Лед внутри тебя

Утром Костя написал, чтобы Аня начинала тренировку без него. Он не назвал причин – только сказал, что задерживается и приедет на пару часов позже обычного, но даже это не могло бы испортить настроение Ани, которая чувствовала себя на удивление хорошо и бодро, несмотря на весь беспорядок, который творился в ее жизни. Дела у отца шли откровенно плохо, и поэтому он сутками пропадал в офисе, отчего Татьяна Григорьевна нервничала еще больше, ведь не могла помочь мужу ничем. И это сильно сказывалось на состоянии женщины, которая привыкла добиваться всего сама, работать, чтобы обеспечить семью, всегда помогала Виктору во всех начинаниях, а теперь была вынуждена наблюдать со стороны, как рушится то, что они кропотливо и тщательно выстраивали долгие годы, рдея и волнуясь за фирму, как за драгоценное детище. Аня же не знала, что она будет делать дальше, потому что последние отложенные деньги месяц назад она потратила на очередную партию таблеток для матери, которые вот-вот должны были доставить из Германии. Ее рекламные контракты давно истекли, а новых не было из-за полученной травмы и перехода в парное катание: спонсоры выжидали, тихо притаившись на трибунах, и Аня была вынуждена гадать, сможет ли оплатить матери очередную партию лекарств. Оставалось надеяться лишь на то, что они смогут выйти в финал Гран-при России и занять призовое, первое, место. Тогда они с Костей могут рассчитывать на хорошие призовые, включение в состав сборной и, возможно, парочку новых рекламных контрактов, заключенных на волне популярности новой пары. Но сейчас думать об этом совсем не хотелось, потому как все ее мысли занимала подготовка к вечерней тренировке на льду, на которой она хотела попробовать обратное лассо и подкрутку – то, что получалось у них хуже всего и не давало откатать программу стабильно. Аня должна была сделать все, чтобы они смогли включить эти элементы в выступление и получить за элементы надбавки – теперь для фигуристки это было буквально вопросом жизни и смерти. Спустя полтора долгих часа упорной тренировки на все группы мышц и растяжки после, Аня устало накинула на плечи небольшое полотенце, подаренное мамой, на котором были заботливо вышиты маленькие цветочки, и вышла из зала. Приятная усталость разливалась по телу, позволяя чувствовать себя свободнее и легче, а в голове наконец не было тяготящих мыслей. Но стоило фигуристке свернуть в сторону раздевалок, как она буквально уткнулась носом грудь внезапно появившегося из неоткуда Кости. Тот только покачал головой, в который раз удивляясь, как в такой неуклюжей с виду девушке могло быть столько собранности и силы воли одновременно. – И тебе привет, – криво улыбнулся он, задорно глядя на партнершу, немного запыхавшуюся и растрепанную после занятий в зале. – Вижу, ты отлично повеселилась без меня. – Ты свое отмучаешь вечером, – перенимая его манеру, ответила Аня, деловито сложив руки на груди. – Вот так значит? – Ага, – небрежно пожала плечами Преображенская, обходя партнера и направляясь в раздевалку: до льда оставалось двадцать минут, а она мечтала о том, чтобы перед этим принять холодный душ и смыть с себя неприятный липкий пот. Задетый тем, что Аня даже не поинтересовалась причиной его отсутствия, Костя последовал за ней, ловко закинув черную спортивную сумку на плечо. Бодрый вид партнерши и понимание того, что от вчерашней грусти не осталось и следа, радовали. Но у него было то, что смогло бы придать Ане еще больше сил, а потому спортсмену хотелось скорее посмотреть на ее эмоции от тщательно продуманного сюрприза, которым и было вызвано его отсутствие. – Даже не спросишь, где я был? – театрально оскорбленно спросил он, заходя в раздевалку вместе с Аней, которая удивленно оглянулась, явно не одобряя подобную выходку: в любой момент кто-то мог выйти из душевой и наткнуться на нахально рассевшегося на скамейке Воронцова, который еще и раскинул свои длинные ноги, загораживая проход к дальним шкафчикам – его огромная нахальная туша занимала слишком много места, а стоящая рядом спортивная сумка мешалась под ногами. Понимая, что Костя не отстанет, потому что решил, что сейчас самое время, чтобы поиграть в какие-то детские игры, Аня вопросительно посмотрела на него, внимательно оглядывая с ног до головы и пытаясь