***
— Моя прекрасная дама, я беспокоюсь. Расскажи мне, ничего ли не болит после вчерашнего выступления? — Мужчина явно издевается, когда видит на моих руках некрасивые гематомы, а на ногах — чёткий синеющий след от каната. Улыбка у того лукавая — если бы я могла, то давно бы приложила руку к этой самодовольной морде; но я лишь крепче сжимаю одеяло в кулаке до побеления костяшек, натягивая его почти до своего носа, усыпанного веснушками. — Оставь меня в покое, — грубо отвечаю я, давая понять, что разговаривать у меня нет желания. Я стараюсь держаться, но где-то в глубине затаился страх перед этим мужчиной в белой маске. — Не стоит так со мной разговаривать, — господин делает голос тише, но так, чтобы я слышала его. Опираясь о небольшой журнальный столик, он немного склонил голову вбок. В этот момент добавляется новая боль в районе груди. — Ты же не хочешь быть наказана, Фиона? Пойми, рано или поздно, но я найду способ получить полный контроль над тобой, и лучше бы тебе меня не злить, если не хочешь приблизить свой конец. Омерзительный и жестокий человек стоит сейчас напротив меня. Он знает ответ, но всё равно задаёт свои глупые вопросы с этим напускным беспокойством, за которое мне хочется выколоть ему глаза или просто придушить. Второй вариант мне больше нравится, но и жить мне тоже нравится. Да и при всём своём желании, я не смогу причинить вреда своему хозяину. От таких мыслей в его присутствии липкий страх выцеловывает всю мою душу, что вызывает дискомфорт, и я подумываю ретироваться. Я сглатываю комок в горле и, вылезая из своей кровати, быстро накидываю рубашку, пряча шрамы, о которых хозяин, конечно же, знает; надеваю теплые штаны и сбегаю из своей палатки на свежий воздух. Судя по времени, сейчас должен быть завтрак. Следуя по вытоптанной тропе к палатке, я вижу, что остальные ещё не успели собраться и здесь нахожусь только я; а это значит, что я смогу насладиться трапезой в тишине. Прислушиваясь к утренним звукам, вдыхая свежий осенний воздух, я невольно улыбаюсь. Мне нравится вот так сидеть утром перед отъездом в другой город и наслаждаться глотком свободы. Хотя, вспоминая своё утро, улыбка исчезает с моих губ, а лицо окрашивает печаль. Потирая свои покрасневшие запястья и я немного морщусь, мысленно проклиная вчерашнее выступление. Взяв тарелку с едой, присаживаюсь за столик и надеюсь, что появится кто-то тут не скоро. Я вспоминаю своё прошлое, погружаясь в тот день, когда всё в моей жизни перевернулось и я стала уже выживать.***
— Чарли, прекрати! Прошу тебя. — Я захлёбываюсь в своих слезах и отворачиваюсь от лица отца напротив, — Умоляю. — Ну же, детка, расслабься, я не сделаю тебе больно. Подумать только, никогда не думала, что окажусь прижатой к паркету своим же отцом в моей же комнате. В воздухе стоит отвратительный перегар, а под столом в коридоре я вижу три пустые бутылки из-под чего-то крепкого. Похоже, что отец снова напился и в очередной раз решил распустить свои руки. Если ранее мне удавалось закрыться в своей комнате или сбежать, то сейчас я лежу зажатая между полом и своим отцом, который крепко держит мои руки над головой, а остальное тело не двигается под весом его тела. Фантастика. Я понимаю, что мне надо что-то с этим делать, и срочно, потому что рука отца начинает поглаживать моё бедро. Я дёргаю свои руки, он рычит куда-то в шею и сдавливает их еще сильнее; оставляет влажные поцелуи, а мне от этого выть хочется — как же всё это омерзительно. Я ищу взглядом пути спасения, но мне в голову ничего не приходит. Ну же, думай, Фиона! Меня накрывает истерика, я начинаю дёргаться