Легенда о Слепой Любви и Тумане Мести

      Раннее утро было тёплым, солнце только начало выглядывать. Пока Нин Цзе переодевалась, у неё появилось странное ощущение. На ощупь ткань была другой. Заплаток не было, всё было гладким и чистым. Скорее всего, одежда была уже не её, кто-то подложил новый комплект заместо старого. И Нин Цзе догадывалась, чьих рук это могло быть дело.       Ан Хун встретил её возле дверей комнаты, когда она только вышла из неё. Его душа радовалась и ликовала непонятному успеху. Цин Цзя ушла ещё до восхода солнца. Она очень воодушевилась тому, что наставница решила протянуть молодой госпоже руку помощи.       Лучи солнца нежно ласкали её кожу, после прохладной ночи это было то, что нужно. Птички весело щебетали, радуясь новому спокойному дню. Нин Цзе стояла на подходе к горе, откуда можно было осмотреть всю деревню, но, конечно, не ей. Ан Хун, стоявший рядом, снова стал описывать деревушку, добавляя маленькие детали.       Человекоподобные разумные демоны имели перед расой людей, даже перед заклинателями, много преимуществ, но и стать таковым было непросто. За всю историю наблюдалось только пару десятков таких, и они приносили людскому народу многие проблемы. В их душах бушевала энергия Инь, а оставшиеся чувства после смерти были сильны, как никогда. В погоне за местью они обрушали нескончаемые беды, голод и смерти.       Нин Цзе могла только догадываться, сколько лет живёт Ан Хун в качестве демона, но то, что он был одним из немногих, кто приобрёл разум и человекоподобный вид, могло означать то, что не меньше, чем сама Нин Цзе.       Его взгляд был острее, чем у обычного человека и даже чем у заклинателя, поэтому он с радостью и без труда подмечал детали, о которых спрашивала Нин Цзе. В описании всего вокруг Ан Хун пока что выигрывал у Цин Цзя, но та с большим энтузиазмом и с сильными эмоциями рассуждала об окружении. Голос Ан Хуна хоть и оставался радостным, но описывал он без особых эмоций, будто это не имело никакой значимости для него.       Нин Цзе была любопытна история жизни Ан Хуна, но спросить его лично она не смела. Разве тот, кто сам скрывает свои предыдущие жизни, может требовать правду от других?       Скрыть правду было важнее утоления собственного любопытства. Когда они были наедине, Нин Цзе ощущала каждой клеточкой тела его присутствие, потому что тот не видел смысла в том, чтобы скрывать при ней свою сущность. Это в каком-то смысле радовало, но также и утомляло. На голову Нин Цзе что-то неощутимо упало, и, если бы не Ан Хун, она бы вовсе и не заметила этого. Он медленно протянул к её голове руки и убрал опавший листочек.       — В таких отдалённых уголках флора цветёт во всей своей красе. — С лёгким смешком Ан Хун закончил описание природы. — Но здесь есть нечто краше любого цветка.       Его смех был тёплым и играющим, как и бархатистый голос. В его словах можно было прощупать и второе дно. Но доверие от этого в глазах Нин Цзе он не терял. По отношению к ней он старался быть честным, особенно после прошлой ночи признания.       — Может, мы оставим Цин Цзя здесь?       — Снова шуточки.       — Какие же это шуточки, шицзунь Ци! Ведь нам вдвоём будет намного лучше.       Нин Цзе только посмеялась на его слова. Душа демона была полна противоречий. Пока рядом не было Нин Цзе, его душа была похожа на гладь воды, нетронутую никаким внешним воздействием. Но стоило Ан Хуну обратить внимание на наставницу, как душа ходила волнами от разных чувств. От радости до капли печали.       В чём была причина таких резких перемен, было тайной для Нин Цзе. И ей казалось, что если она узнает истину, то не сможет воспринимать Ан Хуна как раньше. Как любопытного ученика и таинственного демона. Она понимала, что за его действиями должны скрываться личные мотивы.       Незнание иногда лучше правды.       По крайней мере, такой позиции старалась следовать Нин Цзе. Но часто люди говорили правду сами, и Нин Цзе никак не могла избежать её. После чего её сердобольная душа не могла отказать им в помощи.       Пока Нин Цзе обращалась взглядом к душе Ан Хуна, вдалеке послышался звонкий голос Цин Цзя.       