Насильно мил

В ночь после визита Гарри Гермиона уснула спокойно и сладко. Снейп чувствовал, как она успокоилась, расслабилась и свернулась клубком, словно кошка, которая нашла себе удобный уголок и дремлет, не опасаясь пинка или окрика. Слабый шорох, осторожный скрип двери. Снейп умел ходить тихо, и сейчас он выскользнул из спальни, притворив дверь и уйдя одеваться в свою детскую комнату. Он оставлял в ней одежду, выходя уже в халате. Так оказалось проще. Северус старался не прикасаться к Грэйнджер даже случайно. Он всегда спал очень чутко — давняя привычка, в семейной жизни оказавшаяся очень кстати. Она двигалась по дому увереннее. Ещё подозрительно замирала, стоило ему войти в комнату или обратиться с вопросом, но это случалось всё реже. Абсолютно свободно она держалась, только когда злилась на него. Снейп не был уверен, что хотел бы именно таких отношений, но выбирать не приходилось. Гермиона проснулась, лениво нежась и вспоминая вчерашний день, осторожно прислушалась и села — она была в постели одна. Торопливо запахивая халат и отыскивая тапочки, уже на ходу намотала на запястье и скрутила в небрежный узел волосы, вместо шпильки заколов подвернувшимся под руку карандашом. Муж, уже полностью одетый, обнаружился в кухне. Он взял хлеба и с тарелкой в руке попытался спуститься в лабораторию. Сгорая от стыда, Гермиона заступила ему дорогу. — Сэр, не нужно уходить. Получается, я вас выживаю. «Пора взрослеть», — сказала она себе. Голос прозвучал жалко, но она воинственно задрала подбородок, приблизилась и протянула руку забрать его скудный завтрак. Снейп помедлил и поставил тарелку с хлебом на стол. — И вам доброго утра. Если вы не хотите готовить… — «для меня», явственно читалось в его взгляде, — и есть в моём присутствии, то уйти следует мне. Вам просто некуда. Не хочу вас стеснять. Он стоял перед ней — как всегда, закутанный в чёрное. Почему этот невозможный человек не может промолчать? И так ясно — ей неловко, она чувствует себя неправой. Но Снейп молча ждал, и она продолжила: — Я не… Просто всего так много и сразу. Я никогда не вела хозяйство. Помогать маме на каникулах — это не то. А в школе жили на всем готовом. — А два последних года? — Они окончательно убедили меня, как я ненавижу уборку, стирку и так далее. Дурная работа, когда тебя ждут книги. Снейп снова взял свою тарелку и принялся есть сухой хлеб. Гермиона молча смотрела на ровно колышущийся кадык, на размеренные движения крепкой челюсти, на тонкие нервные пальцы, ломающие мякиш. — Поттер говорил, в лесу вы кормили их с Уизли, — низким голосом пророкотал Снейп. — Бывало, и на костре готовили. Так что вы умеете всё, что необходимо, и заботиться умеете тоже. — Но… — Понимаю. Я — не они. С голоду не умру, — ровно отозвался он, обошёл её и направился к лестнице. Гермиона смотрела на острые плечи, прямую спину, покуда он не исчез за дверью подвала. Пару минут спустя прозвучал щелчок аппарации, и всё стихло. Дом дышал покоем. Грэйнджер медленно обошла комнаты, прибрала в спальне и кухне, вымыла оставшуюся после мужа тарелку. Можно оставить дела на потом, но какая разница? Зато она готова к новому дню. Мало ли что может случиться. Спустилась в прихожую, распахнула входную дверь и долго стояла на пороге, вглядываясь в серый рассветный посёлок. Промышленный район двигался, звенел колокольцами первых магазинов, урчал моторами и шелестел шагами торопливых прохожих. Продрогнув, она шагнула в дом и снова оказалась в царстве покоя и одиночества. Впервые за много лет вокруг неё не толпилась куча народу, ей не было нужно куда-то бежать и что-то делать. С раннего детства Гермионе не удавалось побыть наедине с собой. В школу её отдали в пять лет. Постоянно находились занятия, одни приятные, другие не очень. Ей было трудно сходиться с другими детьми: она набрасывалась на собеседника со страстью, пытаясь успеть сказать ему