Rifts

      Система безостановочно сканировала штаб.       Писк, повторяющийся раз в пять секунд, был похож на пытку каплей воды. Он уже не просто проник под кожу, он пульсировал в сосудах вместе с кровью.       Опять отчёты-отчёты-отчёты. О каждой вселенной, о каждом задании, о каждой мелочи…       О постоянных поисках причин того, почему около шести часов назад живой человек буквально пропал, не выходя из здания и даже не двигаясь с места.       Вместо очередного ответа девчонки у него за спиной тогда раздался лишь стук чего-то об пол. Повернувшись, на месте собеседницы О’Хара увидел лишь пару сиреневых тапочек с рисунком лимона и телефон с треснувшим от падения экраном. Подобранный агрегат уныло квакнул уведомлением о пятипроцентном заряде, но ответа об исчезновении хозяйки так и не дал.       К удивлению, системой нашлась девушка быстро. Было только одно «но».       — Лайла.       — Что?       — Результаты.       — А волшебное слово? — голограмма перескочила с одной позиции на другую и хитро улыбнулась, делая вид, что листает что-то в смартфоне.       — Лайла, — уже более сердито процедил Мигель.       — Вол-шеб-но-е сло-во, — пропела ИИ, не отрываясь от занятия.       — Лайла, пожалуйста, покажи результаты.       — Так-то лучше.       Перед глазами Мигеля возникла сводка.       — Чёрт. Всё ещё не изменилось, — между густых бровей залегла хмурая складка.       — Везде и нигде одновременно. Разве не забавно? Теперь она похожа на меня.       ИИ явно веселилась, и Мигеля это в данный момент раздражало настолько, что очень хотелось переписать ей протоколы поведения, напрочь лишив едва сформировавшуюся личность альтернативной жизни шанса действительно стать автономным разумом.       Но ему приходилось остужать собственный пыл. В который раз.       — Мигель, — послышался из-за спины голос Джессики, стоящей около входа, — есть новости?       — Нет. Всё стабильно «никак».       У О’Хары уже буквально болели лицевые мышцы от того, сколько он хмурился за последние дни.       — Н-да, — цыкнула Джесс. — Думаешь, всё-таки квантовая суперпозиция?       — Либо что-то схожее с ней. Ты знаешь, квантовую суперпозицию в технике мы давно применяем, но опыты на живых существах в этой вселенной давали плачевные результаты.       — Не возвращались из состояния в условно стабильное? — Дрю положила руку на живот, что-то в этой теме её бессознательно беспокоило и заставляло прикрывать самое беззащитное, и это не скрылось от глаз Мигеля.       — В том числе. Когда всё же научились добиваться их возвращения, выяснилось, что высшая нервная деятельность им более была недоступна…       — Да и не высшая тоже! — вставила своё Лайла, вспыхнув между ними картинками подопытных. — От живых оставалось пассивное почти неподвижное нечто.       Собеседники уставились на десятки «Котов Шрёдингера», что после вскрытия «ящика» всё равно были ни живы, ни мертвы — суперпозиция оставляла за собой неизгладимый след и не давала никакой определенности, прикоснувшись к чему-то дышащему. Мысленные опыты были слишком оптимистичны по сравнению с жизненными примерами.       — Есть предположение, почему так?       Джессика не могла долго смотреть на это, несмотря на весь опыт со злодеями и спасением десятков миров. Что-то особо зловещее смотрело в ответ с голограмм прямо на неё из расширившихся безжизненных зрачков животных и людей.       — Одно из предположений — проблема с последующей поляризацией нейронов. В нервной системе вместо структурированного взаимодействия возникали бессвязные ответы и импульсы. Организм одновременно не может быть жив и мёртв в рамках одной вселенной. Только в альтернативных.       Живое — интересный саморегулирующийся механизм, но стоит только влезть в саму эту саморегуляцию — та опадает карточным домиком.       Тема прерывалась и перескакивала с одного термина на другой — с квантовой физики на биохимию и обратно. Однако выводы в любом случае были не утешительными.       — Думаешь, девчонке лучше вообще не возвращаться в таком случае? — Джесс почти сожалеюще поджимает губы.       — Её смерть в любом случае является каноничным событием, и если она произошла подобным образом… Что ж, такова судьба, — Мигель посмотрел на мониторинг системы. — Но я буду следить за ситуацией, чтобы это не переросло в бесконтрольную аномалию. Ещё бы неплохо проконсультироваться с вселенными, научившимися работать с квантовой суперпозицией и живыми объектами, но они неохотно отвечают.       Сильным до слабых дела мало.       О’Хара стиснул приборную панель — когти едва заметно вышли из подушечек пальцев.       — Хорошо, но не переусердствуй, пожалуйста. Мигель, ты делаешь более, чем достаточно для нас всех.       — Усилий никогда не достаточно.       На том и закончили.       У Джессики был другой ребёнок, о котором необходимо было заботиться даже до его рождения, помимо великовозрастного упрямца О’Хары, у Мигеля — работа, количество которой росло с каждой секундой.       Оставшись в одиночестве, мужчина вздохнул, закинул руки за голову и немного отклонился назад, пока глаза не встретились с потолком. Какое бы раздражение не вызывала сама девушка у него, как бы не злила ситуация в целом — Мигель не мог отделаться от жгущего сосуды чувства вины.       Очередная смерть.       И сколько бы он не размышлял на тему неизбежности ключевых событий, насколько бы не был авторитетной фигурой для других пауков, убеждая их расстаться с любимыми ради всеобщего равновесия, как бы он не подпитывал свою волю сработавшими примерами, О’Хара, к сожалению, оставался человеком, у которого всё ещё были чувства.       Героем, которому всё ещё было жаль людей, несмотря ни на его собственный тяжёлый характер, ни на поступки вышеупомянутых.       Мигель с нажимом провёл ладонью по лицу, сгоняя усталость, чтобы остаться на посту ещё минимум пару часов.       Пока где-то за спиной не раздался звук упавшего тела.

***

      Первое (или всё же нет?) пробуждение было весёлым.       Меня словно мотало под водой, швыряя из области одного давления в другое. Лёгкие будто схлопывались и раскрывались, шелестя сурфактантом, во рту стоял незабываемый вкус солёного железа, а слюна, кажется, сбилась в густую пену. Каждое волокно, из которого состояли мышцы и сухожилия, словно рвалось и срасталось обратно. Кости рассыпались и собирались обратно конструктором в руках эпилептика.       Может, и не было ничего из перечисленного. Может, мне в бреду приснилось.       Но я чувствовала, как каждая малейшая частица в теле разрушалась и собиралась вновь раз за разом.       В один момент я просто обнаружила себя крепко вцепившейся в Сашин паучий костюм до треска материала. В ушах стоял собственный хохот, надрывный и булькающий.       — …Саня, это всё уравнение! Вселенная — это огромное уравнение, в котором нет чисел! Числа — это фикция, Саня, нахрен они всемирному механизму не сдались! Мыслю, следовательно, существую, но для мысли нет необходимости в физическом теле!       А дальше я вновь захохотала, плюнув куда-то вверх кровавой пеной, и сознание вновь отключилось. Был ли это серьёзный всплеск гормонов, дикий аффект или ещё что-то — мне позже не объяснили.       Второе — или чёрт его знает какое — пробуждение было куда менее громким, но зато более осознанным.       Первым среди всех вернулся нюх, известивший мозг о наличии непривычных синтетических запахов в воздухе, смешавшихся с известным спиртовым ароматом антисептика. Затем очнулся слух, уловивший писк мониторинговой аппаратуры и что-то отдалённое. Еле двигающиеся пальцы нащупали какую-то приятную прохладную ткань.       Зрение отвоёвывалось у собственного организма с куда большим трудом.       Глаза будто укатились на другую сторону черепной коробки, веки опухли и практически не двигались, а сверху всё было покрыто какой-то неприятной подсохшей коркой. Кто бы ни ухаживал за мной, если таковые вообще были, его стоило отчитать за несоблюдение гигиены глаз. Я пошевелила бровями, разбивая застылость мышц вокруг, и приоткрыла правый глаз.       