Тайна алой смерти

      Прошёл почти месяц, как я лежу в больнице. Раны оказались намного серьезнее, чем показал первоначальный осмотр. Так меня хотели отпустить ещё неделю назад и отправить на домашний режим более чем на две недели, но не получилось. Я до сих пор должен быть под присмотром моего лечащего врача. Кстати, мой лечащий врач – это молодой мужчина, лет 27, с приятными чертами лица. У него были каштановые длинные волосы чуть ниже плеч. Я, кажется, и не видел в живую мужчину с длинными волосами, только на обложках каких-нибудь журналов с разными моделями. Он часто завязывал волосы в тугой пучок, а сверху надевал медицинскую шапочку. Врача звали Григорий Алексеевич. У него был очень приятный для слуха низкий голос. Григорий Алексеевич неторопливо и разъяснительно говорил, из-за чего становилось очень спокойно, его голос умиротворял меня. А также мне симпатизировали его карие, слегка отдающие янтарным оттенком глаза. Они всегда выражали строгую собранность, но в те моменты, когда нежность была необходима, он мог показать её и взглядом, и действиями, и словами.       Судебное разбирательство началось спустя три дня моего пребывания в больнице. Для него...точнее для бумаг, было очень важно моё физическое состояние, ну а также моральное. Хотя, на второй вариант наплевали больше всего. Конечно, Григорий Алексеевич рассказал этим людям из суда, что разбираются по этой части, про моё физическое состояние. А моральное...ну, спросили меня: «Как ты относишься к Роману Пятифанову?» Я ответил: «Отторжения не чувствую» Тогда женщина пометила что-то в своём журнале, задала мне ещё несколько вопросов, а после, попрощавшись со мной и с Григорием Алексеевичем, покинула палату. Григорий Алексеевич тогда тяжело вздохнул и устало проговорил:«М-да, ребёнок чуть не погиб от рук своего друга, а они спрашивают: «Как ты к нему относишься?» Цирк, ей богу..»       Как я и хотел, я не присутствовал на суде. Хотя, даже если бы я хотел, я бы не смог физически. На нём были мои родители, уже прошло два заседания, и по словам отца: мать Ромы не появилась ни разу. В принципе, этого и следовало ожидать. Отец – тюремщик, а мать – жуткая пьяница, как и рассказывал мне Рома. Мне всегда было очень жаль его. Мальчику не досталось родительской любви и заботы, ему приходилось попросту выживать на каких-то остатках, которые он находил в своём доме. Он всегда оставался сильным и старался не поддаваться эмоциям, но всё же в один момент ослабел.       Смогу ли я его простить когда-нибудь? Я не знаю. Я очень к нему привязался за всё время нашего общения, а после – дружбы. Я очень благодарен Роме за этот недолгий, но очень важный для меня опыт. Опыт нашей дружбы. При каждом воспоминании о нем глаза на мокром месте. Я доверял ему, а он.. С другой стороны, он и мне доверял, но я предал его, мне самому очень стыдно за этот поступок. Но мне нравится Полина, а я нравлюсь ей: дважды два никак не получится пять, у нас с ней – четыре. А у Полины с Ромой – как раз пять..       Когда родители пришли ко мне с первого судебного заседания, они рассказали мне всё, что там происходило. Больше всего удивило меня, что после того, как официально объявили моё физическое состояние – жив; состояние тяжёлое; Рома, который перед этим закрывал лицо руками искренне улыбнулся, а глаза его засверкали от слёз. Это было очень странно. Неужели он рад, что я выжил? Бред. Он не может быть рад, когда собственноручно пытался убить меня.       Чувствую я себя уже намного лучше и бодрее. Дышится легко, а вот некоторые движения всё ещё могут приносить дискомфорт, но это не страшно. Мне положено соблюдать постельный режим, и я его не нарушаю.       