День за днем. Эпизод 3

Проворочавшись полночи без сна, но, так и не придумав, как вести себя в редакции, утром с опаской еду на работу. Сейчас главное сделать вид, что ничего особого не произошло и все как обычно. И хожу, как обычно, и смотрю, как обычно, и вообще сегодняшний образ для меня обыденный и среднестатистический - волосы расчесаны, но не заколоты, на мне брюки и красная запашная блузка, в руках, как всегда, портфель, а на плече - сумка. Когда открываются двери лифта, выхожу, настороженно оглядываясь, и неторопливо иду по холлу, здороваясь со всеми, кто попадается по пути: - Здрасьте… здрасьте. Наконец, добираюсь до секретарской стойки: - Люсь, привет. - Доброе утро Маргарита Александровна, а это вам. Она протягивает мне пачку бумаг и большой конверт. Но меня сейчас интересует не почта, а температура в нашей больничке. Наверно, зашкаливает? - Ага, спасибо… А-а-а…, как у нас дела? Людмила зависает и смотрит по сторонам: - Да, знаете, как вам сказать… - Понятно... Надеюсь, никто стреляться не собрался? - Вот… Тьфу, тьфу…, пока нет. - Ну и то, слава богу. Прихватив бумаги, иду к себе. *** Жаропонижающее требуется после полудня. Со стороны холла слышится какой-то шум, голос Егорова, ответы Лазарева. Сорвавшись с места, выглядываю из кабинета: так и есть - оба вцепились друг другу в лацканы пиджаков и практически борются, сопя и что-то невнятно выкрикивая. После вчерашнего, пожалуй, это может закончиться мордобоем. Да, наверняка! Вон, у Лазарева, кажется, уже кровь идет из носа. При этом Валик пытается оттащить Наумыча, а Зимовский Константина Петровича. Только драк тут нам не хватало с милицией! Тороплюсь к ним, стараясь быстрее вклиниться между враждующими сторонами: - Так! Стоп - машина! Брэк! Из своего кабинета выбегает Калугин и тоже кричит: - Ну, все, хорош, стоп - машина! От энергичного махания руками, чувствую как моя блузка сползает вверх, обнажая спину и живот. Капец, мой костюм не предполагает участие в боях без правил! Оба начальника, не обращая на нас с Андреем внимания, продолжают вопить и вырываться: - Если тут есть мужики, то пошли ко мне в кабинет, поговорим! - Пойдем, поговорим. - Пойдем! - Пойдем, поговорим! Теперь уже повышаю голос я, пытаясь всех перекричать: – Вы никуда не пойдете, пока не успокоитесь! Расставив руки в стороны, не даю бойцам слиться в объятиях в ближнем бою, но они продолжают словесную перепалку: - А я спокоен! - А я, между прочим, тоже спокоен. - Ну и прекрасно! Наконец немного утихомириваются, но продолжают петушиться и подначивать друг друга: - Давай, иди. - Боишься, что ли? - Я, тебя-я-я? Ха-ха! - Прошу. - Прошу! - Че? - Давай, давай, после вас! Лазарев идет вперед, промокая разбитый нос платком, а позади него семенит Наумыч: – Сейчас, сейчас, сейчас! По крайней мере, пусть выясняют отношения без свидетелей. Пытаюсь отдышаться и поправить волосы: пока бегала и скакала - запарилась, и волосы свисают паклей. Оставшись в холле за главного, оглядываю собравшуюся толпу зевак: - Так! А…, что стоим? Работаем, работаем…. Проследив как рассасывается народ, возвращаюсь к себе, пора за компьютер. ***. Но думы не дают погрузиться в текучку. Андрей, вчера так и не ответил на мой вопрос – ни положительно, ни отрицательно. Хотя его молчание было выразительней многих слов… Но, все-таки, молчание – это не приговор, это робкая надежда. И если Егорова действительно все поняла, а Андрею так важны мои чувства, то….. То, что? Я зависаю, а потом нахожу выход – а то, что Калугин может вполне воспользоваться размолвкой и объясниться с ней до конца… Да! По крайней мере, я могу сейчас пойти и его об этом спросить. Вот так вот, в лоб: «Ты интересовался, влюблена ли я? А ты?». Собравшись с духом, решительным шагом направляюсь в сторону кабинета художественного редактора. Но, заглянув внутрь, замираю на пороге. Мой вопрос отпадает сам собой – посреди кабинета голубки слились в нежном объятии и жарко целуются. Тут же разворачиваюсь и ухожу, не желая мешать, но через пару секунд чувствую, как кто-то хватает меня за запястье, пытаясь удержать. И голос, который бы век не слышать: - А ну, подожди! Останавливаюсь, терпеливо поглядывая