чем вы говорите!? Я думаю, мы сегодня вообще спать не будем! Только вовсе не из-за помолвки вашей доченьки. - Дай мне Анечку, пожалуйста. Вижу, как Сомова поднимает глаза к потолку. - Да, конечно, даю. И протягиваю телефон в сторону замершей Анюты. Хочется немного ее расшевелить: - Ань, это тебя… Твой парень! Не могу удержаться и хихикаю. Сомова укоризненно смотрит на меня, забирает телефон и шипит, отходя с ним на кухню: - Очень смешно. - А что, я неправильно сказала? Андрей делает круглые глаза и чуть наклоняется ко мне, чтобы тихонько пошушукаться: - Это какой Борис Наумыч? С намеком делаю круглые глаза: - Представляешь? До нас доносится: - Алле как жизнь? Что-то случилось?.... А-а-а…, ну… Хорошо бы Борюсик ее куда-нибудь позвал и они свалили. Вытянув шею, пытаюсь разглядеть сквозь полки, как проходит беседа высоких сторон, натыкаюсь на Анькин взгляд и смущенно тянусь к Калугину, который сразу начинает меня целовать. Но все равно прислушиваюсь к обрывкам разговора: - Мне, знаешь ли, тоже тут не очень весело … Ой нет, ни в коем случае… Боря не надо никуда заскакивать … Я лучше сама к тебе приеду. Вот это правильно! С закрытыми глазами подставляю Андрею лицо, и он мелкими поцелуями покрывает нос, щеки, губы. М-м-м… - Я говорю не надо никуда заскакивать, я лучше сама тебя найду. Ты где? Моя рука, соскользнув с плеча Андрея, быстро оказывается на его ноге, на колене, и там остается, уютно устроившись, а он гладит мне волосы, плечи, руки. Он такой нежный! Смотрим, друг другу в глаза и не можем насмотреться. До нас доносятся волшебные слова, и мы дружно смотрим на Аньку: - А, ну , хорошо, вот и прекрасно… Встретимся у входа. Да… Ну, сейчас пробок нет. Она оглядывается на нас и замечает наше внимание. - Наверно, через полчаса. Угу..., я тебя тоже… Да, пока, угу. С надеждой в душе и глазах ждем, пока Сомова слезет с табуретки на кухне и, сунув руку в карман, не торопясь придет к нам. Сделав невинное лицо, закидываю удочку: - Ань, что-нибудь случилось? - Нет, все хорошо, все нормально. Она ставит телефон на базу, на столе и, развернувшись, идет назад. Вот, садистка. Но я буду терпелива и настойчива: – А…, ты уезжаешь? Хотя, конечно, радостное повизгивание в моем голосе, откровенно намекает, какой ответ я жду. Сомова кисло бурчит: - Глупый вопрос. Тем более ты все равно все слышала. На инсинуации отвечать не собираюсь, а то еще не дай бог передумает. Тяну изо всех сил шею, высматривая, как Анюта собирается. Даже рот открываю от сосредоточенности. Сомова в прихожей снимает свою куртку с вешалки, и Андрей проявляет заботу: – А…, наверно, лучше зонт взять, там дождь идет и… Наверно опасается, что Анька промокнет и быстро вернется домой, не нагулявшись. Та продолжает рассержено фыркать: - Угу, спасибо. Пусть зудит… Главное, что не спорит и уходит. Она там уже переобувается, приборматывая: - Я такси поймаю. Калугин кивает с довольным видом, а я, улыбаясь во весь рот от счастья, поднимаю вверх руку и перебираю прощально в воздухе пальчиками: - Ну, удачи! Анюта хмуро натягивает куртку, продолжая ворчать: - И вам тоже. И чего взъелась, не понимаю. Калугин еще раз оглядывается на нее: - Спасибо. Анькино пожелание заставляет мысленно хмыкнуть - интересно, что он имеет в виду, под нашей удачей. Так и не одевшись, как следует, Сомова выскакивает из квартиры, оставляя нас одних. Наконец-то! Как только дверь за ней захлопывается, Андрей разворачивается ко мне: - Подожди, я не понял, она что, с Егоровым? И о чем он только думает? Тянусь к нему, к его губам и киваю с хитрым видом: - Представь себе. - Ни фига себе! Обалдеть! - А у нас с тобой, не обалдеть? Смотрю на его губы - они совсем рядом и такие аппетитные. Андрей улыбается: - Ну, в принципе. Мы снова начинаем целоваться, а потом он меня заваливает на подушки. М-м-м…, так гораздо удобней. Хотя, конечно, елозить по дивану в мокром платье, да еще когда на тебя стекает вода с одежды другого человека, пусть и самого лучшего на свете, не очень комфортно. Да и зябко все-таки. Предпринимаю попытку выбраться из его объятий: - Андрюш, мы все такие… бр-р-р, холодные и скользкие, как лягушки… Мне сейчас не помешает горячий душ и переодеться… Да и тебе тоже…. И еще нам нужно посушить одежду, твою и мою. Он садится, а потом смотрит на меня затуманенным взглядом: - Да, да…, конечно. Мне кажется, слова про душ и про то, что я хочу снять платье его совсем деморализуют. И я уточняю: - Давай так: сначала ты, по-быстрому, потом я. Как раз, пока будешь плескаться, я тебе что-нибудь подберу из Гошиного, а твое повешу сушить. - Нет, давай наоборот. Не хочу, чтобы ты простудилась. Сдерживая рвущееся хихиканье, делаю грустное лицо: - Ну, да, целовать особу с распухшим сопливым красным носом противно, я понимаю. - Ах, ты! И мы снова начинаем целоваться. *** Но недолго – угроза простуженного носа, все-таки, реальна для обоих и я принимаю на себя хозяйские функции - выдаю Андрею Гошин клетчатый банный халат и большое полотенце «мальчикового» синего цвета, а себе беру новенький красный халатик, недавно купленный Анькой специально для меня, по случаю регулярного наведывания любопытного Егорова на нашу жилплощадь. И еще беру себе светло-бежевое "девчачье" полотенце. Проявляя заботу о ближнем, живительный горячий душ приходится принимать в ускоренном темпе. Хотя я бы не отказалась сейчас расслабиться и поваляться, как следует, в теплой ванне с пеной. Потом, в ожидании Андрея, сижу на кровати и подсушиваю полотенцем волосы. До сих пор не могу поверить в происходящее - Андрюшка меня любит! Он у меня дома! В ванной! Что же теперь будет?! Меня всю колотит, в голову лезут глупые мысли и сцены из моего сна: «Горят свечи, и все пространство вокруг тает в черных тенях. Я лежу, блаженно раскинувшись, на красных шелковых простынях. По углам стоят высокие подсвечники, на шесть свечей каждый. Андрей обнимает меня свободной рукой и, крепко прижимая к себе, целует шею, плечи, губы. Его губы ползут все ниже и ниже…». Стоп! Нет, я вовсе не горю желанием «настоящей» близости, я ее не хочу и внутри все протестует от возможности такого развития событий, но…, но так хочется не только фантазировать, почувствовать наяву горячую сладость его губ, нежность его рук… В самых разных местах. Даже нескромных. Наконец дверь открывается, и я, вся красная от смущения, проникаю внутрь ванной навести немножко порядок, а еще развесить остатки мокрой одежды посушиться. И конечно мы опять начинаем целоваться. Садимся на край ванны в своих халатах, расстилаем на коленях влажные полотенца и целуемся, целуемся. Я чувствую, как одна его рука касается моей, а другая обвивает за талию. Нам мало школьных поцелуев, хочется сильнее, чтобы болели и распухали губы…, ладони сами тянутся вверх придержать, притянуть голову партнера к себе, терзать губы и наслаждаться ответным желанием. Мы отрываемся друг от друга, и я игриво ежусь, вспоминая тот озноб, который охватил меня сегодня в лифте, когда я сняла куртку и осталась в мокром холодном платье. - У-у-у…. Нам, теперь, главное не заболеть. - Да, это точно. Задумчиво смотрю вверх и гадаю, что из моего годится Калугину… Наверно все годится - он же почти одного роста с Гошей, только чуть повыше: - Так! А во что мне тебя переодеть-то? - Ой, только не в Анину майку, я тебя умоляю! Мы смотрим друг на