как можно больше, и её стали сторониться. Дразнили. Отказывались играть. Хогвартс стал для неё спасением: привязанностей в общеобразовательной школе у неё не осталось. Но и в Хогвартсе всё повторялось. Ровесникам-магам её страстные монологи были скучны и смешны. Кругом всегда был народ, но она чувствовала себя одинокой. Встретив Гарри и Рона, она быстро осознала, насколько ей повезло. Рон не обращал внимания на её выкрики, Гарри просто тянулся к общению, а Гермиона не могла позволить себе потерять их или поделиться ими с кем-то ещё. Её тотальный контроль обрушился на двоих мальчишек каменной глыбой. Так хотелось, чтобы её одной — ученицы-отличницы, помощницы, подруги — им было достаточно. Именно поэтому она приставала к ним с учёбой: очень скоро они привыкли, что их подгоняют, позволяя ей выбирать им книги, время для домашних занятий и даже место, где следует сесть. Гермиона чувствовала свою необходимость и была счастлива. Чтобы им не было с ней скучно, она обсуждала их авантюры, притворно возмущаясь, и всегда сама участвовала в них. От мальчиков требовалось лишь одно — отдавать дань её усилиям, благодарить, восхвалять её. Это была их плата за её усилия. Это была её эмоциональная подпитка. Рассвело. Робкое солнце коснулось серых крыш, пыльных окон и жирно блестевших мазутом луж. Гермиона уныло вспоминала, как мальчики принялись думать и жить сами, без неё. Гарри решил уйти на поиски крестражей в одиночестве, и ей пришлось изрядно постараться, чтобы не допустить этого. Рона утомил походный быт, и он бросил их. Бросил её. Она поняла, что очень скоро останется одна, и решилась. Выбора не оставалось: следовало связать свою судьбу хотя бы с одним из них. Маловероятно, чтобы нашёлся кто-то ещё. С Крамом не вышло. Гарри относился к ней преданно и уважал, ей по-хорошему стоило бы выбрать Гарри, да только он жаждал дружбы и никогда не смотрел на неё как на девушку. А Рон — смотрел. Остаётся только догадываться, чему научился младший Уизли при пяти старших братьях, и она решила: пора. Позволила Рону близость и снова ошиблась — во всех смыслах. Со Снейпом всё было иначе. Он не позволял командовать собой. Он не поддавался на провокации, не истерил, не обижал её — вёл себя как взрослый. Он умел напугать и умел показать, когда она бывала не права. На Гарри и Рона она бы просто прикрикнула, но со Снейпом так не выйдет. Возможно, всё дело в том, что он намного старше. Она трепетала перед его знаниями и была готова с восторгом подчиниться Снейпу-учителю, поскольку ценила в людях профессионализм. По всему выходило, что и как супруг он вёл себя с ней куда грамотнее, чем она с ним — в роли жены. Означало ли это, что и Снейп-муж заслуживал такого же уважительного к себе отношения? Он не лебезил, не ухаживал, не пел ей серенад, он просто пустил её в свой дом. Сделал их соитие максимально для неё приемлемым. Гермиона до конца так и не понимала, какое значение имеет сила рода, но теперь, разложив свою жизнь на составляющие, допускала, что его действия в Принц-мэноре были необходимыми и полезными, ибо тот Северус Снейп, которого она знала, не ошибался никогда. А что она? Закатила истерику. Нахамила. Пыталась сбежать — дважды! Вела себя, как истеричка. И вдобавок её отношения с Роном — не тот старт, с которого следует начинать семейную жизнь, если хочешь верховодить в браке. — Ну ничего, — сказала она, — зато его никто у меня теперь не отнимет. И женщины… Он некрасив. Тем лучше. В пустом доме её голос прозвучал странно. Грэйнджер замирала, вспоминая своё недолгое замужество в подробностях, час за часом, то хмурилась, то краснела. Пора взрослеть. Тем же вечером не ожидавший ужина Снейп вернулся поздно и нашёл на плите в кухне завёрнутую в тёплое одеяло кастрюлю с рагу. Жена крепко спала; он не стал её будить. Но утром, поднявшись и растирая уставшую спину, Гермиона обнаружила на кухонном