Нежно, как в первый раз

Гостиничный номер старый и неуютный. В воздухе витает запах плесени и чистящих средств с ароматом лимона. Покрывало на постели тонкое, с уродливым узором. Вероятно, его не меняли с конца 80-х, разве что иногда отправляли в стирку. По краям торчат оборванные нитки, а рядом с подушкой красуется пятно непонятного происхождения. Пол покрыт жутким на вид ковролином, а рядом со столом у противоположной стены стоит старый телевизор. Матрас на кровати жесткий и бугристый, если судить по тому углу, на котором она сидит, уставившись в окно на центральные улицы Копенгагена. Гермиона задаётся вопросом: неужели Гарри так же смотрел отсюда на этот вид? Под окном громко гудит кондиционер, беспрерывно пыхтя и шипя, но без особого результата. Должно быть, он неисправен, потому что в комнате гораздо жарче, чем на улице, и тяжело дышать из-за влажности густого воздуха. Для любого другого в этой комнате не было бы абсолютно ничего особенного. Но для Гермионы эта комната — на данный момент — важна. Это комната, в которой Гарри останавливался, когда был в Дании и навещал Фрею. Они удостоверились в этом. Пока Драко отвлекал пожилую администраторшу за стойкой, Гермиона просмотрела книгу регистрации и нашла Вернона Дадли и номер его комнаты. Когда они вошли в отель, то быстро проверили его на наличие зацепок, но Гермиона знала, что это пустая трата времени ещё до того, как они появились здесь. Визит в отель был скорее ради собственного спокойствия: убедиться, что они ничего случайно не упустили и не покинут Данию, не проверив всё, что только возможно. В номере ничто не указывало на то, что Гарри когда-либо бывал здесь. Но каким-то образом — возможно, это была лишь её фантазия — в тот момент, когда Гермиона села на кровать, она могла поклясться, что почувствовала его былое присутствие. Перед её мысленным взором проносится картина: Гарри просыпается, как обычно, весь растрёпанный, надевает очки на переносицу и через окно смотрит на город в надежде, что тот принесёт ему ответы. Ей интересно, что он чувствовал? Одиночество, усталость, воодушевление, тревогу? Она легко может представить его себе в этой комнате, но от этого ничуть не легче понять ход его мыслей. Всё, что она знает, это то, что её душа болит за него. Она хотела бы, чтобы Гарри взял её с собой, чем бы он в итоге не занимался. Или Рона. Или Джинни, или Полумну, или Невилла. Кого угодно. Кого угодно, лишь бы ему не пришлось проходить через это всё в одиночестве. От этой мысли у неё сжимается сердце и становится невыносимо горько. Даже при поддержке всех, кого она любила, было достаточно сложно справиться с последствиями войны. До сих пор бывают дни, когда ей трудно встать с постели, трудно разлепить веки и взглянуть в лицо этому миру. Миру, где больше нет стольких людей, которыми она дорожила. Миру, который всё ещё разрушен и так медленно восстанавливается. Она задаётся вопросом, каково было Гарри справляться со всем этим в одиночку. Уйти, не успев порадоваться тому, что всё закончилось. Не увидев, как восстанавливают Хогвартс. Не побывав на похоронах Римуса, не оплакав погибших вместе со всеми в Норе, чтобы облегчить свою боль и разделить её тяжесть с другими. Гарри не получил ничего из этого. И она приходит в отчаянье от мысли, что многие годы после войны он провел в одиночестве, без возможности даже немного перевести дух, без возможности скорбеть вместе с ними, выплакать все свои слёзы вместе с ними, праздновать вместе с ними. Гарри заслужил счастливый конец. Вместо этого год назад он был здесь. Спал под этим тонким одеялом, слушая звуки автомобильных гудков и крики за окном. Они подобрались так близко. И всё же он кажется как никогда далёким. К уголкам губ стекают тёплые солёные слезы. У Гермионы щемит в груди, а дыхание сбивается с каждым судорожным вдохом, когда она пытается перестать плакать. Она скучает по нему. Её снова охватывает то самое острое и неконтролируемое чувство, которое