на Егорову: - В чем дело? Та визгливо пытается наехать: - Это я у тебя хочу спросить, в чем дело? Резко дернувшись, вырываюсь: - Руку, убери. - О чем ты вчера в эфире вещала? Про какую такую любовь? Мне не хочется, чтобы Андрей пострадал из-за меня, из-за моих слов, которые никто не должен был слышать вчера, кроме Аньки. Обидно, конечно, за свои фантазии… Он действительно, видимо, объяснился с ней до конца, но совсем не так, как я думала… Наверно говорил, что не виноват, что это я такая злыдня проходу ему не даю, про то, что он уже сделал свой выбор и это она, Егорова, единственная и неповторимая, и больше ему никто не нужен. Ну, а эта мартышка, пользуясь моментом, шипела и полоскала меня последними словами и он испуганно поддакивал… В общем, обычный набор всего того, что говорят мужики своим «невестам», желая заслужить прощение. Картинка меня бодрит, и я повышаю голос: - Послушайте, девушка. Хочу вам напомнить, что вы живите в двадцать первом веке. - Причем тут это? - А при том, что в двадцать первом веке даже школьник знает, что телепередачи монтируют и можно вырвать из контекста любые слова. Мы стоим друг перед другом в одинаковой позе, сложив на груди руки и, кажется, мои уверенные слова вызывают у Наташи растерянность - может школьники и знают, но для Егоровой это, кажется, откровение. Ставлю точку: - Вопросы есть? Разворачиваюсь, чтобы уйти, но от Егоровой просто так не отцепишься: - Вопросов нет, только пожелание. Приходится снова останавливаться: - Мне законспектировать или я так запомню? - Мне без разницы. Имей в виду - еще одно телодвижение в сторону Андрея… - И что? - И ты здесь больше не работаешь! Скептически поджав губы, удивленно качаю головой: - Серьезно? - Я закачу родителям такую истерику, что через пять минут ты будешь уволена! Вот, дура! И чего Калугин в ней нашел? Ухмыляясь, смотрю в упор, в глаза: - По истерикам ты у нас знатный мастер. - Я тебя предупредила. Егорова с видом победительницы уходит прочь, а мне лишь остается снисходительно проводить ее взглядом. Ну, не дал бог ума человеку, что поделать… Как мы с Анютой и думали - народ весь день занят собственными разборками и ковырянием в своих болячках. Не до сплетен, промывания косточек и полоскания белья. Ну, а я решила лишний раз не маячить перед Калугой с Егоровой – закрылась в кабинете и не показывала нос до вечера. Тем более что дел накопилось предостаточно. *** Зато вечером, дома, только и разговоров, что о маньяке. Не успеваю даже переодеться, как Сомова обрушивает на меня свои новые страшилки. Натянув красную майку со штанами, жду, пока Анька наговорится и освободит ванную. Но сегодня, кажется, поток пугалок неиссякаем - кто-то написал ей на лобовом стекле авто: «Я тебя ждал». С тремя восклицательными знаками! Привалившись к притолоке в проеме двери в ванную, напряженно грызя ноготь, перевариваю услышанное: - Что, так и написал: «Я тебя ждал!!!»? Сомова смотрит на меня из зеркала: - Да, так и написал, представляешь?! Помадой написал. - Помадой? Не скрываю удивления - у мужика в кармане нашлась помада? Сложив руки на груди и переступая с ноги на ногу, пытаюсь сообразить, чтобы это значило: - А... А он случайно не гей? - Слушай, ну какая мне разница, гей он или нет? Главное, чтобы отстал уж от меня. Как какая разница!? Это ниточка для милиции! Продолжаю расследование: - А ты скажи мне, а ты надпись стерла? - Ну, а что мне оставалось делать? Любоваться что ли на нее? Оттолкнувшись плечом от косяка, начинаю расхаживать по ванной… Эх, разве с такой тетехой поймаешь преступника! - Зря ты надпись стерла - это для милиции улика: почерк, отпечатки. Пытаюсь сообразить, что еще можно выудить из Анькиного рассказа, кроме помады. Похоже, ничего. На очередном круге заканчиваю променад на прежнем месте, с тем же недогрызенным ногтем. Анюта всплескивает руками: - Гоша! Ну, какая милиция?! Ты что не видишь, что всем по фиг? Вздохнув, соглашаюсь, с Анькиным аргументом не поспоришь: - Да, уж. - Слушай, у меня на нервной почве от этого всего какой-то жор начался. Может, съездим в ресторан, поедим, а? А у меня, на нервной почве, кажется, наоборот: - Не-е-е, я вообще ничего не хочу - ни