Ко мне приходили родители вместе с Олей. Она сразу расплакалась, как увидела моё расслабленное лицо и повисла у меня на шее. Мы не могли успокоить её целых двадцать минут, она рыдала и говорила, как переживала за меня. С горем пополам, мне удалось успокоить её своими тёплыми объятиями и нежным поцелуем в щёку. Мы сидели, разговаривали более полутора часов обо всём на свете. Обо всём, о чём не успели поговорить до случившегося. Она много раз спрашивала меня, за что Рома сделал это, и я отвечал. «Он сделал это из-за ревности к девочке..» – спокойно каждый раз произносил я и гладил Оленьку по голове. А зачем скрывать? Всё равно когда-нибудь она узнает всю правду. Почему бы ей не узнать эту правду сейчас, чтобы не обманывать. Ложь, в этом случае, – будет самым плохим решением. Я же люблю Олю и совершенно не хочу оставлять её в неведении.       Сейчас на улице вновь темно, потому что очередной день в этой больнице заканчивается. Сегодня ко мне никто не приходил, и я этому отчасти рад. Хотя, я бы был очень не против увидеть маму, папу или Полю с Олей. Странно, почему Полина не пришла. Она приходит ко мне каждый день, а иногда даже остаётся здесь на ночь, за что я шутливо ругаю её на утро. Мне очень нравится проводить с ней время. Она – тот самый человек, который понимает меня полностью, понимает меня даже по выражению лица. Я поражаюсь этому.       За три недели проведённые здесь я ни разу не видел Бяшу. Он не заглядывал ко мне и даже не звонил. Полина рассказывала мне, что он иногда подходит к ней и спрашивает про меня. В такие моменты его лицо выглядит немного напуганным и взволнованным. Она говорит, что, когда дело в диалоге затрагивается меня, Бяша даже может не добавлять свою коронную приставку «на» после утверждений или вопросов – настолько он обеспокоен. Наверное, ему не хватает сил или смелости, поэтому не не может набрать номер больницы и спросить про этого интересного пациента – Антона Петрова.       Только я подумал о телефоне, как рядом со мной, на тумбе послышалась мелодия, исходящая от телефонного аппарата. На этот телефон мне звонили всего пару раз, и всегда это были родители. Интересно, сейчас это тоже мама, которая хочет что-то передать? Я потянулся за телефонной трубкой и приложил её к уху.       Я прокашлялся, поправил очки и сказал: — Алло, кто это? — Привет, Антоша,— мягкий девичий голосок донёсся из динамика. Это Полина. Вот и она, всё равно объявилась. Я даже начал переживать, что с ней что-то случилось, но нет, всё хорошо. — Здравствуй, Полин..— я улыбнулся. — Извини, сегодня уже никак не получится прийти,— её голос прозвучал печально и, кажется, утомленно. Она тяжело вздохнула, устало простонав. — Что-то произошло? Где ты? — У меня же сегодня занятия по скрипке, помнишь? Так вот, меня задержат здесь ещё на час, полтора. Может даже больше. — Почему?— я расстроился. Я действительно очень хотел увидеть её сейчас, но я понимал, что она очень часто устаёт. А иногда, приходя ко мне, она просто заваливалась рядом со мной и в миг засыпала, пока я нежно поглаживал её по волосам и любовался её милыми чертами лица. — У меня скоро будет выступление, я же рассказывала тебе. Поэтому моя препод гоняет меня по всем мелодиям,— она печально усмехнулась,— и это ещё надолго затянется.. — Я понял, Полин.. жаль, что ты не придёшь. — Не расстраивайся, Тош. Давай поговорим, пока моя учительница вышла,— я с точностью уверен, что Полина улыбнулась. — Конечно, давай. Как твои дела, сильно устала?