всегда возвращается. Оно захватывает её постепенно, почти нежно, пока боль не становится нестерпимой. С губ срывается тихий всхлип, с подбородка скатывается очередная слеза и падает на колени, оставляя на ткани брюк маленькие влажные пятна. Позади с щелчком открывается дверь, и Гермиона вытирает слёзы, шмыгая носом и выпрямляясь на краю кровати. — Эй, Грейнджер, мы можем идти? Здесь ничего нет. Я хочу вернуться и… Драко замолкает на полуслове, когда видит её заплаканное лицо, опухшие глаза и покрасневшие щёки. Все её попытки скрыть свои эмоции оказываются бесполезны. Дверь захлопывается, когда он отпускает ручку. Гермиона впервые в жизни видит его таким растерянным. Она вспыхивает от смущения, что он застал её в таком состоянии. Плачет из-за призрака — незримой тени её друга, которая каким-то образом осталась в этой комнате. — Что-то…что случилось? — Его голос звучит ровно, но он пристально наблюдает за ней, изо всех сил стараясь сохранить свою обычную маску беззаботности. — Прости, — шмыгает она носом, вытирая случайную слезинку, скатившуюся из уголка глаза. — Я…это глупо. Я веду себя ужасно глупо. Нам нужно идти. Глаза Драко прикованы к ней. Он нервно сжимает челюсть и хмурится в раздумьях. Гермиона видит, что он немного растерян, не зная, что делать — не в полном замешательстве, но явно смущённый происходящим. Она ждёт, что он начнёт насмехаться над ней. Он-то всегда держит свои эмоции под контролем с таким завидным самообладанием, что она порой удивляется, как ему это удаётся. Она ждёт, что он повернётся и выйдет из комнаты, чтобы подождать на улице, пока она соберётся с силами и спустится к нему. Но чего Гермиона не ожидает, так это почувствовать, как прогибается кровать, когда он садится рядом с ней, не касаясь, но согревая её своим присутствием. Она не думает, что сейчас в состоянии посмотреть на него. Ей не хочется показывать ему свою уязвимость больше того, что она уже сегодня продемонстрировала. Поэтому она поднимает подбородок, отворачивается к окну и смотрит на серое небо над зданиями. Наблюдает за женщиной с собакой, которые медленно идут по тротуару. Гермиона слышит тихое дыхание Драко рядом с собой, чувствует тепло его тела и жалеет, что кондиционер не работает. — Ты скучаешь по нему. По Поттеру. Драко не столько спрашивает, сколько утверждает. В его голосе звучит понимание. И никакого осуждения. Она думает, что он старается изо всех сил проявить участие. И она не знает, как к этому относиться. — Да, — голос дрожит от переполняющих эмоций, которые она пытается проглотить, как густое неприятное зелье. — Больше всего на свете. Гермиона слышит, как короткие ногти царапают кожу, и задаётся вопросом, не почёсывает ли он затылок. — Я... Грейнджер, послушай, я на самом деле не... — Драко быстро втягивает воздух и прочищает горло, когда она поворачивается, чтобы посмотреть на него. Он так крепко сжимает хватку на волшебной палочке, что белеют костяшки пальцев. Он переводит взгляд на Гермиону, пытаясь передать глазами то, что, кажется, не может выразить словами. И Гермиона понимает, что дело не в том, что он не хочет утешить её — просто он не знает как. Драко прикрывает глаза, проводит ладонью по лицу и вздыхает с лёгким разочарованием, прежде чем вскочить с кровати и посмотреть на неё сверху вниз. — Я тут подумал, может быть, заглянем в ближайшую пекарню? Я слышал, что в Дании отличная выпечка. Она фыркает, поднимая голову, чтобы посмотреть на него. — Хорошо. Да, это…звучит заманчиво. Драко кивает, слегка неловко, указывая подбородком на дверь. Гермиона кивает в ответ, вставая с кровати и в последний раз оглядываясь по сторонам. Драко не проявляет признаков нетерпения. Он спокойно ждёт, наблюдая за ней, а когда она заканчивает, кладет руку на дверную ручку, но в последний момент оборачивается и смотрит ей в глаза. — Мы найдем его, Грейнджер. Гермиона не знает почему, но когда эти слова так легко слетают с его губ, она верит им.