пить, ни есть. - То есть, ты меня одну в город отпустишь, да? Голос Сомовой обиженно дрожит. Она начинает ватной палочкой очищать грим с век, и я понимаю, что если буду дрыгаться дальше, то последует обида и очередной шантаж. Ладно, пожалею страдалицу. Снова отрываюсь от дверного косяка: - Понятно... Пока этот больной будет тебе разрисовывать машину помадой, я, значит, как Санчо Панса, должен ползать за тобой по ресторанам, да? - Молодец, умный мальчик. Обреченно закатываю глаза к потолку. Сомова добавляет: - В общем, будь готов через десять минут. Давай! - Чтобы через десять минут быть готовым, надо бутылку коньяка из горла и то… Поднимаю вверх указательный палец… И то, от организма зависит. Анюта подходит ко мне вплотную, укоризненно качая головой: - М-м-м..., очень свежая шутка… А потом проходит в спальню, на ходу грозя мне пальцем: - У тебя десять минут! Со сладкой ностальгией вспоминаю, как мы с Антохой и примкнувшим к нам Валиком как-то выжрали под Новый год две бутылки коньяка, почти без закуски, а потом все вместе отправились к знакомым девкам! И вздыхаю: - Да-а-а, были времена. *** Мне одеваться недолго - вскоре опять, все в той же красной блузке, что ходил на работу, и в тех же брюках, сижу на диване в гостиной, закинув ногу на ногу, правда еще в тапках и жду Сомову. Бросаю взгляд на часы на руке – установленное время вышло уже дважды и приходится поторапливать подругу: - Ань, ну ты скоро там? Сомова все в том же халате, что и двадцать минут назад, и в каких-то полотенцах на голове и плечах, появляется в дверном проеме спальни, разводя руками в стороны: - Ну, я же сказала - десять минут! А потом бежит в ванную. Блин, зачем было время назначать, спрашивается? Бурчу себе под нос: - Твои десять минут были полчаса назад Анька снова возникает на пороге и опять разводит руками: - Бегу-у-у… И опять исчезает из виду, но уже в противоположном направлении. Интересно, что она там забыла у меня в спальне и в моем шкафу? Шмоток ее размера там точно нет. Продолжаю ворчать: - Бежит она… За это время можно было на черепахе вокруг дома объехать. Неожиданно раздается звонок в дверь. Кого это на ночь глядя? Уперевшись руками в диван, с тяжким вздохом поднимаюсь и иду открывать. В дверном проеме тут же возникает испуганная Сомова, теребящая в руках полотенце: - Кто там? Пожав плечами, шиплю в ответ: - Откуда я знаю!? Анька аж приседает от страха: - Подожди, сразу не открывай! - Что, значит, не открывай? - Так может это тот придурок! Анюта снова приседает и подскакивает. Смотрю на нее с удивлением: - И что, я теперь какого-то придурка с губной помадой, испугаюсь? Сомова, вся перекошенная и трясущаяся, повизгивая тихонько, на полусогнутых бросается прятаться к себе в комнату. Совсем девка со своим маньяком сбрендила... Но, все-таки, береженого бог бережет – в этом туловище даже мне, с моим боксерским опытом, с маньяками драться не с руки. Возвращаюсь от двери к кухонному столу, хватаю разделочный нож поздоровее и уже более уверенно иду открывать. Ну что маньяк, держись! Что-то после Анькиных страшилок мне тоже не по себе, даже в туалет вдруг захотелось, по-маленькому. Забыв посмотреть в светящееся окошко домофона, поворачиваю защелку, толкаю створку наружу и сразу отступаю на шаг назад, выставив нож перед собой. В квартиру тут же заходит Егоров: - Добрый ве… О-о-о! Он почти натыкается на острие и осторожно указывает пальцем на нож: - А…, можно? Ложная тревога. Интересно, чего это шефу здесь понадобилось? Убирая волосы с лица, пытаюсь выкрутиться из неловкой ситуации: - Борис Наумыч, здрасьте, это я на кухне кашеварила. Вот этим самым тесаком… Черт, мне нужно срочно в туалет! - Вы проходите, я сейчас. Егоров поднимает руки, успокаивая: - Ничего, ничего, все хорошо. Оставив свой тесачок на кухонной стойке, шустро направляюсь туда, куда влечет. Через несколько минут, когда уже мою руки и вытираю их полотенцем, слышу через двери истошный вопль Сомовой: - Марго, милицию зови! Попался насильник! Еклмн! Походу Анька с маньяком в гостиной! Как он сюда пробрался-то? Почти бегом скачу к подруге. Полный капец - Сомова забралась верхом на Наумыча, нацепила ему на голову