— мне очень нравится слышать её голос, да даже слышать её размеренное дыхание в телефонной трубке – очень успокаивающе. — Со мной всё хорошо. Устала, на самом деле, но терпимо, ещё и домашнее задание делать..— она тяжело вздохнула в трубку, а я в миг почувствовал всю её нагрузку на себе. Я состроил сочувствующее выражение лица, которое она, к сожалению, не видит. — Ты то как там, Тоша? — Я чувствую себя довольно хорошо, в данный момент меня ничего не беспокоит. — Я очень хочу взять тебя за руку прямо сейчас...— она сказала это так невзначай... так спокойно и одновременно ласково. К моим бледным щекам резко прильнула кровь. Я робко отвёл взгляд и, смущённо прокашлявшись, поправил очки. — Я тоже хочу..— столько усилий мне пришлось предпринять, чтобы вынудить из себя эти три слова. Почему-то мне очень сложно даётся выражение симпатии через слова. Я лучше что-нибудь сделаю, обниму или возьму за руку, но слова даются мне слишком сложно. — Ты что, засмущался, Тош?— она беззлобно усмехнулась. — Н-нет, Полин..       Я услышал стук в дверь, но не обратил на него внимания. Мой разум был заполнен ею. «..Полина, Поля..» — всё проносилось у меня в голове в данную секунду. Я представил, как глажу её шелковистые угольные волосы ладонями, запуская в пряди пальцы. Представил её рядом с собой, и как Полина бы лежала у меня на плече, а я бы нежно обнимал её за плечи, сильнее прижимая к себе. Представил, как бы мы делили общее тепло наших мягких объятий, и как бы я ласково целовал её щеки, а после – губы, наслаждаясь её сладким ежевичным запахом. — Антон, как ты себя чувству..— в палату вошёл Григорий Алексеевич и резко остановился, увидев, что я разговариваю с кем-то по телефону. Он заметил выражение моего лица и попытался незаметно ухмыльнуться, опустив глаза в какой-то журнал, который он принёс с собой. Кажется, он понял, с кем я общаюсь сейчас. Григорий Алексеевич очень хорошо запомнил Полину. Особенно, как частую гостью ко мне. Иногда ему приходилось выгонять Полину из моей палаты и отправлять домой из-за того, что на улице уже была чуть ли ни ночь. А один раз ему и вовсе пришлось провожать её до дома, чтобы ничего не случилось. — Ой, Полин, ко мне тут Григорий Алексеевич пришёл.. давай прощаться. — Хорошо, Тоша. Ко мне, кажется, тоже уже подходит преподша.. До скорой встречи, я очень постараюсь прийти завтра! — с этими словами она положила трубку, а я услышал окончательные гудки.       Я повернулся к Григорию Алексеевичу, он выжидающе смотрел на меня, а потом улыбнулся и спросил: — С Морозовой общался? — Да, с Полиной..— я улыбнулся. — Опять эта твоя невеста..— он, улыбаясь, вздохнул, а я предательски робко отвёл взгляд. Он подошёл ко мне и присел на кровать,— Как себя чувствуешь? — Да, вроде бы, нормально. Ничего не беспокоит. — Вот и славно. Покажи живот.       Я откинул одеяло в сторону и приподнял больничную рубашку, открыв Григорию Алексеевичу вид на моё тело. Он достал круглые очки из кармана своего халата и, надев их, натянул на нос маску, что болталась у него на подбородке. Григорий Алексеевич внимательно осмотрел мой живот, а потом аккуратно провёл пальцами по всем швам. Он нахмурился и негромко сказал: — Сильно тебе досталось, конечно..       Я недовольно отвёл взгляд в сторону и скривил губы в отвращении. В голове жуткими картинами всплыли события страшного вечера, в котором я чудом не вышел трупом. Григорий Алексеевич, кажется, заметил, что погряз в своих не самых приятных мыслях и провел пальцем по моему носу, привлекая внимание. — Но не расстраивайся. У меня для тебя есть хорошая новость,— он слабо улыбнулся. — Какая? — Через несколько дней тебя выпишут.       