***

— Ты сводишь меня с ума. — Ты не очень-то терпеливый человек, Малфой. Тебе кто-нибудь когда-нибудь говорил об этом? — Никто и никогда, Грейнджер. Просто ты вызываешь такое раздражение, противостоять которому можно только обладая совершенно нечеловеческим терпением. Вот уже несколько дней они сидят в доме, запертые в ловушке, ожидая ответа от Теодора Нотта. В ловушке, потому что вот уже несколько дней льёт дождь, гремит гром и сверкают молнии, не позволяя им выйти на прогулку или отправиться в Варшаву, где, собственно, бушует точно такая же непогода. Гермионе скучно. Она перечитала все книги, какие нашла в доме и так долго сидела над пазлом, что ей потребовался перерыв. Она бросила попытки отрегулировать напор воды на кухне и уже отремонтировала протекающую крышу, с которой до этого ритмично капало в ведро в гостиной несколько часов кряду. Драко, кажется, увлечён художественной книгой, которую читает. Но Гермиона знает, что он, скорее всего, также изнывает от беспокойства, как и она. На дворе июль, и они проторчали здесь вместе уже почти два месяца. Ей кажется, что большую часть времени они проводят в ожидании, бездействуя, и это начинает раздражать. Она чувствует, как вся подергивается от беспокойства. Ей нужно с кем-нибудь поговорить — пусть даже с ним. — Я всего лишь попросила рассказать, что ты читаешь. Он бросает на неё мрачный взгляд поверх книги. — А это что-то изменит, Грейнджер? Если я расскажу тебе, что я читаю, разве простое знание этой информации удовлетворит твоё любопытство? Она фыркает, скрещивая руки на груди. — Ты думаешь, я буду задавать ещё больше вопросов? — Я знаю, что ты будешь задавать ещё больше вопросов. Если я уступлю твоей просьбе рассказать, что я читаю, то с тем же успехом могу просто начать читать тебе эту книгу вслух. Заинтригованная, она поднимает бровь, её глаза загораются от этой идеи. Драко хмурится и решительно качает головой, заметив выражение её лица. — Я пошутил, Грейнджер. Мерлин, ты, кажется, заводишься и получаешь удовольствие от мысли, что кто-то тебе почитает. Гермиона резко выдыхает с удивленным смешком. — Прости, что? Я не… почему ты вообще... ты отвратителен, Малфой. Он кладёт книгу на колени, откидывается на спинку кресла. На его губах появляется довольная улыбка. — Боже мой, Грейнджер. Ты покраснела? Тогда, должно быть, я прав, — поддразнивает он, наслаждаясь её смущением. Гермиона чувствует себя ребёнком — шея горит, и она вся покраснела от совершенно обычной темы, которая никогда прежде её так не смущала. И эти слова так её взволновали только потому, что это сказал он. Рон и Гарри постоянно подтрунивали над ней по этому поводу. Гермиона знает, что в этом нет ничего ужасного. И все же тёмное удовлетворение в глазах Малфоя, наблюдающего за тем, как она смущается, заставляет её чувствовать себя лет на десять младше. Она нервно теребит обивку дивана, прищурившись, чтобы продемонстрировать ему презрение, а не дискомфорт, который она испытывает при воспоминании о том, как тема их разговора ушла в сексуальную плоскость в последний раз. — То, что меня «заводит» или «не заводит» абсолютно не твое дело, Малфой. Я просто пытаюсь найти способ, как скоротать время в твоей унылой компании и не умереть от скуки. — Разве Уизли не был неграмотным? Или он был просто тупым? Неудивительно, что ты его бросила, Грейнджер. Он не смог бы произнести слово «возбуждающий» даже если бы попытался... — Могу тебя заверить, что Рон прекрасно умел подбирать нужные