OST: — Полина Гагарина — Вчера
Музыка и танцы. Большего не нужно. Жади слышит лишь яркие восточные мотивы, даря себя контрасту каждого аккорда. Влетает в украшенную залу вихрем, эмоцией и смехом, но никак не горем и слезой. Надо танцевать и ослепительно улыбаться. Улыбаться, улыбаться, улыбаться… Чтобы все видели. Дочь и племянница ринулись к Жади, словно не веря своим глазам, а она не верит своим. Неужели жизнь стала проще? Или с некоторых пор жизнь стала жизнью, а не жалким её подобием? Ей легче дышать, выбирать и мыслить? Никто не укажет, что здесь она лишняя, а если кто-то и посмеет посмотреть на неё осуждающе, то Жади просто не заметит существования глупца. Или посмотрит на него, как на пустое место. Безжизненное. — Мамочка, ты здесь? Мама!.. — Хадижа верещит, словно она всё тот же неугомонный ребёнок, а не девушка шестнадцати лет. Конечно, она надеялась, что мама приедет в родной город, где было прожито столько счастливых совместных минут, но не думала, что это произойдет так скоро. — Я знала. Я знала, что тебя ничто не удержит в Бразилии! — Хадижа, ты снесёшь свою маму с ног, — Самира не меньше двоюродной сестры рада тому, что Жади всё-таки оставила все дела в Рио-де-Жанейро. — Теперь нам никто не помешает повеселиться. Правда, тётя Жади? — Ты права, Самира, — кивнув головой в такт музыке, Жади приобнимает девочек за плечи, а после берёт за руки. — И я вам рада, всему здесь рада. Как можно было поступить иначе? — Вот видишь, Хадижа, а ты боялась! — Самира не понаслышке знает, как сестра ждала свою мать. Самира и сама с замиранием ждёт каждой встречи с любимой тёткой. Чтобы ещё раз отразиться в собственном зеркале, получить одобрительный взгляд и объяснение тому, почему они не перестают быть похожими. Даже в моменте, в мимолётных движениях и едва уловимых бликах карих глаз. А Жади желает быть праздником. Здесь, сейчас, сегодня. Быть вспышкой, фейерверком и пламенем. Быть, а не казаться. Радовать, радоваться. Светить. Когда-то она приносила близким и самой себе сплошные огорчения, но то время иссякло: волны океана смыли собой всё, что прежде казалось судьбой, выбором без выбора. Теперь Жади желает видеть на лицах родных улыбки, вызванные её присутствием. Они и улыбаются, позабыв про быстротечность праздников. И поэтому она танцует, как будто бы никто не наблюдает за ней и не смотрит, не пытается достучаться до её замкнувшегося сердца. Этим вечером Жади заслуживает своей лебединой песни. Она хочет быть огнём, который вознесёт до невидимых вершин, а Хадижа и Самира ей в этом только помогут. Достойная смена. — Самира, ты неисправима! — Хадижа могла бы рассердиться на кузину, но знала, что это решительно невозможно — самое долгое молчание между ними могло длиться ровно одну минуту. На большего сестёр не хватало. — Я и не исправлюсь, зачем? — ухмылка на лице Самиры выглядит мило, ничем не портя её красоту. — Но хватит болтать, Хадижа, давай танцевать!.. Жади с трудом могла расслышать, о чём спорят её любимые девочки, но знала, что они втроём хотят одного — прогнать уныние. Смотреть друг на друга, смеяться и благодарить небо за шанс быть вместе. В доме, где их любят и ждут. Это дядя Али попросил Жади приехать в Фес, пока внучатые племянницы гостят у него на каникулах. Самира впервые вздохнула свободно после сложных экзаменов в университете, а Хадижа с упоением наслаждалась атмосферой родных сердцу мест. Оставив все дела в кофейне на Иветти и заручившись её полной поддержкой, Жади отправилась в путь. Она знала, что своим визитом несказанно обрадует Зорайде, а гадать о реакции Хадижи и вовсе не приходилось. Семья счастлива. И Жади тоже находит в улыбках близких главное отдохновение, вдохновение и надежду на счастливое завтра. Это ли не самое главное? Дядя же хочет видеть Жади чаще. И вот она рядом! Чем старше становился дядя Али, тем больше он ценил семейное согласие и покой. Должно быть поэтому он лишь развел руками и поднял усталые глаза к небу, когда Жади и Лукас сообщили ему о грядущем расставании. Бороться