свою старую майку и орет, как резанная. Бедный шеф в ответ рычит, аки раненый зверь и издает междометия. Тихий ужас - устроили тут эротические игрища, вот и оставляй их наедине. Наконец Анюта слетает со своего коня и кажется узнает: - Ой! Укоризненно на нее смотрю: - Ты что, с ума сошла? Даже не знаю, как и выпутаться из неловкой ситуации. Что-то пытаюсь объяснить, а получается невнятный лепет: - Борис Наумыч, вы извините…, прямо как-то… Оглядываюсь за поддержкой на виновато улыбающуюся Сомову, топчущуюся рядом в банном халате. - Познакомьтесь это - Аня. Хотя чего им знакомиться - они и так уже сто раз знакомы: уже общались и на награждении журналисток-феминисток и при выведении на чистую воду мошенницы Василисы. Но продолжаю беспомощно бормотать: - Аня, моя лучшая подруга Вижу, как Сомова кивает и улыбается, заворожено разглядывая Егорова. По-моему, она не в адеквате. С напором в голосе и помогая себе руками, укоризненно втолковываю ей: - Это Борис Наумыч, мой начальник! Егоров, конечно, помнит их предыдущие встречи: - А мы знакомы, только я не был тогда еще извращенцем, скотиной... Да? Анюта смущенно винится: – Гхм... Ну, я прошу прощения. Хочу поддержать подругу и разъяснить ее странное поведение. Поглядываю при этом то на нее, то на Наумыча: - Дело в том, что Аню преследует какой-то чокнутый, звонит ей и угрожает. Аня виновато пожимает плечами: – Вот я и подумала... Наши объяснения Егорову не нравятся – у него обиженный вид. Перепутали, дескать, с маньяком: - Подумали, что он это я, да? Сомова смущенно улыбаясь, обреченно кивает: - Ну, да. - А я что, действительно такой страшный? - Да нет, ну вы просто спиной стояли…, вы ради бога извините. - Ничего, ничего, все в порядке. Он вдруг оживает: - Тем более, знаете, не каждый день мутузит тебя звезда эфира! Анюта смущенно отмахивается: - Да ладно вам, звезда. Стою между ними, улыбаясь как дура, то на одного посмотрю, то на другого, то на потолок. И все жду, когда же Егоров скажет, зачем притащился в такую даль, с какой такой заботой. Но Наумыч, похоже, настроен на другое и совершенно забыл про дела - глазки Анюте строит: - Вы еще и скромница. Сомова смущается еще больше и отворачивается, я же с усмешкой посматриваю на престарелого ловеласа – во дает, флиртует напропалую… Молчание затягивается, и Егоров вдруг меняет угол атаки: - А я ведь каждую вашу передачу слушаю. Сомова снова начинает радостно улыбаться: - То есть это как комплимент, да? - Да. Сцепив перед собой пальцы рук, я уже откровенно скучаю, и меня подмывает спросить у начальника, какого хрена он, все же, приперся. Но диалог парочки так замкнут друг на друге, что приходится сдерживаться и выжидать. Егоров продолжает распускать павлиний хвост: - Констатация. Слушаю и считаю себя вашим фанатом, да. Довольная Сомова хихикает: - Ух, ты! Моим или моего голоса? - Раньше считал, что голоса. Он вдруг меняется в лице и с интересом оглядывает Сомову сверху донизу: - Очень хорошо вам в халатике! Я в ауте. Во мне начинает подниматься раздражение, я даже поджимаю губы. Прямо передача «Давай, поженимся». Анюта опять смущается, теребя полы халата: - А это я из ванной. Столько интимных подробностей. Гляжу на нее и не пойму - это она так заигрывает с ним или придуривается? - Я это …, сейчас. Встрепенувшись, Сомова, переваливаясь словно утка, скачет в ванную. Чего это с ней? Пользуясь моментом узнать, каким ветром Егорова пригнало в нашу гавань и не пора ли ему раскланяться: - Борис Наумыч, что-то случилось? Что-то в редакции или...? Тот, словно проснувшись, смотрит на меня: - Чего? - А я говорю вы по делу или так, на огонек? Егоров начинает мотать головой, и я понимаю, что внятного ответа не дождусь: - Нет. Я вот туда… А потом вот туда и думал…. Он замирает, поглядывая вглубь квартиры. Дурдом «Ромашка» на выезде. Переспрашиваю: - Что, думал? Егоров опять просыпается и глядит на меня: - Чего? Смотрим, друг на друга, и я не выдерживаю первой, тычу раскрытыми ладошками куда-то в пол: - Я говорю - у вас точно все нормально? Егоров дергается, неверно истолковав мой жест, смущено отворачивается и начинает рукой проверять застегнута ли ширинка на брюках: - Господи! Что-то он после телевизионных потрясений совершенно неадекватен. Уточняю: - Я про редакцию. Неужели сейчас спросит «Какую редакцию?». Слава богу, в его глазах появляется осмысленность: - Не, не, все хорошо. Он вдруг опять ахает, устремив взгляд в сторону спальни, и я закатываю глаза к потолку - в цирк ходить не надо… Егоров кричит вглубь квартиры: - А я, может быть, вам помешал? Мог бы и не орать, для ответа я тут, рядом. Ну не то чтобы очень помешал, но и радости особой не принес. Сомова возвращается назад с брюками, перекинутыми через руку и водолазкой на вешалке, и все в том же халате – блин, она, наверно, никогда не оденется: - Да нет, нет, мы как раз собирались куда–нибудь в город выбраться, поужинать. Перебиваю ее с прозрачным намеком: - Да, на ночь глядя. Но идея приводит Наумыча в восторг: - Молодцы! Оч... Очень хорошо! Да я могу подвезти, я в центр еду. С Егоровым? Капец, это получится на всю ночь. А потом, еще, его пьяного вези к нему домой! Пытаюсь отказаться, отрицательно мотая головой, но мой порыв никто не замечает. Наумыч не отрывая глаз от своей радионимфы, никак не может остановиться: - Потому что я такой голодный, я сейчас могу …, этого…, мамонта съесть! Сомова приходит в восторг от такой остроумной шутки. А я, в который раз, закатываю глаза к потолку. Ничего, не понимаю - они столько раз уже пересекались, но так по-идиотски никогда себя не вели. Ладно Наумыч, может уже коньяка принял или таблеток своих наглотался, но Сомова!? Тайная геронтофилка? Анюта словно подтверждает мои предположения и смотрит на Егорова с восторгом: – Да какие проблемы!? Поехали с нами! Стоп - машина! Куда, с нами?! На хрена я вам там, тогда? Усиленно кашляю в кулак. И опять мои знаки, словно в пустоту. Сомова, сияя глазами, продолжает зазывать: – Ну мамонта я, конечно, не обещаю, но баранина там отменная. Новая шутка a la Egorov: - А тогда…, бегемота. Вызывающая дружный смех у них на пару. Приходится мученически выдавливать из себя улыбку. Юморина продолжается: - Или страуса! - Ха-ха-ха - Яйцо страуса. - Ха-ха-ха Егоров демонстрирует, как разбивает огромное яйцо, и Аня снова заливается счастливым смехом, прижимая руку к груди и скрючиваясь. Мне неуютно и я не в своей тарелке. Наблюдать за Сомовским ржанием на пустом месте, лишь бы потрафить понравившемуся мужику, мне странно, но я мученически улыбаюсь. Наконец она убегает переодеваться, а я отправляюсь занять место в ванной - раз пошла такая пьянка, режь последний огурец - все-таки ресторан, мужчина, компания… Вечерний цвет помады и блеск для губ. Заодно и поразмышлять о превратностях судьбы и об идиотическом поведении разнополых индивидуумов понравившихся друг другу. Неужели я тоже так себя веду с Калугиным? Это ж полный капец. Наумыч остается стоять в прихожей, совершенно ошалелый и, по-моему, ему совершенно все равно - куда я делась. *** В ресторан едем на машине Егорова, и это несколько обнадеживает - по крайней мере, крепкими напитками хозяин авто злоупотреблять не собирается. Едем не очень долго, но достаточно, чтобы в полной мере осознать и приуныть – обратно пешком точно не дойти и значит, возвращаться придется тоже втроем, и вряд ли Наумыч не напросится на чашку полуночного чая. Спустя полтора часа мы все еще за столом – я по одну сторону, положив рядом на диванчик сумку, Наумыч с Анькой напротив. Все более-менее выпито и съедено, уныло ковыряюсь вилкой в тарелке, пытаясь хоть что-то подцепить и отправить в рот, а эта парочка никак не угомониться – трендит и трендит всякую фигню. Егоров, сидя в пол оборота к Сомовой, вешает Анютке обильную лапшу на уши, какой он крутой бизнесмен и в какой среде крутится: - И поверьте, все, что я буду там говорить – это второй план. Прежде всего, посмотрят на какой машине я приехал, какие часы на руках и в какой обуви. И только после этого решат - иметь со мной дело или нет. А она, раскрыв рот от удивления, утираясь салфеткой, старательно им восхищается. Тьфу! Склонившись над тарелкой, кидаю исподлобья взгляд на нашего супермачо. Сомова, как по сценарию, пожимает плечами и сдвигает брови домиком: - Господи, какой кошмар! - Да, но это не я все придумал. - Но