слова, — язвительно замечает она. Драко закатывает глаза, усмехаясь. — Уверен, — самодовольно ухмыляется он. — Грег Гойл точно так же умел «прекрасно подбирать нужные слова». Он всегда мог чётко сформулировать свои мысли, когда ему был нужен поднос с десертом за ужином. Гермиона вскакивает с дивана и, обойдя кофейный столик, направляется к Драко, в глазах которого вспыхивает внезапный страх, заставляющий её сердце трепетать в груди от гордости. — Ты в курсе, что совершенно ужасен? Тебе никто раньше не говорил, что у тебя грязный язык? Когда она подходит к нему, ухмылка Драко становится шире. Он доволен тем, что Гермиона случайно сама дала ему козырь в руки. — Много раз, Грейнджер. И мне даже не пришлось читать им книги, чтобы получить… Она бросается вниз, хватаясь за книгу, лежащую у него на коленях, но Малфой оказывается быстрее. Он вскидывает руку с книгой в воздух и отводит в сторону. Гермиона спотыкается и по инерции заваливается вперёд, прижимаясь коленом к его бедру. Руками же она упирается в ручки кресла и решительно выдыхает, бросая на Драко яростный взгляд. — Дай мне ... посмотреть, — ворчит она, пытаясь схватить книгу, которую он перекладывает из одной руки в другую, пока Гермиона безуспешно пытается вырвать её. Она использует колено, которым упирается в кресло рядом с бедром Драко, чтобы приподняться. Другим коленом она бьёт изо всех сил его под коленную чашечку, заставляя застонать от боли. — Ой! Чёрт! Грейнджер! У тебя колени костлявые, как у фестрала… Она довольная собой, ухмыляется, и, наклоняясь в сторону, пытается поймать его метнувшуюся руку, которую Малфой отводит далеко назад, чтобы ускользнуть от её цепких пальцев. — Всё, что тебе нужно было сделать, это рассказать, что читаешь, Малфой, и мы могли бы избежать всего этого... — Клянусь Салазаром, Грейнджер! Если ты врежешь мне коленом по яйцам… — Если бы твои руки не были такими жутко длинными, возможно, я бы… — Уверяю тебя, все мои части тела идеально пропорциональны... — ...и продолжишь говорить все эти совершенно нелепые и неприличные вещи, клянусь я… — Это ты вторгаешься в моё личное пространство! Одним быстрым движением Драко, не выпуская из рук книгу, хватает её за запястье, прижимая другую руку к подлокотнику. Запыхавшись, она наклоняется, чтобы посмотреть на него и застывает от шока, встретившись с его потемневшими глазами. Он не даёт ей ни секунды на обдумывание следующего шага и коленом выкручивает её ноги — одним быстрым, ловким движением — так, что Гермиона падает в кресло, а Драко встаёт над ней, всё ещё держа книгу открытой, придерживая нужную страницу большим пальцем. Она наблюдает, переводя дыхание, как Драко возвышается над ней. Его щеки раскраснелись, а широкие плечи поднимаются и опускаются в такт тяжёлому дыханию. — Довольна собой? — хрипит он низким голосом с оттенком веселья. Несмотря на то, что Гермиона застигнута врасплох его лёгким освобождением, она уже просчитала свой следующий ход, полагаясь на то, что Малфой, похоже, думает, что уже победил — в кои-то веки она рада, что он недооценил её. Гермиона делает следующий выпад, бросаясь на него почти как кошка, и в его глазах вспыхивает удивление, когда она врезается в него и толкает назад, пользуясь его открытой позой. Они падают на пол с синхронным грохотом. Гермиона приземляется на него сверху и быстро перемещается, чтобы оседлать и зафиксировать его локти коленями. Выражение удивления быстро стирается с лица Драко, когда он приходит в