Я не мог поверить своим ушам. Мне не послышалось? Меня выпишут отсюда?! Я рад. Очень рад! Я улыбнулся и негромко переспросил, хотя и так всё прекрасно услышал: — Выпишут?.. — Выпишут.— Григорий Алексеевич улыбнулся и положил ладонь на мои волосы,— И ты сначала будешь лежать дома, а потом уже в школу поскакаешь. — А освобождение от физкультуры дадите? — Спортом, конечно, нужно заниматься, но дам обязательно. Тебе противопоказана сильная нагрузка в ближайшее время. А что, физ-ру не любишь? — он усмехнулся. — Честно? Да, не люблю. Не вижу смысла ставить её три раза в неделю.. — Я в твои годы также думал. У нас в медицинском училище тоже физкультура была. Ты бы знал, как мы все её ненавидели,— он улыбнулся. Наверное, вспоминал свои лучшие годы. — Антон, я – просто твой лечащий врач и мне, на самом деле, нельзя такое спрашивать,— он тяжело вдохнул и снял маску,— но почему это произошло с тобой? В чём была «причина» для Романа?       Я спокойно посмотрел на него, а потом отвёл взгляд, остановившись на окне. За ним кружился белый снег, мрак за стеклом визуально переносил меня в события трёхнедельной давности. Ненавижу снег..       Я вернул взгляд на моего врача. Он терпеливо смотрел на меня, сняв с себя очки, и через несколько мгновений убрал их в карман. Я тяжело вздохнул. — Это из-за Полины. Но не именно из-за неё, а из-за Ромкиной ревности. Полина давно нравилась Роме, но она никогда не отвечала ему взаимностью. А когда в класс пришёл я, Полина начала обращать внимание на меня и хотела сдружиться. Рома даже один раз избил меня из-за этого...но позже мы подружились и даже образовали группировку с нашим общим другом Бяшей.— я набрал воздуха в лёгкие, поправил очки и продолжил,— Один раз Полина позвала меня к себе домой. У нас тогда были запланированы с Ромой кое-какие дела, но я вместо этого пошёл к Поле. Рома проходил мимо её дома и увидел меня с Полиной, потом я вышел, там стоял Рома и...вот. — Из-за ревности к девочке так зверски поступить со своим другом..— Григорий Алексеевич ошеломлённо смотрел на меня, потирая переносицу. Он тяжело вздохнул,— Ты думаешь, что он тебе ещё друг? — Конечно, нет. Он – мой потенциальный убийца.. — Знаешь, у меня был похожий опыт, только без ножевых обошлось.. — Расскажите?       Он печально ухмыльнулся и, взглянув на своё колено, сказал: — Это кажется случилось, когда мне лет 14-15 было.. дружил я с мальчиком одним, его Андреем звали. Тоже была девочка, красивая, даже очень – Марией она была. Ну и сложилось примерно также, как и у тебя. Мне нравилась Маша и Андрею нравилась. Так получилось, что мы про это разговорились, да и драка завязалась. Он был тем ещё хулиганом, на самом деле, а я всегда в медицине души не чаял. Ну, набил он мне морду, до сих пор шрам на лбу остался,— он убрал спадающие волосы на лбу, показывая мне давнозаживший шрам,— а позже отчислили его из школы, даже восьмой класс не доучился.. — А из-за чего выгнали его? — Он на учёте и так стоял, а позже поступили на него дополнительные два заявления в милицию: одно за кражу, второе за домогательство. Домогался он к Маше, кстати,— Григорий Алексеевич недовольно цокнул языком и отвёл взгляд. — И чем всё закончилось? Где сейчас Мария? — Мария – жена моя. Уже семь лет в браке,— он улыбнулся, а его глаза словно засияли.— Она, кстати, тоже здесь работает. Мы после школы вместе в медицину поступили. — Как хорошо история закончилась!— я действительно был очень рад. И забавляло меня то, что истории наши так похожи, словно сама судьба нас свела. — И у тебя она закончится также, я уверен.