Глава XIII. Гром среди ясного неба
14 июля 2024 г. в 15:13
«Барин наш, Александр Григорьевич, в ужасном состоянии.
Уже несколько дней лежит в постели, не встаючи.
Завтракать, обедать и ужинать не изволил, сколько бы мы его не упрашивали.
Святой отец Алексей пришёл к нему эдак в час дня.
Они разговаривали недолго, минут тридцать от силы, заперевшись в комнате.
Приезжайте как можно скорее.
Дворецкий Ефим»
Мария Александровна держала в руках короткое письмецо. Взгляд её несколько раз пробегал по корявому почерку, по прыгающим и постоянно меняющим размер буквам. Она тяжело вздохнула, наконец оторвала глаза от бумаги, тем самым вырвавшись из оков мрачных мыслей, и посмотрела на окружающую их природу. Ветер тревожил светлые пряди волос, выбившиеся из низкого пучка, чуть приподнимал тёмно-синюю вуаль. Засеянные пшеницей, рожью и ячменем поля быстро сменялись смешанными лесами. Мимолётно проскальзывали маленькие, одноэтажные домики с соломенными крышами. По обочине дороги время от времени проходили уставшие крестьяне, держащие в руках плетённые корзинки с фруктами. Их глаза, скрытые под пеленой грязи и пота, направлены на пыльную землю. Солнце палило нещадно, грело тёмную ткань дорожного платья. Мария Александровна ещё никогда не чувствовала себя так ужасно. И внутренний дискомфорт, и внешний давил на неё со всех сторон. Николай сидел рядом, поглядывал на неё иногда. Его ладонь лежала на её руке. Он держал крепко и нежно, словно боялся потерять. Видел назойливую тревогу, витающую вокруг неё, хмурился, пытался найти темы для разговора, чтобы немного привлечь к себе внимание. Однако всё напрасно: Мария Александровна одаривала его непонимающим взглядом и глупой улыбкой, а позже возвращалась к мыслям. Арина Семёновна же глядела на них, но не смела нарушить тишину. Все оставшиеся пять вёрст они ехали молча. Спустя четверть часа бричка, минуя яблоневые сады, остановилась прямо у крыльца барского дома. Их встречал Ефим, который нервно поглаживал длинную бороду, его пальцы путались в седых волосах. Мария Александровна обменялась с ним несколькими фразами и скрылась в дверном проёме, а Николай вместе с Ариной Семёновной пошёл за ней. Ефим же присоединился к ним, расстеряно моргая блёклыми глазами. — Папенька! — встревоженно воскликнула Мария Александровна, сев на край кровати. Александр Григорьевич лениво повернул голову в её сторону. Грудная клетка тяжело подымалась и опускалась, из старческих уст вырывались хриплые вдохи. Мария Александровна робко, даже немного боязливо, положила голову ему на плечо. Кажется, она не тревожилась, что коротко подстриженная борода отца, который небрежно поцеловал её в белый лоб, покалывала. Хотя должно ли это волновать сейчас? Александр Григорьевич нашёптывал ей на ухо успокаивающие слова. Николай стоял в дверном проёме, оперевшись ладонью о косяк. Думал. Стоит ли ему прервать такой трогательный момент своим присутствием или же уйти, например, в гостиную, дабы не мешать их разговору? Однако Александр Григорьевич посмотрел на него тусклыми глазами, задержал в воздухе слабую руку, жестом показал подойти поближе. Мария Александровна же отстранилась и под его строгим взором нехотя вышла из комнаты. Николай встал на то место, где она ранее находилась. — Николай, — обратился к нему Александр Григорьевич. — Мне нужно поговорить с вами. — Вам лучше не напрягаться, — обеспокоенно сказал Николай, — так лучше будет, поверьте. — В таком случае, судьба у меня такая: сегодня отправиться на тот свет, — возразил Александр Григорьевич. — Вы простите меня, Николай. — За что же вы просите у меня прощения? — спросил он, удивлённо вскинув брови. — За то, что отца вашего, Андрея Дмитриевича, убил, — хрипло произнёс Александр Григорьевич, тяжело вздохнув. — У Екатерины Сергеевны прощения просил, всё деньги ей предлагал, дабы тяжело так жить не было. Александр Григорьевич начал кашлять. Николай находился в смятении. Всю жизнь матушка твердила ему, что убийца отца — подлая, высокомерная личность. Теперь же этот самый человек лежал перед ним, находясь на смертном одре, и молил прощения. В груди треснули антоновские яблоки, их кислый сок распространился по всему телу. А в голове находилась звенящая пустота. Николай не знал, как реагировать на данную новость. Александр Григорьевич же сжал его руку. — Николай, — снова обратился он к нему, — Я не заслуживаю вашего прощения. Но прошу, не говорите ничего об этом Машеньке. Сердце у неё нежное. Оно разорвётся на части, если она узнает о причине смерти вашего