с мятежницей больше не было сил и смысла, и стареющий Али выразил надежду, что Жади и в этот раз не пожалеет о сделанном выборе. Не будет бежать за призраками, подумает о душе. Об осуждении не говорил. Жизнь продолжается, а на косые взгляды со стороны гордая племянница Сида Али привыкла не обращать внимания. Жади шла сквозь них, по своему пути. Не была удобна. После каждого падения возрождалась, как мифический Феникс. В этом была её сила. И в танце, и в улыбке, и в свободе… И в Хадиже. В милой Хадиже, которая понимала мать и с годами сделалась для неё самым лучшим и преданным другом. Ради дочери Жади готова пройти весь путь заново, каких бы ошибок и невзгод ей это не стоило. Чтобы каждый раз видеть её смеющееся лицо, слушать мелодичный голос и любоваться тем, какой она выросла. Решительной, смелой, понимающей. Красивой, находчивой и уверенной в себе. Неунывающей и сильной. Хадижа неминуемо будет счастливее, и дело вовсе не в её приверженности к традициям востока. Жади неизменно будет на неё стороне, Жади поддержит дочь в любую минуту. А Хадижа знает, какой ей точно не стоит быть, чего не следует выбирать и как поступать. Это мало напоминало милую девочку, не знающую числа своим золотым браслетам, но странно, если бы после всего пережитого, Хадижа не усвоила бы уроки судьбы матери и отца. И не желала рисовать свою исключительную книгу судьбы. Жизни.— Я с удовольствием переехала бы к тебе, мама, — честно призналась Хадижа, рассерженная очередной ссорой с женой отца. Время шло, а дочь Жади и Рания не научились мирному существованию под одной крышей. — Ей всё не так. Если бы у неё появились другие дети, то я бы сошла с ума. — Принцесса, не печалься, — Жади больше всего на свете мечтала бы перевезти к себе Хадижу. Но Саид просил не требовать от него невозможного. К тому же Хадижа разумно боялась оставить отца наедине с «сумасшедшим домом». Устранение Зулейки ситуации не поправило. — Но мы же вместе? Вместе. Я всегда буду знать о тебе больше, чем другие. Верно? — Да, мамочка, — хитро подмигнув матери, Хадижа хвалится новыми джинсами и туникой, выбранными вместе с кузиной в торговом центре. — Мне идёт? Самира сказала, что очень. Это, конечно, не вещи из Феса, но мне тоже очень нравятся. — Даже не сомневайся в себе и в словах сестры, — Жади и сама постепенно возвращалась к стилю запада — стилю давней юности. Сначала это было трудно — почти ничем не отличаться от подобающего большинства окружающих женщин. Ныне же Жади можно было бы принять за европейку, если бы не платок, прикрывающий темные локоны, доходящие до лопаток. В чём-то Жади хотела остаться солидарна с дочкой. — А если в твой шкаф залезет Ранья, сокровище, то я точно станцую на её похоронах. Ты во мне сомневаешься? — Я буду танцевать вместе с тобой! — Жади не могла испытывать к жене бывшего мужа ничего, кроме брезгливости. — Моя Хадижа!.. Хадижа смеётся, не чувствуя раскаяния за то, что не может проявить уважения к Ранье и спустя несколько лет жизни под одной крышей. Сломить себя не получалось, а отец давно смирился с подобным положением вещей. Перестал надеяться на чудо. И Хадижа не пыталась показаться хорошей и спокойной, когда её не устраивало буквально всё. В бразильском доме Рашидов должна была блистать одна хозяйка. Однажды утром Хадижа хотела открыть глаза, чтобы убедиться в том, что это — её мама. Отчего-то Хадижа верила, что и отец до сих пор считал также. А Жади безотрывно смотрит на дочь, и впервые за долгое время узнает в ней себя много лет назад — хрупкую старшеклассницу в широких джинсах, больше живующую в мечтах, нежели в суровой реальности. Что стало с той девочкой? Где она потерялась? В караванах и песках? На грани двух миров? Или сама стала миром? Если бы… Жади перестала мучать себя прошлым, живя неуёмной энергией настоящего, но всё же иногда и только наедине с собой могла винить себя в тоске по утраченному. И просыпаться с улыбкой, готовить самый вкусный в округе кофе и радоваться каждому новому дню. Это её мактуб. Или?..