— он улыбнулся и потрепал меня по голове, взъерошив волосы. Григорий Алексеевич встал с кровати и, похрустев пальцами на руках, взглянул на часы,— Ох, восемь уже...мой рабочий день закончился ещё полчаса назад. К тебе уже никто больше не придёт сегодня? — Не должны, вроде.. — Если не должны, значит ты облегчил мою работу. А где Полина твоя? — Она же скрипкой занимается, у неё выступление скоро, поэтому её преподаватель гоняет по всем мелодиям. — Понятно теперь. Она у тебя ещё и творческая, как и ты,— Григорий Алексеевич ухмыльнулся, а я стеснительно замялся,— Кажется, мне пора идти домой.. — А у вас больше нет пациентов? Извините, что интересуюсь.. — Ты правда думаешь, что у меня есть кто-то, кроме тебя? Ну, были. Правда, один выписался ещё неделю назад, а второй вчера. Остался только ты. Ладно, Антон, если тебя ничего не беспокоит, я пойду. Если что, вызови медсестру, ты знаешь, как это делается. — До свидания, Григорий Алексеевич! — До свидания, Антон.       Григорий Алексеевич вышел из моей палаты, предварительно стрельнув в мою сторону указательным пальцем. Я сделал точно также и улыбнулся. Это действие уже успело стать нашим жестом прощания.       В нашем разговоре меня удивило одно: Григорий Алексеевич не называл меня предателям, плохим человеком, и не говорил о том, что я поступил неправильно... Он даже поддержал меня, рассказав свою историю. Возможно, я даже поступил правильно, что не стал «оставлять» Полину Роме? Я до сих пор не могу нормально разобраться в этой ситуации. Да и нужно ли мне это сейчас? Рому всё равно посадят, и срок, я уверен, будет немаленьким. Лет так на пять точно.. не разбираюсь в этих судебных делах, сложно рассчитывать всё это.       Хочется спать, в глаза словно песок насыпали, усталые веки слипаются. У меня, конечно, ещё не было ужина, но я и не шибко голоден. Я удобнее улёгся на подушке, попутно снимая с себя очки. Я положил диоптрии на прикроватную тумбу, а потом получше укрылся одеялом, чтобы холодно не было. Здесь жуткие проблемы с отоплением, поэтому та мамина кофта пришла очень кстати.       Полина вдруг вспыхнула у меня в голове. Наверное, сейчас играет одну из мелодий. Интересно, а она думает обо мне? Она стала очень дорогим для меня человеком, и я безумно благодарен ей за проведенное время со мной. Благодарен за её улыбку на лице в те моменты, когда мне было плохо, за её объятия, в которых становилось легче. Даже просто её нахождение рядом придавало мне каких-то сил.

***

      Меня выписали. Скоро мне в школу, поэтому мне снова приходится вливаться в темы уроков, которые я пропустил. Оказывается, там очень много, ведь пропустил я немаленькое количество тем, которые теперь мне нужно разбирать.       Мне помогала Полина со всем этим. Я постоянно удивлялся: как она успевает всё? И в школе отучиться, и свои уроки сделать, и на скрипку сходить, а потом ещё и мне помочь. Ну просто Чудо-женщина.       Полина приходила обычно часов в восемь каждый день, чтобы помогать мне подтянуть все предметы. Но я каждый раз видел, как она устала, ещё и со мной возиться. Мне было стыдно за это, и один раз я проговорился, рассказав о том, что я чувствую себя моральным уродом, когда она усталая приходит помогать мне. Но в ответ она просто тихонько рассмеялась в кулачок и сказала, что ей совершенно не трудно делать это для меня.       Я верил ей. Я знал, что она сама хочет помогать мне, ведь сначала я пробовал разобраться во всем сам. Но когда я видел её в проходе своего дома, моё сердце пропускало удар. Под её прекрасными голубыми глазами виднелись темные, иногда опухшие мешки, словно она часто плачет. Я спрашивал её об этом, но она говорит, что всё в порядке. В этом случае я не верю ей.       