Гримуар Баал

      Сава никогда не слышала, чтобы принцесса Кейлия ругалась так громко. Даже Его Величество был тише и сдержаннее и каким-то образом проконтролировал весь дворец, переполошённый из-за ночного нападения. Не без Кейлии, конечно: она будто бы забыла, что ещё принцесса, а не королева, и грозилась наказать каждого, кто посмеет хоть минуту прохлаждаться, а не прочёсывать дворец. Сама она ни на шаг не отходила от принца Северина, которого увели лекари, даже не обратила внимания на Иштар, сумевшую выдавить вежливую улыбку с таким лицом, будто она сделала огромное одолжение, защитив принца.       Северин не пострадал, только был измазан чужой кровью да заработал пару царапин на лице — это, как сказала Иштар, из-за того, что она толкнула его в сторону, чтобы кинжал не прилетел ему прямо в затылок.       Саве всё ещё казалось невероятным, что Иштар действительно защитила принца. Не просто подставила руку, остановив кинжал, но и была готова сражаться дальше. Антимагическое оружие причиняло сильную боль, говорили, что от его прикосновения даже пошевелиться было трудно. Саве повезло, она никогда не сталкивалась с ним, а вот у Иштар уже было пару шрамов. На правом плече, запястьях и левой ладони.       Уллис не спрашивала. Притворилась, будто вовсе не заметила скопление белых мелких полос. Если Иштар захочет рассказать — Сава выслушает, а пока что было достаточно того, что она обработала рану целебными мазями и наложила повязку.       — Постарайся не напрягать руку в ближайшие часы, — сказала Сава, когда закончила. — Если нужно, я могу дать тебе снотворное, чтобы…       — Нет, не нужно, — слегка поморщившись, перебила Иштар. — Справлюсь. Что с нападавшим?       Сава не вздрогнула, когда услышала «нападавшим», а не «нападавшими». Схватит удалось только одного мужчину. Второму Иштар пробила горло своей рапирой.       — Увели в темницы. Будут допрашивать.       — Ещё кого-нибудь нашли?       — Не слышала.       Сомневаться в том, что к утру слухи о нападении расползутся по всему дворцу, и не стоило. Об очередной любовнице принца Маркуса, которой тот разбил сердце, узнавали и того медленнее.       Считалось, что королевский дворец непреступен. Он был сердцем Эриду, возвышался на относительно небольшом острове в центре огромного озера, которое все просто называли Королевским. Ко дворцу вели всего два каменных моста, которые тщательно охранялись круглые сутки, а внутри стен, где раскинулся сам комплекс, был едва не лабиринт, защищённый стражей и чародеями. Ходили слухи, что под дворцом, даже ниже уровня темниц, были древние катакомбы, в которых располагались тайные ходы, ведущие во дворец. Если их и использовали когда-то, то только как запасной маршрут побега. Вполне возможно, что в Эпоху Трёх Королей кто-то из предков Драганов и впрямь пользовался этими ходами. Сава никогда не спускалась даже в темницы, и потому не могла быть уверена. Но в чём она была уверена, так это в том, что на территорию дворца было невозможно попасть, ведь та была защищена магией и десятками обученных гвардейцев.       Значит, кто-то помог нападавшим.       Пойманного мужчину будут допрашивать, в том числе с помощью магии. Сам Верховный будет отвечать за проведение допроса, ведь речь шла о нападении на принца Северина, и не где-нибудь, а дворцовом саду, где никого, кроме церер Кроцелл, не было.       Кейлия приказала допросить и её, но принц Северин, будто очнувшийся, требовал, чтобы Иштар оставили в покое. Этим он удивил абсолютно всех, даже саму Иштар. Принц говорил, что она защищала его, могла погибнуть, и потому никак не может быть связана с нападавшими. Рациональная часть Савы понимала, что Иштар, вообще-то, могла быть связана с ними, но другая, та, которую она показывала далеко не всем, была благодарна за спасение Северина. Даже если он был её принцем, который отвергал любую помощь, будто имел на неё аллергию, он всё же был её другом, и Сава не простила бы себе, если бы с Северином что-то случилось.       