Рим

- А почему не сразу налысо? — ехидно рассмеялась слизеринка Кассиопея, потянув за пушистый локон роскошных светлых волос. Её подруга толкнула Рим плечом, и они обе прошествовали в зал на ужин. Рим, донельзя довольная изменениям во внешности, немного сдулась: она сразу вспомнила, какая скромная на ней мантия и как много проблем у Ромолы — от материальных до полнолунных. Она грустно посмотрела на сумку, в которой принесла покупки, но потом решила плюнуть на всех и спокойно вошла в зал. За столом уже сидели Лили, Мэри, Марлин и Питер. Они в отличие от слизеринок положительно восприняли новый облик подруги. — Эй, Ромола, как твой шоппинг-тур? — радостно заулыбалась Марлин, резко переходя от комплиментов к делу. — В спальне всё отдам, — хмыкнула Рим. — А ты можешь, пожалуйста, показать новую палочку, любопытно глянуть, — Лили осторожно взяла в руки протянутую Рим волшебную палочку. — Очень красивая! Намного более вычурная, чем была прежде, — заметила гриффиндорка. Да, старая палочка Ромолы Люпин была проста как правда: никакой резьбы, кусок дерева, такая же незаметная, какой была её хозяйка. — Прогулялась по маггловской стороне, насколько же там всё бюджетнее! — Да, согласна. Люблю закупаться тетрадями и ручками у магглов. Намного проще писать большие переводы ручкой, а не чернилами. И чище! — включилась в беседу Мэри. В зал влетели Поттер и Блэк. У первого в руках был огромный букет одуванчиков, скорее всего, наколдованных, который он торжественно вручил Лили. — По какому поводу? — улыбнулась Лили. — Сегодня уже какой-то там день, как мы встречаемся! — торжественно объявил Поттер. — Какой-то там? — Марлин даже отложила ложку от возмущения. — Ох, прости, Марлин, забыл свериться со своим календарём! — парень отвернулся от них и через минуту продемонстрировал ядовито розовый календарь, пускающий мыльные пузыри в виде сердечек. С приобретением новой палочки часть горящих проблем Рим лопнула как пузыри "романтического" календаря Поттера. Купленная волшебная палочка слушалась её, была лёгкой, податливой, не позорила Рим своими выкрутасами, как старая палочка Ромолы. Успеваемость повысилась, и Рим почувствовала себя увереннее. А уверенность ей была очень нужна: она оказалась в беспросветном тупике, наедине с целым ворохом отношений Ромолы Люпин с остальными ребятами, болью и её “пушистой проблемой”, по выражению Поттера. Благодаря покупкам в Лондоне она улучшила отношения с тремя девушками, особенно с Келли, очень взросло выглядевшей равенкловкой с густейшими тёмными волосами и привычкой красить губы неестественно тёмной помадой. Но всё равно в массе своей студенты Хогвартса относились к Люпин не очень позитивно: парням на неё было наплевать, а многие девушки её презирали за историю с Блэком. Гриффиндорцы знали её лишь как старосту, довольно неплохую и готовую помочь и выгородить, и как члена банды Поттера и Блэка (опять-таки готового заступиться за них перед учителями). За это её недолюбливали ребята с других факультетов, особенно со Слизерина. Конфуз с омелой утвердил их во мнении, что Люпин оказалась в блестящей компании ослепительных Поттера, Блэка и Эванс просто благодаря своему положению (естественно, они предпочли забыть о том, что подружились они ещё задолго до того, как Ромола стала старостой), а так она даже им неинтересна. Она была девочкой, и поэтому на неё больше обращали внимание, чем на Питера Петтигрю, который, исходя из их логики, заслужил место под солнцем чисто по техническим причинам: он делил комнату с Поттером и Блэком. Кроме того, определённо им казалось круче смеяться над девочкой-припевочкой Люпин, а не над парнем, который в теории мог дать сдачи. Сама же Люпин явно не пыталась изменить подобное отношение к себе, хотя Рим не верила, что та была настолько уж тряпкой: девушка, страдающаяся от ликантропии и одновременно посещающая школу вместе со всеми, по определению не могла быть откровенной слабачкой. Возможно, Люпин просто не рисковала и не высовывалась, опасаясь разоблачения. Ведь чем больше ты пытаешься что-то изменить, тем сильнее ты к себе привлекаешь внимание. Особенно на фоне всей этой блэковой омелы. По правде говоря, хоть Рим и не одобряла такую излишнюю скромность и невероятную незаметность Люпин, она всё же решила придерживаться социальной стратегии Ромолы Люпин и по возможности не отсвечивать. В конце концов, в любой момент она могла совершить