отца. — Можете не беспокоиться, — сказал Николай, голос его немного дрогнул, — Она ни о чём не узнает. — Спасибо... — прохрипел Александр Григорьевич. — И прошу, сберегите её от... Александр Григорьевич хотел было назвать имя, да только не получилось: волнение дало о себе знать, кровь вновь ударила в голову, а сердце в груди забилось быстрее. Он задыхался. Николай вскочил с места, начал звать местного врача, который прибежал так быстро, как только смог. Но он опоздал. Александр Григорьевич, сняв с души тяжёлое бремя, которое гложило его двадцать три года, тихо отошёл в мир иной. В комнате воцарилась тишина. У Николая подкосились ноги. Он упал на стул, стоящий рядом с кроватью. Мария Александровна вбежала в комнату, услышав непонятный шум. Увидев бездыханное тело отца, она вскрикнула. Горячие слёзы начали литься по её щекам. Николай же приходил в себя. Он не мог и подумать, что смерть наступила так быстро.***
Через два дня прошла церемония погребения. Хоронить тело решили в родовой усыпальнице, находившейся возле построенной на территории поместья церквушки. Собрались все: и оставшиеся в живых родственники, и крестьяне, которые любили Александра Григорьевича. Мария Александровна погрязла в болоте тоски и печали. Но а как же? У неё умер отец, один из самых важных людей в её жизни. Николай ещё никогда не чувствовал себя так ужасно. Везде, куда бы он не ступил, чувствовался дух мертвеца. В гостиной создавалось ощущение, будто на него кто-то наблюдал из зеркал; в столовой же с беспокойством смотрел на место, где сидел ныне покойный Александр Григорьевич; в саду ветви вместе с солнечными лучами создавали какой-то силуэт, издалека напоминающий его. Николай не знал, свойственное ли это явление после смерти человека. На похоронах матери и бабки с ним не случалось подобное. Он также не знал, как относиться к новости об убийстве отца, неожиданно свалившейся на его плечи. Да, в груди поднимались невидимые волны злости и неприязни, однако... Стоило глубоко выдохнуть, как трезвость ума вновь возвращалась к нему (если же это не помогало, приходилось вспоминать деревенскую байку про пылкость человеческую). У него практически не имелось никаких подробностей об инциденте. Только слова матери, которая рассказывала, что «Андрей Дмитриевич и Александр Григорьевич стрелялись из-за какой-то чепухи». Из мыслей его вывел стук в дверь. Она открылась, и в комнату вошёл Ефим. Николай вопросительно смотрел на него, даже встав с кровати. — Пришёл проведать вас, — произнёс Ефим, скромно стоя возле двери. — Я в порядке, — сказал Николай, отведя взгляд в сторону. — Наверное. — Вас мучают слова Александра Григорьевича касаемо смерти вашего отца? — вдруг спросил Ефим, садясь в кресло. Николай вопросительно посмотрел на него. Ефим слышал их разговор? — Откуда Вы знаете? — спросил Николай, сведя брови к переносице. — Я был на той дуэли, — сказал Ефим. — Пригласили в качестве секунданта. Николай удивился. Ему стало одновременно и интересно, и жутко. О дуэлях в обществе не говорили открыто с тысячи восемьсот тридцать третьего года, когда в силу вошёл пятнадцатый том «Свод законов уголовных». О них рассказывали только шёпотом, по углам, дабы проходящие мимо жандармы, услышав о нарушении правил, не арестовали говоривших. — Но как? — спросил Николай, удивлённо вскинув брови. — Вы же крепостной крестьянин.... — Александру Григорьевичу я приходился молочным братом, а потому он, достигнув восемнадцати лет, выписал мне вольную грамоту, — сказал Ефим, хмыкнув. — Несколько лет прожил в городе, не понравилось: и вернулся в деревню. — Но из-за чего случилась дуэль? — спросил Николай, нахмурившись. — Дело достаточно непростое, — сказал Ефим, устало вздохнув. — Андрей Дмитриевич как-то напился, а мать Марии Александровны оказалась не в то время, не в том месте. Надругался он над ней. Александр Григорьевич узнал об этом и на дуэль вызвал. Простить не смог. Николай широко раскрыл глаза от нарастающего ужаса. Мать иногда рассказывала —да и то, когда ему исполнилось шестнадцать годков — что отец его в трезвом состоянии человеком был добрым, но стоило взяться за водку — так бесы и вырывались наружу, мог даже ударить. Но чтобы надругаться над женщиной... Нет, Николай не мог представить этого. Данная новость ударила его в самое сердце, как точенный нож. Губы побледнели. Ефим, увидев реакцию, подошёл к нему и похлопал его по плечу. — Мать Марии Александровны, когда узнала о Вашем рождении, уговорила нас следить за вами на расстоянии, — успокаивающе