Когда я вернулся домой на меня сразу, с порога накинулась Оленька и крепко обняла. Я положил руки ей на спину и, подняв с пола, крутил в своих объятиях. Я так её люблю. Она заплакала и уткнулась в моё плечо, а через секунду рассмеялась от этих необычных "покатушек". Она – мой лучик света, моё тепло, мой день и моя ночь. Я готов горы свернуть, чтобы заполучить улыбку на её лице. Но часто она просто так, без повода, дарит мне эту улыбку. Она такая кроха, и меня это так умиляет.       Оля рассказала мне, что пока я был в больнице, родители намного лучше относились друг к другу. Скандалов почти не было, дома была спокойная тишина. Мама с папой общались как обычно, без каких-либо упрёков и криков. Оля даже видела, как они вместе лежали на диване перед телевизором и смотрели что-то, пока отец делал маме массаж головы. Оля очень удивилась тогда, она никогда не видела, чтобы папа так сильно ухаживал за мамой. Да, он мог что-нибудь приготовить, когда мама сильно уставала, но в моё отсутствие он наготовил много, по словам Оли, вкусной еды, сказав при этом:«Не нужно же только печалиться, верно?»       Я сам удивился не меньше Оли. Даже поразился! Я очень давно не слышал спокойных родительских голосов, особенно которые говорят друг другу какие-то приятные слова.       Скоро закончится школьный день и Полина придёт ко мне. Надеюсь, она несильно устала, не хочу напрягать её своими заботами, но и без неё я не смогу разобраться с оставшимися темами. Я как назло, пропустил самый разгар новых тем по многим предметам, без которых в будущем не смогу.       Ко мне в дверь постучали. Я сидел на кровати с книжкой в руках. Эта книга – одно из произведений школьной программы, которую я пропустил. Я прокашлялся и, убрав книгу, сказал: — Войдите!       Дверная ручка провернулась, и в комнату вошла мама. На ней лица не было, растрепанная, а на щеках какой-то румянец, словно от морозного ветра. — Что-то случилось, мам? — Нет-нет.. всё нормально.. Как себя чувствуешь? — Всё хорошо, мам. А вот с тобой не всё. Я же вижу, что что-то произошло. — Мы с отцом были на третьем заседании.. — Вы не говорили, что оно было..— я насторожился и немного боязно поправил очки. Меня удивило то, что ни одного слова про третье судебное заседание за последние время не пролетело. До этого мама всегда говорила о них.       Мама помялась на месте и, убрав с лица растрепанную челку, спокойно сказала: — А их больше и не будет. — В смысле?.. — Рому сажают в тюрьму.       Эти слова эхом пробили меня. «Рому сажают в тюрьму...Рому сажают..в тюрьму». Я пораженно застыл взглядом на маме, приоткрыв пересушенный рот. Рому сажают в тюрьму... Какая, интересно, у него была реакция? Мои глаза своевольно заслезились, но я зажмурился, отгоняя нахлынувшие эмоции. Мама подошла и тихонько обняла меня. Мои руки не шелохнулись, я был поражен. Нет, конечно, я знал, что это случится, это было понятно, но меня это так сильно пробило, так опечалило. Моё сердце истекало ледяной кровью, когда я проговаривал эти слова в голове. — Антон, это было нужно.. — Срок какой?       Мама отпрянула от меня и прислонилась к стене. Она взглянула в окно и тихо проговорила: — 9 лет.. — Ух.. немало. — Так его могли и лет на 13 посадить. Его спасло то, что ты остался жив после такого большого количества ножевых. А также: он ребёнок, у которого выявили начальные признаки психических отклонений. — Я понял.       Мой голос прозвучал настолько бездушно, спокойно и неторопливо, что я даже сам от себя удивился. Мама приклонила голову и, печально взглянув в мои глаза, спросила: — Всё в порядке, Тош? — Моего друга сажают в тюрьму...