кардинальную ошибку, например, с удовольствием и при всех уничтожив черничный пирог, хотя у Ромолы Люпин аллергия на чернику, или забыв что-нибудь очень важное, сказанное Ромоле Люпин кем-либо до попадания в её тело Рим. Чем меньше в её жизни будет социального взаимодействия, тем лучше. Круг общения Рим старалась не расширять, есть ходила исключительно в компании Мародёров, наивно надеясь, что они-то не подсунут ей черничный пирог и не будут ударяться в воспоминания. Пока что эта тактика срабатывала: ребята шутили, болтали об уроках и не говорили о прошлом. Впрочем, не всем подросткам вообще свойственна ностальгия; это потом по мере взросления мы начинаем осознавать, что всё лучшее и самое светлое, что у нас есть, всё — родом из нашего прошлого, где всё плохое потерялось в тумане памяти. Возможно, где-то в тумане бродила и Ромола Люпин. Рим не думала о ней. Едва в её голову впрыгивала оголтелая мысль о Люпин, она тут же переключалась на что-то другое, как правило, не менее проблемное и сложное. Как быть с полнолуниями? Как и куда устроиться после Хогвартса, будучи оборотнем? Как не покусать Блэка-Бродягу? Легче же всего было не думать о настоящей хозяйке тела в моменты головной боли, периодически захватывавшей Рим и выключавшей её из жизни на несколько минут. Пока что ей удавалось скрыть это от Мародёров, но приступ мог начаться в самый неподходящий момент. Однако, несмотря на все многочисленные сложности и проблемы, Рим потихоньку включалась в жизнь Ромолы Люпин, не торопя события и мало-помалу выясняя детали её прошлого. Например, Рим узнала, что произошло с Мэри Макдональд на пятом курсе. Кто-то, зная о желании девочки стать ликвидатором заклятий и её самостоятельном изучении гоббледука — языка гоблинов, «пошутил» над ней: Мэри внезапно перестала понимать английский и начала говорить исключительно на языке троллей (видимо, «шутники» плохо различали гоблинов и троллей). Между тем, этот язык представляет из себя хрюканье, так что бедняжка хрюкала до тех пор, пока профессор Флитвик не сумел снять заклятие. Однако ровно в тот момент, как Мэри произнесла первое человеческое слово после долгого хрюканья, её кожа начала сереть, нос — увеличиваться, а руки и ноги раздуваться. Очевидно, на девочку наложили двойное проклятие, превратившее её в уродливый гибрид человека, гоблина и тролля. Проклятие было сильным и тёмным, и Мэри промучилась чуть ли не две недели, прячась от всех в Больничном Крыле, пока не нашли контрзаклятие и сняли все его побочные эффекты. Это была очень жестокая выходка, но виновников так и не нашли. Ходили слухи о том, что это была компания слизеринцев, включавшая в себя Эйвери, Снейпа и Мальсибера, но явных доказательств у преподавателей не было. Мэри не питала стопроцентной уверенности, что это были именно они, хотя именно их она и видела последними, прежде чем заклятие поразило её, поэтому гриффиндорцы взяли на себя обязанность отомстить. Месть готовилась долго и включала в себя удар разом по всем слизеринцам. Что характерно, Мэри о планах одногруппников даже не догадывалась, и значительный срок, прошедший с происшествия, ставил своей целью отвести подозрение от пострадавшей. Снейп пал первой жертвой. Он стал невероятно неуклюжим, что ударило по его оценкам на зельеварении. То и дело подросток ронял котёл, разбивал склянки, путал страницы учебника и брал не те ингредиенты. На него будто наслали Конфундус на стероидах. Вторым был Эйвери. Он то и дело громко выпускал из себя дурной дух, причём даже после посещения Больничного крыла это не изменилось (в лекарство, выданное в крыле, было виртуозно добавлено особое зелье), что вынуждало его постоянно признаваться вслух, что у него проблемы с пищеварением. Наконец, последним пострадавшим оказался Мальсибер. В результате целой спецоперации ему подменили кремики, которыми он активно пользовался: его ровной коже пришёл конец, весь пубертат, подавляемый магическими средствами, вырвался наружу. Месть была не такой мерзкой и тёмной, как трагедия Мэри, но ударила в самое яблочко: самолюбие было задето, а гордость уязвлена. Между тем, пора было принимать решение по заклинаниям, и Рим, повинуясь странному чувству, вписала в список: «магия времени». «Переселение душ — слишком рискованная тема», — сказала она сама себе. И в тот же день пошла в библиотеку, чтобы приступить к заданию. Рим положила слева учебники по заклинаниям, а