Прихоти судьбы

Несмотря на август за окном, изнуряющая жара сумела усмирить даже самых стойких солдат. Так до курсантов дошли слухи, что командор слёг с солнечным ударом. Глядя на этого строптивого гиганта кажется, что людские неурядицы не смогут его надломить, но, пожалуй, стоит себе чаще напоминать: все они — простые люди. Многих ребят эта новость не на шутку огорчила, ведь на днях намечалась долгожданная вылазка, а плохое самочувствие главнокомандующего говорило о том, что её придется отложить. Прогресс разведки уже весьма долго стоит на мёртвой точке. Отнюдь, пожалуй впервые за свой военный путь, Аккерман была рада, что очередной акт кровопролития получилось отсрочить. Само собой, пострадавшего ей правда жаль, но эту вылазку она не ждала и не хотела. Впервые она всем сердцем жаждала как можно дольше оставаться в стенах штаба. Пускай и гниющих, но таких родных. Меньше всего хотелось вновь встречаться со смертью. Вновь смотреть, как она жестоко будет обрывать ещё не успевшие начаться жизни, на горькие слёзы, что будут капать с лиц родных и в очередной раз вбивать в грудину кол мучительной истины: такова их цена за свободу. Прошла неделя с тех пор, как Микаса вернулась к прежней рутине. Тренировки, собрания, наряды. Привычная обстановка дарила иллюзию спокойствия и стабильности. Она помогала отвлечься. Время старательно накладывало швы, а Микаса терпеливо подчинялась. Только одна маленькая деталь в её рутине всё-таки изменилась: Каждую ночь она прокрадывалась в столовую и заваривала чай. Облепиховый. Капитану. Сам он приходил не всегда, но каждое утро за завтраком стоял изумительный аромат облепихи. По рядам ходили шушуканья, рядовые искали источник запаха. А капитан тем временем томно распивал чай, периодически окидывая взглядом ещё сонных курсантов, но всегда на секунду останавливался на ней и словно смягчался. В этом азиатка читала своего рода благодарность. Понимала, что вряд ли он когда-нибудь сможет её выразить словами, поэтому даже такой акт признательности, нехарактерной этому человеку, заставлял трепетать. Заслужила. Вечер. Уже битый час, сидя в душном замке, Микаса чувствовала непреодолимое желание сию же секунду выйти на воздух. И хоть световой день всё ещё длинный, отчего-то ей показалось, что сегодня начало смеркаться значительно раньше. Азиатка стояла на крыльце, намеренно вдыхая полные легкие прохладного воздуха и мычала безымянную мелодию, что засела в голове ещё с самого утра. Воспоминания вспышкой пронеслись перед глазами. И правда ведь, местный бард всея Шиганшины этой назойливой мелодией зазывал в бар новых посетителей. Помнится даже, что маленький Эрен уговорил её вместе с ним прокрасться туда и стащить бутылочку лимонада (В баре были самые вкусные лимонады, но детей туда не пускали). Микаса долго отпиралась и уговаривала Йегера оставить эту опасную затею, но если этот шебутной малец поставил цель — можно даже не пытаться его переубедить. Шалость в итоге удалась, но совесть Микасы не позволяла вот так просто выпить лимонад, она выудила с друга обещание, что они больше никогда не станут воровать, невзирая на любое положение. Тогда, на редкость, он действительно послушал её, хоть и обозвал ханжой. Это был самый вкусный лимонад в её жизни. Рядовая грустно улыбнулась. Каждое внезапно нахлынувшее воспоминание отрезвляло её чувства к Эрену. Он навсегда останется родным и самый драгоценным человеком в её жизни, чтобы ни случилось. И никакой капитан Леви никогда не заслужит столько же её преданности и тепла. Наверное. Остановись, Микаса. Какого хрена? Опять этот коротышка бесцеремонно врывается в её мысли и нагло поднимается на пьедестал. И чем чаще она позволяет им быть, тем ближе он становится. Так уж вышло, что далеко не только мысленно. Сзади послышался скрип двери. Сначала девушка решила не обращать внимания, но неизвестный не торопился уходить, потому нехотя она всё же обернулась в источнику звука. Эрен неуверенно мялся, наполовину спрятавшись за дверью. — Поговорим? — наконец спросил тот. — Один вопрос: как ты меня нашел? — Ничего особенного, просто увидел из окна. Она честно призналась себе: хотела услышать другое. Может, что он намеренно искал её. Это было бы приятно знать. Однако какая разница, если он все равно здесь? Может и не сам искал, но судьба явно