Поэтому она старалась помочь Иштар самым лучшим образом и даже защищала её от вопросов других чародеев и эгериев, которым не терпелось выведать детали нападения. Сава прогнала всех, кроме Йонаса, Ливии (её прислали следовать за Иштар молчаливой тенью то ли с целью услужить, то ли следить) и Берта. Его уже послал сам принц, приказав убедиться, что об Иштар позаботятся. Берт был всего на пару лет старше принца Северина и служил во дворце с малых лет. Он, пожалуй, был в числе тех немногих, кого Северин не сторонился после трагедии, случившейся с его матерью. Принцесса Кейлия посчитала это хорошим знаком и перевела Берта из оружейной, где он прислуживал мастерам и эгериям, в личную свиту Северина, куда также входило с полдюжины гвардейцев.       Всех семерых ждало наказание за то, что они не были с принцем в момент нападения. Но если Берт и переживал по этому поводу, то отлично прятал это за маской вежливости. Либо он просто боялся, что Сава и его выгонит, если он издаст хоть один лишний звук.       — Как вы себя чувствуете, церер Кроцелл? — практически тут же спросил он, перестав быть молчаливой статуей возле окна. Из-за коротких тёмных волос, смуглой кожи и практически чёрных глаз он и впрямь легко терялся в тенях.       — Это просто небольшая царапинка, — недоумённо ответила Иштар, посмотрев на Берта. — Чего вы все так переполошились?       — Так ведь кинжал был антимагическим, — вмешался Йонас, до этого от беспокойства бесцельно бродивший по кабинету Савы. — От них остаются шрамы.       — И?       — Вас это не беспокоит? — с лёгким удивлением спросил Берт.       — А должно? Шрамы лучше, чем отрезанная конечность или дыра в сердце.       — Ну-у… Да, это логично, — согласился Йонас будто нехотя. — А я вот раньше никогда не видел антимагические оружие.       Сава кашлянула, пытаясь намекнуть, чтобы он не утомлял церер Кроцелл разговорами, но Йонас или не заметил этого, или намеренно проигнорировал.       — Как его вообще создают?       Даже Ливия, бывшая ниже травы и тише воды, встрепенулась. Она искоса поглядела на Йонаса, будто не понимала, о чём он спросил. Эгерий, заметив её взгляд, покраснел едва не до корней волос и поспешно отвернулся, уставившись на Берта, который легко пожал плечами.       — Я слышал разное, но не знаю точного ответа, — сказал он.       — Да и чародеи не знают, — уточнил Иштар, уперевшись локтем в стол и положив подбородок на кулак.       Левый кулак.       — Ну ты с ума сошла?! — вскрикнула Сава, едва не ударив её по руке. — Не напрягайся!       — Простите, церер Уллис, — с театральным раскаянием в голосе и восхищением во взгляде, направленным на неё, выдохнула Иштар. — Как я могла вас разочаровать!       Подобный ответ задел бы Саву, если бы она не успела узнать Иштар поближе. Вместе они проводили гораздо меньше времени, чем Иштар — с Северином или Кейлией, однако иногда Кроцелл забегала к Саве, спрашивала об её работе, интересовалась исследованиями и обучении в Тель-Ра. Пару раз они гуляли по дворцу, два раза выходили в город. К тому же иногда Северин забывался и говорил, что церер Кроцелл крайне приятна в общении, и в такие моменты в его голосе сквозило чувство, которое Сава распознала даже раньше принца.       — Сколько заживает рана, нанесённая антимагическим оружием? — не унимался Йонас.       — Да по-разному, — легко ответила Иштар.       — Насколько по-разному?       — Может зажить за несколько часов, а может дней и месяцев. Некоторые шрамы болят даже спустя года, и кажется, будто рану нанесли только что.       Сава невольно покосилась на запястья Иштар, уже скрытые рукавами ночной рубашки.       — Невероятно, — проворчал Йонас, насупившись. — Как что-то подобное вообще может существовать?       — Существует же антиматерия, — напомнила Сава, не желая и дальше говорить о шрамах. Вряд ли церер Кроцелл это понравится.       — А как существует она? — задал новый вопрос Йонас. — Это же просто удивительно…       Он пустился в рассуждения о появлении антиматерии и том, как она влияла на мир, не обращая ни на кого внимания. Всего через минуту Йонас ушёл к дальнему столу, без спроса взял несколько чистых листов и принялся что-то писать. Сава мысленно приготовилась к тому, что после эгерий будет делиться своими предположениями с ней. Йонас хорошо учился, знал о материи и антиматерии столько же, сколько и другие эгерии и чародеи, но любил поломать голову над вопросом: чем они были на самом деле?       Если бы Йонасу открылся путь в Тель-Ра, он бы умер от счастья при одном виде огромных разделов в библиотеках, посвящённых изучению антиматерии.       — Раз уж мы почти закрыли этот невероятно важный вопрос, — прочистив горло, произнёс Берт, — могу я проводить вас до ваших покоев, церер Кроцелл?       — Ливия проводит, — ответила Иштар, даже не поворачивая головы в его сторону.       Служанка сделала шаг к ним, слегка склонив голову и сложив руки за спиной, будто показывая, что готова идти. Эта девушка всегда нравилась Саве: она была достаточно тихой, всё ловила на лету и умела поддержать практически любую тему, поднимавшуюся в разговоре. К тому же, её двоюродный брат учил Саву обращаться с оружием, когда она прибыла во дворец, и до сих пор интересовался, не забросила ли она тренировки.       — Мы можем идти? — тихо уточнила Ливия.       — Прошу прощения, — произнёс Берт раньше, чем Иштар успела дать ответ, — Его Высочество приказал мне лично проводить вас и убедиться, что никто не побеспокоит вас.       Сава заметила, как на мгновение дрогнули губы Иштар.       — Под дверью будете караулить? А если мы там с Ливией любовников наших обсуждать будем?       Ливия никак не отреагировала на эту шутку, зато Йонас резко обернулся и уставился на неё, как побитый щенок. Никто, кроме Савы, не увидел, как покраснело его лицо.       — Я лишь провожу, не более. Приказ Его Высочества.       — Тогда, может, и его навестим? Я могу лично сообщить, что со мной всё в порядке. Если кто и нападёт, то защищать нужно будет от меня.       Сава совершенно не понимала, почему Иштар упрямится. Так защищала принца, подставилась под удар и даже обагрила руки чужой кровью, но отказывается принимать мельчайший знак заботы со стороны Северина. Это было вполне в духе принца: если он не мог сам убедиться, что кто-то, испытывающий неудобства из-за него, в порядке, то посылал Берта или одного из гвардейцев.       К тому же Иштар явно нравилась Северину, и была как минимум подозрительно, что это понимала только Сава.       «Властью, данной мне мной же, поручаю себе, Саве Уллис, сделать всё возможное, чтобы Северину не разбили сердце», — подумала она, а вслух сказала:       — Пусть Берт тебя проводит, мне будет спокойнее.       — Что я могу сделать? Пойти фехтовать посреди ночи раненой рукой?       — Ты пожертвовала ей, чтобы кинжал не угодил принцу в затылок, и несмотря на конечный результат, это был чрезвычайно безумный поступок. В твоём благоразумии я начинаю сомневаться.       Иштар фыркнула, закатив глаза, но в конце концов сдалась и согласилась. Она ушла в сопровождении Берта и Ливии, оставив на полу и столе в мастерской Савы пятна крови и медный запах.       — А они правда будут обсуждать своих любовников? — робко поинтересовался Йонас пару минут спустя.       — Йонас, — Сава вздохнула, повернулась к нему и прожгла недовольным взглядом, — женщины не говорят о мужчинах, с которыми спали, постоянно.       — Когда ты выпьешь вина, говоришь вообще обо всём, — как бы между прочим ответил Йонас. — О любовниках — тоже. Кто там был последним?       — Ещё слово — и я не буду тебе помогать с Ливией.       Йонас прикусил язык и вернулся к своим записям.       