И в чём её судьба? Кто есть Жади, как её понимать? Жади и сама не знала. Не знала, когда механизм её противоречий был пущен. Или сразу сломан? Кто-то помог или Жади всё решила сама? Зачем и почему? Если получив желаемое и приняв его как новую реальность, на смену заветному приходит пустота? И желая её победить, Жади решит, что ей во всем лучше быть одной. Просто… Быть… Одной! С замиранием благодарить прошлое за пережитое, без опаски смотреть ему в глаза и смеяться. И иногда танцевать. Как сейчас. Вспышкой. Удивляя. Но что же случилось с ней два года назад? Ведь будучи женой Лукаса Жади стала отдавать себе отчёт в том, что любит его, принимает со всеми недостатками и ценит, но относится к нему совсем не так, как должна жена относиться к своему мужу. Что это вовсе не то чувство, которое пленило её в восемнадцать, и снова закружило голову в тридцать шесть. Оно больше не имеет над ней власти, она его переросла и перешагнула, стоило превратить сказку в быль. Они разузнали друг о друге всё до единой черты, избавились от привычки видеть в собственных отношениях нечто запретное и едва ли возможное. И потеряли свою любовь. Безвозвратно. Сердце билось ровно. Ничего не прожито зря, но Жади хотела бы вернуть себя в другие страницы жизни. Что-то сказать себе, о чём-то забыть. И спросить себя… А любовь ли это была? Может, влюбленность, эйфория и мираж в пустыне? Жади предпочла оставить этот вопрос без ответа, думая, что любовь бывает разной. Она любила Лукаса, он любил её. И продолжил бы плыть по течению дальше, не замечая того, полярны их миры, если бы Жади первой не сошла на берег. Пренебрегла волнами своего океана и призналась честно, что больше не хочет. Не хочет быть синьорой Ферраз, не хочет каждый раз быть чужой в его родном доме и вливаться в жизнь, в которой не было ей места. Не выдержала первой. Выбрала себя. Плохо? Поначалу Лукас сказал, что её слова о нелюбви неправильны. Она должна сменить обстановку, посмотреть на него снова, увидев, что он всё тот же Лукас, каким был. Всё тот же — любящий её и ранимый, чуткий и понимающий, но только всё та же Жади больше не хотела прыгать в омут с головой. Хоть когда-то сама была омутом. Кто-то утонул… Об этом она задумается позже. Сильно задумается, но впервые призовёт на помощь разум. И не станет торопить время. Захочет, чтобы оно замерло, а глаза находили понимает там, где крепко держат за руку. Но однажды весенним утром Жади проснулась с мыслью о том, что свободна от прежних чувств и переживаний. И Лукас не остановит её, даже если даст на раздумья месяц, год и больше. Он больше не сможет её удержать, не станет ей близок. И она себя не удержит. Не попытается.— Значит, так уходит любовь? — спрашивает Лукас у Жади. Ещё недавно он не думал, что этот разговор между ними когда-нибудь произойдет. Нет, он никогда не мог произойти. Но никогда не говори «никогда». — Наверное, я не выдержала, — Жади не разочаровалась, а просто перестала чувствовать то, что было солнцем и согревало. Медленно отпускала. И отпустила. — Мне тоже больно. Но, Лукас, я знаю, что так будет лучше. Я больше не хочу жить в обмане. Не на этот раз. — В чём я виноват? — в очередной раз спрашивает Лукас. Как в