себя, поднимает бёдра и смещает торс, вырывая руки из-под коленей Гермионы с силой, от которой она опрокидывается набок, падая на спину. Тупая боль пронзает плечо при приземлении, отчего она стискивает зубы. И тут Драко настигает её, прижимая к полу так же, как несколько секунд назад она прижимала его. Он тяжело дышит и крепко сжимает её запястья, удерживая Гермиону. Пальцы болезненно, до костей, впиваются в кожу. На лице торжествующее выражение. Он весь раскраснелся от напряжения, и когда Гермиона всё же предпринимает попытку вывернуться из-под него, она понимает, что он победил. Сердце бешено колотится в груди, когда она смотрит на него, скользя взглядом от острого угла челюсти к ухмыляющимся губам. Его вес на ней не кажется чем-то невыносимо тяжёлым и неприятным, несмотря на их борьбу, она знает, что он старается не раздавить её полностью. Её шея начинает пылать ещё сильнее, когда она ощущает, как он прижимается к ней бёдрами. — Сдаешься? — спрашивает он почти шёпотом. Пульс предательски учащается, и она отводит глаза, глядя мимо него на потолок. Спустя мгновение она замечает это — квадратный люк в потолке. Последний хозяин этого дома, должно быть заделал его, потому что даже ручка покрыта толстым слоем краски, но его очертания всё равно хорошо видны. — Что это? — выдыхает она. Гермиона пытается оттолкнуть от себя Драко, дёргая руками и упираясь спиной в деревянную поверхность пола. — Хорошая попытка, — усмехается он, крепче прижимая её руки к себе. Подушечки его больших пальцев грубые, мозолистые, и когда он осторожно проводит одной из них по косточке на запястье, по её спине невольно пробегает дрожь. — Малфой, я серьёзно, — толкаясь из последних сил, проговаривает она сквозь зубы, — На потолке есть люк. Ты замечал его раньше? Он всё ещё с подозрением следит за ней. Он хмурит брови и слегка приоткрывает рот, когда пристально изучает её лицо. В конце концов, он смягчается, отстраняется от неё и поднимается, поправляя помятую рубашку. Гермиона сразу вскакивает с пола, указывая вверх, и Драко, проследив за её взглядом, замечает дверь в потолке. — Я думаю, она ведёт на чердак, — говорит она, пытаясь избавиться от преследующего ощущения его рук, удерживающих её; его пальцев, его бёдер, прижимающихся к ней, их тепла, проникающего под кожу… Драко несколько мгновений изучает потолок и прежде, чем она успевает сделать это сама, левитирует к ним стул из кухни, забирается на сиденье и осматривает люк поближе. — Она запечатана? Драко проводит большим пальцем по дверному шву, вдавливая внутрь ноготь, и белая краска осыпается на пол. — Кажется, нет. Её просто закрасили. У него не занимает много времени, чтобы убрать краску с помощью палочки. Гермиона прогоняет его со стула, взбирается на него сама и дёргает за ручку. Дверь опускается вниз с громким угрожающим скрипом. — Настырная, — бормочет Драко, когда она решительно хватает за край и тянет на себя что-то похожее на складную лестницу, которая ведёт наверх, в какое-то таинственное пространство, ожидающее их. Гермиона отталкивает стул в сторону и ещё раз резко дёргает, наваливаясь всем телом, и та, наконец, со стоном подчиняется. Дерево поддаётся, и лестница опускается вниз, пока не упирается в пол. — Выглядит надежно, — саркастически фыркает Драко, обходя лестницу кругом, словно оценивая её целостность. Он обхватывает ладонью одну из нижних перекладин и с усилием дёргает её несколько раз, прежде чем поднять взгляд на Гермиону. — Дамы вперёд, Грейнджер. Она