это же ужасно! Как можно судить о человеке по ботинкам?! - Не то слово! Я не знаю… Э-э-э… С удовольствием приходил бы на работу в кедах, жабо и в буденовке! Старая шутка. И где же «ха-ха»? Егоров продолжает жаловаться: - Но не поймут же, через десять минут сразу «скорая» приедет. - Да сложно у вас там все, у нас на радио все гораздо демократичней. Поковыряв вилкой в тарелке, что-то отправляю в рот. Меня совершенно не волнуют тяготы VIP-жизни, так что пытаюсь перевести разговор на приземленную общую тему: – Вкусно здесь, да? Как в пустоту… Егоров восхищенно закатывает глаза: – Радио... Нет, радио для меня вообще другой мир. Может мне уйти? Все равно никто не заметит. Погримасничав, в конце концов, отказываюсь от мысли завести совместную беседу. Зато Сомова продолжает благоухать, находясь в центре мужского внимания. Цепляется за каждую фразу для поддержания разговора: - Как другой…Ну… Хуже? Лучше? - Не, ну другой и все! Егоров рубит воздух рукой и опять переходит к комплиментам: - Анечка, хочу отдать вам должное. Вот, допустим, человек с телевидения - он может покорить телезрителя еще, возможно, каким-то внешним обаянием… Сомова смотрит с умилением и активно кивает, чувствуется, как ей нравятся эти дифирамбы. - А у вас один голос, только один голос. Наумыч закатывает глаза к потолку: - Но что вы им творите, боже мой! Наша скромница буквально тает под жарким напором моего начальника: - Спасибо, хэ… Там иногда действительно не просто приходится. Ссутулившись, закинув ногу на ногу, тыкаю вилкой в тарелку. Чего сижу? Делать мне здесь совершенно нечего. Бросив жевать, высовываю ногу из-под стола, разглядывая туфлю – второй раз всего их надела и никак не решу, нравятся они мне или нет… Парочка напротив, продолжает гундеть: - Вот поверьте, что есть люди, которые это понимают. - Да? - А давай на ты? - А…Э-э-э…, поддерживаю. - О, есть повод! Они поднимают бокалы и чокаются. Тоже беру бокал и поднимаю. Но со мной, кажется, никто чокаться не собирается. А у них уже новая тема и опять без меня: - Да, кстати... Я, когда первый раз тебя услышал, я представлял тебя совершенно другой. - Да…, ну…Ха-ха… Извините, если не оправдала. Мне их флирт по барабану и я откровенно скучаю – разглядываю стены, потолок, смотрю, как медленно ползет минутная стрелка на часах. До меня снова доносится: - Во-первых, очень даже оправдала, а во-вторых, мы только что перешли на ты! Анька машет рукой, коря себя за забывчивость: - А! - Я предлагаю закрепить. - Повторенье мать ученья, ха-ха-ха. Они снова поднимают бокалы и чокаются, но я уже не пытаюсь к ним присоединиться. Откинувшись на спинку диванчика, сижу, отвернувшись и сложив руки на груди. Вдруг слышу: - Марго! Повернув голову, внимательно смотрю на Егорова. Тот добродушно хлопает ресницами: - А ты чего с нами не выпиваешь? Неужели? Удивленно приподняв брови, интересуюсь: - Серьезно? А я разве с вами? Эти двое смотрят на меня тупо и молчат. И даже переглядываются. Наконец, Сомова переспрашивает: - В смысле? - Слушайте, может, пойдем уже, а? Егоров растерянно тянет: – Подожди, а десерт? Я Ане мороженное заказал. На лице Сомовой явное желание продолжить банкет до утра. Когда она еще услышит столько хвалебных слов в свой адрес. Пока они меня еще слышат, хватаю свою сумку с дивана: - Я думаю, Аня не заплачет, а мороженное мы по дороге купим. И поднимаю руку вверх, призывая официанта: - Посчитайте нас, пожалуйста, ага? Парочка синхронно оглядывается назад, потом переглядывается и Егоров кисло пожимает плечами. Плевать - роюсь в сумке в поисках кошелька и с желанием быстрее отсюда сбежать. *** В тепле машины, пока Наумыч везет нас домой, засыпаю. И сладко сплю. Неожиданно над ухом раздается голос Сомовой: - Марго, просыпайся, приехали. Не придя еще как следует в себя, с трудом вылезаю наружу, одергивая полы куртки – сегодня ночью немного прохладно и, собираясь в ресторан, специально с собой прихватила эту белую, с широким воротником-хомутом и большими черными пуговицами – вот и пригодилась. Тараща глаза спросонья, ворчу под нос: - О… Чего-то меня срубило. Массирую веки, а потом задираю голову к небу, пытаясь отогнать сон: - Фу-у-ух! Слышу, как