столе крохотную розу-микс — поместившуюся бы в кофейной чашке, крошечную, в горшочке с наперсток размером, усыпанную яркими алыми цветками. Она плюхнулась на стул, разглядывая подарок, поймав себя на том, что глупо улыбается, и спрятала лицо в ладонях. * * * Малфой давал бал. Среди приглашённых были министр Магии и члены Визенгамота, несколько представителей вассальных семейств и представители 28 древнейших аристократических родов Британии. Не все из них приняли приглашение. Кое-кого уже и в живых-то не было, кто-то не сможет прибыть, так как в Азкабане увольнительные не выдавали. Ходили слухи, что ожидают и дальнюю родню с континента. На таких грандиозных сборищах заключались сделки, присматривались друг к другу будущие супруги и оглашались помолвки. Снейп приглашения не ждал. Ему такое мероприятие было не по статусу, и лишь в силу неопределённости его положения, отменного качества зелий, а также в память о прошедших днях, когда он стоял по правую руку от Лорда, с ним здоровались и с ним считались до сих пор. Новоиспечённый же лорд Принц был всем этим господам ровней. Древний род, сильная тёмная магия, помноженная на личные качества потомственного зельевара, неожиданно сделали Снейпа фигурой видной и значимой. Так что письмо на дорогой бумаге он получил тоже. Гермиона и вовсе никогда в высшем обществе не бывала. Северус всерьёз подозревал, что коварный блондин что-то в отношении их замышляет. Он не удивился бы, даже если вся затея с балом была с целью заполучить их с Грэйнджер. «Лорд и леди Малфой приглашают лорда и леди Принц посетить их в узком кругу в будущий вторник в одиннадцать часов (пополудни). Костюмы для дам — вечернее платье, для джентльменов — смокинг и парадная мантия. Камин будет открыт с десяти». За ужином Снейп зачитал приглашение жене вслух. Он опасался, что она обрадуется светскому развлечению, попадёт впросак, станет предметом насмешек и будет переживать. Было практически невозможно ей, маггловоспитанной ведьме, обойти все подводные камни светских бесед и тонкости этикета. Отдельным пунктом стоял выбор платья. Однако Грэйнджер никакого восторга предстоящему не выказала. Не рассмеялась, не бросилась писать портнихе, ничего такого. Она лишь вскинула на него свои грустные карие глаза и сухо уточнила: — Нам обязательно идти? — Да, — ответил слегка удивлённый Снейп. — Бал — важный ритуал и дань личности обществу. Гермитона нервно играла вилкой, аккуратно положила её на тарелку и снова спросила: — Можно мне не ходить? Снейп считал, что по соображениям безопасности идти не стоило бы ни ей, ни ему, но спокойно уточнил: — Основания? — Никаких. Если иначе… то есть если необходимо, я пойду. Только вам придётся меня проинструктировать, что надеть и чего не говорить. — Вы прекрасно справитесь сами. Помнится, на балу чемпионов шесть лет назад у вас был вполне пристойный наряд. Нужно что-нибудь длинное, с умеренно обнажёнными плечами и достаточно дорогое. А говорить вообще ни с кем не стоит. Как и пить, собственно. Она удручённо кивнула. Снейп вздохнул: — Посмотрите на меня, мисс Грэйнджер. Вы не хотите идти к Малфою. Но о нём вы всегда отзывались хорошо. Есть что-то, о чём мне следует знать? Гермиона подняла ресницы медленно и неохотно, но встретившись с тёмными глазами, дёрнулась и ответила совсем не то, что хотела: — Это не ваше дело. То есть… Неважно. Я куплю платье. Он молча доел и так же молча удалился. Она уже жалела о своей резкости, но было поздно. Жизнь с таким человеком, как Снейп, не была легкой или беззаботной, приходилось следить за языком. Он порой настолько очевидно не одобрял её тон или выражения, что Гермиона злилась, но поделать ничего не могла. «Зельевар с мировым именем. Педагог, а ведёт себя, точно ископаемое. Где он набрался таких манер?» На самом деле язык зельевара завораживал. Она завидовала, что у неё не получается так же. Вечер прошёл