друга, вспоминая розовый образ, сразивший Анюту наповал. И Егорову, кстати, тоже, не к ночи она будь помянута. Я смеюсь: - Ты мне теперь эту майку будешь до конца жизни вспоминать… Я найду тебе что-нибудь Гошино. Андрей усмехается: - Точно Гошино? Ха! Он что ревнует? Свожу подозрения к шутке: - Не, ну я могу, конечно, что-нибудь у Ани одолжить, если ты втянулся. Калугин качает головой, его глаза шарят по моему лицу, шее, губам... Цыкнув сквозь зубы, он добавляет, уже более серьезно: - А может быть вообще ничего не надо? Его глаза полуприкрыты и опущены вниз. Наверно это было бы самое верное решение – ничего. Но не сегодня. Я рада, что пересилила внутреннее сопротивление и ощущаю себя, в эти мгновения, настоящей женщиной - свободной, любимой и любящей… Но все навалилось так неожиданно и я просто не готова сказать - я хочу, чтобы так осталось навсегда, я хочу остаться Марго. Быть ею и через неделю, и через месяц, и через год. И потому не уверена – хочу ли я лечь в постель с мужчиной, даже любимым, и разрешить ему то, что он, я думаю, уже с лихвой нафантазировал. Ведь если Рубикон будет пройден, обратного пути уже не будет! Но взгляд Калугина слишком провоцирующий и я не выдерживаю: - Андрей, не смотри на меня так. - Как? - Как ребенок на конфету. - Я очень давно не ел сладкого. И я опять все перевожу в игривую шутку, чтобы не вспоминать про Егорову, одаривавшую его, может быть, своими сладостями еще прошлой ночью: - Ну, там, в холодильнике мороженное оставалось. Поднимаюсь с края ванны: - Сиди, я принесу тебе одежду. Подхватив с колен полотенце, иду в спальню. Здесь, в шкафу, есть еще остатки былой Гошиной роскоши, хотя основная часть его вещей, уже переехала отсюда во встроенные шкафы в коридоре и гостиной. Осталась одна полка со спортивной амуницией - футболки с трусами, треники, да спортивные штаны с фуфайками. Вот в этой, например, зеленой футбольной униформе с цифрой «59», Андрей меня уже видел и то, что она Анина точно не заподозрит. Подхватив двумя руками уложенную пару, отношу ее в ванную к Калугину, а потом возвращаюсь назад в спальню, к шкафу – мне ведь тоже нужно во что-то переодеться. Скинув халат и отбросив его в сторону, остаюсь в одной комбинашке, босиком. В задумчивости застываю перед открытым зевом распахнутых дверок. Что же одеть? Чтобы и не выглядеть замороженной воблой, и не слишком провоцировать Калугина к бурным действиям. Тут платья, блузки… Все не то! Он будет в футбольной форме, а я как дура, наряженная в платье? Зачем вносить диссонанс и напряжение…. Вдруг вспоминаю его слова "Может вообще ничего не надо?" и снова накатывает… Как же меня колотило тогда на работе, в лифте... А вдруг Андрей, все-таки, захочет? Что мне делать? Черт, я совершенно к этому не готова!.. Я же помню, как он когда-то бесился от желания и вот теперь у него такая возможность добиться всего, что хотел. Конечно, он захочет… Как там Сомова говорила «надо выкинуть все из головы и плыть по волнам»? А вдруг не захочет? Что это будет означать? Я его перестала возбуждать и сводить с ума? Неожиданно слышу осторожные шаги… Придерживаясь рукой за дверку, прижимаюсь к ней, скромно прикрывая себя от мужского взгляда. Выглянув, интересуюсь: - Ну, ты как? - Ну…, а…, чуть-чуть тесновато. Калугин встает по другую сторону разделяющей нас дверцы, тоже ухватившись за нее рукой, и сияющими глазами поедает то, что ему открывается. Мне это приятно: - Сильно тесновато? - Нормально. Мне вдруг приходит в голову, что наше обсуждение тесной одежды приобретает двойной смысл. Если говорить не о футболке, а о том, что ниже. Немного смутившись, слегка веду головой в сторону, а потом