подталкивала их к этой встрече. Микаса безоговорочно верила в судьбу, считая, что чему быть, того не миновать. Девушка сделала шаг вдаль, показывая, что Эрен может встать рядом. Микаса настолько отвыкла от его присутствия, что впервые чувствовала себя неловко. Она выковыривала грязь из-под ногтей и старалась как можно тише дышать, дабы не выдавать своё напряжение. Ситуация и без того натянутая. — Знаешь, я долго готовился к этому разговору, — наконец начал юноша — Но вот я здесь, а что сказать не знаю. — Скажи как есть. Правду, — Микаса чеканила каждое слово и лишь ей одной было известно, что этот холод всего-то показуха. На деле, расставив Эрен прям сейчас руки для объятий, она бросилась бы в них не задумываясь. — Ты действительного этого хочешь? Микаса задумалась. Действительно ли она её хочет — правды? Да. Однозначно да. Хуже от этого не будет — это точно. Пустота не станет больше, потому что больше некуда. Эрен не способен причинить ей боль изощреннее, чем она причинила себе своим выбором. — Я не часто тебе это говорил, от силы пару раз за жизнь. Каюсь. Я люблю тебя. Смелую, сильную и до головной боли заботливую Микасу. Люблю ту Микасу, которая в детстве лишь одним своим видом отпугивала от меня неприятности в виде местных задир. Микасу, которая всегда отдавала свою порцию, если я не наедался. Которая услужливо выполняла за меня обязанности, если я ленился. Которая нежно обрабатывала раны на разбитых коленях, а на ночь напевала колыбельные как маленькому ребенку. Их я тоже любил. Ту Микасу, что любила и, уверен, любит меня безусловно. И всё. Это всё. Быть может, если бы мы были свободны, а войны за выживание не существовало, наша с тобой история развернулась иначе. Но даже с такими вводными, больше всего я желаю оставить всё так, как было раньше. Ни больше, ни меньше, — выдал Йегер на одном дыхании и быстро, словно в испуге, отвёл взгляд в сторону. — Тогда для чего ты обещал измениться? — Хотел всё сделать правильно. Как бы поступил любой на моём месте. Думал, такова цена за всё, что ты для меня сделала. Я не знал, как иначе выразить благодарность и показать, что для меня это имеет значение. Ты для меня имеешь значение. А в последствии совершил глубочайшую ошибку — наврал тебе. — И себе тоже, — не упустив возможности, добавила девушка. На какое-то время воцарила тишина. Лишь иногда Аккерман мельком поглядывала на друга, но тот был словно на другой планете. Она была жестока с ним. Топила в своей эгоистичной любви. Из-за неё он чувствует себя виноватым. Живёт с этим грузом и каждый проклятый раз боится повернуть не туда. Как они довели друга друга до такого? Чтобы Эрен подбирал слова, лгал и избегал её. Дура. Эгоцентричная заносчивая дура. Девушка ступила ближе. Она заключила его руки в свои и снисходительно улыбнулась. Эрен изогнул бровь в недоумении, ожидая совсем не этого. — Спасибо, что был честен. Пожалуй, нам обоим не хватало этой исповеди. — Скажи, ты сможешь простить меня, такого идиота? — А ты? — Я? — Ты простишь меня, Эрен? Ты сможешь меня простить? — по щеке азиатки непроизвольно покатилась слеза. Эрен не задумываясь, заключил подругу в утешающие объятия. Девушка зарылась в его грудь лицом и где-то между всхлипами бормотала бесконечно: «прости». Юноша поглаживал её спину, боясь, что если скажет хоть слово — она заплачет пуще прежнего. Такая хрупкая ранее незнакомая для него Микаса. Он лишь терпеливо ждал, но ответ был готов заранее. Что бы Микаса ни сделала, он готов простить её за всё. Курсантка отпрянула сама. Вытерла слёзы, вздохнула поглубже и со всей искренностью, на которую только способна, улыбнулась Эрену. А тот, в свою очередь, без лишних слов широко улыбнулся в ответ. — Значит, друзья? — неуверенно спросил юноша. — Друзья. Они шли по коридору, Эрен с характерной ему эмоциональностью рассказывал как восторгается экспериментам Ханджи, Микаса же с неподдельным интересом слушала. Неожиданно впереди замелькала до жути знакомая фигура, становясь всё ближе и ближе. Эрен без предисловий принялся отдавать честь. Капитан бросил, казалось бы, безразличный взгляд на двоих друзей, но Микаса была уверена, что уловила в нём разочарование. Хотя кто она такая, чтобы это утверждать. Жестом руки он отдал вольно и, не проронив ни слова, продолжил свой путь. Следующие дни