Сомова прощается с Егоровым: - Большое спасибо за вечер прекрасный. - Жаль. - Что, жаль? - Жаль говорить про этот вечер в прошедшем времени. - А ну это да, да. Хлопаю сонными глазами, изо всех сил сдерживая зевоту. Потом оглядываюсь на автомобиль – ну и номера у нее… А666ХА… Явно не к добру. Егоров все никак не угомонится: - Девочки, а может я, загляну к вам, на рюмку чая, а? Не-е-ет! Тут уже я не выдерживаю: - Какая рюмка? Ночь на дворе, вы что, с ума сошли, что ли? Шеф двумя руками изображает бутыль внушительного размера и просяще смотрит на меня: - Какая рюмка... Ну, ма-а-аленькая такая рюмка. Сомова, вся светясь, присоединяет свой к мольбам кавалера: - Ну, маленькая, Марго! Второй час ночи! Пытаюсь хоть как-то их образумить: - Да мне, завтра, на работу! Егоров перебивает: - Маргарита Александровна, я очень хорошо знаю вашего начальника, думаю, смогу договориться. Молча отворачиваюсь– все равно ведь не отстанет. Наумыч, посчитав церемонии. законченной, подставляет Аньке свой локоть: - Прошу, вперед. Ха-ха-ха… Та, бросив в мою сторону благодарный взгляд, игриво цепляется за него: - Хи - хи… Тяжко вздохнув, продолжаю стоять, осоловело таращась парочке вслед. Потом плетусь в подъезд. *** Дома «веселье» продолжается. Сомова на быструю руку накрывает на стол, выставляя на кухонную стойку вазочку с печеньками, мартини и бокалы под винище, а еще какие-то ягоды из-под компота. Коктейль будет делать, что ли? Вешаю куртку в шкаф и отправляюсь в гостиную, где уже бесцеремонно, на диване, устроился Егоров, так и не сняв с себя плащ. Усаживаюсь на боковой модуль дивана - закинув ногу на ногу и сложив руки на груди, покорно жду, когда гости устанут и угомоняться. Сама я с ними пить не хочу. Одной рюмкой естественно не обходится – голубки, устроившись рядышком, пьют свой коктейль через соломинки и трендят, пьют и трендят. Сомова, усевшись в кресло по-турецки и уткнув нос в рюмку, по-моему, уже в конец косая. Приходится мучиться и выслушивать всю белиберду, которую они несут. Вот завершается очередная юморная история от Егорова: - Хе-хе, а потом девочка-внучка звонит: « Я хочу передать привет дедушке, поздравить его с днем рождения. Поставьте, пожалуйста, песенку, которая называется «Последняя осень». Сомова, грызя печеньку, кивает: – Да-да-да. Я скоро, от скуки и тоски, выть начну. А Наумыч заливается, как дите: - Ха-ха-ха! Надув щеки, пялюсь то на потолок, то на стены. Заметив, что Егоров смотрит на меня, пытаюсь выдать дежурную улыбку, и он тускнеет: - Не смешно, да? Сомова машет рукой: - Да нет, просто шутка старая. - Да, конечно, рассказывать человеку из радио, анекдоты про радио…. Отодвинув в сторону компотно-ягодное содержимое бокала, Наумыч допивает остатки коктейля, а потом, обсосав трубочку, протягивает мне пустую емкость: - Марго, принеси, пожалуйста, мартини. Всю бутылку?! Это же до утра, не меньше! Пытаюсь изобразить кислую улыбку: - Конечно. Подхватив бокал и закатив глаза к потолку, слезаю с дивана и плетусь на кухню. Оттуда слышу голос Сомовой: - А у меня был случай… - Да? - Я тогда еще новости читала. Капец, в воспоминания ударились. Если Егоров подхватит этот тренд, до утра точно не ляжем. Тем более, официантка к коктейлю прилагается… Ну, Сомова, удружила! Вспоминает она... И я была девушкой юной, сама не припомню когда… - Давно, еще на заре было. Да, прямо в прямом эфире, такой текст значит. Наполнив бокал мартини, несу его в гостиную и, там, стоя у стола и поджав губы, раздраженно оглядываю престарелого Ромео и не очень юную Джульетту. Сомова продолжает: - Вчера султан Брунея, Али ибн… Господи, как его… - О-хо-хо! - Прямо этот текст в эфире: «Господи как его»! - О-хо-хо… «Господи, как его»… Очень смешная фамилия! Сомова буквально давится от смеха и бьет кулачком себя в грудь: - Чуть не уволили! Анька отпивает из своего бокала, а Егоров оборачивается ко мне забрать свой. Но я демонстративно отвожу руку в сторону – баста, пора и честь знать. Наумыч зависает, теряя улыбку, а потом поворачивается к Сомовой: - Мне пора, да? Вот, молодец… Молодец! Ставлю бокал на стол: - А что, отличная мысль, по-моему. Анька уже изрядно наклюкавшаяся, вдруг