бросаю быстрый взгляд на Андрея: - Странно. Нет, над «этим» шутить, все-таки, не стоит. Флирт флиртом, но могут быть и последствия. Замолкаю чуть усмехаясь, и Калугин переспрашивает: - Чего странно? Быстро перевожу разговор на безопасные рельсы: - Ну, просто Гоша тоже ходил в тренажерный зал. - А-а-а. Но тут меня словно кто-то дергает за язык: - А штаны тебе, как? - Нормально. Все-таки, Андрей – уникум. Иногда такой простой и наивный, что приходится удивляться. Я смеюсь и потихоньку вылезаю из-за дверцы. Уже не скрываясь, стою перед ним, опустив руки вниз, и Калугин тут же обнимает меня за талию: - А ты, чего? - А что, я? Мы смотрим, друг на друга, глаза в глаза и это наполняет меня трепетом. Мои сны становятся явью! - Совсем замерзла? Проглатываю комок в горле: - Ну, это потому, что кто-то меня упорно не хочет греть! - То есть ты переодеваться не будешь? Внутри все замирает в предвкушении. И я игриво качаю головой: - Ну, кто-то просил, чтобы я этого не делала. Он тянется тесней прижаться ко мне … Это какое-то сумасшествие… Все-таки, это правда - он хочет меня, хочет как женщину. Не прерываясь мы забираемся на постель, с ногами, сидим рядом с подушками и моим брошенным красным халатом. Подобрав под себя ноги, я со сладким испугом жду, что же будет дальше. Чувствуя его губы, его руки, и снова уплываю в свой сон... «Мое тело выгибается, а пальцы скребут ему спину, намекая на желание большего... Наши губы сливаются в поцелуе, от которого кружится голова и зажигается кровь. Я чувствую, как его рука добирается до моей груди, теребя напрягшийся сосок, а потом туда устремляются его губы, заставляя затрепетать внутри...». Возвращаюсь из-за заоблачных далей, приходя в себя Мы, по-прежнему, сидим напротив друг друга на постели и целуемся, одна его рука касается моей талии, другая спокойно лежит на моей коленке. Потом поцелуй становится жарче, и мы прижимаем крепче губы. Может и хорошо, что все остается лишь в моих фантазиях? Тем более, что я их, на самом деле, боюсь. Зачем торопиться? Я вижу, затуманенный взор Андрея и понимаю, что его сдержанность имеет под собой какие-то причины. Может он, бережет меня? Пугливая неудовлетворенность отдается где-то внутри, внизу. На языке вертится повторить: «Просто кто-то меня плохо греет», но говорю совсем другое: - Ужасно есть хочется. Калугин повторяет за мной: - Да, я тоже проголодался. Звучит двусмысленно, но проверять свои фантазии уже не хочу. Склонив голову на бок, с улыбкой предлагаю: - Я пойду, что-нибудь приготовлю? - Но я надеюсь это недолго? Смеюсь: - Не знаю, я не очень хороший кулинар. - Тогда мы умрем с голоду. - Ладно, это три минутки. Он снова впивается поцелуем в мои губы. Потом я соскакиваю с кровати, но в дверях оборачиваюсь: - Выпьешь, что-нибудь? Он мотает головой: - Нет, спасибо. И я, обалдевшая и счастливая, тороплюсь на кухню – мне надо решить очень важную женскую задачу - мне нужно накормить любимого мужчину! *** Пока в микроволновке греется пицца, мне приходит в голову разумная мысль - щеголять и дальше в одной комбинашке по квартире слишком провокационно. Я же вижу, как мучается Андрей! Нет, я не спорю, когда – нибудь, наверно, это случится и со мной. Но не сейчас! Может быть через месяц. Или через два. Андрей прав, куда спешить-то? Покопавшись в стенном шкафу, в коридоре, облачаюсь в красный спартаковский спортивный костюм – он удобный, теплый и если пробуждает в ком-нибудь грешные мысли, то совсем чуть-чуть. И это замечательное качество быстро доказывается практикой после легкого перекуса - мы сидим в гостиной, целуемся, обнимаемся, дурачимся и ведем себя как невинные подростки.… Конец 1-ой части.