Друга, который попытался меня убить.. — Нужно будет сходить к психологу тебе. Не один раз.. — Как скажешь, мам..       Мама погладила меня по голове и подошла к двери. Провернув ручку, она что-то вспомнила и сказала: — Полина придёт минут через 10. У них сегодня последние два урока отменили. — Хорошо, я жду её,— я слабо улыбнулся. — Я позову тебя,— мама кивнула головой и вышла.       9 лет – немаленький срок. Почему я испытываю чувство вины? Я никогда не справлюсь с этим. Я точно виноват в чем-то. Не мог же человек, с которым у нас были такие хорошие отношения, накинутся на меня с ножом в руке из-за простой ревности.. Хочется забыться. Ко мне опять возвращается это... Чувство спокойствия от смерти. Почему Рома не добил? Тогда я бы не прошёл через столько страданий, одной смертью закончилось бы всё. Не могу, не хочу... Помогите мне, пожалуйста, кто-нибудь...       Тело трясет. Кажется, ещё немного и из глаз польются слёзы, солёный капли, которые мне придется размазывать в попыхах, когда придёт Полина. Она не должна видеть меня в таком виде. Руки не слушаются, пальцы своевольно возятся по телу, в попытках зажать что-то. Я зажимаю пальцами волосы и жмурюсь от неприятной боли. Я не выдерживаю... Глаза начинают словно таять, пуская жгучие струйки по моим щекам, я не могу успокоиться. Рома, почему ты сделал это? Ты жалеешь? Ты хочешь это забыть? Я тоже хочу. Только вот шрамы на моём животе никогда не дадут мне этого сделать. Спасибо большое, Пятифанов. Я ненавижу тебя, Рома. Ненавижу тебя, мразь. Чтоб ты умер там такой же мучительной смертью, тебе нет прощения. Полина – моя. Ты не заслуживаешь её, урод.       Зачем я об этом думаю..? Я пытаюсь изгнать из головы мысли о своей вине. Нет, они не уйдут. Не уйдут.. Что со мной? Кажется, это называется – паническая атака. Нет-нет-нет.. Я всхлипываю, в попытках успокоиться. Вот бы сейчас никто не зашёл, я не выдержу. — Антон!       Голос мамы с первого этажа.. Нет, я не выйду. Я останусь здесь. Я не хочу, чтобы Полина и кто-либо ещё видел меня в таком виде. Почему ты пришла сейчас? Пожалуйста, не поднимайтесь никто. Я быстро вытер слезы тыльной стороной ладони и взял книгу в руки. Я глубоко вдохнул несколько раз и принялся ждать.       В мою комнату постучали с минуты на минуту. Я испуганно глянул в её сторону и прокашлявшись попытался уверенно сказать: — Заходите.       В комнату вошла голубоглазая принцесса. Её чёрные волосы изящно взлетели, когда она повернулась, чтобы прикрыть дверь. Полина была одета в свою школьную форму, которая мне очень нравилась. Мне очень нравится, как на ней выглядит эта чёрная юбочка, она полностью дополняет её элегантный образ. Но не всё было так прекрасно. Под лазурными глазами виднелись отекшие мешки. Она очень мало спит, и это видно. Её очи были устало прикрыты длинными чёрными ресницами. — Привет, Тоша. Как ты себя чувствуешь?— она улыбнулась — В порядке. Ну почти. — Что случилось?       Полина присела на кровать рядом со мной и выжидающе уставилась прямо в мои глаза. — Рому сажают. На 9 лет.       Она спокойно кивнула головой и, вздохнув, сказала: — Так и нужно этому Пятифанову..       Я с ней согласен. Почему мы должны жалеть его? Я не буду этого делать, особенно сейчас. Я уже несколько раз обдумывал это. Меня даже нервный срыв схватил, я этого не заслуживаю. — Ты плакал из-за Ромы? — К-как ты поняла, что я..? — По тебе невооружённым глазом это видно. Вот до сих пор глаза у тебя красные. — Ты слишком проницательна..