справа — внеклассную литературу. Об учебниках довольно быстро пришлось забыть: ничего интересного она там не нашла, только самая общая информация и многочисленные запреты. Зато с литературой было сложнее. Но всё равно она нутром чувствовала, что чего-то не хватает, словно она знала, какие книги ей нужны, но не могла их найти в библиотеке. Рим взяла книгу с красивой голубой обложкой, которую она видела у Мэри: в ней была большая статья, посвящённая маховикам времени. Девушка напротив с шумом смахнула вещи в сумку и явно в расстроенных чувствах покинула библиотеку, чуть не столкнувшись с Мальсибером, с несколько потерянным видом взиравшем на полки, набитые книгами, и целую кучу народа, корпевшего над уроками. Рим чуть нахмурилась и вернулась к книге. Тем временем Мальсибер за неимением иного места сел напротив неё. Рим открыла нужную страницу: сверху названия главы был нарисован маховик времени, который крутился, сиял и вообще выглядел как живой. Рим дотронулась до иллюстрации пальцами, казалось, что вот-вот — и маховик будет у неё в руках. - Магия времени? Необычный выбор. Рим вздрогнула, проморгалась, прогоняя наваждение, и подняла глаза: Мальсибер нагнулся над столом, явно желая подсмотреть заголовок её работы, лежащей почти на его части стола. Она приподняла книгу и опустила работу пониже, пряча её под фолиантом. - А я взял воздействие на разум, — гордо заявил он. - Вполне очевидный выбор, — холодно заметила Рим, отклеявшись от книги и посмотрев Мальсиберу прямо в глаза. Поначалу он явно не понял намёк, но спустя пару секунд один на один с ледяным взглядом Рим Мальсибер осознал свой прокол: улыбка сползла с его лица. Рим забила на него и погрузилась с головой в чтение. Спустя пару часов её бумаги были исписаны информацией, и работать больше не хотелось: нужно было проанализировать собранные данные. Тем более, что они ей казались откровенно слабыми. “Столько ограничений! Это не работает, то невозможно, как тогда вообще возможны маховики, если вся магия времени — одна теория невозможного?” Рим была разочарована. Поэтому собиралась она медленно, прокручивая в голове всё, что только что прочитала. В нескольких метрах от библиотеки её настиг обогнавший и выросший посреди коридора Мальсибер. - Люпин, ау, вызывает бренная земля! — он даже помахал рукой, стараясь привлечь её внимание. Рим отвлеклась от размышлений и посмотрела на него. Мальсибер был странно не уверен в себе и как-то мялся. - Я хотел сказать, что та история с… То, что случилось с МакДональд — это ошибка. - Во время которой тебя, конечно, не было? — закатила глаза Рим. - Нет, — Мальсибер вмиг посерьёзнел. — Я был. Это я заставил её думать, что она говорит на языке троллей. И это самое неправильное, что я совершал в своей жизни. “И что? Что мне в связи с этим делать? Вручить тебе славный орден Гриффиндора седьмой степени за осознание и сожаление?” Рим тяжело вздохнула. Всё-таки межчеловеческие отношения — штука очень хаотичная и бессвязная. Вот с чего он решил, что ей интересно, сожалеет он или нет? Это может быть важно самой Мэри, даже Ромоле Люпин, но не ей. - Надеюсь. Было заметно, что Мальсибера такая индифферентная реакция однокурсницы на его трогательное признание несколько обидела: его нижняя челюсть напряглась, он выпрямился и свысока посмотрел на Рим. — Слушай, — устало произнесла Рим. — Если тебе действительно жаль, что произошло, извинился бы перед Мэри, послал бы ей цветы. Она добрая, даже слишком, поймёт и простит. — Рим дёрнула себя за мочку уха. — Ладно, мне пора, а то не успею на встречу. Рано утром её разбудил визг Мэри. — Мерлиновы панталоны! — Рим вырвало из очередного невнятного сна-бродилки по какому-то лесу. Мэри скакала по комнате, размахивая большущим букетом цветов. — Кто это тебе подарил? — сонно пробубнила Лили, отчаянно протирая глаза. Мэри перестала носиться по комнате как белка. Рим метнула взгляд на её кровать, успев, прежде чем Мэри положила сверху букет, разглядеть исписанную карточку. — Не знаю, записки не было, — чересчур радостно соврала Мэри, повернувшись к ним спиной. Букет она поставила в вазу у окна, и по комнате разнёсся дивный аромат; записку же она куда-то спрятала, и Рим стало безумно интересно почему, поэтому на завтрак она пошла под руку с Мэри. Её глаза так и сияли, казалось, будто она была маленькой девочкой, которой вручили огромного розового сахарного