ожидаемо: он дождался, пока она заснёт, и только тогда улёгся в постель. Под отдельным одеялом. Утром муж успел исчезнуть до её пробуждения. Гермиона тщательно оделась, вынула из ящика в прихожей кошелёк с деньгами, заперла дверь и вышла к разбитому шоссе — ловить машину. Вернулась Грэйнджер к ночи, озябшая и уставшая. Отпустив такси, поднялась в спальню и бессильно упала в кресло Северуса. Снейп уже был дома, сидел в лаборатории, слышал, как она вернулась, но встречать не вышел. Всё же попускать хамство бывшей ученице, пусть и жене, было свыше его сил. Удар стали о медь гулким вздохом разнёсся по старому дому. Снейп недовольно скривился: время ужина давно прошло. Точными движениями растёр в ступке зубы обезьяны, добавил их в котёл, погружая зелье в стазис, умылся, вытер руки и надел сюртук. Грэйнджер обнаружилась тут же за дверью, и когда он вопросительно задрал бровь, пояснила: — Я не хотела быть резкой, сэр. Извините. Хотите посмотреть платье? Рассказать кому — не поверят: Снейп сидел в кресле в собственной спальне, а сосредоточенная Гермиона, немного нервничая, доставала и демонстрировала ему изящные туфельки, тонкие чулки с кружевными резинками, длинное, упакованное в папиросную бумагу бальное платье. Оно оказалось из блестящего атласного сатина, узкое сверху, расширяющееся от бедра, насыщенного зелёного оттенка, таинственного, как морские глубины. Сатин переливался, и в складках вспыхивали светлые отблески, словно блики на волнах. — Как вам? — взволнованно спросила она. — Красивый цвет, — сказал он с таким видом, будто жевал эту самую ткань. Подумал, наклонился и аккуратно пощупал подол. — Хлопок. Отличный выбор. Она явно ждала чего-то ещё, нервничая все больше и кусая губу. Снейп вынул из коробки туфельку и внимательно рассмотрел и её. — Вы собираетесь пойти в этом? — Вам не нравится? — На высоченных каблуках несколько часов... Я бы не смог. — Что угодно отдала бы за такое зрелище. — Ни за что, — Снейп вернул ей туфельку. — Я видела вас в платье. Вам очень идёт. — Если только во сне, — Снейп тяжёлым взглядом уставился на юную нахалку, но она лишь закусила щёку. — Ничего подобного. Весь наш курс знает, каков боггарт Невилла — грозный Снейп в платье старой леди Лонгботтом. — Убью Люпина, — зашипел Снейп. — Это вряд ли. После того, как годами варили ему антиликантропное, а потом, после битвы, вытаскивали с того света? — Тогда Лонгботтома. — Он не виноват. Это вы запугали его и стали его боггартом! — Августа, по-вашему, и вовсе ни при чём? Да она откровенно смеялась над ним! Снейп растерялся. Он не по наслышке знаком с насмешками, издевательствами и унижениями. Гермиона смеялась иначе. Не обидно. Не унизительно. Снейп призвал на помощь весь свой долгий, но такой ограниченный педагогический опыт. Хотелось поступить традиционно — ответить резко и просто уйти. Но... Ему жить с этой невозможной девчонкой. И он постарался, вернул улыбку, растянув губы в самой саркастичной своей усмешке. Она расхохоталась. Старый дом вздрогнул. Или это колотило самого Снейпа? Никогда ещё эти стены не отражали такого искреннего и беззаботного смеха, а Снейп замер, настороженный, пытаясь собрать разваливающегося себя и не позволить истоптанному сердцу вновь кровоточить, верить и надеяться. Гермиона отсмеялась, приложила к груди платье и приподняла подол. — А если серьёзно. Фасон не слишком откровенный? — Да как тут вообще поймёшь, — брякнул Снейп и снова поймал её тревожный, ждущий взгляд. — Примерить вам? — неуверенно предложила она. — Да, пожалуй. Она даже взвизгнула от удовольствия — едва слышно, но всё же. Вытряхнула из сумки какие-то яркие коробочки, подхватила платье: «Я сейчас! Никуда не уходите!» — и унеслась в ванную. Вскоре послышался плеск. Снейп лишь покачал головой. Её поведение было слишком очевидным, слишком женским. Ему каждую купленную ею тряпку нужно будет