проходили странно. Странно, что теперь почти всё свободное время трое друзей — Эрен, Армин и Микаса, вновь проводили вместе. Она ведь уже успела смириться с тем, что как раньше уже не будет. Удивительно, как жизнь бывает непредсказуема. Было еще кое-что парадоксальное и больше всего волнующее. Капитан. Он словно нарочито избегал её. Как-то Моблит обмолвился, что на них всех свалилось много работы. Настолько, что уже оправившийся командор до сих пор не объявлял о вылазке. Но никто из офицеров, кроме капрала, не отказывался ходить в столовую и не запирался в кабинете. Было бы глупо считать, что это из-за неё, уж больно много чести нужно иметь, если бы не одно любопытное обстоятельство. Он отменил индивидуальные тренировки. Просто в один день подошёл к ней после общей тренировки и заявил это со всей своей напускной строгостью, а напоследок попросил больше не тратить своё время на то, чтобы сделать ему чай. Аккерман знала: возражений он слушать не станет, потому молча дала ему уйти. Выяснять причину тоже смысла не было. Казалось, что она уже достаточно хорошо знает капитана, распинаться перед ней он бы не стал. Микаса вновь сидела в казарме совершенно одна. Смотрела на наконец-то законченный шарф. Азиатку, совсем не кстати, окутал мандраж. Он ведь всем видом показал, что её желает видеть меньше всего. И почему же? Этот вопрос не давал покоя с самого начала. Как бы она не пыталась убедить себя, что больно ей сдалось его внимание, все было тщетно. Пора сдаваться, милая. Ведь между ними что-то происходило. Ни то пародия на дружбу, ни то общая боль их так сблизила, но что-то точно происходило. И будет нечестно это отрицать, потому что ей нравилась эта иррациональная чертовщина. Грань между «правильно» и «неправильно», «можно» и «нельзя» постепенно стиралась, а капитан заполнял собой каждую клетку мозга. Что уж говорить, Микаса была готова поклясться, что он чувствовал то же самое. Возможно она придавала значение совершенно незначимым вещам, но не замечать этого было невозможно. С ней он смягчался, не заикался о войне и титанах, команды становились больше похожи на простые просьбы. Но что самое важное — он смотрел на неё. Часто, долго, томно. Всегда. А теперь перестал. Теперь он вообще почти не попадался ей на глаза. В этот раз не сбежит, она обещала Петре передать злосчастный шарф, и если для этого придётся нарушить приказы и субординацию, то она сделает это и глазом не моргнет. Сейчас курсанты во главе с Ханджи и капралом отдыхают у реки. Таким образом Аккерман находилась в наиболее выигрышном положении: у него не будет возможности просто взять и уйти. Вручит в руки и молча уйдет — ничего трудного. Выяснять отношения она и так не собиралась, решив, что может происходящее и к лучшему. Хотя глубоко в груди что-то неистово ныло и требовало выйти наружу, Микаса лишь надеялась, что это настойчивое чувство пройдет само. Наивная.

***

Капитан сидел под густой кроной дерева, откинув спину на ствол. Неподалеку были слышны радостные взвизги молодых солдат, что задорно резвились в реке. Иногда он притуплял на них внимание, наблюдая не случилось ли какого происшествия, но по большей части ему было плевать. Не маленькие уже, тем более где-то с ними в воде барахтается Зое. В голове пусто. Тем и лучше. Слишком много в последнее время думал не о том, о чём следовало бы. Больше о той, о которой не следует. В миг прямо напротив встал женский силуэт. Леви не нужно поднимать голову, чтобы посмотреть кто это. Эти изгибы в памяти он вычертил лично сам. — Чего встала, отродье? — бросил мужчина, окинув Аккерман недоверчивым взглядом. Микаса огляделась по сторонам и, убедившись, что никаких лишних пар глаз не смотрят на них, ответила: — Это вам, — девушка протянула шарф. Капрал продолжал смотреть с прежним недоверием, но брать дар не торопился. — Шарф. От Петры, — наконец решила пояснить девушка, желая как можно скорее убраться прочь. Микаса чувствовала, как жар подступает к щекам, и начинала закипать. Капитан хмыкнул и осторожно, слегка брезгливо, вытянул шарф из протянутой руки. Леви не акцентировал на нём внимание, решив, что сейчас это неуместно. Близкое присутствие Микасы, впервые за тот долгий перерыв, будоражило его. Мужчина сверлил её пронзительным взглядом, пытаясь угадать о чём она может думать. — По