Красный|Черный

«Дети, рождённые слепыми, не сразу узнают о силе притяжения. Выпустив предмет из рук, они ищут его в воздухе перед собой. Я не удержал тебя и теперь, словно ребёнок, со страхом спрашиваю: где ты?» Энни. С этим именем Оминис ложился и вставал каждый день. Благодаря этим двум слогам сердце билось в груди, а лёгкие наполнялись воздухом. Почти бесполезным, лишенным ее запаха. Она пахла грозой и солнцем, и каждый день рядом с ней становился сумасшедшим вихрем эмоций. Она была вожаком их маленькой стаи, всегда шла напролом, заражая азартной уверенностью в себе. Энни неслась по жизни словно порыв ветра — беспокойная, отважная, пленительно дерзкая. Поначалу Оминис неловко следовал за ней, но со временем окреп и твёрдой поступью пошел плечом к плечу. А когда ее коснулось проклятие, идти стало некуда. Известие на полном ходу ударило в грудь и со страшной силой опрокинуло всех троих навзничь, а потом мир замер. Застоялся, превратился в гадкую кашицу, в которой они с Себастьяном увязли по горло. На протяжении долгих лет одиночества Оминис хранил в душе заветное имя и горячую надежду на новую встречу. Порой он обращался к Энни, словно она была совсем рядом. — Доброе утро, — произнес он, спуская ноги с кровати. — Это кому как, — капризно ответили из-за суконной занавески. Оминис похолодел. Постепенно ожили в памяти события предыдущего дня — картина выходила мрачнее некуда. — Как самочувствие? — выдавил он и побрел к лохани. Парящий в воздухе чугунный умывальник плеснул в лицо стылой водой, но Оминис не ощутил холода. — Скверно. Бельвина откинула полог и вышла на середину комнаты. Каждый ее шаг отзывался скрипом половиц. — Есть здесь прислуга или мне прикажете переодеваться самой? — фыркнула она и нетерпеливо похлопала в ладоши. — Где прохлаждается твой домовик? — В моем доме прислуги нет, — донеслось сквозь плеск воды. Бельвина вскинула брови. Металлические нотки в голосе Оминиса только раззадорили ее. — Значит, придётся тебе переодевать меня! — воскликнула она и направилась к нему. Где-то по пути с шорохом упало на пол легкое платье. — Прекрати, пожалуйста, — Оминис отвернулся. — И не нужно ходить по дому вот так. — Ты ведь всё равно не видишь! — цинично заметила Бельвина. Ей вдруг безумно захотелось сорвать с Оминиса наскучившую маску добродетели, которая, по её мнению, была не более чем притворством. Глядя, как он медленно отходит к двери, она молниеносно преодолела последние пару футов и схватила его за локоть. На ощупь он оказался холодным. Не таким, какими бывают руки с мороза, а бездушно холодным, словно мраморное изваяние. Бельвина ахнула, а в следующий миг комната начала меняться. Свет, льющийся из маленького окошка под крышей, померк. С улицы послышался неясный шелест, он надвигался на хижину, превращаясь в яростный грохот. Оконное стекло треснуло, и в дом хлынул бурлящий поток воды. Пенистый вихрь воронкой завертелся вокруг них, вырос до потолка и с ревом обрушился, накрыв обоих с головой. Бельвина зажмурилась, а когда снова открыла глаза, в доме было светло и сухо, как прежде. Они стояли не в силах сдвинуться с места, оглушённые и сбитые с толку. — Что ты видела? — спросил Оминис севшим голосом. Бельвина встрепенулась и отпустила его руку. Впервые она ощутила свою значимость. И пусть это произошло благодаря такой обыденной способности, как зрение, мысль об этом придала ей сил. Серьги, притихшие после недавней расправы, одобрительно шевельнулись, и ее бросило в жар. Когда она закончила свой рассказ, Оминис в задумчивости постукивал по столу палочкой, из которой сыпались красные искры. Больше он не желал выпускать ее из рук даже в собственном доме. Его полуприкрытые глаза поблескивали, словно две серых жемчужины. Сосредоточенное выражение делало его лицо старше. Бельвина пожелала, чтобы он никогда не нашёл ответа и до конца их дней стоял перед ней такой же прекрасный, как сейчас. Она невольно потянулась к нему, но он предостерегающе вскинул палочку, и россыпь жгучих искр брызнула ей под ноги. — Хочешь, чтобы нас снова смыло? — усмехнулся он. — Если видение, — он сделал паузу, прикидывая, насколько это определение справедливо в его случае, — если это видение и правда вызвано прикосновением, лучше будет воздержаться от лишних движений, пока не разберёмся, что к чему. — Нашёл предлог! — вспыхнула Бельвина, но договорить не успела, потому что в дверь постучали. — Это за мной, — упавшим голосом произнесла она. — Назад, — скомандовал Оминис, и она нырнула за полог. Коротко скрипнула кровать. Подходя к двери нарочито грузным шагом, Оминис крикнул: «Одну минуту!», внимательно обводя палочкой пространство дома. С непринужденным видом высунувшись за дверь, он вежливо начал: — Добрый день! С кем имею честь?.. — и протянул руку в пустоту. С одной стороны, направить палочку гостю в лицо было бы невежливо, а с другой, подобный жест мог сойти за настороженность, что в его положении могло вызвать вопросы. Однако его рука осталась без внимания, а его самого оттеснила внутрь дома некая массивная фигура. — Далеко же вы забрались, Мракс! — пропищал над ухом голос Адэра Кроуфорда. Оминис понадеялся, что весь набор эмоций, вызванных визитом начальства, не отразился у него на лице. — У самого Хогвартса, а! — продолжил Кроуфорд, проходя в дом. — Тянет к знаниям? Меня, признаться, тоже…