выдает, размахивая трубочкой: - Марго, ну если ты спать хочешь, так ложись! Ха! Может мне вообще убраться из собственного дома и не мешать? Сцепив зубы, веду головой из стороны в сторону, сопротивляясь желанию громко выматериться. Егоров, пользуясь заминкой, опять начинает, свой бесконечный рассказ: - А вот мне одна знакомая рассказывала… Сомова, изображая заинтересованность, широко раскрывает глаза и вся подается ему навстречу – цирк, да и только. Двое на одного, значит? - Это было давно, это еще в советское время было. - Ха-ха-ха. Надув щеки, делаю глубокий выдох, пытаясь сдержать рвущиеся наружу слова, и вежливо перебиваю: - Уважаемые марксисты-ленинисты. Давайте, вот завтра, созвонимся в прямом эфире, и все это прямо там обсудите. Егоров соглашается: - Да, давайте, на посошок. Взяв налитый бокал со стола, он чокается с Сомовой, но немного отпив, запускает шарманку заново: - А многие к вам дозваниваются? - А, ну, по-разному. Со страдающим выражением на лице, закатываю глаза к потолку, беззвучно ругая обоих. Течка у Сомовой началась, что ли? Наумыч, несмотря на все мои ужимки и прыжки, продолжает переть как танк: - Ну, в среднем? - Такой статистики, конечно, никто не ведет, все от темы зависит. - Вот мне всегда интересно, что цепляет народ, вот что ему интересно?! Скрючив пальцы, Егоров машет своими клешнями в воздухе, вызывая у меня все большую злость и раздражение. Его собеседница достала меня не меньше: - Всегда по-разному. Иногда думаешь – вообще голяк, такая тухлая тема. Она рубит рукой воздух: - Ан, нет – друзья, родственники, как торобанят прямо. А иногда наоборот. Все понятно, до этих эгоистов вежливыми намеками не достучишься… Значит будем делать намеки грубые! Начинаю демонстративно расстегивать ремень у брюк. Егоров продолжает заворожено заглядывать в рот Аньке: - Ой, интересно! Как это интересно…. Прямо, как у нас сейчас все происходит... Марго, вот она не даст соврать. Вот допустим взять первый п… Я уже расстегнула ремень и пытаюсь выдернуть его из шлиц. Егоров замирает, уперевшись взглядом в мои расстегнутые штаны: - Что… Что ты делаешь? - Я? Спать ложусь! - А, ну да, конечно. Отгородив глаза рукой, он, наконец, поднимается с дивана: - Все. Сомова тоже встает: - Я провожу. Картинно всплескиваю руками: - Ну, конечно. Наумыч продолжает ломаться: - Не надо, чего тут... Он по-прежнему старается не смотреть на мой свисающий ремень: - До машины то три метра всего. Доползаем до прихожей. Анька проявляет заботу: - Какая машина, мы же это…, надо такси - мы ж приняли. Она щелкает себя пальцами по горлу. В ответ слышит: - Мне вот это все, как слону дробинка. Сомова восхищенно хихикает юмористу. Про меня, кажется, опять забыли. Может мне брюки действительно спустить вниз? Всплескиваю руками: - Вы уже ушли или у меня галлюцинации? Процесс прощания идет по новому кругу. Егоров хватает Анютку за руки: - Спасибо. - И вам тоже, спасибо. - Опять началось - на вы. Сомова кладет ему руки на грудь: - Прости, тебе! - Хорошо. Егоров снова замечает мой взгляд и поднимает обе руки вверх: - О, все, все, Марго, я ушел! Он отступает спиной к входной двери. Но у самого порога останавливается: - Ах ты, боже ж ты мой, а теперь прогноз погоды. Сомова прыскает, а потом ржет как лошадь: - Ха-ха-ха! Они нашли друг друга. Два сапога – пара. Егоров, наконец, выходит, а Аня поднимает обе руки вверх, прощаясь. Стою, уперев руки в бока, и отсчитываю секунды. Как только дверь захлопывается, даю волю эмоциям, набрасываясь на подругу с упреками: - Сомова, ты чего вообще, головой, что ли полетела? Та разухабисто возвращается из прихожей: - А что такого? Мало того что пьяная, так и еще и со старпером заигрывает. Тычу рукой в сторону закрывшейся двери: - Какого черта ты с ним флиртуешь?! Анька возмущенно округляет глаза: - Я флиртую? Теперь моя очередь вытаращить удивленно глаза, указывая на себя: - А я что ли? На секунду зависнув, пьяная Анька продолжает буянить и жестикулировать: - Ну и что, имею полное право... У меня паспорт, между прочим, не проштампован. Разговаривать бесполезно, пусть проспится. Мысленно плюнув, отправляюсь к себе в спальню переодеваться ко сну.