единорога, щенка, корзинку с котятами и живого радужного пони одновременно. Многие уже завтракали, когда они вошли в зал — Рим внимательно следила за тем, куда смотрела Мэри. Рядом шагала недовольная резкой побудкой Лили, оттаявшая только после звонкого целомудренного поцелуя Поттера в щёку. — У тебя сегодня хорошее настроение, — заметил Питер. — Вы опоздали, — хмыкнул Блэк. Марлин неопределённо пожала плечами, а Петтигрю в полном восхищении уставился на неё. «Дети», — подумалось Рим. В зал вошли несколько слизеринцев, прошедших мимо гриффиндорского стола с видом членов тайного мирового правительства, не меньше; Мэри на секунду подняла глаза и встретилась взглядом с Мальсибером. Тот никак не изменил надутое выражение лица, но немую благодарность в глазах Мэри Рим всё же увидела. «Ну ладно, чувак, один-один», — хмыкнула про себя Рим и от всего сердца полила вафли сиропом. Впрочем, её помощь Мальсиберу вышла ей боком: видимо, парень решил, что она искренне переживает за его бессмертную душу, и начал активнее оказываться рядом в те редкие моменты, когда она оставалась одна, без друзей-гриффиндорцев. Особенно это часто случалось в библиотеке, где Рим совсем не нужна была компания. Как правило, она заранее видела заметную фигуру слизеринца в проходе. Иногда место напротив было занятно, а иногда, как в один из дней, нет. Рим подвинула учебник на парту напротив, будто занимая его, но её манёвр успеха не возымел. Мальсибер самоуверенно кинул сумку на стол. — Это место занято, — Рим произнесла это как можно увереннее, надеясь, что дурить он не будет и найдёт себе другую парту. — Да? И для кого же? Не вижу никого из твоих друзей. — Действительно, никого, — Рим холодно выделила последнее слово, чтобы Мальсиберу стало очевиднее, что ему здесь не рады. — Мальсибер, иди к Мерлину, это моё место, — раздался приятный женский голос, полнокровный и взрослый. — Ох, моя ошибка, сиротка, — Мальсибер шутовски приподнял несуществующий цилиндр и удалился. Перед Рим возникла девушка, державшая в руках целую стопку книг. Она, поморщившись, со стуком опустила книги на парту, опасливо огляделась и только потом уже села, принявшись раскладывать книги. Спустя пару минут эта девочка, ещё более маленькая и тощая, чем Ромола, подняла на неё глаза и подмигнула, улыбнувшись и показав ямочки на щеках. Круглое лицо, круглые тёмные глаза, вздёрнутый нос, маленький смешливый рот, крашеные в медный цвет волосы, мятая одежда, портфель с целой кучей значков, воткнутых прямо в ржавую кожу, потрёпанный учебник по трансфигурации. И слизеринский галстук. — Да, я из Слизерина, учусь на год младше этого придурка, — она фыркнула. — Я Люси, кстати. — Я Ромола, — Люпин отвлеклась от учёбы. — Спасибо за помощь. Он мешает мне учиться, и ты очень помогла. — Да не за что, — подмигнула Люси. Люси Картер, а звали новую подругу Люпин именно так, испытывала определённые проблемы в общении с однокурсниками-слизеринцами из-за своего происхождения: она жила в детском доме и не знала своей семьи, поэтому её статус крови был неизвестен. Некоторые особенно ярые защитники чистой крови обзывали девушку мугродьем, но в основном ребята использовали против Люси нехватку у неё денег: её мантии были старые, заштопанные, а повседневная одежда представляла из себя очень скромные вещи, которые она часто переделывала сама с помощью иглы, ножниц и ниток, все учебные материалы Люси покупала уже бывшие в употреблении, а всё лето проводила в детском доме. Конечно, это контрастировало с тем, что представляли из себя слизеринцы: каникулы в родовых имениях или у родственников за рубежом, лучшие мантии, последние издания учебников; даже стеснённые в средствах чистокровные студенты имели, по крайней мере, какие-нибудь безделушки с семейными гербами и разваливающиеся особняки за плечами. Но несмотря на всё, Люси не была совсем изгоем, да, с ней мало общались, но откровенных издевательств тоже было немного: у Люси Картер был потрясающий характер. Она была позитивная, улыбчивая и дружелюбная, не давала себя в обиду, будучи готовой дать отпор. Это особенно нравилось в ней Рим. Лили, Питер, Джеймс и Сириус были друзьями Ромолы Люпин, но не Рим; по сути ей просто оставалось принять роль их подруги и осторожно разыгрывать её, хоть те же Лили и Джеймс были ей симпатичны, всё же она чувствовала себя странно, и поэтому самостоятельно достигнутая дружба с Люси была более