И, конечно же, ничего не увидела.       Точнее увидела лишь красноватый свет. Мутные и загустевшие за неизвестный промежуток времени слёзы не давали ничего рассмотреть. Хотелось поднять руку и хорошенько стереть эту слизь, но пошевелиться всё ещё было практически невозможно.       Через какое-то время (внутренний счёт у меня ожидаемо сбился, так что могли пройти как минуты, так и часы) всё же удалось приоткрыть глаз на треть.       Лучше бы не открывала.       В любом доступном поле обозрения меня окружала красная неоновая клетка, подобная тем, в которых держали «аномалий». Из горла вырвался возмущенный сип — единственное, на что хватило сил. Однако на него никто не откликнулся.       Ни в первый раз, ни во второй, ни во все последующие.       Я в панике начала метаться взглядом из стороны в сторону, пытаясь найти хоть кого-то, кто бы смог разъяснить ситуацию или хотя бы побыть рядом, пока я находилась в самом уязвимом состоянии. Но ни одно из желаемых ныне клише не сбылось: никто рядом не спал в кресле, оперевшись на койку, врачи не суетились вокруг, не проходил мимо даже какой-нибудь крокодил.       Пус-то-та.       Цепей не ощущалось, но какое-то покрывало приковывало к постели не хуже стальных звеньев.       Я попыталась кого-то позвать, дёрнуться или подать хоть какой-то признак пробуждения, однако удалось лишь медленно-медленно сжать руку в кулак — и на том силы кончились. От красного света защипало еле открытый глаз, слёзы скатились в нос, отчего тот заложило и дышать стало гораздо сложнее. В этот момент я нуждалась в чьей-либо помощи настолько, что самой стало противно.       И при этом жутко обидно от того, что никого не было рядом.       Если бы состояние было более стабильным, если бы сознание не было подкошено заканчивающимся действием анестетиков (которые, как позже выяснилось от Джессики, они влили мне в попытке оторвать от Саши), если бы контакт с этой вселенной в целом не обернулся для меня целой новой гаммой боли, я бы просто логически себе объяснила всё и не стала заострять внимание настолько сильно.       Но при всех слагаемых одиночество в момент слабости разрушило первый из четырёх столпов терпения, на которых держалась адекватность.       Система затрещала, вздрогнула, но всё ещё осталась относительно крепкой.       Шмыгнув носом, чем сгоняя остатки обиды, перешедшей в злость на весь мир, я почувствовала, как опять затягивает в бездну сна. Начало укачивать, словно я лежала на дне лодки, а не в койке. Волнообразное прекращение действия анестезии явно не входило в список того, что хочется повторить.       Почему-то подумалось, что мне даже заплатить за переправу Харону нечем. Все несчастные сбережения забыты по ту сторону портала, а металлический вкус во рту принадлежал явно не оболу.       Какая досада.       Ещё и родителей совсем не хотелось без весточки вот так оставлять, это бы разбило им сердце.       Буквально за мгновение до того, как сознание вновь померкло, ощущения обострились, будто уловив опасность, на которую сейчас даже посмотреть не было возможности.       Голос, полный ленивой ехидности, спросил:       — Ну и как тебе первый этап? ***       — Третий раз — алмаз, — кряхтела я, разминая руки.       С полминуты назад кто-то из паучьего племени взвизгнул и умчался звать старших, увидев меня, сидящую на кровати и активно потягивающуюся.       Третье пробуждение и правда было куда лучше других. Туман всё ещё перекатывался по голове, стоило её хоть немного наклонить, однако мысли уже не кишели змеиным шипящим клубком, а выстраивались в достаточно чёткие линии. Да и в целом самочувствие радовало: мышцы тянуло, но они хотя бы двигались, лёгкие дышали так, будто я и не пыталась их выплюнуть.       Единственное — зудело всё жутко.       