сильнее и кричать, хоть и сил вырываться у меня уже мало. Ваза с цветами, стоящая на полке, падает прямо на голову моему отцу, разбиваясь на сотни маленьких осколков. У Чарли мутнеет в глазах, хватка слабеет, по лбу его стекает кровь и капает на меня. Я чувствую, что это мой шанс на спасение, и, собирая всю свою силу, толкаю отца, скидывая его с себя — он заваливается набок. Моё дыхание совсем сбилось. Я впечатываюсь спиной в книжный шкаф так, что одна книга падает на пол, а я смотрю на тело отца и кровь рядом с ним. Боже, я его убила? Или он живой? Плевать, мне надо убираться отсюда поскорее. Я больше не вернусь сюда, к чёрту всё.***
Уходящее солнце греет моё лицо, а ветер поглаживает тёмные волосы — они слегка щекочут. Я лишь широко улыбаюсь и вдыхаю полной грудью. Свобода. Я не жалею, что покинула родной дом и ушла в цирк. Моей мечтой была свободная жизнь, где нет городской суеты, нет издевательств одноклассников, нет похотливого отца; где я бы могла жить так, как мне того хочется. Казалось, что это что-то далекое, недосягаемое. Хотелось сбежать и отдаться тому, что стало для меня смыслом жить дальше и не опускать руки. Выступление, аплодисменты, гимнастика — вот что помогло мне не загнуться в самые тяжелые времена; мечта моей покойной матери. Я не думала, что после моего побега из дома так быстро обрету новый. В ночь, когда я бежала, я наткнулась на шатёр, рядом с ним никого не было, и смогла без препятствия пройти внутрь. Стоило мне войти, как тут же из-за угла вышел высокий мужчина, в шикарном чёрном костюме; лицо его было скрыто под маской, но даже так он очаровывал собой. — Добро пожаловать, уважаемый гость. Что привело вас к нам? — Мужчина делает поклон, подходит ближе ко мне, а я замерла, завороженно наблюдая за ним. По телу разливается спокойствие и ощущение безопасности. Есть в его движениях и речи что-то, что притягивает меня. Бархатный голос снова заполняет небольшое помещение у входа: — У вас всё в порядке? Меня зовут Дэмиан, я хозяин этого чудесного цирка. —Нет! Нет, точнее, да, — запинаюсь я, нервно теребя край кофты — это замечает и стоящий напротив Дэмиан, — не совсем. Готова поклясться, он сейчас думает, что я какая-то идиотка. Вместо слов, он берёт мою руку и целует её. Я заливаюсь румянцем и не понимаю, что тут начинает происходить. Одёргиваю свою руку и прячу её за спину: мне не очень приятны касания чужих людей, да и родных, на самом деле, тоже. После того, что вытворял отец, я не хочу, чтоб меня кто-то трогал. Дэмиан только кивает своим мыслям, не спеша разворачивается и идёт вперёд, другой рукой подзывая к себе. Торопиться особо некуда, потому я, оглядываясь по сторонам, на всякий случай продумываю план отступления и следую за мужчиной. Мы заключили контракт, который давал мне долгожданную свободу. Тогда я особо не вчитывалась в текст, ведь предложенные условия манили меня. Знала только, что мне предстояла работа в цирке, но идти было больше некуда. Порой я не понимала, почему некоторые работники ходят с угрюмыми лицами, когда у других сияют яркими красками. Пустой взгляд и болезненного цвета кожа. Будто бы они куклы, над которыми мастер не закончил свою работу, не успел дать самое важное своим творениям. Всё же я старалась не обращать на них внимание и продолжала заниматься подготовкой к своим будущим выступлениям. Здесь многие были странными, но и парочку друзей я успела завести. Я быстро училась, благодаря тому, что с детства занималась гимнастикой и даже выступала на соревнованиях, так что довольно быстро Дэмиан позволил выйти мне на публику. Дэмиан и есть тот, кто по сей день приносит разруху в цирковую жизнь. Он хозяин Фионы и всех тех, кто прикован к этому месту обычной бумагой контракта. И точно ли обычной? Я даже начала сомневаться в этом, потому что после подписания этой бумаги та, в свою очередь, сразу же загорелась и оставила после себя только пепел.***