настоящей. Да, и то, что Люси помогала отгонять Мальсибера, тоже, без сомнения, радовало Рим безмерно. * * * — Финал чемпионата мира будет этим летом в Шотландии, вы же помните? — Поттер плюхнулся на подушку. — Как такое можно забыть! — рассмеялся Питер. Лили воззвела глаза к потолку. Рим вспомнила одно из её писем, где она жаловалась, что Джеймс надоел ей расписывать изменения в турнирной таблице: явно девушка квиддич не очень любила. А вот парни находились в ажиотаже, особенно Питер и Джеймс; Питер был пламенным болельщиком того типа людей, кто играть вообще не умеет, но советы по игре раздавать обожает, Джеймс выступал за сборную Гриффиндора и квиддичем буквально бредил, а вот Блэк питал к этой игре противоречивые чувства, вроде как он был в теме, но лихорадочного блеска в его глазах Рим не видела. — Итак, мне кажется, пора планировать наши каникулы! Пит, ты же в итоге купил билет? — Да, — Питер немного сник. — Не лучшее место, конечно, но вполне сойдёт. — Отлично! Мы с Бродягой, конечно, при билетах, но… — Джеймс застучал по столешнице словно по барабану, — я купил ещё один билет! — парень раскрыл объятия, заключая в них Лили. Рим хмыкнула, но лицо девушки её заставило задуматься: у Лили явно было что-то на уме. Она отстранилась и, вздохнув, начала очень неуверенно: — Родители сделали мне подарок… В общем, мы летом едем в Америку! — Лили явно торжествовала, но пыталась хоть немного это скрыть, чтобы не задеть мальчишек. — Были некоторые сложности с отелем, но всё обошлось, мне вчера они написали, и теперь я точно там побываю! — она всё-таки не сумела сдержать радость и заулыбалась во весь рот. Джеймс и Сириус переглянулись. — По-моему, это круто! — искренне сказала Рим. Побывать на другом континенте — не всякому такой шанс выпадает. Ребята бросились поздравлять подругу. — А билет пропадает, — грустно вздохнул Питер. — Может, Ромола, тебе сходить? Присмотришь за этими оболтусами, заодно увидеть матч, — заметила Лили. Рим чуть нахмурилась: чего уж скрывать, ей было страшно любопытно; однако прежде ей стоило свериться с датами, чтобы не оказалось, что вместо финала её ждёт весёлая ночка в волчьей шкуре. Лили угадала её мысли. — Там не будет полнолуния, я смотрела, — она смутилась. — Тогда решено, — постановил Поттер. — Рим с нами! — Я вам не буду мешать? — Рим подумалось, что Ромола должна была это спросить. — Да не, я ж буду с Сириусом, не с Лили, — фыркнул Джеймс и тут же получил от Лили подзатыльник. * * * Рим кинула палочку на подоконник, вспрыгнула на него следом, облокотилась на стекло и глубоко вздохнула. Ещё только апрель, а она уже задолбалась. Она чувствовала себя засиженным стулом в каком-нибудь правительственном учреждении, страдающим от ежедневного "общения" с взвинченными людьми и их пинков и оттого испытывающим экзистенциальный кризис. Как бы ей хотелось просто взять и уехать из Британии куда-нибудь в Новую Зеландию, бродить там часами по пустынным пейзажам, читать книги, дышать свежим воздухом и никогда больше не вспоминать о Ромоле Люпин. Просто начать совершенно новую жизнь с кристально чистого листа. Затылком чувствуя прохладу апрельского вечера и нутром чуя неопределённое неладное, Рим вслушивалась в тишину хогвартского коридора, изредко нарушаемую шёпотом картин. Ничего не происходило, решительное ничего, и тишина залилась в уши гриффиндорской старосты. — Мерлин! — воскликнула Рим. Видимо, на некоторое время она погрузилась в дремоту и прошляпила появление постороннего. — Комендантский час! — хрипло гаркнула она, шаря рукой по подоконнику в поисках палочки. — Люпин, — это был Мальсибер. Он очень нуарно вынырнул из тени коридора и подошёл к окну, на котором расположилась Рим. — Люпин, до комендантского часа ещё пятнадцать минут. Рим потёрла глаза и несколько раз моргнула, отгоняя сон. — Ладно, поняла, моя ошибка. Снимать баллы не буду. Вновь повисла тишина. — Ты можешь идти, Мальсибер, — Рим для наглядности даже указала слизеринцу рукой путь. Но тот лишь хмыкнул и прислонился плечом к оконному косяку. — Мне вполне и здесь хорошо. Девушка закатила глаза. — Боже, как же ты любишь всё усложнять. Она наконец нашла палочку, зажгла огонёк на ней и решила сворачивать удочки. Но вместо сворачивания удочек её ожидало, очевидно, то самое неладное, а именно участие в самой глупой сцене, какие только встречаются в маггловских романтических фильмах: именно в тот