произнёс Ефим, — пока была жива, то и я, и Александр Григорьевич старались поддерживать вашу семью деньгами, пусть это и было безуспешно. А когда она скончалась, то мы просто наблюдали за вами из тени, изучая ваш нрав. Вы совсем не похожи на своего отца, Николай Андреевич. — Вы так уверены в этом, хотя видели его от силы пару раз, — огрызнулся Николай, выйдя из комнаты. В коридоре прохладнее, тускнее, тише. Николай облегчённо выдохнул. Уж слишком много событий, от которых нельзя быстро оправиться, произошли в его жизни. Он бросил взгляд на дверь, ведущую в комнату Марии Александровны, и направился к ней. Постучал. Тишина. Николай зашёл в комнату, тихо ступая по дорогому паркету. Мария Александровна дремала, оперевшись плечами на резную спинку кровати, прямо в траурном платье. Усталость взяла вверх над нею. Николай покачал головой, подошёл к креслу с зелёной бархатной обивкой, взял в руки бордовый плед. Он подошёл к ней и заботливо укрыл её им. Золотистая прядка упала на её лицо. Николай слабо улыбнулся, заправил волосы ей за ухо и, наклонившись, поцеловал в лоб. Сам же аккуратно сел на край кровати. Мария Александровна не шелохнулась. Кажется, уснула крепко. Как бы Николай не боролся с тем, что всё сказанное про его отца — вымысел, разочарование росло с невообразимой скоростью. Но откуда он знал, что это правда? Что вся эта история не выдуманная, дабы выбелить Александра Григорьевича? Николай вздохнул. Хотелось отдохнуть, а позже со всем разобраться.***
Сегодня пасмурно. А в саду, где сидел Николай, скрывшись за ветвями яблонь, тихо. Крестьяне занимались домашними делами: пасли скот, ходили на речку простирывать бельё, старухи топили в избах печку. Маленькие дети бегали по всему поместью, гоняясь друг за другом с деревянными палками. Некоторые молодые девицы бегали по барскому дому, слушали указания Арины Семёновны. Крепкие мужики, как всегда, рубили дрова или же заполняли повозку стариков товарами, которые позже успешно продадут на московском базаре. Здесь хорошо. По крайней мере, чем-то лучше, чем в Петербурге. В столице царила бесконечная суета, атмосфера строгости и порядка. А здесь... Николай чувствовал себя ребёнком, когда приезжал к бабке на летние каникулы. У неё ещё домик такой маленький, с печкой и резными ставнями. А соседние ребята были смелыми — воровать яблоки из сада сварливого деда не каждый может —, весёлыми, что живот болел от смеха каждый раз, когда они вытворяли какую-нибудь глупость. Николай встал со скамьи, отряхнул полы вицмундира. Все эти дни настроение у него какое-то меланхоличное, настольгическое. Мария Александровна оправилась от потери, могла улыбнуться, если вспоминались какие-либо радостные моменты с Александром Григорьевичем. На правах законной наследницы она также могла заняться обязанностями помещика. Ей пришлось столкнуться с многочисленными отчётами, в которых зафиксированы доходы и расходы поместья. Иногда Николай и Ефим приходили на помощь, если возникала трудность. Это случалось нечасто. У входа в барский дом Николай повстречал неожиданного гостя, которому оказался не рад. Сергей только подошёл к двери, как они сразу встретились взглядами. Он улыбнулся, убрал руки за спину и подошёл к нему. Николай же наклонил голову вбок. Воспоминания их первой встречи ясно сидели у него в голове. — Не ожидал увидеть Вас здесь, — произнёс Сергей. — Взаимно, — сухо отрезал Николай, нахмурившись. — Слышал о потере. — коротко проговорил Сергей, проведя рукой по волосам. — Хотел навестить Марию Александровну, высказать ей свои соболезнования. Сергей говорил так беззаботно, как будто смерть родного человека для него — просто недоразумение, сравнимое с потерей небольшой суммы денег. На душе стало мерзко. Николай вспомнил последние слова Александра Григорьевича, который имя сказать не успел, но абсолютно понятно, от кого нужно сберечь Марию Александровну. — Сомневаюсь, что она будет рада Вас видеть, — холодно сказал Николай. — А вы за неё отвечаете? — спросил Сергей, ехидно улыбнувшись. — Нет, — ответил Николай, хмыкнув. — Но я сомневаюсь, что Мария Александровна знает о вашем приезде. Сергей хмыкнул, собирался уже что-то сказать на смелый ответ, но на крыльцо вышел Ефим. Он с подозрением или, скорее, с прожигающим холодом посмотрел на него. Николай молчал. Минуты проходили одна за другой, гнетущая тишина нарастала с новой силой. Сергей более ничего не сказал — развернулся и ушёл. Ефим обменялся вопросительными взглядами с Николаем, но ничего не сказал. Они оба пошли в дом.