самостоятельно выяснить причину подобного поведения – подозрительно хорошим было его настроение для того, у кого в запасе не было даже стабильной короткой программы. Но ничего примечательного в нем Аня не заметила, а значит, Воронцов просто решил развлечься и не дать ее мечте о прохладном спасительном душе сбыться. – Я был в Федерации. И мне удалось достать для тебя финансирование на пару коньков в этом сезоне, – довольный, словно объевшийся консервов кот, он смотрел на Аню, брови которой в тот же момент взлетели вверх, а глаза округлились от неожиданной смены темы. Неужели он правда смог?.. – Ты шутишь… – Нисколько, – Костя наклонился, чтобы расстегнуть сумку, и достал оттуда новые белоснежные коньки, на которые уже были установлены лезвия. Аня все еще стояла с полотенцем на плече, сжимая в руках любимую голубую бутылку с водой, и не верящим взглядом смотрела на Воронцова. Она и подумать не могла, что все решится так быстро, хотя и была уверена в том, что он что-то задумал – особенно после вчерашних слов о том, что они обязательно что-нибудь придумают. – Но как? – Костя поднялся, отложив коньки на скамейку, когда Аня подошла ближе. Он тепло улыбнулся, забирая из ее рук бутылку и снимая с плеча влажное небольшое полотенце, и сделал шаг навстречу. Аня все еще не верила в то, что Костя не разыгрывал ее, а говорил правду – это читалось в каждом ее взгляде, в каждом неуверенном, осторожном движении. Они стояли, не зная, что сказать друг другу, и молча вглядывались в знакомые лица в попытке завязать хоть какой-то диалог. Костя заметил, что Аня впервые за все время не стала скрывать свои чудесные веснушки макияжем, и на сердце потеплело от мысли о том, что сделала она это после того, как вчера он случайно обмолвился о том, как красиво они смотрелись на ее светлой коже. Аня вдруг подалась вперед и крепко обняла его за шею. В таком нежном и ласковом, а оттого неожиданном и нехарактерном ее порыве чувствовалась боль от того, что она вновь проявила слабость, позволила переложить ответственность за себя и свои проблемы на другого человека. Костя только тихо покачал головой, понимая, о чем она думала, и заботливо прижал к себе, желая отогнать эти глупые мысли. И с чего только она взяла, что сила заключалась в том, чтобы держать все в себе и отказываться от помощи близких – особенно, если они жаждут помочь? – Надеюсь, я угадал с размером, иначе продавцы меня четвертуют, – прошептал он ей на ухо, желая разрядить обстановку и вернуть Ане ее задорный вид. Преображенская тихо рассмеялась ему в плечо, не поднимая головы. Вдыхать его аромат, ставший уже привычным за столько месяцев, проведенных бок о бок, касаться его, чувствовать горячие ладони на талии – все это казалось таким правильным, таким необходимым, что Аня иногда боялась думать о том, что будет после, когда олимпийский сезон закончится: ведь Костя упоминал в одном из интервью, что этот олимпийский цикл, возможно, станет последним в его карьере. И все же они никогда не обсуждали это, потому что с самого начала фигуристов объединяла лишь одна цель, ради которой они и встали в пару, преодолевая свою изначальную неприязнь друг к другу – олимпийское золото. Поэтому теперь Аня, неосознанно привязавшаяся к партнеру, старалась цепляться за каждый подобный момент, которых со временем становилось все больше, неосознанно прижимаясь все ближе – только бы знать, что он рядом, здесь, с ней. – Примеришь? – Костя ласково провел рукой по ее волосам, убирая выбившиеся из хвоста пряди с лица, а затем немного отстранился, пытаясь поймать взгляд партнерши. Аня нехотя отодвинулась, вдруг растерявшись от подобного поступка – эмоционального, совершенно не характерного для нее. Это был уже второй раз за последние сутки, когда она, поддавшись какому-то странному чувству, позволяла себе расслабиться в чужих руках и, не задумываясь ни о чем, делала то, что хотела. Она видела, что Костя хоть и удивлялся, но все же отвечал взаимностью, проявляя заботу. И это успокаивало: по крайней мере, она чувствовала это не одна. Кивнув, Аня посмотрела на скамейку, на которой лежали новые, еще не исцарапанные зубцами во время прыжков и вращений коньки, на лезвия которых были надеты смешные пингвины – мягкие чехлы-сушки, в которых фигуристы хранили ботинки, чтобы