момент, когда она лихо слетела с подоконника, чтобы гордо уйти, ровно к тому же месту сделал шаг Мальсибер. Сложно сказать, с какими целями он это сделал, но судя по его лицу, почти-что-обнимашки с Ромолой Люпин явно не входили в его планы. Его бледные щёки пошли пятнами, а глаза округлились. Рим же сложившаяся ситуацию никак не смутила, хоть и вызвала поначалу лёгкое раздражение. Но лицо Мальсибера было таким забавным, что девушка, вместо того, чтобы оттолкнуть парня, патетически наорать на него и залепить драматическую пощёчину, сделала совершенно противоположное: она поднялась на цыпочки и звонко чмокнула Мальсибера в щёку. Какое-то чутьё подсказывало ей, что это самый подходящий момент, чтобы отчебучить что-нибудь эдакое, благодаря которому слизеринец перестанет донимать Ромолу Люпин. А поскольку Ромола, несмотря на свою бедность, факультет и нечистокровность, всё же, как подозревала Рим, нравилась чистокровке Мальсиберу, то такая шутка могла его напугать. Завершив свою миссию, Рим легко обошла шокированного парня и быстренько ретировалась. На следующей день Рим столкнулась с Мальсибером только на зельеварении. Слизеринец демонстративно и очень настойчиво избегал любого зрительного контакта с девушкой (Рим увидела это боковым зрением и не удержалась от внутреннего ликования). "Вот и отлично. Хоть одна проблема решена". На протяжении всех оставшихся до летних каникул недель Мальсибер избегал Рим, не разговаривал с ней и вообще пропал из поля зрения. Только на одном из последних занятий перед экзаменами Слагхорн решил перетасовать традиционные пары, усадив Мэри со Снейпом, Джеймса с Кассиопеей, Лили с Сириусом, а Ромолу, естественно, с Мальсибером. Никаких признаков недовольства тот не выразил и молча пересел к старосте Гриффиндора. Рим раскрыла учебник и тетрадь и решительно потянулась за ножом. — Не надо, я сам порежу, — буркнул Мальсибер и перехватил у Рим нож. — Ты грей воду. До конца пары никто из них не проронил ни слова, но зелье в итоге вышло у них отменное ("почти настолько же идеальное, как у мисс Эванс!"). * * * Экзамены пролетели со скоростью улитки, и вот Рим уже собирала чемодан, чтобы отправиться домой к Ромоле Люпин. Подобное испытание она ожидала со смесью страха и ужаса. Роль Ромолы Люпин с лёгкой потерью памяти в пьесе, зрителем которой должен был выступить её собственный отец, тянула на недавно учреждённую премию Театрального сообщества Вест-Энда. От одной мысли об этом у обычно довольно флегматичной Рим потели ладони. — Как хорошо, что вы скоро встретитесь! — радостно восклицала Марлин, бросая в чемодан одежду. — Жаль, я не смогу попасть на финал. Не люблю квиддич, но зато там будет столько красавчиков-фанатов! Лили немного насмешливо фыркнула. — Повезло, что я уезжаю. А то увёл бы меня у Джеймса какой-нибудь красавчик, шарящий в квиддиче. — Постой, ты имеешь в виду Поттера что ли? Да ладно, — подыграла Лили Мэри. Марлин прицельно швырнула поверх одежды учебник по прорицанию. — Ой, да ну вас. Ромола, зато ты... — Да, меня не у кого уводить, так что я в выгодном положении, — рассмеялась Рим, стараясь скрыть своё напряжение. — Мэри, а ты в этот раз в Эфиопию едешь или в Египет? — В Индию и Пакистан, — улыбнулась девушка. — Самолёт послезавтра. Надеюсь, им не захочется в очередной раз повоевать друг с другом, пока я буду там. — Ты летишь на самолёте? — ахнула Марлин. — Но ведь это так долго и дорого! — Зато вернее. Не хотелось бы лишний раз применять магию, если меня внезапно обнаружат. А так чисто и законно. Рим завидовала Мэри. Она бы не отказалась махнуть сейчас на Гоа. Всю дорогу от Хогвартса до Лондона Рим просидела как на иголках. Когда её на перроне встретил мистер Люпин, от волнения у неё закружилась голова. Поэтому Рим максимально невинно отпросилась у него в уборную, но вместо этого заскочила в аптеку, чтобы купить успокоительное на маггловские деньги, которые она обменяла у Марлин. Дома их ожидал семейный обед, приготовленный самим мистером Люпином. На удивление всё прошло неплохо. Он интересовался делами Ромолы, даже теми, о которых она уже писала в письмах, немного рассказал о своей работе, о делах соседей, много спрашивал о её здоровье. Дом, в котором жили Люпины, стоял уединённо, недалеко от леса. Его окружал высоченный сплошной забор, на окнах были решётки. Рим стало не по себе от их вида. Интерьер тоже был своеобразный: ни острых углов, ни