Нин Цзе рассказала правду об Ан Хуне своей маленькой ученице тем же вечером, после того как та отдала заключённым два кулька припасов. К её удивлению, Цин Цзя отреагировала спокойно и дополнила только тем, что и сама имела подозрения насчёт настоящей личности Ан Хуна. Но стоило упомянуть о том, что Ан Хун стал её шиди, как она стала похожа на маленький взрывающийся вулкан.       Рядом с Цин Цзя впопыхах шагала душа, внутри которой сидела душа поменьше, практически раскрывшая и готовая выйти в мир. Нин Цзе хотела подойти к ней, но Ан Хун опередил, взяв беременную госпожу под руку.       — Приветствую вас, госпожа заклинательница и спасительница. — Нин Цзе почувствовала, как Сан Чи захотела отдать ей поклон.       Она не могла допустить этого и поклонилась первая, показывая своё уважение. Сан Чи в глазах Нин Цзе была одной из самых сильных девушек, которых она когда-либо знала. Судьба была к ней жестока, но она не жаловалась каждому встречному и не просила помощи.       Не каждая после пережитого надругательства над своим телом могла гордо стоять перед мучителем. Сила духа должна цениться так же, как и сила физическая.       — Не стоит кланяться мне, госпожа Сан Чи, — сказала Нин Цзе и попыталась нащупать её руку.       Вместо этого для Нин Цзе подставил руку Ан Хун. Этот поступок был довольно неожиданным, из-за чего Нин Цзе не сразу отпрянула от него.       — Вы достойны восхищения больше, чем скромная бродячая заклинательница, к тому же ещё и слепая, — проговорила Нин Цзе.       Цин Цзя и Ан Хун одновременно недовольно фыркнули, но причина подобному поведению Нин Цзе не была ясна, ведь всё сказанное ею было правдой.       Подобных испытаний, которых испытала на себе и Сан Чи, Нин Цзе не выдержала бы что тогда, что и сейчас. Во снах до сих пор приходили образы зловещей горы и толпы грязных мужчин, окруживших некогда известную и сильную заклинательницу. Нин Цзе слабо и болезненно улыбнулась — как бы она ни хотела избавиться от своих воспоминаний, они всегда оставались и тянулись тонкой линией на протяжении оставшейся жизни.       — Что вы такое говорите, госпожа заклинательница! — громко вскрикнула Сан Чи. — Хоть я и не была свидетелем прошлых событий, но по рассказам слуг знаю, как нелегко вам пришлось в поместье господина Мина. — Имя бывшего мужа Сан Чи произносила сквозь зубы. — К тому же вы оказали неоценимую помощь не только мне, но и моему любимому.       Это оказалось легче, чем вначале полагала Нин Цзе, поэтому ей было немного неловко принимать столь искреннюю благодарность. Ведь и её помыслы были не совсем чисты. Помогая каждому, кто попросит, в душе заклинательницы втайне тлела надежда на искупление.       — А как долго будет действовать ваша обманка? — спросила Сан Чи.       — Пока кто-нибудь не дотронется до неё.       — Тогда у нас достаточно времени: обычно в мои покои никто не входит до обеденного времени.       Нин Цзе ещё раз обратила внутренний взгляд на маленькую душу внутри Сан Чи. Неосквернённая, чистая, и в ней таилось столько важного для многих времени. Похитители времени часто выбирали младенцев в качестве своих жертв, Нин Цзе во времена своего ученичества поймала пару таких ещё до того, как они успевали закончить грязные дела, но в большинстве этих случаев роженицу уже нельзя было спасти. Только два раза Нин Цзе не смогла вовремя остановить похитителя времени. Вид окровавленной женщины, из живота которой вытащили еле живого младенца, навсегда остался в её памяти и возвращался всякий раз, когда Нин Цзе видела душу, носящую в себе другую, совсем молодую и невинную.       Ан Хун предложил быстрее продолжить путь, остальные без возмущения послушались его. Дорога шла в гору, поэтому Цин Цзя помогала Сан Чи подняться, пока младший ученик заботливо и медленно вёл свою слепую наставницу. Цин Цзя, у которой уже вошло в привычку говорить об окружающем, хотела начать описывать леса, через которые они проходили. Но и в этот раз Ан Хун успел первым. Его мурчащий голос во всех красках рассказывал о различных видах деревьев и цветов. Нин Цзе почувствовала, как по душе маленькой ученицы прошли волны раздражения и ревности. Это немного позабавило её: впервые за несколько недель она могла спокойно проходиться по лесам и смеяться над ерундой.       