металл лезвий не поржавел от влаги льда. Преображенская, забавно приподняв бровь, вопросительно взглянула на партнера. Костя хмыкнул и в привычной ему манере ответил: – Показалось, что они подойдут тебе – пингвины ведь тоже неуклюжие. – Считаешь меня неуклюжей? – она уперла руки в бока, окинув партнера осуждающим взглядом, который превратил фигуристку в привычную Аню – задорную, притворно злящуюся, угрожающую, но очень добрую и смешную. – Да, – пожал плечами Костя. – И очень красивой. Он совершенно не хотел говорить это вслух, поэтому после еще долго корил себя за то, что не смог удержать язык за зубами – Ане абсолютно точно не стоило знать об этом. Но, на удивление Кости, она только хмыкнула, посчитав сказанное очередной шуткой, и с каким-то непривычным трепетом взяла в руки новые ботинки: казалось, эти коньки было не похожи на сотню других – тех, что она успела сменить за годы спортивной карьеры. Аккуратно проведя по ботинкам пальцами и удивляясь необычному дизайну, она тихо произнесла: – Спасибо тебе. Они прекрасны. Коньки действительно выглядели потрясающе – это подметил даже Воронцов, обычно равнодушный к подобному: это только поначалу новая экипировка приносит удовольствие и вызывает восхищение – с годами смена коньков становится привычной рутиной, которая только доставляет неудобства тем, что новые ботинки нужно раскатывать, привыкать к ним. Но когда Костя приехал в магазин, продавцы, конечно, узнали его, а потому предложили несколько пар ботинок на выбор. Поначалу он хотел остановиться на классической модели, на которой неизменно каталась Аня уже несколько сезонов, так как знал, что фигуристы не просто так отдавали предпочтение определенной модели коньков, но затем увидел на витрине ботинки, тканевый завиток которых был красиво украшен стразами. Он знал, что иногда фигуристки обклеивали коньки, но никогда не понимал, для чего – это ведь только портило их вид, а камни отвлекали внимание и делали ботинки слишком вычурными, дешевили их, а иногда и вовсе мешали пониманию программы и не сочетались с костюмом. Однако глядя на аккуратно выложенные белые кристаллики, которые красиво расходились к середине завитка и оставляли большую его часть в исходном виде, он понял, что украшение совершенно не портило ботинок – наоборот, он выглядел более изящным и красивым, отличался от других подобных. Потому Костя попросил, чтобы на коньках, выбранных им для Ани, сделали подобный рисунок. Это не заняло много времени: пока он активно обсуждал с консультантом лезвия и вдумчиво вслушивался в рекомендации заточника, у которого и сам обслуживался уже больше пяти лет, ботинки были готовы и красиво упакованы в коробку. Над лезвиями Костя тоже постарался – это Аня заметила, как только сняла с коньков мягкие чехлы, так полюбившиеся ей с первого взгляда. Увидев, какую модель выбрал партнер, она ахнула. Сам Костя катался на лезвиях этой же фирмы, но немного другой, не облегченной модели, а потому был уверен, что Ане давно стоило попробовать именно их. Отличий от тех, что стояли у нее на старых коньках, почти не было, и он признавал это, однако хотелось, чтобы у партнерши было лучшее из возможного, а потому Воронцов твердо решил, что эти лезвия заслуживали шанса. В конце концов, их всегда можно было поменять, поставив классику вместо облегченного варианта. – Я не поверю, что это, – она указала на лезвия, сощурив глаза в пристальном взгляде, – оплатила Федерация. – Ну, – начал было Костя, пытаясь придумать хоть какое-то правдоподобное оправдание тому, о чем спрашивала партнерша, а затем махнул рукой, понимая, что Аня все равно ему не поверит: несмотря на огромные бюджеты, заложенные на обеспечение спортсменов необходимым инвентарем, чиновники все равно старались максимально ограничить фигуристов в бюджете и устанавливали ценовой порог, потому многим приходилось доплачивать уже из собственного кармана. И, конечно, Преображенская прекрасно об этом знала. – Лезвия оплатил я. – Но зачем? – непонимающий, полный искренности взгляд Ани сводил с ума, заставлял трепещущее сердце биться чаще и кричать о чувствах, переполнявших спортсмена. Поначалу Воронцов вообще не хотел говорить партнерше о том, где он достал деньги на коньки, но затем все же решил, что Аня без сомнений поверит в то, что