Будто ты отсидел ногу, а кровь вновь начала в неё поступать — тысячи игл кололи под кожей. Только вот в моём случае подобное ощущалось во всём организме, так что, первым делом растерев глаза и убрав с них подсохшие корки, я принялась мять пальцы, руки, а затем и сгибать, и разгибать стопы, чтобы хоть немного уменьшить неприятное онемение.       Однако несмотря на нюансы, тело всё равно чувствовалось каким-то… обновившимся что ли.       Вроде и всё по-старому (ничего не отпало, но и не приросло), а под собственной шкурой всё равно было как-то некомфортно. Словно надел новую вещь, которую ещё только предстояло разносить.       Я задумчиво пошкрябала гусиную кожу на плечах.       Вот вроде моё, а вроде и чьё-то чужое.       Гизмо, то ли браслетом, то ли наручником сковавший левую руку, что-то пиликнул на своём механическом, но сигналы этой приблуды я распознавать ещё не научилась. Больше мистических сообщений пока волновало зрение.       Видела я даже при отсутствии очков — и куда мою любимую пару черти дели — слишком много.       Мир, при всём отвратительном качестве зрения (родные -4 и -4,25 всё ещё безусловно были в наличии), стал предельно структурированным. Конструкции, вибрации, движения, а главное — связи теперь были доступны моему взгляду. Та же неоновая клетка, чей красный цвет начинал драконить меня хлеще махов тряпкой перед мордой быка, теперь представала отчётливой схемой. Вот только была проблема.       Видеть — не значит понимать.       А ума за это время не то чтобы прибавилось.       Нет, информации на рассмотрение явно стало больше, учитывая всё, что я услышала за часы отсутствия в привычной форме существования. Но при нехватке базы из знаний большая часть клеймилась в архивах памяти как бесполезная, и существовала угроза, что мозг вскоре её (информацию) выкинул был за ненадобностью. А в нынешнем положении каждая крупица ценилась втридорога.       От осознания я протяжно застонала, уткнувшись в ладони.       — Опять учиться, ёб вашу мать…       Вот так к двадцати четырём неожиданно встал вопрос, где и как получить образование в области физики (возможно, высшего уровня, чем мог предложить мой мир). При учёте того, что толково данным предметом я занималась классе в восьмом, положение показалось патовым.       «Структура» рядом завибрировала — невидимый свидетель моих страданий по всем признакам бессовестно ржал над разыгрываемой трагикомедией одного актёра. Шикнуть на него я не успела — в носу засвербило, и по комнате раздался оглушительный чих.       Слишком занятая попыткой стереть всё выплюнутое лёгкими, я не заметила, как в отсек влетели Саша и Джесс, у которых, по всей видимости, был доступ в лазерную клетку.       — Удачи выкрутиться, — пожелал невидимка и его энергия равномерно рассеялась по всему помещению.       Дрю пробыла рядом недолго, возможно, почувствовав моё не самое располагающее к расшаркиваниям настроение. Ответы на вопросы Джессики о самочувствии трещали от сухости слов и нараставшего раздражения. Может, меня тогда всё ещё пугал факт её беременности — фобию осознанно контролировать получалось не очень, может, повлияли все те разговоры, услышанные за время моего барахтанья на грани физических форм.       Во всяком случае, Джесс явно почувствовала волны пассивной агрессии и поспешила меня оставить на совести Лисицкого.       А она — его совесть — мне как раз и нужна была.       Да и говорить сложные вещи всё же проще было на родном русском, нежели перебирать горстку известных синонимов на английском.       — …тридцать шесть часов, значит. Почти два дня, — я почесала место, от которого Дрю открепила датчики; едва затихший зуд в теле возродился с новой силой. — Ты с кем-нибудь из моих связывался?       Под «моими», конечно же, имелись в виду родители. Контакта Полины у него наверняка не было, а ведь эта женщина скорее всего уже подняла весь Питер на поиски.       Саша отрицательно покачал головой, не поднимая виноватого взгляда.       Не волнуйся, Саня, не ты один себя винишь. Я тоже тебя виню.       