вскидывает бровь, но не спорит. Дерево слегка скрипит под её весом, когда Гермиона ставит ногу на первую ступеньку. Она смотрит на оставшиеся пять и молится, чтобы они выдержали её. Осторожно перенося вес на вторую ступеньку, она хватается за лестницу так сильно, что белеют костяшки пальцев. Гермиона ощущает присутствие Драко у себя за спиной. Его ладони поддерживают лестницу по обе стороны от её ног. Она поднимается ещё на одну-две ступеньки. Вторая сверху не выдерживает. Когда Гермиона встаёт на неё, дерево с оглушительным треском ломается, и она срывается вниз. Её удерживает тёплая ладонь, обхватывающая талию — молниеносная реакция Драко спасает её от удара подбородком о предыдущую перекладину. Когда он ловит её, от силы падения его пальцы случайно проскальзывают под ткань футболки, впиваясь в кожу чуть выше резинки брюк. Она так сосредоточена на ощущении пальцев на талии, что ей требуется мгновение, чтобы заметить, что другой рукой Драко обхватывает её сзади, прямо под ягодицами, удерживая так большую часть её веса. Его рука практически полностью обхватывает её ногу, и большой палец оказывается на внутренней стороне бедра. Тепло разливается по её животу, щекам, груди, пока Драко поддерживает её, крепко прижимая к себе. Его пальцы скользят по её коже и ткани брюк. Гермионе кажется, что её бешеное сердцебиение слышно повсюду, повсюду. — Всё в порядке? — выдыхает он. Она судорожно вздыхает и прикрывает глаза, когда Драко опускает её, чтобы зафиксировать ногу на ближайшей уцелевшей перекладине. — Да, — отвечает она, закусив губу, когда хватка Драко ослабевает и его пальцы легко, как перышко, скользят по её коже. Гермиона отсчитывает два, три, четыре удара сердца, и он отстраняется, прочищая горло у неё за спиной. Вглядываясь в темноту чердака, она, наконец, добирается до верха лестницы и осматривает тесное пространство, где нет ничего особенного. Она изо всех сил старается переключиться. Сопротивляясь яростным метаниям своего разума, пытается игнорировать возникшее от прикосновения Драко волнующее напряжение, которое захватывает её тело и сгущает воздух вокруг них. Гермиона чувствует себя так, словно её бросили в глубокие бурлящие воды, где она борется с яростным потоком. Её накрывает волнами с головой, и она едва успевает сделать глоток воздуха, чувствуя головокружение и дезориентацию. Такое ощущение, будто именно он утянул её на глубину и он же одновременно вытащил из-под воды. Лишил её воздуха и тут же дал сделать спасительный вдох. — Видишь что-нибудь? Голос Драко возвращает её в реальность, заставляя сконцентрироваться. Она шепчет слабое Люмос, зажигая кончик палочки, и щурится, когда в голубом свете тени становятся более резкими. Комната маленькая, с тёмными углами, затянутыми липкой паутиной и толстым слоем пыли на каждой видимой поверхности. На самом деле это не более чем кладовка: несколько картонных коробок, сложенных одна на другую, из которых выглядывает какой-то хлам. Небольшой ящик со ржавыми садовыми инструментами. Ещё один — пустой — перевернут на бок. Но она замечает среди этого хаоса один неогранённый алмаз. Драко помогает ей зафиксироваться на лестнице, когда она передаёт ему в руки свою находку. Он ставит устройство на пол и принимает вторую коробку, пока Гермиона осторожно спускается, задвигает лестницу и закрывает чердачную дверь. Они несколько секунд молча смотрят на это сокровище — Гермиона восхищенным, а Драко изучающим взглядом. — Это