осматривать? Видимо, так. Невелика цена за покой в доме. «Видит Мерлин, с Тёмным Лордом было проще», — удручённо подумал Снейп. Он успел задремать в своём кресле, когда его бесцеремонно растолкали. Гермиона, с горящими щеками, стояла перед ним, сияющая и свежая. Она повернулась спиной, и Снейп завис — от шеи до поясницы платье было расстёгнуто. Он рассматривал выступающие лопатки, цепочку округлых позвонков, нежный шёлк белья, плотно облегающего шелковистую кожу ягодиц с глубокой ложбинкой, исчезающей где-то внизу. В горле немедленно пересохло. Тем не менее Снейп аккуратно нащупал замочек потайной застёжки, пошевелил его и плавно потянул вверх. Грэйнджер повернулась к нему лицом, закинула за голову руки, поднимая копну волос, открывая шею и плечи. Снейп жадно взглянул: он помнил этот жест. — Как вам? Да она издевается! — Кхм! — сказал Снейп, закинул ногу на ногу и прикрыл глаза ладонью. — Что конкретно вы хотите узнать, мисс Грэйнджер? «Вот-вот. Хоть буду понимать, что говорить в следующий раз». Гермиона между тем присела на кровать и деловито натягивала чулок. Снейп наблюдал. Молочная кожа бедра сверкнула над кружевом резинки. Ладонь прошлась снизу вверх по сухощавой стройной ноге, Грэйнджер пошевелила пальцами, словно любуясь, аккуратно вставила ступню в туфлю. Поднялась, и подол платья, шурша, упал до пола. Снейп моргнул и очнулся. — Этот комплект как раз под облегающее платье, — начала объяснять она, демонстрируя пустые коробки, как выяснилось — из-под белья. — Без бретелей, на косточках. Модель «Анжелика». Дорого, конечно, но вы сами велели купить что-то с открытыми плечами. Снейп скептически осмотрел её. Плавные изгибы, строгие линии. Весьма аппетитный бюст. — Косточки, — смущённо пробормотал Снейп. Он был знаком с устройством корсета, но куда здесь спрятали китовый ус, не представлял. — Да вот же, — она подскочила к нему, наклонилась, едва не ткнувшись грудью в лицо, и провела пальцем по кружевному краю. Для чего она себя так вызывающе ведёт? У Снейпа в голове словно щёлкнуло. Несколько дней тому назад, в ванной, она тоже демонстрировала отчаянную храбрость, а он, как последний дурак, повёлся и поверил. Оказалось — зря. — Мисс Грэйнджер, — устало отстранился он, — я работаю с подростками двадцать лет. На их провокации у меня иммунитет. Если вы намерены что-то сообщить либо чего-то от меня хотите, — он взглянул в испуганные блестящие глаза, — говорите прямым текстом, иначе я просто не пойму вас. — Как я могу прямым текстом? — шепнула она, сморщившись и отпрянув. Наткнулась на кровать и плюхнулась, замерла, обхватив себя руками, будто внезапно заледенев. Снейп задохнулся от щемящей узнаваемости этого жеста. — Тогда не обижайтесь, — выдавил он и поднялся. Он возвышался над нею, сжавшейся в комочек, а она не отводила от него глаз, хотя и втягивала голову в плечи, выворачивая шею под немыслимым углом. Когда он сел на постель с нею рядом, она облегчённо выдохнула и уткнулась в плечо лицом. Оказалось, так естественно обхватить обнажённые плечи и привлечь к себе, погладить непослушные кудри, ощутить, как она прижалась крепче и затихла. — Я боялась, что вы больше никогда... — невнятно промычала она. Тонкие пальцы легли ему на грудь и попытались расстегнуть пуговицу сюртука. — Я знаю, что вы больше никогда, — грустно отвечал Снейп, ловя эту руку, слегка сжимая и не позволив раздевать себя. — Можете не бояться. Я вас не трону. — Но почему? — Потому что всё должно быть добровольно. Вы не обязаны ублажать меня лишь потому, что жизнь вас поимела. Отличное платье. Он поднялся и сбежал в свой подвал. Потом долго сидел, не в состоянии работать, не в состоянии читать. Никакого вожделения, приказал он себе, она его бывшая ученица, он профессионал до мозга костей. Но тёмные глаза, готовые пролиться слезами, и стиснутые маленькими ручками плечи ещё долго маячили в темноте и пугали его.