покупку согласились оплатить в Федерации: это было довольно частой практикой среди профессиональных фигуристов. Но в его планы совершенно не входило признание в том, что Иван Анатольевич несколько раз повторил, что спортсменам, не включенным в состав сборной – а они с Аней туда пока не вошли, так как были недавно сформированной парой – оплата коньков на новый сезон не положена, и он сделать ничего не может – таковы правила. Поэтому Костя принял единственно возможное решение: оплатил коньки самостоятельно. Нагружать этим Аню совершенно не хотелось, потому что он знал: у ее семьи и так были проблемы с деньгами, а такой дорогостоящий подарок она бы никогда не приняла. – Потому что я хочу, чтобы ты каталась без риска получить травму, – честно признался он, все же умалчивая остальное. – Но эти лезвия стоят дороже, чем ботинки! – Эти лезвия помогут тебе быстрее восстановить прыжки и легче приземлять выбросы, и ты это знаешь, – спокойно продолжал он, не обращая внимание на протесты Ани. Конечно, он говорил правду, и Преображенская это понимала. Как и понимала, что теперь ей придется искать деньги, чтобы оплатить лезвия: она не хотела чувствовать себя должной никому, а потому твердо решила, что вернет всю сумму, как только они получат призовые. Она могла лишь надеяться на то, что этих денег хватит на все: на покупку лекарств для мамы, на жизнь, на оплату квартиры и тренировок, а теперь еще и на возвращение долга Косте. Но это придавало сил двигаться дальше, работать в два раза больше, чтобы добиться лучшего результата на соревнованиях и получить хотя бы несколько контрактов. – Я все верну, – безапелляционно сказала Аня, глядя прямо в зеленые глаза напротив, в которых в ту же секунду сверкнули огоньки недовольства и протеста. Костя явно начинал злиться, она это видела. Однако он только поднял свою сумку, быстро застегнул молнию и быстро бросил на ходу, будучи уже возле двери: – Станешь олимпийской чемпионкой – тогда обсудим, – подмигнул он, а затем скрылся в коридоре, оставляя Аню с коньками в руках без возможности возразить в ответ – до льда оставалось всего десять минут.

***

До первых стартов в совместной карьере Ани и Кости оставалось десять дней. Уже через неделю они должны будут вылететь в Санкт-Петербург, где пройдут их финальные тренировки, а затем – этап Гран-при России, который они всерьез рассчитывали выиграть. Короткая программа наконец получалась отлично, и не было сомнений, что за нее они наберут достаточное количество баллов, однако добавить в произвольную обратное лассо спортсмены так и не смогли: Аня все еще не всегда могла пересилить себя и отпустить вторую руку во время поддержки, чтобы получить необходимы уровень и надбавки от судей. Костя и Павел Александрович прекрасно понимали, что без этого элемента им не получить высоких баллов за технику, но сделать ничего не могли, как бы ни пытались: Воронцов громко ругался, не скупясь на выражения, кричал и злился так, что иногда Ане становилось страшно, а Загорский только молча качал головой и требовал повторить элемент еще раз. В голове фигуристки неустанно крутилась мысль о том, что на соревнованиях ей придется отпустить руку Кости и пересилить страх падения, широко улыбаясь и считая про себя эти пять проклятых оборотов. Сомнений в том, что партнер поймает ее в случае неудачи у Ани не было – они давно прошли это и научились доверять друг другу, – однако она боялась сделать хуже, ведь если Преображенская начнет падать и сделает это неудачно, то утянет и Костю, время от времени оберегавшего ее не самым лучшим, как считала сама Аня, способом, за собой, и они потеряют намного больше баллов, чем если она просто не отпустит руку. Но выбора не было: Воронцов ясно дал понять, что вопрос о замене элемента не обсуждается – им было необходимо добавить лассо в программу, чтобы доказать, что они достойны войти в состав сборной и претендовать на место в олимпийском составе. Однако были и хорошие моменты: параллельные вращения удавались на ура, высота прыжков после покупки новых лезвий возросла, позволяя ввести в программы каскады с двумя тройными, а сложнейшие выбросы получались неизменно чистыми. Это все давало Ане надежду на то, что еще не все было потеряно, и одна поддержка не могла при таком раскладе стоить им