— я печально ухмыльнулся. Полина положила на моё плечо свою голову, а я прижал её ближе. — Не расстраивайся. Посидит там, хоть ума наберётся..       Я молча покачал головой. Мы сидели так в тишине ещё минут пять. Я просто слушал её размеренное дыхание и изредка поглаживал по шелковым волосам. — Антон, я же тебе учить всё-таки...пришла,—она устало зевнула в середине своей фразы и нехотя встала с кровати. — Да, точно. Что сегодня будем проходить?       Я встал с кровати и подошёл к своему столу. Поиски учебника по математике не заняли у меня много времени, и я передал книгу Полине. Она нашла страницу на которой мы остановились вчера и пролистала на следующие. — Тут идет повторение изученного, и тебе тоже стоит всё это повторить. Тебе же всё понятно из того, что мы проходили в последнее время? — Да, в принципе, всё. — Смотри, тогда страница 126, со второго по восьмой номер сделай и с математикой закончим. По русскому мы все новые темы прошли с тобой. Делай математику пока. Там задачи с уравнениями и другое..       Полина завалилась ко мне на кровать, устало прикрывая глаза. Она сильно выматывается, поэтому я никак не запрещаю ей этого делать. Сейчас даже ничего нового проходить не нужно, пусть спит, ей полезно будет.       Я принялся за номера, которые мне сказала Полина. Они оказались довольно лёгкими. Уроки Полины очень пригодились мне, ведь только с её объяснениями я смог понять даже то, что не понимал ранее, до моей травмы. Полина легла на кровати, не занимая много места. Целая кровать для неё, а она всё равно в углу зажимается.       Я сделал те номера и повернулся к Полине. Её расслабленное лицо успокаивало меня. Я чувствовал то, как ей комфортно, тепло и приятно у меня. Я встал со стула и присел на кровать рядом с ней. Розовые губки слегка приоткрыты, лазурный взгляд прикрывают тёмные ресницы. Она такая милая, когда спит. Хочется любоваться, не отводя взгляда, просто смотреть и наслаждаться её внешностью. Она отвлекла меня от тех неприятных мыслей о Роме и о его сроке. Я ведь вырасти успею, а он только выйдет.. — Я тебя люблю..       Я проговорил это шёпотом, тихо, чтобы никто и даже она не услышали. Я люблю Полину. За такой короткий срок мне удалось полюбить человека по-настоящему. Она всегда была со мной, даже в больницу ко мне приходила каждый день не с пустыми руками. Я люблю её, люблю её голос, её глаза, её мысли, её чувства, её руки и губы. Этот человек заставил мою жизнь прокрутиться вокруг себя несколько раз, выдав мне несколько вариантов. Один воплотился в жизнь – на моём животе теперь шрамы от ножевых ранений ножа моего друга. Но и через это я пройду, Полина мне с этим поможет. — Я тоже тебя люблю..       Она не спала.. Полина мягко, не раскрывая глаз, взяла мою ладонь в свою и переплела наши пальцы. Мои щеки побагровели от неожиданности и таких непонятных во мне чувств. Сердце бешено колотится, словно выпрыгнет из груди прямо сейчас. На Полининых губах расцвела улыбка. Она немного раскрыла глаза, нежно взглянув на меня. Я неуверенно придвинулся к ней и наклонился к её лицу. Я прикоснулся губами к её кончику носа, а после перешёл на щёки. Мои губы целовали её лицо точечно, я наконец-то дошёл до её нежных губ. Снова запах ежевики, как же он одурманивает, пьянит, хочется испить её всю, попробовать на вкус, распробовать каждый миллиметр. Резкое желание докоснуться до её мочки уха не давало мне покоя. Она ответила на мой поцелуй, положив руку на моё лицо, вторая её рука находилась на моей шее. Мы просто касались губ друг друга, а после приоткрыв рот, поцелуй наполнился бо́льшими чувствами и приятными нежными ощущениями. Я люблю её, очень сильно...больше жизни своей люблю..