Природа цвела и пахла. Разнообразные звуки окружали их, но не смешивались в общий гомон. Каждый звук был по-своему прекрасным и особенным, что-то могло успокоить, а что-то и напугать. Присутствие других рядом радовало и беспокоило Нин Цзе. Счастье состояло в том, что она была наконец не одна и могла разделить моменты спокойствия с другими. Но мирные часы были редкостью в её жизни, и присутствие других означало то, что и их нужно было защищать. А находясь сейчас в своём самом немощном и в большинстве случаев бесполезном состоянии, Нин Цзе сомневалась в том, что смогла бы сделать это.       Они отошли от деревушки на приличное расстояние. Время приблизилось к обеду, и Нин Цзе решила устроить недолгую тренировку перед едой. Ан Хун нашёл уединённую поляну, спрятанную среди массивных и старых деревьев, крона которых закрывала её от невнимательного взгляда прохожего. Солнце освещало достаточно, чтобы на ней зародилась цветущая жизнь. Нин Цзе всё же предпочитала находиться в тени: солнце ей нравилось, но в ограниченном количестве. Бледная кожа часто страдала из-за солнечных лучей, отчего приходилось тратиться на козью сметану, которая помогала при таких небольших ожогах. Также солнце мешало восстанавливать энергию Инь в душе Нин Цзе, и под лучами она больше чувствовала усталость. Как и у любого человека, в душе Нин Цзе была энергия Инь и Ян. В какой-то момент её жизни перевешивала одна из сторон энергий. В настоящем же времени Нин Цзе после годов медитаций и единения смогла привести свою душу в равновесие.       Нин Цзе не успела даже проговорить слово, как Ан Хун подошёл к ней и сказал:       — Шицзунь Ци, позвольте проводить вас в тень, можно взять вас за руку?       Тон его голоса был учтив и тягуч. Нин Цзе не нашлась с ответом и только подала руку, но тут же сразу подскочила Цин Цзя и взяла её за вторую. Между двумя учениками так и летали искры ненависти и злобы. Это надоедало, и поэтому Нин Цзе отдёрнула руки. Рукава нового ханьфу хлёстко просвистели вслед за её движениями. Конечно же, она сама бы не нашла удобного места, но терпеть препирания учеников она уже устала. К счастью, Сан Чи тоже не любила споры и была солидарна с Нин Цзе, поэтому она сразу же подошла к заклинательнице и повела ту за руку к заветной тени.       Оглянувшись, Нин Цзе заметила души своих учеников, бушующие негодованием. Но если Цин Цзя ограничилась только тихим возмущением, то вот из души Ан Хуна в мир стала пробираться энергия Инь. Это было необычно. Он злился на то, что кто-то другой посмел помочь его наставнице.       Словами тут не поможешь. Поняв это, Нин Цзе отправила небольшую снежинку, сделанную из небольшой и несложной магической печати, прямо на нос ученика.       Тень моментально подействовала на состояние Нин Цзе — усталость отошла, позволив почувствовать облегчение. Цин Цзя уже понимала, что скоро будет тренировка, поэтому стала разминать физическое тело, а со стороны Ан Хуна слышались только размеренные взмахи веера. Немного отдохнув от пути, Нин Цзе скомандовала ученикам:       — Цин Цзя, покажи основные позиции для применения боевых заклинательских печатей.       Ученица довольно хмыкнула и приступила к делу. Всего основных позиций было девять, и в зависимости от выбранной вехи печати отличалось положение рук и ног. Главное, корпус всегда должен был оставаться ровным, а позиция ног стойкой. В заклинательстве руки были своего рода первоначальным инструментом, благодаря которым рисовалось большинство магических печатей. Некоторые пользовались и вспомогательными предметами, например, магическими тонкими кистями, но в большинстве школ учили рисовать печать кончиками пальцев. Рисование — это, конечно, более грубое название начертания печатей в воздухе. Особенно часто воздушные печати применялись в боевом заклинательстве, в оборонительном предпочитали рисовать на неживых объектах. Мастера заклинатели имели право использовать меч, на котором уже были начерчены знаки заклинаний, которые чаще всего использовал определённый человек. Тем самым это облегчало и ускоряло боевое искусство, но от заклинателя требовалось больше сил и энергии души, потому что вначале требовалось провести её через меч, а потом уже в мир. К тому же меч предлагал ограниченное количество заклинаний, и многие наносили туда самые мощные и, так сказать, фирменные печати, по которым можно было отличить стиль боя школы.       