лишних стекол, спартанская округлая мебель, буфет с металлической и пластиковой посудой, а фарфор, на котором был подан обед, мистер Люпин достал из напольного сундука. Очевидно, что если бы Ромола в обличии волка вырвалась бы и оказалась в комнатах, то она бы мало что разбила и мало обо что могла пораниться. После обеда Рим поднялась в комнату Люпин, чтобы разобрать вещи. Она ожидала такой же суровый минимализм, как и внизу, но, к счастью, здесь оказалось уютнее, хоть и тоже скромно. Как и на столе Ромолы в Хогвартсе, всё было разложено педантично и аккуратно. Над комодиком висели колдографии всей их гриффиндорской компании и целая куча открыток и фотографий экзотических мест (явно подарки Мэри МакДональд). Несколько плюшевых зверей приветствовали хозяйку, развалившись на её кровати, а на тумбочке стояла живая фигурка балерины в белоснежной пачке, делающей изящные пируэты. Рим распахнула дверцу шкафа, чтобы убрать вещи, и поперхнулась воздухом. — Серьёзно, Люпин?! На внутренней стороне дверцы разместился целый пантеон: на большом красном сердце, вырезанном из бумаги, красовались приклеенные колдографии Сириуса Блэка. На двух он был один, на остальных — с другими Мародёрами. Учитывая, что ни Лили, ни Поттер, ни Петтигрю не удостоились индивидуальных изображений, становилось очевидным, какую цель преследовала Ромола Люпин. — Господи, какой стыд, Ромола, — рассмеялась Рим. Под вешалкой с вещами она обнаружила ещё более внушительную коробку с защитой, по типу той, поменьше, из Хогвартса, которая помогла когда-то Рим хоть немного разобраться в Ромоле Люпин. Там были все письма, даже совсем старые. Решив почитать их на досуге, Рим вытащила коробку. Но сил смотреть на довольную самовлюблённую рожицу Блэка каждый раз, когда надо заглянуть в шкаф, у неё не было, поэтому девушка просто сняла всё это к чертям собачьим и положила к письмам под защиту. Вечером она выглянула в сад. Он был довольно большой, но своеобразный по форме из-за тени от забора, мешавшей посадить вдоль него цветы. По центру и вокруг дома было много цветущих кустарников и роз. Видимо, мистер Люпин много сил и времени тратил на поддержание сада. Сам небольшой домик был частично увит виноградом. Гуляя по саду, Рим никак не могла понять, где именно в этом благообразном месте Ромола Люпин проводила полнолуния. Выяснить это ей удалось на следующий день, когда мистер Люпин пошёл на работу и Рим осталась дома одна. В гостиную выходило две двери: та, что пошире, — в столовую, а другая, очень тяжёлая, — в маленькую комнату, из которой можно было попасть в подпол. Круглая крышка от входа в подпол была из чёрного материала, похожего на чугун. Её дополнительно, помимо рычага и громадного замка, удерживали цепи, вероятно, зачарованные. Сам подпол был похож на комнату в психбольнице, как себе это представляла Рим, с мягкими рваными стенами, без мебели. Осмотревшись, Рим села в центре комнаты и схватилась за голову. Почему именно оборотень, за что же ей такое наказание? Попала бы в Лили, встречалась бы с нормальным парнем и была бы красавицей, попала бы в Мэри, ездила бы по миру, попала бы в Марлин, носила бы кучу модных тряпок. Боже, да она согласна даже на Блэка! Мир бы пережил без этого засранца, а Рим бы стала метить в министры магии, раз уж такая кровь и такие связи. Но нет, она в теле задохлика-оборотня с заниженной самооценкой и с собственной психкамерой. Потрясающе. Весь день Рим злилась и пинала траву, а потом до поздней ночи читала ромоловы письма. Чтение писем затянулось, но в один прекрасный день Рим достигла дна. Во всех смыслах. В глубине коробки, на самом её дне лежала фигурка капитолийской волчицы с привязанной к лапке открыткой, датированной 1972 годом. "Дорогая Ромола! Привет из Рима! Познакомься: это Ромул и Рем!" Очень крутой подарок от ещё маленькой Мэри, не знавшей о "мохнатой проблеме" Люпин, явно не оценённый Ромолой и потому засунутый ею куда подальше. Рим понравилась ироничность ситуации, и она вытащила волчицу, поставив её на комод. Летние деньки проходили крайне однообразно. Рим выполнила задание на лето почти сразу, и ей стало просто нечего делать. Целыми днями она валялась в кровати и читала учебники, изредка выходя во двор. Погода стояла жаркая: солнце припекало, воздух был нагретый, даже ветер дул горячий; Рим наедалась мороженым, пытаясь как-то снизить температуру, и пряталась от злых лучей. Ребята