***

      До самого утра Кейлия не отходила от Северина, была готова выполнять любую его просьбу, даже самую глупую, и едва не караулила под дверями ванной комнаты, пока Северин отмывался от чужой крови. Это заняло значительно больше времени в основном из-за того, что Северин отослал Берта проверить, как Иштар Кроцелл, а от помощи других слуг отказывался. Кейлия могла бы надавить, приказать, ведь она, в конце концов, наследная принцесса Мурона, и её слово — закон практически в той же степени, что слово короля, но не стала. Незачем лишний раз ссориться с Северином. Он и без того был до смерти перепуган, вздрагивал от каждого звука и едва сумел усидеть на месте, пока лекари осматривали его. Он, казалось, выдохнул полной грудью лишь после того, как вернувшийся Берт сообщил, что с церер Кроцелл всё в порядке и она уже в своих покоях вместе с Ливией.       Лекари давно ушли, как и король с Верховным, ведь им нужно было допрашивать одного из нападавших. Кейлия могла бы им помочь, ведь её скромный дар безошибочно определял, лгут ли люди, но отец не дал даже намёка на то, что требуется её присутствие. Может, ответы удастся вытянуть только с помощью магии церера Адора. Если нет, в ход пойдут другие методы, и наверняка отец скажет присутствовать Кейлии, чтобы она определяла правдивость слов нападавшего.       Король мог прислать за ней в любую минуту, поэтому Кейлия ни на шаг не отходила от Северина. С той самой минуты, как ушли лекари, а гвардейцы из личной свиты короля заняли пост, заменив гвардейцев из свиты Северина, тот сидел на краю кровати, опустив плечи, и молча пялился в пространство перед собой. На коже ещё блестели капли воды, чистая рубашка только-только начала высыхать — Северин надел её сразу же, как отмылся от крови, даже не стал вытираться. Волосы напоминали гнездо, и Кейлия какое-то время приглаживала их, надеясь, что Северин не оттолкнёт её.       Ближе они стали лишь пару месяцев назад, когда он был призван ко двору и остался жить в столице. До этого они с матерью редко навещали их, Кейлия и Маркус приезжали в Соден намного чаще, но то было ещё в далёком детстве, когда Северин только-только научился ходить. С Маркусом Кейлия редко позволяла себе нежности, — он чаще бесил её своими выходками, к тому же совершенно не умел держать язык за зубами, — но Северин не возражал.       В конце концов, какая из Кейлии будет королева, если она даже не может позаботиться о брате и показать ему, что всегда поможет, будет на его стороне и не оставит?       — Ты когда-нибудь видела, как убивают человека?       Кейлия, сидевшая в кресле совсем рядом, напряглась всем телом. Кольца, которые она ещё не успела снять, будто сдавили пальцы. Серьги потяжелели и потянули вниз.       — Да, — тихо призналась она, поймав удивлённый взгляд Северина. Великие Шестеро, он был похож на котёнка, который попал под дождь. — Видела.       — Когда?       Кейлия прикинула: если уйти от ответа, Северин может понять, что она не хочет рассказывать ему об ужасах, которые видела. Он подумает, что она его жалеет, а жалость была именно тем, что Северин терпеть не мог по отношению к себе. Он не любил, когда вокруг него ходили на цыпочках и едва дышали, будто от одного колебания воздуха он мог разломаться на куски.       — Помнишь, как в сто девятнадцать году недовольные властью нашей семьи устроили несколько бунтов на северной границе?       Северин кивнул со стеклянными глазами.       — Тогда была убита семья господина Гилсона, наместника Кифора. Помнишь, из-за чего?       Северин задумался на несколько секунд, поджав губы, и снова кивнул.       — Слышал, он всё поднимал налоги в обход королевских указов, и делал это так мастерски, что в столице долго об этом не знали.       — Молодец. Господин Гилсон и впрямь оказался змеёй, которую мы пригрели у себя на груди, и использовал свою власть ради обогащения своей семьи.       — Но ведь в этом виноват только он, если я правильно помню? Даже жена не знала, что он действовал не из-за королевских приказов.       — Зато знали мятежники и, устав ждать помощи извне, сами казнили Гилсона и вывесили её на городских воротах заместо нашего герба.       Кейлия едва не физически ощутила, как в голове Северина крутятся шестерёнки, как он обдумывает, что скажет, и пытается подобрать наиболее подходящие слова, которые не прозвучат как государственная измена.       — Если он был настолько ужасен и отравлял жизнь города, то не имели ли люди права на справедливость? — осторожно спросил Северин.       — Имели, конечно. Особенно когда до нас стали доходить настоящие отчёты, а не подделанные Гилсоном. Однако кифорцы не имели права вершить самосуд, убивать невинных членов семьи Гилсона и слуг, которые работали у него.       