Из раздумий о заклинательском искусстве Нин Цзе выдернул громкий голос Цин Цзя:       — Ты! Хитрый лис! И зачем тебе тогда учиться, если ты и так всё знаешь.       — Тут ничего сложного, даже пятилетний бы справился.       В этом Ан Хун был не прав: основные позиции могли казаться лёгкими, но одно лишнее движение могло повлиять на всю печать, что чаще всего заканчивалось травмой для начинающего. У многих уходили года на заучивания этих положений, прежде чем они двигались дальше. Это было одной из трудностей в заклинательстве, претендент на такое обучение с самого начала должен был обладать высокими качествами, такими как терпение и трудолюбие. По крайней мере, это было так, когда сама Нин Цзе была ученицей, но со временем многие заклинатели стали отдавать на обучение своих отпрысков, даже если те и не обладали нужными качествами.       — Продолжайте оба! — твёрдо сказала Нин Цзе.       Ученики обязаны были слушаться, даже если наставник не мог видеть. Без уважения ученики могли только мечтать о продолжении обучения.       — Позже перейдите к печатям щитов и обороны! Цин Цзя, ты как шицзе должна показать своему шиди основы и помочь в их освоении.       Для Нин Цзе это была тоже своего рода тренировка, потому что она не прекращала испытывать внутренний глаз и старалась отслеживать не только души, но и остаточные признаки заклинаний своих учеников. У каждого заклинателя и… демона следы от заклинаний были разными, потому что каждая душа была особенной и неповторимой. Даже души близнецов были отличны друг от друга. В некоторых было мало отличий, других же даже слепец не мог перепутать. Пока Нин Цзе наблюдала за учениками, ещё раз убедилась в том, что Ан Хуну не нужно было обучение. Все его печати были выполнены быстро и без ошибок. И это раздражало Цин Цзя, и её душа полнилась завистью и ревностью.       Сан Чи подошла к Нин Цзе ближе, по её душе было видно, что она испытывает немалую благодарность и уважение по отношению к заклинательнице. Что-то в её руках громко звенело — Нин Цзе догадалась, что это был мешочек с монетами.       — У вас всё-таки ещё два голодных рта, — тихо проговорила Сан Чи и протянула Нин Цзе атласный маленький мешочек.       Нин Цзе стало смешно, но посмеяться она не смела, ведь тогда это бы выглядело неприлично. Голодным ртом в их компании была только она. Ан Хуну как демону было необязательно питаться, а Цин Цзя и вовсе не испытывала чувство голода.       — Оставьте лучше себе, я заставлю этих двух работать, а у вас всё же малыш.       Ей не хотелось брать деньги с человека, которому она хотела бескорыстно помочь. И правда, без денег наставница и ученики бы не остались, особенно если бы за работы мог браться Ан Хун. Если он уж сам попросился в ученики, к тому же обучение ему совершенно не нужно было, то тогда должен будет помогать и зарабатывать так же, как и Нин Цзе.       — Цин Цзя тоже похожа на малыша, — вмешался Ан Хун.       Из рук Цин Цзя упал её любимый кнут, что было кстати, ведь иначе бы она одарила Ан Хуна парочкой уважительных ударов.       — Да как ты смеешь!       Их характеры были в чём-то схожи, и из-за этого они довольно часто сталкивались в противостояниях. И если сейчас Нин Цзе снова не остановит их, то сами они не прекратят. Только одной снежинкой в этот раз не обойтись, поэтому Нин Цзе быстрыми движениями начертила печать ледяного ветра и приложила немного энергии к ней. Чем больше заклинатель отдаст энергии в печать, тем сильнее окажется заклинание.       Из-за небольшой энергии заклинание ледяного ветра только слегка остудило пыл молодых учеников, чтобы те оставили свои разборки и продолжили тренировку.       Пока время медленно шло, Сан Чи успела заснуть рядом с заклинательницей. Девушка обняла свой живот руками, а голову положила возле коленей Нин Цзе, которая продолжала внимательно наблюдать за тренировками и душами своих учеников. Спокойное время отражалось на её душе подозрениями о том, что вскоре что-то должно было пойти не так. И из-за этого она не могла в полной мере расслабиться.       