Я обречённо вздохнула, понимая, с каким бардаком придётся разбираться по возвращению. Хотелось просто подчинить пространственно-временной континуум, вернуться в прошлое и разорвать все отношения с Лисицким ещё до того, как он станет Человеком-пауком, чтобы просто не быть звеном всей этой их цепочки вероятностей.       Ещё раз всё обдумав, приняла наиболее растерянный вид из всех имевшихся в запасе — с таким лицом я обычно врала матери, что не знаю, откуда взялись все долги по учёбе ещё во времена медицинского универа.       — Так вы… Выяснили всё-таки, что со мной произошло? — нервно потеребила край простыни, укрывавшей ноги.       Кто же знал, что глюки однажды обернутся хоть какими-нибудь преимуществами кроме забавного эффекта глитча.       У меня уже была на руках валюта в виде их информации. Им же мне дать было пока нечего.       — Эм… — Саша вроде даже немного приободрился, стараясь подобрать начало рассказа. — Про квантовую физику что-нибудь слышала?       — М-м, только то, что в школе давали, да в подкастах периодически. И то — абстрактно.       — А про квантовую суперпозицию? Нет, чуть по-другому спрошу. С котом Шрёдингера знакома?       — Лично — нет, — не удержалась от усмешки. — Про мысленный эксперимент знаю. Сидит в коробке с радиоактивным атомом и ядом; ни жив ни мёртв. Вот тебе и суперпозиция, — я пожала плечами. — Это относится к моему случаю?       — Относится и не относится одновременно.       — М-да, повсюду одна неопределённость.       Подтянув голени, удобно уселась на койке по-турецки и наконец разглядела Сашу полностью. Выглядел мой «друг детства», несмотря на футуристичный супергеройский костюм, как лектор даже не физики — высшей математики, отчего меня скривило, и пришлось скрывать всё фальшивым зевком.       Ещё и структура вокруг него странно вибрировала, что, определённо, нервировало.       — Знаешь, квантовая суперпозиция в принципе строится на способности частиц находиться одновременно в нескольких взаимоисключающих положениях…       — Везде и нигде одновременно, — вклинилась я, вспомнив слова Лайлы.       — Верно.       — Разве это… ну… не теория только пока?       Лисицкий задумчиво поскрёб подбородок.       — У нас — в нашей вселенной — квантовые компьютеры только начинают использоваться. В целом, не больше двухсот кубитов во всём мире используется, если мне не изменяет память. Мощностей маловато, да и энергии необходимо прилично, чтобы сместить хоть одну частицу.       Говорить Сане, что я слово «кубиты» слышу вообще впервые в жизни (этот термин они почему-то не сочли нужным между друг другом употреблять), показалось лишним. Тем более, что он увлечённо продолжал, не замечая моих нервных почёсываний.       — Здесь — в 2099 — уже активно используют как часть технологии телепортации, пространственного синтеза и порядка других. Суперпозиция, если выражаться проще, это сумма альтернативных реальностей для частицы.       Проще от объяснения не стало. У Саши блестели от какого-то восторга глаза. У меня безумно чесались кости.       Интересно, как там родители? Успели ли обзвонить все морги?       — И в микромире подобное срабатывает, благодаря достаточно жёстким правилам его существования. Однако говорить уверенно о суперпозиции на уровне макрообъектов — уже сложно. Говорить о суперпозиции живого объекта — фантастика даже для этого мира.       — Стой… Но если тут активно пользуют эти хреновы порталы, то почему с живыми челами-то проблемы? — почесала бровь, чувствуя себя немного идиоткой, задавая вопросы, на которые уже слышала ответы.       Но раз уж на имитацию паники у меня совсем не хватило сил, приходилось разыгрывать цирк любопытной балды. Хотя по факту хотелось просто перевернуть им весь медблок, открутить голову Сане и откусить О’Харе «хвост по самую шею».       — Вопрос в том, к чему именно применяется феномен. Порталы основываются на применении принципа к пространству, а не к объектам, его пересекающим. Тело, проходящее через портал, не меняется, — он притормозил, задумавшись, — ну, в большинстве случаев нет. Хотя в начале использования, насколько я помню отчёты, «эксцессы» были.       Я присвистнула, представляя последствия «эксцессов».       — Но не об этом. Пока. В общем, изменяется именно ткань пространства, входя в альтернативные состояния. С живыми существами сложнее — поэтому Кот Шрёдингера лишь теоретичен. Живое существо не может быть «живым» и «мертвым» одновременно в пределах одной вселенной, так как подобное предполагает обход закона смертности. А это фактически невозможно на данном этапе развития. Поэтому альтернативные жизни людей чётко отрезаны границами альтернативных реальностей.       Интересно, а может какая-нибудь из альтернативных личностей сбегать полить мои цветы, а то у них так скоро режим собьётся…       — Хм, но если существует неизмеримое число миров, то наверняка найдётся хоть один, где подобное возможно, разве нет?       — Правильное замечание, — Саша кивнул. — Действительно такие должны быть, но…       — М? — наклон головы отозвался внезапным хрустом в шее. Я зашипела, потирая стрельнувшее место. Старость не радость.       — Но они редко выходят на контакт, — вздохнул парень. — Либо же их очень трудно отследить. С проблемой «аномалий» из параллельных реальностей они справляются без помощи «Общества», всё-таки технологии на порядок выше. Да и просчитать их канонические события алгоритму сложно, скорее всего, из-за того, в чём мы предполагаем суперпоз-       Договорить ему не дала моя бестактная душонка.       — К слову… Так что там со мной именно произошло? Ликбез по квантовой физике, конечно, замечательный, но ближе к делу, Сань.       Саня вздохнул в который раз и крепко сцепил пальцы.       — Мы предполагаем — и пока только предполагаем, — что каждая клетка твоего тела под влиянием некоторой аномалии постепенно приобрела способность переходить из…       — Они были бы полными идиотами, не сделай хотя бы таких выводов, видя, как тебя расщепило и собрало обратно три раза за пару часов.       «Наблюдатель» вклинился в разговор, не давая расслышать целый кусок Сашиных объяснений, при этом не перебив его.       Конечно, ведь эта «бестелесная скотина» могла позволить себе звучать прямо у моих ушей, не выдавая собственного присутствия.       — …но, понимаешь, это бы потребовало огромных энергетических затрат, и мы пока ищем источник. Потому как подобное не могло пройти без последствий.       Я с холодящим ужасом поняла кое-что.       — Насколько огромных затрат? — медленно спросила, едва ли не переходя на шёпот.       Лисицкий закусил щёку изнутри, отчего на коже показалась ямка.       — Колоссальных.       Огромные источники энергии — это всегда огромная цена, и, кажется, к её озвучиванию я не готова.       Он внезапно мягко взял моё запястье и отодвинул в сторону. Взгляд упал на левую руку, которую я от нервов успела расчесать до десятков красных полос. Вокруг Гизмо следы были особо сильными.       — Слушай, мы во всём разберёмся. Сейчас нам надо утвердиться в твоей стабильности и понять, осталась ли ты той же версией себя или теперь «кодируешься» системой как житель другой вселенной.       — Ты меня так поддержать пытался? Сань, я что, резко стала симулякром человека вместо живой личности?       — Каждая клетка твоего тела была заменена. Конечно, для тебя могло и ничего не поменяться, но в глобальном смысле из того непонятного состояния ты могла для нас вернуться совсем другим человеком. Мы не знаем, через какие барьеры ты успела пройти.       — Вы ещё штрих-код нанесите по результатам проверки и выпните в совершенно чужую мне реальность, потому что «так алгоритм сказал».       Слова изо рта вылетели подобно плевку. Отчасти я и правда была сердита, отчасти — хотела ещё крепче задеть вину, пустившую внутри Саши корни.       Сомнения — хорошая почва для действий.       — Успокойся, пожалуйста. Тебе нельзя волноваться. Да и никто здесь никому не желает зла, — парень поднял руки в примирительном жесте. На лице его перемешалась целая палитра чувств, плохо распознаваемая мной без очков. — Сейчас трудно предсказать точное развитие событий, но мы обязательно найдем наилучший выход из ситуации. Однако для этого придётся немного подождать.       Я почесала кончик брови мизинцем. Намёк был более чем прозрачен.       — Сколько вы меня планируете тут держать?       — Не меньше трёх дней, — честно признался Саша. — При лучшем исходе. При худшем — сама понимаешь…       Оставалось лишь выразительно цыкнуть. Что же, я действительно сделать с собственным положением пока ничего могла, единственный вариант — идти на добровольно-принудительное сотрудничество.       — Эх, ладно, отдаю себя в ваши руки. Экспериментируйте, но! — важно подняла указательный палец. — В пределах разумного. А ещё у меня к тебе будет даже скорее не просьба, а требование.       — Да?       — Позвони моим родителям и наври что-нибудь правдоподобного. Что я на конференции по тканям, что с дуру ушла в поход с коллегами по работе, что съебалась на Нибиру — плевать, что именно. Дай им достаточный повод, чтобы не ехать в Питер и не искать меня по всем углам.       — Надь, но я… Ты же сама понимаешь, у меня плохо с правдоподобной ложью. Я-я не умею, как ты…       — О, да, прости, я совсем забыла, — отвела взгляд, будто бы смотря в даль.       Пылинка, окруженная шестигранной структурой, пролетела мимо лица. Даже у чего-то настолько маленького был свой вес. Новое видение ситуации всё ещё поражало.       — Просто, знаешь… Мне казалось, что у тебя уже есть достаточный навык, — пауза повисла волнением в воздухе. — Казалось, за почти год, как ты врал о своих намерениях, и по опыту, с каким апломбом уверял на пляже в своих чувствах, что ты научился отлично «тасовать карты».       — Но, Надь…       Начал было он, чтобы вновь быть перебитым.       — Нет-нет, я понимаю. Понимаю… Не сможешь — не надо, — пожала плечами, стараясь говорить как можно спокойнее и беспечнее. — Жаль только бедную маму. Ей ведь некого будет спросить, кроме тебя, в этом огромном городе. Пожалуйста, поддержи её тогда, когда она будет плакать в бессилии меня найти…       Краем глаза посмотрела на «бывшего лучшего друга», заметив, как расширились и забегали его глаза.       Как мило.       — Ох, и отец… Надеюсь, он не полетит за четыре тысячи километров. У него же кардиостимулятор, ему ни волноваться, ни летать не желатель-       — Ладно! Ладно… Я попробую сделать, что смогу. Постараюсь.       Я радостно — почти искренне — улыбнулась. Нет, всё ещё хотелось повернуть Сане голову по оси до хруста, но пока он оставался единственной лояльной (и то уже сомнительно) связью с внешним миром.       Пользуйся тем, что дают, Надежда Дмитриевна.       — Ой, спасибочки! Тогда и цветы, пожалуйста, на окне полей, буду очень благодарна, — обронила между делом. — Я знала, что на тебя можно положиться.       Саша, бледный, как его костюм, и с мертвенно-матовыми глазами, отрывисто кивнул, анализируя, во что ввязывается.       Обменявшись ещё парой слов, мы попрощались. Коротко и фальшиво-заинтересовано. Так, будто дружба наша кончилась ещё с десяток лет назад. Что, впрочем, не так уж было далеко от правды.       Когда бело-серо-синяя спина совсем размылась на горизонте зрения, я позволила себе шумно выдохнуть и ощутимо сгорбиться, расслабляя спину. Пальцы запутались в липких, пропитавшихся потовой солью волосах.       Мир тихо плыл за пределами блёклой больничной койки и за границей красной неоновой клетки.       Я — навсегда извороченная молотильней Вселенского механизма — осталась ошмётками лежать в собственных ладонях.       Тишину прорезал голос, уже знакомый, но ещё не похожий ни на один из человеческих.       — Как думаешь, если постепенно заменить каждую доску в корабле, он останется тем же кораблём, что вышел из гавани, или станет совершенно новым?