Северин вздрогнул, будто ему дали пощёчину.       — Когда мы с отцом приехали, беспорядки, конечно, уже утихли, — продолжила Кейлия. — Жители боялись, что мы начнём казнить всех без разбору, пока не найдём виновных, и некоторые даже были готовы сдаться и обречь себя на смерть, лишь бы не выдавать зачинщиков. Мы им не позволили. Нашли виновных, коих оказалось четверо — остальные были скорее лишь пешками. Одного казнили, троих отправили в тюрьму. Всех остальных судили. Отец назначил госпожу Сиан новой наместницей, и при ней жизнь Кифора стала налаживаться. Обо всех беспорядках и недовольствах мы узнаём сразу же, но со сто девятнадцатого года — ни одного бунта, который закончился бы казнью. Мне тогда было пятнадцать. Я видела, как сломалась шея бунтовщика, будто тростинка. Отец сказал не отводить взгляда, смотреть, пока тело не снимут с петли и не увезут. Я смотрела.       — Видела кровь?       — Нет.       Он выдавил смешок, озадачивший Кейлию. Северин никогда особо не интересовался войнами, армией или политикой. Он обучался военному искусству в Содене точно так же, как Кейлия и Маркус — в Эриду, но вряд ли участвовал в настоящих сражениях или хотя бы мелких стычках. Кейлия как-то участвовала.       — Тогда ты не видела, как убивают человека, — наконец произнёс Северин.       — Смерть через повешенье — это то же убийство, что и…       — Нет, — перебил он резко, отчаянно, словно давно ждал этой возможности. — Повешенье — это ещё милосердно. Возможно, и будет больно, но недолго.       — Северин, — обеспокоенно позвала Кейлия, поднявшись с кресла и подойдя к нему, — о чём ты…       — Я видел, как людям отрубают головы. Как им перерезают шеи, как пробивают грудь стрелами. Я видел, как у них вместо лиц оставались лишь дыры. Я видел, как мою мать проткнули девятью мечами сразу.       Кейлия остановилась. Бушующие как океан мысли сразу же утихли, только сердце билось до того громко, что могло оглушить весь дворец, если не столицу. В стеклянных глазах Северина стояли слёзы, пальцы дрожали, а грудь поднималась и опускалась слишком быстро. С губ срывались хриплые вздохи на грани рыданий.       Северин поднял взгляд к лицу Кейлии, и она едва не отшатнулась от эмоций, отразившихся на его лице. Боль, отчаяние, ненависть, страх — и недоумение, будто он не понимал, что только что сказал, или не понимал, как позволил этим словам сорваться с губ.       О деталях нападения ни Кейлия, ни Маркус не знали. Они понимали, что случилось нечто действительно ужасное, но даже не предполагали, что всё было именно так.       — Северин, — голос Кейлии дрогнул точно так же, как дрогнуло её сердце, когда брат начал торопливо вытирать лицо от слёз, словно стыдился их. — Северин, посмотри на меня.       Кейлия приблизилась, села рядом с ним и взяла его ладони в свои, поразившись тому, какими холодными и хрупкими они были. Даже были видны сеточки вен под светлой кожей.       — Мне не нужна твоя жалость, — прохрипел Северин, когда Кейлия только разомкнула губы.       — Это не жалость, а сочувствие.       — И оно не нужно.       — Северин, — терпеливо повторила Кейлия, после чего убрала с его лица несколько прядей и вытерла слёзы с щёк. — Я знаю, что тебе больно, и мне жаль, что я не могу помочь тебе справиться с этим чувством. Мне жаль, что ты пережил это, видел то, что не должен был видеть никогда в своей жизни, но пойми: это уже случилось. Ничего нельзя исправить, можно только принять.       — Не хочу я этого принимать, — процедил Северин, зло нахмурившись.       — Знаю, но придётся. Подумай вот о чём: разве твоя душа твоей матери обретёт покой, если ты не смиришься с этим? Разве она была бы рада, если бы ты всё время страдал?       Кейлии не слишком нравилось, что приходилось говорить это, но она не собиралась забирать слова обратно. Как бы сильно она ни любила Северина, не смогла бы вечно терпеть, как он зарывается в своём горе и отказывается принимать случившееся.       Она тоже не хотела принимать, когда умерла её мать. И пусть та умерла от болезни, а не от девяти мечей, пронзивших тело, боль Кейлии ничем не отличалась от боли Северина. Но она справилась — справится и он.       Они же Драганы. Драганы всегда и со всем справляются.       — Дело не в этом, — неуверенно произнёс Северин, опустив голову. — А в том, что это, возможно, из-за меня. Из-за меня церер Кроцелл пострадала, а на тракте на нас напали.       — Из-за тебя? — не поняла Кейлия.       Северин посмотрел на неё и, она была готова поклясться, собирался в чём-то признаться. Не просто сказать, а именно признаться. Готовность читалось в его взгляде, ставшем твёрже, в том, как он крепко сжал ладонь Кейлии своей. Он был готов, но неожиданно выдавил кривую улыбку и сказал:       — Не бери в голову. Всё нормально.