золотой медали, а Косте – на то, что судьи добавят баллы за сложность, сравнив уровень их техники с другими парами, которые едва ли вообще когда-то прыгали каскады 3-3 на соревнованиях. Так проходили тренировочные будни: от успехов до поражений их отделял один элемент, который добавлял напряжения в слаженные и гармоничные отношения партнеров. Костя продолжал попытки поговорить, моментами уговаривал – но скорее заставлял – тренировать обратное лассо в усложненных вариациях и различных заходах в зале, чтобы затем перенести его на лед, а Аня, конечно, понимала, что когда-то этот день настанет, и тогда пути назад уже не будет, а потому крепко зажмуривала глаза и отпускала дрожащую руку, повторяя себе, что под ногами маты, а не обжигающий холод льда. Но пока их ждали первые старты, а значит, нужно было оттачивать то, что уже было приготовлено и поставлено. Именно поэтому они почти все время тратили на отработку программ: правили скольжение, работали над артистизмом и эмоциями, добавляли что-то в хореографию и усложняли компоненты, за счет которых и надеялись выйти вперед, обойдя Орфееву\Ермилова с их безупречной скатанностью и известной синхронностью. – Аня, рука! – крикнула Виктория Андреевна, хореограф пары, подъезжая ближе к фигуристам, которые в очередной раз остановились посреди льда, тяжело дыша после выполнения поддержки. – Подними же ее, обними Костю! Вот так, – Раевская изящно согнула руку, повторяя позу Ани, а затем положила ладонь на шею фигуриста, нежно обнимая его – так, как должна была сделать это фигуристка. – А ты, Костя, не уходи в поддержку так быстро – я, как зритель, должна увидеть эмоции! Давайте еще раз сначала! Эта программа очень нравилась обоим: Ане за то, что в ней было столько нежности и чувств, но в то же время трагичности и драматизма, что пробирало до глубины души, а Косте – за возможность многое взять на себя, позволив партнерше хоть немного отдохнуть между сложнейшими элементами, успокоиться и сосредоточиться перед заходом на лассо. Они выполняли два тройных выброса и подкрутку, а потому нагрузка на организм фигуристки была невероятной, и Костя старался дать Ане пару секунд передышки перед новым прыжком, перед очередной сложнейшей поддержкой. Во время одной из тренировок в голове Кости возникла странная мысль о том, что он ни за что не согласился бы катать подобную программу в паре с Полиной: слишком много в ней было мимолетных поддержек, во время которых он прижимал к себе партнершу; были и постоянные дорожки совместных шагов, отчего программа походила скорее на танцы на льду, чем на выступление спортивной пары – с Игнатьевой такое бы просто не получилось, потому как они оба терпеть не могли эту драматичную музыку, считая ее слишком пафосной и вычурной. Но то, что предложила Раевская им с Аней, не казалось приторным и неподходящим, а потому он решил рискнуть. И, надо сказать, результат впечатлял и самих спортсменов, и тренерский штаб, члены которого с гордостью смотрели на учеников и предрекали им скорые победы. Фигуристы быстро проехали вдоль борта, чтобы набрать скорость, а затем продолжили с того места, который велела доработать Виктория Андреевна. Положив ладони на затылок Кости, Аня заглянула ему в глаза и уже каким-то автоматическим, рефлекторным движением оторвала ноги ото льда, позволяя Косте закружить ее в поддержке. Партнер с одобрительной улыбкой смотрел в ответ, красиво отводя руки в стороны и любуясь в этот момент тем, как прекрасна была Аня с ее развивающимися от скорости волосами и горящими глазами. Она же боялась признаться себе в том, насколько ей нравилась эта небольшая, но такая чувственная вставка, а потому эти недолгие несколько секунд придавали сил и уверенности в том, что все обязательно получится, если они вместе. Затем Костя, как того требовала хореография, крепко обхватил талию партнерши, сжав руки в замок, а Аня прогнула спину, словно падая на лед. Воронцов сделал еще несколько оборотов, а затем опустил Аню – передышка была окончена, далее следовал заход на совместное вращение, но Раевская громко крикнула, хлопая в ладоши и останавливая партнеров и музыку: – Вот так! Вот так вы должны выполнять этот элемент! С любовью, которая была сейчас! – она широко улыбалась, пока Аня и Костя стояли рядом, все еще по привычке