Кто-то садится рядом, отвлекая от воспоминаний о прошлом, возвращая меня в реальность. Я ощущаю тепло на своей талии и не могу сдержать улыбку. Я уже знаю, кто это, ведь касания мне всё так же тяжело воспринимать, но этому человеку я доверилась. — Наслаждаешься и без меня? Как же ты могла оставить в одиночестве своего самого прекрасного и чудесного, а еще самого… — Я несильно пихаю его в бок локтем, призывая прекратить восхваления своей личности. Голубоглазый щурится и усмехается. — Я же только начал! — Лука, я не выдержу ещё одного дня, когда ты расхваливаешь себя — оставь меня сегодня без этого. Я думаю, что любому на моём месте понравилось бы наслаждаться пением птичек и вкусной едой одному. — Я смеюсь и поднимаю ложку чуть выше, показывая тушеные овощи. — Прекрасный завтрак из остатков вчерашнего ужина. Парень рядом печально улыбается и ободряюще хлопает по моему плечу; эта его печальная мордашка в последнее время меня беспокоит. Вот только задать вопрос, который крутится на языке, не решаюсь. Я замечала, что тот пару раз ходил каким-то странным, прямо как и те люди; вид у него был ужасно измученный, но в такие моменты он постоянно просил оставить его одного, а мне приходилось слушаться. Лука отличался от остальных тем, что кожа его была смуглой, с румянцем на щеках, а глаза были не стеклянные — живые. Сегодня по плану растяжка и отработка небольших деталей в моих трюках — за полтора года для меня это уже обычное дело, мне это даже нравится. В зеркале я засматриваюсь на своё отражение: яркий костюм переливается в свете небольших лампочек, что украсили верх шатра изнутри, а маленькие камушки создают мерцание, и мне это чертовски нравится. Такая одежда выделяет все изгибы моего тела. Я помню, как в первые месяцы она жутко смущала меня, ведь, боже, все смогут увидеть моё тело, которое я не очень-то любила показывать и поэтому обычно носила мешковатую одежду. Но что не сделаешь ради мечты? Вот и я сделала — привыкла. Сегодня будет ещё одно выступление — уже в другом городе. Ещё только день назад мы были в большом и шумном городе, где от такого количества людей, казалось, было сложно даже дышать. А уже сейчас мы находимся в более маленьком городке, более тихом. Хотелось бы завтра прогуляться за пределами цирка вместе с Лукой, пока мы не отправились в другое место; если нас, конечно, отпустят. Людей у входа становится больше, а любопытные взгляды изучают то, что находится рядом с главным шатром. Иногда бывают смельчаки, которые хотят проникнуть в покои работников, в их личное пространство. Но дальше ограждения они не проходят — только падают на землю с извинениями, а затем очень быстро уходят, стараясь сдержать рвотный позыв. Посторонние стараются разузнать, что такого было там, где не бывало чужой ноги, но те в ответ лишь мычали и лишались права голоса навсегда, в наказание за нарушение правил. Я заканчиваю с гримом и рассматриваю своё отражение. Рисовать гримасы на своём лице, конечно, интересно, и все равно в маске мне было бы комфортнее выступать; но ослушаться хозяина я не могу. Сегодня он попросил нарисовать что-то грустное, хотя сегодняшнее выступление ничем не отличалось от прошлых — значения я этому не придаю и выхожу к своим коллегам. Там я вижу свою подругу, с которой мы не так давно подружились. Видок