Первым спустя час тренировку решил закончить Ан Хун, хотя такого приказа Нин Цзе не отдавала: она надеялась ещё два часа уделить тренировкам. Его походка в этот раз отличалась нервозностью, а шаги были быстры и твёрды. Вот что-то и пошло не так, как бы Нин Цзе ни старалась избежать этого.       Ан Хун подошёл к Нин Цзе и прошептал:       — У меня появилось неотложное дело: кто-то вмешался в то, что не следует. Я постараюсь прийти до захода солнца. — Судя по надломленному голосу, Ан Хун всеми силами старался сдержать своё негодование и раздражение.       Сказанные слова стали неожиданностью. Какое такое дело могло отвлечь Ан Хуна и как он узнал об этом? Нин Цзе за время тренировки не отпускала внутренний глаз и никак не могла пропустить чью-либо душу. А других душ не было замечено, поэтому вопрос о том, как Ан Хун узнал о неотложном деле, остался. Но, судя по беспокойному состоянию младшего ученика, можно было сказать, что его слова были правдой и ему действительно нужно было срочно уйти. Нин Цзе не была против, потому что Ан Хун, в отличие от Цин Цзя, не нуждался в её длительной защите, и, скорее всего, наоборот. Если что-то случится с ними, то Ан Хун не замедлит и поможет.       — Стоит ли мне сейчас спрашивать, что у тебя могут быть за дела? — сказала заклинательница ему на ухо.       — Доверьтесь мне, я расскажу после того, как всё улажу. — Эти слова полнились мягкостью.       Нин Цзе могла доверять Ан Хуну, он доказывал уже это несколько раз.       — Что ж, ступай.       Ан Хун успел поймать её руку, прежде чем она отвернулась. На руке мимолётно проскользнуло лёгкое прикосновение чего-то холодного. По его бушующей страхом и счастьем душе Нин Цзе поняла, что он оставил прощальный поцелуй. Цин Цзя и Сан Чи громко ахнули, но, прежде чем они начали задавать вопросы, Ан Хун быстро удалился, поэтому остальное пришлось объяснять Нин Цзе. Она утаила немногочисленные подробности и сказала, что она сама послала Ан Хуна пройти проверить лес в поисках возможного, преследующего их хвоста.       Тренировку пришлось окончить раньше времени, поэтому и время обеда приблизилось. Сан Чи расстелила покрывало, через которые иногда проходили тонкие стебельки травы. В воздухе запах природы перемешался с аппетитным запахом мяса. Нин Цзе точно знала, что при виде роскоши, недоступной им раньше, у Цин Цзя побежала слюнка. Хоть ей и не нужно было есть из-за природы её происхождения, это никак не мешало наслаждаться людской пищей.       Нин Цзе могла догадываться, кем являлась Цин Цзя, но у каждой теории были свои противоречия. Сама же Цин Цзя тоже не знала, кто она и как появилась на свет. По её словам, она просто появилась и всё, сразу в теле подростка и без воспоминаний.       Раз Ан Хун ушёл, то ничто не мешало Нин Цзе спросить остальных своих попутчиков о внешнем виде ученика.       — Сан Чи и Цин Цзя, прошу, опишите мне, как выглядит Ан Хун, — попросила Нин Цзе.       — У него противное лицо, — первой высказалась Цин Цзя.       Сан Чи неодобрительно выдохнула и сказала:       — Совсем нет, довольно элегантное и чистое.       — Ага, ещё и зубы как у пираньи. — Цин Цзя даже во время разговора не переставала жевать.       Это было некультурно, и Нин Цзе взяла это себе на заметку, чтобы потом обучить ученицу и этикету.       — Что? Цин Цзя, ты уже перебарщиваешь, ровные обычные человеческие зубы, может, правда, слишком чистые и ровные, — сказала Сан Чи.       — Я не вру, шицзунь Ци!       Нин Цзе поняла, в чём дело, и толкнула Цин Цзя под бок, как она понадеялась, чтобы та затихла. Скорее всего, обычные люди не видели чего-либо необычного во внешности Ан Хуна, чтобы подтвердить эту теорию нужно было опросить ещё людей.       Блаженные минуты спокойствия притупили бдительность, и Нин Цзе не заметила, как тот, кого она опасалась, вышел на её след. Она обещала ему больше не появляться в мире людей, но вновь и вновь нарушала обещания. И после всякого предательства последует наказание.       Проклятая метка сдавила её шею, как удавка для повешения. Руки жгло, будто она прислонилась к бушующей лаве. Нин Цзе трясло. Проклятые метки удушали её. Тот, кто озирает этот мир сверху, нашёл её.       И она была нужна ему.