проигрыватель. Магловский. Что-то вроде граммофона, — через несколько мгновений сообщает она, вытирая пыльные руки о штаны. — А это виниловые пластинки. Она делает шаг, берёт один из дисков и с усилием дует на него, чтобы избавиться от пыли. Через несколько минут она, наконец, заставляет эту систему работать, и из динамиков начинает литься мягкий магловский рок. Раньше, ещё до того, как она стерла родителям память, у них тоже была коллекция пластинок. — Отлично, Грейнджер, — растягивая слова, произносит Драко, — ты нашла способ производить ещё больше шума, чем обычно. Выразительно дёрнув бровью и скривив губы в удовлетворённой ухмылке, он трясет книгой в руке, давая понять, что намерен продолжить то, чем занимался до того, как они перешли к… ну, чем бы это всё ни было. Когда он исчезает наверху, Гермиона падает на диван, закрывает глаза и позволяет музыке звучать. Она безуспешно пытается отвлечься от мыслей о Драко Малфое, пока игла проигрывателя, наконец, не отскакивает наверх.

***

Отчетливое и яркое воспоминание приходит к ней во сне. — Гермиона, как ты считаешь, — спрашивает Гарри, который, заложив руки за голову, лежит рядом с ней и говорит в никуда, — нравится ли такое девушкам? Сейчас пятый год их обучения, осень, и ещё довольно тепло, а потому большинство учеников проводят свободное время на улице. Они беззаботно валяются на лужайках, ослабив галстуки, чтобы воротник не лип к шее, или сидят у озера, опустив ноги в прозрачную воду. Они с Гарри и Роном расстелили мантии и лежат на солнце возле высокого дуба. Наблюдают за тем, как Невилл, Дин и Симус на берегу озера пытаются окатить друг друга водой. Время от времени вдалеке показывается гигантский кальмар. Наверное, добрая половина всех учеников их курса сейчас тоже на улице, — Гермиона видит Крэбба и Гойла, которые в тени деревьев над чем-то смеются, а неподалеку от них Драко Малфой и Пэнси Паркинсон беззаботно флиртуют. Несмотря на то, что Чжоу Чанг продолжает оплакивать смерть Седрика Диггори, Гарри с начала этого учебного года всё больше и больше проявляет к ней свою симпатию. Гермиона постоянно говорила об уместных, но привлекающих внимание комплиментах, напоминая себе, что мальчики в таком возрасте обычно ничего не смыслят в подобных вещах и что ей, вероятно, придётся мириться с их невежеством, по крайней мере, ещё несколько лет. — Твоя первая ошибка — это считать, что все девушки одинаковые, — говорит Гермиона, приподнимаясь на локтях и глядя сверху вниз на своего лучшего друга. Его волосы, как обычно, растрёпанны. Да, короче, чем в прошлом году, но всё так же растрёпанны. — Например, не думаю, что Джинни была бы очень впечатлена, услышав список физических достоинств её тела, которые вам в ней так нравятся. Но кто сказал, что Чжоу это бы не порадовало? Следует просто узнать её поближе, чтобы понять, что ей нравится. — Эй, — хмурится Рон, поднимаясь и садясь рядом с ней. Его щёки слегка покраснели под лучами солнца. — Гермиона, обязательно было приплетать сюда мою сестру? Не похоже, что Гарри когда-нибудь станет встречаться с Джинни. Гарри стряхивает с себя странное выражение и тоже приподнимается, чтобы оказаться на том же уровне, что Гермиона и Рон, пальцем поправляя очки на переносице. — Я пытался, — выдыхает Гарри, игнорируя Рона, — но она постоянно выглядит такой грустной… Что я никогда не могу понять, что ей сказать. — Это довольно просто, — заявляет Гермиона, пожимая плечами. — Вам нужно говорить о том, что у вас общего. Уроки. Квиддич. Насколько