Humanity

      Совет Лобы был дан в шутку, но Аджей отнеслась к этому достаточно серьёзно — ей нужны ответы. Однако она не была дурой. Она знала, что это опасно, что он был нестабилен. Когда она рассказала Октейну о своих намерениях, он был уверен, что она сошла с ума, и, вероятно, он был прав. Он пытался отговорить её от этого, а когда это не сработало, настоял на том, чтобы, она, по крайней мере, взяла то, что он ей предложил, ради её же безопасности. Он был уверен, что именно так она и умрет, но мало что мог сделать, чтобы остановить ее. В кои-то веки именно он отчаянно пытался отговорить её от безрассудного поступка.       Арена чувствовала непривычной, когда на ней не было никаких игр. Без вездесущей бдительности и паранойи, которые сопутствуют кровавому спорту, было легче оценить, что Каньон довольно красив. Возвышающиеся каменные грани, высеченные тысячелетней стремительной воды, обесцвеченные там, где она всё ещё протекала. Здания здесь были пустыми, давно заброшенными ещё до того, как они попали в руки Синдиката.       Вход в пещеру, в которую она искала, находился в ненадежном месте, на склоне утеса, возвышающегося над морем. Участники нечасто посещали его, поскольку он находился вдалеке. Она вошла в туннель, который скрывался в скале, пробитой взрывчаткой много десятилетий назад. В конце она пришла в некое подобие подземного склада, отличавшегося прохладным металлическим полом и обилием давно забытого хлама, присыпанного слоями песка.       Когда Аджей покинула залитый солнцем мир наверху, от резкого понижения температуры по её спине промчались мурашки. Здесь, внизу, было темно, и только примитивная система освещения давала хоть какую-то передышку. Они заряжались от солнечных батарей над землей, но многие из них потускнели или сломались от возраста.       Она слышала лязг металла о камень на потолке, звук падающих на пол частичек пыли и камней, когда он передвигался. Он хорошо знал о её присутствии. То тут, то там она мельком замечала яркий золотисто-радужный глаз, другой постоянно скрывал капюшон или сталактит, в зависимости от ракурса. Она никогда не видела их обоих одновременно.       — Что у тебя в руках? — прошипел сверху голос.       Она не стала ему лгать.       — ЭМПИ граната — уложит бота, а для человека безвредна. Подарок от Октейна.       — Ммм, умно. Ты всегда готова, не так ли?       — У тебя плохое настроение, не хочу использовать в любом случае.       — У меня плохое настроение столетиями, ты просто видишь остатки.       — Почему ты не сказал, что случилось с Лобой?       — Почему? Она послала тебя? Она здесь? — голос Ревенанта срывался, внезапно теряя внятность.       — Здесь только я, Рев.       Он зашипел при упоминании своего прозвища, ибо оно отвратительно, что оно само по себе показалось угрозой. Лайфлайн крепко сжала гранату. Ему действительно стало намного хуже.       — Я просто хочу знать, что случилось. Тогда я наверное смогу помочь.       — Почему?       — Я хочу чтобы ваша бессмысленные препирательства прекратились.       — Ты здесь не для того, чтобы помочь мне. Ты здесь, чтобы сделать мне больно. Прям как она, прям как все другие. Иначе ты зачем принесла с собой оружие?       — Что с тобой случилось? Я думала у нас прогресс. Просто, поговори со мной.       Он начал смеяться, фальшиво и невменяемо.       — Оу, я твой маленький проект, не так ли? Пытаешься снова меня починить, а, медик?       Она глубоко вздохнула.       — Не знаю, а хочешьбыть починенным?       — Я хочу умереть, но благодаря ней, я никогда не смогу.       Наконец-то хоть что-то, но Лайфлайн не была уверена, было ли это целенаправленно.       — Я думала она пришла убить тебя.       — Тогда ты как я. Ты доверилась её убежденности. Я был обманут, она предала меня. Ты не можешь доверять мешкам с костями, ни одному из них, — прорычал он. — Особенно ты.       — Я сделала что-то ещё, кроме помощи тебе?       — Твоя помощь — это ложь. Она нужна, чтобы усыпить мое ложное чувство безопасности, заставить меня думать, что кому-то не всё равно, все это время зная, что она придёт, чтобы наставить меня на путь истинный, напомнить всем, какой я чертовски никчемный. О… мы падаем гораздо ниже, как только становимся сильнее, это всегда было твоим планом.       — Я клянусь, что если бы ты хоть на секунду задумался о том, что ты говоришь, то понял бы, что это звучит безумно.       — Значит, я безумец? Спасибо за помощь, ты просто пришла сюда, чтобы оскорбить меня.       — Я не говорила, что ты безумец. Я сказала, что то, что ты говоришь, звучало безумно. Не вырывай слова из контекста.       — А как насчёт вырвать тебе язык?       Лязг металла о металл эхом разнесся по пещере, когда он упал на пол. Лайфлайн обернулась, чтобы увидеть, как сим, наконец, показался у неё за спиной, стоя во весь рост с этой безошибочно узнаваемой угрожающей фигурой. Она отшатнулась, чуть не упав, и держала палец на чеке своей гранаты, когда он шагнул к ней.       