держась за руки. Виктория Андреевна посмотрела на аккуратные позолоченные часы, что носила на запястье, и вскинула брови – до конца их времени на льду оставалось всего десять минут, а они так и не успели прогнать программу полностью, тщательно отрабатывая отдельные хореографические элементы, поправляя дорожки и танцевальные поддержки, а потому она ловко развернулась на своих бежевых коньках и скомандовала: – У вас одна попытка, чтобы чисто откатать, – возвращаясь на место у борта, она попросила технического специалиста включить запись, чтобы уже после разобрать редкие неточности, которых с каждым разом становилось все меньше и меньше. – И помните: вы любите друг друга, но не можете быть вместе! Я хочу видеть эту боль, эту страсть! Костя хмыкнул, а затем отъехал на середину катка. Аня последовала к борту, чтобы встать в свою начальную позу. Заиграла музыка: поначалу тихая, едва слышная, но с каждой секундой набиравшая все больше звучания и мелодичности. Аня решила, что должна выдать в этой программе всю себя, выложиться так, словно от этого проката зависел их шанс выиграть на этапе Гран-при. Они чисто и невероятно синхронно выполнили тройной флип, дорожки и вращения, а подкрутка вышла необычно высокой и на удивление не такой страшной, как обычно, и в голове у Ани на секунду проскользнула мысль о том, что, возможно, стоило бы поднять руку, чтобы усложнить элемент, но решила подумать об этом позже, после проката – нужно будет обязательно посоветоваться с Костей и Павлом Александровичем, ведь такое исполнение могло бы принести им больше баллов. Тодес, поддержки, среди которых было и злополучное лассо, на котором она все же, пересилив себя и натянув широкую улыбку, отпустила руку, но не выдержала, совершив глупую ошибку и переведя взгляд на лед, а потому уже на третьем обороте она быстро протянула побледневшую ладонь Косте, который все же успел докрутить четвертый оборот и только потом крепко сжал руку испуганной партнерши в ответ, успокаивая ее незаметным, мимолетным поглаживанием и уверенным взглядом – у них получилось! Финальная поза была зафиксирована, а музыка стихла, и Аня наконец смогла спокойно выдохнуть, расслабляясь и слегка откидываясь назад – знала, что Костя стоял позади, а потому привычно подхватит ее и, тихо смеясь, прижмет к себе. – Браво! – Аня счастливо распахнула глаза, уже стоя рядом с партнером, который с каким-то странным, очень выразительным, но отчего-то нечитаемым взглядом смотрел на нее, а затем до слуха фигуристки донесся шум с трибун, и Аня поняла, что аплодировала им не только Виктория Андреевна, но и Загорский, который пришел на лед вместе с другой спортивной парой. Вадим и Вика стояли у борта рядом с тренером. Ермилов пылал злостью от прекрасного проката своего главного соперника, потому как впервые за долгие годы у него всерьез появилась возможность стать чемпионом, а не стоять позади, находясь в тени в очередной раз выигравшего Воронцова. Но увидев произвольную программу фигуристов, Вадим начал сомневаться в том, что у него могло что-то получится: таких эмоций в выступлениях спортивных пар он не видел уже давно, а потому, как бы не хотелось это признавать, был уверен, что оценки за артистизм, который всегда был слабым местом Кости, теперь будут наивысшими. Партнерша Вадима крепко сжимала руками край борта, со злостью и плохо скрываемой завистью сверля глазами улыбающуюся Аню, которая о чем-то тихо перешептывалась с Воронцовым. Орфеевой казалось, что незаслуженно быстро у этой одиночницы получилось освоить все, на что ей самой потребовались годы упорной работы. Слишком слаженно они с Костей катались, слишком настоящими выглядели их эмоции, слишком пробирающей получилась эта программа. И оставалось только малодушно, отчаянно надеяться, что на Гран-при в Петербурге что-то пойдет не так, и Преображенская сорвет несколько элементов, разозлив этим партнера, который никогда бы не простил ей глупой ошибки на важных стартах. – Достойно, – коротко кивнул Павел Александрович, когда ученики поравнялись с ним, а вторая пара уже раскатывалась на льду. Аня и Костя с искренними улыбками поблагодарили тренера, надев чехлы на коньки и уже приготовившись уйти в раздевалку, как Загорский тихо, не отрывая взгляда от арены, произнес: – Ты молодец, Анна.