кошмарным стало преподавание Защиты от Тёмных искусств, когда Амбридж стала профессором. — Звучит захватывающе, — поддразнивает Рон. — Но Гарри хотел пофлиртовать с ней, а не усыпить. Гермиона в шутку шлёпает Рона книгой по руке и закатывает глаза. — Я просто хочу сказать, что следует начинать с чего-то простого. Если они подходят друг другу, дальше всё пойдет проще. Не думаю, что Гарри сразу же стоит сообщать, что её глаза сверкают, как солнце, хотя всего несколько месяцев назад она была влюблена в Седрика. Рон с отвращением морщит нос. — Ты думаешь, она любила его? Гарри рядом с ними замирает, и Гермиона утешающе хлопает его по колену. — Не знаю, — размышляя над вопросом, честно отвечает она. — Возможно. Её сердце настолько разбито, что трудно поверить, что она испытывала не слишком сильные чувства. Следовательно, Гарри не следует торопиться. Гарри раздражённо вздыхает, срывая травинки рядом с собой. Он вытаскивает одну из них и растирает её между пальцами. — Звучит чудовищно, — продолжает Рон, глядя на озеро. — Если любовь может вызывать такие чувства, я не понимаю, почему все так к ней стремятся. У Гермионы холодеет в груди от его слов. Даже после фиаско, которое случилось в прошлом году на Святочном балу, кажется, что Рон почти не замечает возникшей между ними напряжённости. Гермионе не хотелось смотреть правде в глаза и переходить от ощущений к действиям, но, по крайней мере, она не была такой невосприимчивой к ним, каким, казалось, мог быть Рон. Иногда она думала, что он совершенно безнадёжен, а в другие дни казалось, что не всё потеряно. Это было пыткой. — Что если это неотъемлемая часть всего этого? — спрашивает она, поворачиваясь, чтобы взглянуть на него. Гарри откидывается обратно на мантию, и наблюдает за облаками. — Это то, о чём каждый мечтает. Любовь, о которой пишут в книжках. Трагичная любовь. Рон выглядит неубеждённым. Он морщится, как делает это всякий раз, когда чего-то не понимает. Гермиона отводит глаза, её взгляд устремляется в даль, осматривая окрестности, пока она пытается сформулировать свои мысли. — Когда ты любишь кого-то так сильно, что считаешь, что твоё собственное сердце может из-за этого разорваться. Её взгляд останавливается на Драко и Пэнси, и она с любопытством наблюдает за тем, как Драко собирает короткие волосы Пэнси в пучок, слегка оттягивая её голову назад, и весело ухмыляется, когда Пэнси в шутку возмущается. Гарри поворачивается к ней лицом и хмурится. — Это... словно ты вывернула всё наизнанку. Звучит, как нечто не совсем здоровое, — говорит он, на мгновение взглянув на Гермиону так, словно она сошла с ума. — А вам не кажется, что любовь — это болезнь? В некотором довольно извращённом смысле? — продолжает она, не обращая внимания на явную чёрствость Гарри и Рона. Рон откидывается назад и бросает на Гарри взгляд явного непонимания за спиной Гермионы, так, чтобы она этого не видела. — Мне кажется, что всё, что ты сказала, звучит довольно противоречиво, — произносит Гарри. — А мне кажется, что Гермиона говорит совершенно безумные вещи, — добавляет Рон. — А мне кажется, у вас обоих совершенно нет воображения, — вздыхает она. Рон бормочет что-то себе под нос, чтобы мог услышать только Гарри, и они оба начинают улыбаться. В последний раз взглянув на Драко и Пэнси и заметив, как он мельком поцеловал её обнажённое плечо, Гермиона закрывает глаза. Она раздражённо вздыхает, снова садится рядом со своими лучшими друзьями и открывает книгу.