приезде с последней миссии я нашёл одну любопытную вещь среди своего хлама, — ледяным тоном начал он. — Книга, подписанная твоим именем. С какой стати, Микаса? — Решила, что вам может понравиться, — непринужденно ответила та. Мужчина замолчал. Он опустил взгляд и уныло усмехнулся. Микаса так и продолжала стоять, хотя обещала себе уйти сразу же, как исполнит долг. Хотелось бежать, но ноги её не слушались, словно земля под ними — самый настоящий магнит. — Послушай, мне кажется, я слегка ввел тебя в заблуждение. Позволь объяснить, — пронзительно холодный тон капитана звучал пугающе уродливо. — О чём вы? — Микаса, что по-твоему произошло? — мужчина вновь метнул стольной взгляд на азиатку, — Я отвечу. Ты подсунула мне подарок. Исправь, если я ошибаюсь. Тишина. — Думаешь, с какой-то стати имеешь полномочия на личные жесты? Тишина. — Чёрт, Аккерман, а я ведь с чего-то взял, что ты и правда на толику умнее своих жалких сослуживцев. Покуда сейчас ты выглядишь ничтожнее их всех вместе взятых. — Но я думала… — надломленным голосом начала девушка. — Что ты, блять, думала? — Я думала, мы могли бы подружиться. Капитан вновь замолк. Подул тёплый ветер и вокруг зашелестела листва. Микаса прислушалась к ней. Сейчас она хотела слушать что угодно, но только не его. — Что же, оказывается, ты не просто не умнее этих сопляков. Ты ещё глупее, Микаса. На лице курсантки читалась нескрываемая обида. Казалось, что в ту же секунду она разрыдается и начнёт вымаливать прощения за свою оплошность, просить забыть это недоразумение. Леви знал, так сделала бы любая на её месте, но ни в коем случае не она сама. Микаса так делать не станет не только потому, что её никаким колким словом не сломать. В частности потому, что лицезрел как в глазах вспыхнуло забытое пламя ненависти. Аккерман за эти выпады быстрее на лопатки его положит, чем станет плакать. — Уясни одну простую истину, — чуть смягчившись, продолжил капрал. — Мы никогда не будем друзьями. — Почему? — вопреки своим истинным чувствам, спокойно выдавила азиатка. — Потому что я — твой капитан… — А я — ваша подчиненная. Слышала уже сотню раз. Капитан, перестаньте лгать. Это всё ерунда. Признайте же, мы уже давно перешли черту. Но дело ведь не в этом и вы это знаете. Так скажите, в чём же грёбаное дело?! — голос её срывался на крик, к рукам подступила дрожь. — Хочешь честно? Я не знаю. Слышишь? Не знаю. Просто так правильно. Такой ответ тебя устраивает? — Нет. Зато я знаю в чём. — Ну же. — Вы боитесь. — Вздор. — Я давно вас раскусила. Вы жалкий трус. За всей этой личиной сильнейшего война, безжалостным, расчетливым солдатом, прячется уязвимый, глубоко травмированный горьким опытом и до безумия трусливый человек. Посмотрите на себя, капитан. Вы боитесь меня. Боитесь, что это плохо кончится. И сейчас вы отчаянно пытаетесь меня оттолкнуть только потому, что вам страшно. Давайте же, возразите, если это не так. Возражать он не собирался, потому что треклятая малолетка была права. Он правда жалкий поганый трус. И как же ему сейчас тошно от самого себя. Больше всего он желал помыть язык с мылом. А лучше выдрать его к чертям собачьим. За все эти чёрствые слова. За то, что посмел её оскорбить. За то, что осознанно вонзил нож даже не в спину. Глубже. В самое сердце. И ведь даже после всего этого она готова бороться. Жаждет вывернуть его наизнанку, обезоружить, вытащить бесов наружу и задушить голыми руками. Очаровательная Микаса. Пробралась под кожу словно паразит и вцепилась мёртвой хваткой. Никуда он от неё убежит. Хоть и понимает — должен. — Так, рядовая Аккерман, за пренебрежение субординацией с сегодняшнего дня ты каждый вечер драишь туалеты. Посмей хотя бы пикнуть жалкое возражение и к этому наряду прибавится уборка в казармах. Уяснила? — Да, сэр, — сквозь зубы процедила азиатка. — Свободна. Девушка развернулась и уже была готова уйти, но напоследок уже спокойным и грустным тоном капитан бросил: — Иногда я думаю: что если Микасы Аккерман не станет? Следом меня сразу пронзает боль и я откидываю эти мысли, так и не найдя ответа. — Знаешь что, Леви? Если ты продолжишь вести себя, как мудак, то добьёшься ответа на вопрос, потому что Микасы Аккерман для тебя действительно не станет. А затем так и сгинешь, возможно даже от старости, всю жизнь сожалея, что не попробовал.