не забывали подругу и забрасывали её письмами. Полнолуние пришлось на неделю как раз перед поездкой на чемпионат мира. Слабыми руками Рим собрала рюкзачок, в очередной раз позакатывала глаза перед зеркалом, вдоволь налюбовавшись огроменными синяками под глазами, и поехала навстречу приключениям. * * * — Я считаю, что египтяне играли лучше немцев! Они были более изобретательны, немцы играли, как всегда, по годами отработанной схеме! — Джеймс от расстройства даже взмахнул кулаком. — Эта схема работает, зачем им от неё отказываться? — пожала плечами Рим. — Странно, что египтяне не учли это, могли бы тренироваться с учётом особенностей немцев. — Ой да немцы вытащили допотопную схему. Ты знаешь, что она впервые была использована в тридцатых? Откуда им было знать это? Рим, конечно, не знала и сдалась, решив отойти от мальчишек и немного перекусить. Она, взяв кусок хлеба, смачно намазала его солёным сливочным маслом и налила себе немного апельсинового сока. За этой скромной трапезой Рим было удобно следить за своими друзьями. Сириус и Джеймс продолжали кипятиться и спорить о прошедшей игре, Питер заботливо ухаживал за своей матерью и то и дело многозначительно оглядывался на парней, словно ожидая, что кто-то из них не выдержит и ввернёт матерное словечко. Снаружи ещё слышались крики и пение фанатов победившей команды, но потихоньку все отходили ко сну. Магические огоньки в фонариках приветливо, но уже довольно устало мигали, и Рим чувствовала, как её голову захватывала дремота. В ушах жужжало, глаза слипались, тело приятно тяжелело. Странный гул, похожий на звук приближающегося самолёта, стал отчётливее. Рим поставила было стакан на кухонный стол, но промахнулась, и он с треском упал на пол, разбившись вдребезги и залив остатками сока ботинки девушки. — Ромола! — с лёгким упрёком воскликнула мисс Петтигрю. Гул стал невыносим. Сердце зашлось в приступе паники. — Ромола! Рим, повинуясь чутью, вышла из палатки наружу и подняла голову. В чернильном небе, усыпанном звёздами быстро летел самолёт, довольно низко, чтобы его заметить ночью. — Мама, это что, магглы? — закричал где-то рядом ребёнок. Рим проводила глазами самолёт до холма за ареной, ещё переливавшейся во тьме цветами флага ФРГ, увидела, как он развернулся и пошёл на снижение. — Ромола! — из палатки высунулась голова Джеймса. Сердце пропустило удар. Раз. Два. Три. Ромола закрыла глаза. * * * Взрывом разнесло всю арену. Детали её конструкции разлетелись, придавив близко расположенные к арене палатки. С окраин палаточного городка, от его входа доносились взрывы и автоматные очереди. Взрывная волна от ещё одного взрыва, на краю правого сектора, разбила стёкла у магических фонарей. Пламя полыхало с трёх сторон, сжимая обезумевших волшебников в капкан. — Ромола! Крики, казалось, поднимались до самого неба. Людям было некуда бежать, кроме как через левый сектор. Толпа бегущих сносила палатки, давя неуспевших выбраться. Они топтали разбросанные флаги и даже не думали доставать палочки. Многие из них не понимали, что в принципе происходит, поскольку не знали ни о самолётах, ни об авиационных бомбах, ни об автоматах. Они слышали взрывы, видели огонь, но не могли и предположить, что есть заклинание, способное разом уничтожить огромную арену для квиддича. Они превратились в кучу перепуганных животных. — Питер! — это кричал то ли Джеймс, то ли Сириус. Они бежали, пытаясь не потерять темп толпы, держась за руки. Со всех сторон им то и дело прилетало от других бегущих: Сириусу достался удар в живот, а мисс Петтигрю подвернула лодыжку, когда какая-то пожилая женщина толкнула её в спину. Они бежали, задыхаясь и крича вместе с объятыми паникой волшебниками, перелезали через останки палаток и втаптывали в землю флаги и другую фанатскую атрибутику. Они бежали, причём вполне успешно, таща за собой хромавшую мисс Петтигрю, пока Питеру не вывернуло руку. Рим не повезло вдвойне: именно она держалась за руку скулившего от боли Питера и именно она была самой хилой из них всех, слабее даже мисс Петтигрю. И когда Рим на одной из палаток, не поспевая за ребятами, споткнулась, зацепившись за что-то, и упала ничком, рука Питера вырвалась из её хватки, и её друзей толпа унесла вперёд. Последнее, что Рим успела подумать, прежде чем погрузиться во тьму от боли и нехватки воздуха, — это сожаление, что сегодня не полнолуние. Тьма поприветствовала и обняла её.