стену бьёт кулаком, но ничего не помогает. И не выходит понять, что же случилось этой весной. — Никто не виноват, — Жади могла бы сказать, что они с Лукасом два совершенно разных мира, и ей тесно существовать в его близости, но к чему её оправдания? С неё хватит. Расставаться всегда нелегко. — Но у каких-то историй не бывает счастливого конца. И плохого тоже. — Я бы мог уйти, но вернуться, пока ты думаешь… — Ты не дашь мне найти себя, — Жади и не собиралась давать себе второго шанса рядом с Лукасом. Лишь радовалась, что теперь Саид не будет озираться на «законного супруга» с недовольством, когда привозил Хадижу к ней на встречи. Пока это единственное, чему Жади могла радоваться. А в остальном хотелось просто выдохнуть. Жади и Лукас могли поблагодарить друг друга за то, что между ними сбылось. Не делаться врагами, не стать друзьями и не жалеть о прожитых годах. Бег закончился. Или начался? Жади узнает об этом позже…
Что скажут люди? Этот вопрос не волновал Жади, но меньше всего ей хотелось, чтобы родственники сожалели, а посторонние лезли не в своё дело, клеймя её проигравшей. Жади же знает, что это вовсе не так. Она выиграла! Ей нужны были эти три года с Лукасом, нужны — чтобы понять себя и отпустить. Чтобы по-новому взглянуть на жизнь, научиться ценить её. И не гнаться за тем, что называлось любовью. Не быть пленницей страстей и чужого взгляда. Каким бы родным он не казался, куда бы не звал. Жаль, что прописные истины приходят к ней так поздно. Жади ловила себя на том, что пыталась догнать жизнь, научиться быть собой. И кажется, что за два года у неё это получилось, если ей больше не больно. Нет страхов. И она танцует… И на неё смотрят. Смотрит… Зачем, Саид? Он восхищается, не смеет отвести внимательного взгляда, но делает вид, что отстранён от праздника и всеобщего оживления. Волевой и гордый мужчина, глава семьи и огромного бизнеса, который среди блеска и музыки казался Жади растерянным и смущённым. Всё повторяется, круг замыкается: Жади изящно плавает по залу, а Саид наблюдает за ней. Они на дальнем расстоянии и не смеют сделать шага навстречу, но она не стремится очаровать, не хочет загонять его в ловушку. Жади не станет делать ему больно, а танцует лишь для себя. Жади не может играть с огнём. Как бы сильно, порой, не жалела об утраченном. Как бы часто не смотрела на дочь с потаённой грустью, вполне понимая её тайную тоску о семье, которая осталась где-то на задворках детской памяти. И когда сам Саид не строит между ними барьеров, а лишь отражается в глазах бывшей жены кем-то близким и родным. Он снова молча удивляется, откуда она такая взялась и почему кружит голову, а Жади не ответит на безмолвные восклицания, но даст коснуться своей щеки и ощутит, как тяжёлая рука тонет в её черных локонах. Это не надежда, не призыв и не отчаянные попытки вернуть прошлое, но Жади и Саид принимают всё то, что между ними случилось, и что случилось с ними по разные баррикады. И после этих редких щемящих минут наедине, они опять спрячут истинные лица, показываясь перед людьми любящими родителями Хадижи. Но её танец и этот вечер пускали вчерашние старания к чёрту! Стоит ли удивляться тому, что он всё-таки к ней подошёл?..