Его оболочка была совершенно новой, на ней почти не было царапин, но это не имело особого значения. На этот раз ущерб не был физическим.       — Давай, нажми на курок, я опасен, я безумец, или ты забыла?       Лайфлайн подняла гранату, готовая привести её в действие. Его золотистые глаза впились в неё, отслеживая её движения. Но она смотрела на что-то другое. Что-то в комнате привлекло её внимание, и в конце концов она решила рискнуть. Она положила гранату на землю и подняла руки в знак доброй воли. Сим начал дико хохотать.       — Ты действительно глупая, глупая девочка, — сказал он, приближаясь. Она стояла на своём, даже когда он подошел достаточно близко, чтобы дотронуться до неё. Он громко вздохнул. — От тебя несет испугом. Хорошо, может быть, не все так глупо, как я думал.       Лайфлайн чувствовала, что дрожит, ожидая худшего, и все же бот ни разу не прикоснулся к ней.       — Ты хочешь знать, что Лоба сделал со мной? Она обременяла вас всех моим присутствием до конца ваших дерьмовых маленьких человеческих жизней. Она забрала единственную вещь, которую я искал с тех пор, как проснулся. Она отняла у меня право умереть. На этом всё? Ты счастлива теперь, когда знаешь? Дай мне знать, на что похожа эта эмоция.       — Мне жаль.       В ответ он расправил плечи, а из пасти вырвалось злобное рычание.       — Ты знаешь, на что это похоже, медик? Чувствовать голод и быть не в состоянии есть? Жаждать отдыха и быть неспособным заснуть? Обладать всем, чего желает смертный, в теле, которое никогда не сможет дать этого?       — Нет, не знаю.       — Тогда ты никак не можешь сожалеть. Никто не может. Вот почему твоя жалость ни хрена для меня не значит.       — И всё это потому, что ты убил ее родителей, верно?       Лайфлайн попыталась сменить тему.       — О да, заставил маленькую девочку смотреть, как я перерезаю им глотки прямо у нее на глазах. Я убедился, что она слышала их предсмертные хрипы, вырывающиеся из их…       — Достаточно. Ты преувеличиваешь. Она сказала, что её мать была застрелена.       — А ты всё ещё пребываешь в каком-то заблуждении, что я не так плох, как все говорят.       — У меня сложилось впечатление, что кто-то заплатил вам за их убийство, или вы думали, что вам платят в каком-то фальшивом, смоделированном мире.       — Ну и что, разве это важно?       — Ну, а она знает, кто это был?       — Почему это важно?       — Это важно потому что я думаю, если бы она знала, что ты не совсем виноват, и ты мог бы помочь ей найти того, кто виноват. Даже она могла бы немного смягчиться и, возможно, заключить сделку и дать тебе то, что ты хочешь.       Глаза Ревенанта вращались в своих глазницах, он казался немного сбитым с толку, его поврежденный симулякровский мозг изо всех сил пытался что-то осмыслить.       — Ты думаешь, что ты умнее меня, медик?       — Я думаю, что тебе не хватает навыков общения с людьми, и я думаю, что она слепа из-за своей жажды мести. Но я также не думаю, что она избавилась бы от какой-либо возможности убить тебя, не с её ЧСВ. Она бы хотела, чтобы у неё был выбор.       — Хахахаха, — он рассмеялся. Снова проявилась её фирменная смелость. — Я должен постоянно напоминать себе, что есть причина, по которой я держу тебя рядом. Ты такая интересная.       Как будто в его голове щелкнул выключатель. Каким бы циничным он ни пытался себя выдать, он все же, возможно, очень по-человечески отчаянно цеплялся за надежду, и она дала ему крупицу.       — Значит, это значит 'да'?       Он отвернулся, схватившись руками за голову, как будто пытался навинтить ее обратно на место.       — Боже, и ты называешь меня безумцем, предлагая мне пресмыкаться перед ней после того, что она сделала со мной.       — Я могу сначала поговорить с ней за тебя, но, в конце концов, я не думаю, что она поверит в это, пока это не прозвучит от тебя.       Он зарычал на неё, вложив в это весь свой голос.       — Я могу сказать, что тебе нужно время, поэтому я оставлю тебя в покое, — она подняла гранату с пола и направилась к выходу. Она не успела уйти далеко, как почувствовала две леденящие руки на своих плечах, удерживающие её на месте.       — Ты думаешь, я позволю тебе уйти отсюда живой?       В пещере было темно, но Лайфлайн простояла там достаточно долго, чтобы ее глаза привыкли. Она присматривалась к беспорядку, старым припасам и ящикам, электропроводке и механизмам. Практически не было никаких признаков того, что здесь кто-то жил, никаких личных вещей или предметов декора, за исключением одной вещи. Она обратила внимание на одну деталь, которая привлекла ее внимание: знакомый маленький желтый музыкальный плеер, все еще совершенно нетронутый.       — Ага, позволишь.       Его пальцы сжали ее крепче, но не ослабили хватки, когти втянулись.       — Хех, вот это уверенность, я восхищаюсь ею. Научи меня как-нибудь, ладно? — язвительность в его голосе дрогнула, он звучал почти спокойно.       Его руки не оказали никакого сопротивления, когда она отстранилась и вышла из его логова, оставив его дуться.