у неё, мягко говоря, траурный. — Стейси, а ты чего так разоделась? Как-то не похоже на тебя. — Я подхожу к ней ближе, встаю рядом и замечаю, как она отводит взгляд куда-то в сторону. — Хозяин. Стейси никогда особо не была многословной. Отвечала всегда односложно или вообще игнорировала человека, будто бы его тут нет. Вот только я знала девушку перед собой лучше остальных. Когда мы остаемся наедине, то Стейси говорит очень тихо, но много, постоянно замолкая и нервно оглядываясь по сторонам. Я привыкла к таким странностям своей подруги и лишь пожимаю плечами. Дэмиан окидывает нас взглядом, одобрительно кивает и хлопает. Я переминаюсь с ноги на ногу, немного нервничаю перед своим номером, ведь мне пришлось добавить новые элементы, которые я буду исполнять уже сегодня. В воздухе витает напряжение, но когда хозяин цирка удаляется, все выдыхают и продолжают подготовку. Выступление проходит невероятно быстро. Но я немного забываюсь, и чуть ли не лечу вниз с каната, вовремя успевая зацепиться за кольцо, что висело чуть ниже, и проделать очередной трюк, который я не планировала. Так никто не заметит моей оплошности. Закончив свою часть, я быстро ухожу, уступая место для Стейси. Оказавшись в помещении, где мы можем отдыхать после исполнения своих номеров, моё сердце колотится и норовит рухнуть куда-то меж рёбер, а колени подгибаются, и я медленно оседаю на мягкий ковёр. Медленно приходит осознание того, что там, наверху, я могла расстаться с жизнью у всех на глазах. Господи, моя жизнь готовилась оборваться, но я достаточно ловко избежала трагедии. Сама не понимаю, как такое могло случиться, но когда я шла по канату, тот предательски зашатался, и я чуть с жизнью уже не попрощалась, но, к моему счастью, всё обошлось. Делаю пару глубоких вдохов и успокаиваюсь. Мне хочется посмотреть на Стейси. Я немного выглядываю из своего укрытия и смотрю на неё, но долго она не задерживается и после уходит. Я тоже спешу уйти. Направляясь к шатру Луки, чтоб предложить ему прогуляться, я слышу странные звуки за клеткой, которая накрыта какой-то тряпкой. Я подхожу ближе, обхожу клетку и застываю от ужаса. Передо мной сидит мальчик, может, лет тринадцати — лицо его исказила гримаса боли. Я пробегаюсь по нему взглядом, и глаза мои расширяются: этот парень был без своих кистей рук, а ноги его, кажется, изломаны. Что это за хрень? Почему это нечто вообще находится здесь? Мальчишка сидел в тёмной луже и, раскачиваясь из стороны в сторону, рыдал, смотрел на меня своим безумным взглядом и молчал; может он что-то обдумывал, позже выдавая: — Ты многое не знаешь. Не знаешь. Не знаешь. Я не сошёл с ума. Он погубит нас. — Сопли, слюни и грязь смешивались в одно месиво на лице ребёнка, что вызывало у меня желание поскорее убраться и отвращение. Но самое страшное, когда этот умалишённый кинулся ко мне и закричал во всё горло: — Мы всё умрём! И ты умрёшь, ты захлебнёшься в своей же крови! Всему нашему миру настанет конец! Мальчик истерически засмеялся и начал биться лицом о пол до самого мяса: вместо слёз была густая и тёмная кровь. Он упал на землю и стал кричать от боли, тут же заливаясь истерическим смехом; размазывал кровь и изваливал в них волосы. Я спешно пячусь от этого психа и сбегаю по лабиринтам цирка. Я приземляюсь около шатра Дэмиана, пытаюсь выровнять дыхание после такого забега. Эта страшная картина не хотела испаряться из моей памяти — всё всплывала и всплывала. Моё внимание привлекают чьи-то голоса, и, кажется, они мне знакомы. Это заставило меня выглянуть из своего тихого укрытия и наблюдать за картиной, что мне предстала.