Сбежавшая невеста

Павел Олегович долго и подробно расспрашивает меня обо всем, что действительно происходило в компании. Чувствую огромную благодарность, так как он не задает вопросов о том, почему я поддерживала Андрея. Мы говорим о папе и Николае. Затем я показываю бухгалтерию Никамоды, и он надолго уходит в изучение цифр. На лице при этом играет легкая улыбка. В 18:30, как по заказу, начинает звонить мой телефон. Я говорила с папой утром, заверила, что у меня все хорошо и я постараюсь сегодня быть дома без опозданий. — Катерина, ты обещала сегодня быть дома вовремя! — слышу в трубке суровый голос отца. — Папа, мы работаем с Павел Олеговичем, скоро закончим, и я поеду домой, — стараясь держаться спокойно, проговариваю я. — Я выезжаю за тобой! Где это видано, чтобы люди дневали и ночевали на работе! Собирайся, буду через тридцать минут! — не успеваю ничего ответить, так как папа кладет трубку. — Простите, но скоро приедет мой папа. Он очень переживает, когда я задерживаюсь, — от стыда хочется провалиться сквозь землю. — Знаете, а я бы очень хотел познакомиться с вашим отцом. Мне кажется, нас с ним будет что обсудить, — задумчиво говорит Павел Олегович. — Только он не в курсе, что происходит в Zimaletto. Для него это вторая фирма Андрея, где он занимается бухгалтерией. — Тогда нам точно есть что с ним обсудить, — под строгим взглядом Павел Олеговича становится неуютно. — Пригласите его ко мне, когда он подъедет, — понимаю, что отвертеться не получится. Папа приезжает даже быстрее. Увидев меня, кажется, теряет дар речи. — Нет, ну это уже выходит за рамки приличия! Голые коленки, на лице боевая раскраска индейских племён! А волосы, ты зачем волосы обрезала? — при условии, что у меня на лице довольно сдержанный дневной макияж, все эти возмущения звучат необоснованно. — Папа, тебя хочет видеть Павел Олегович, — решаю проигнорировать все претензии и не ввязываться в лишние споры. — Это еще зачем? — подозрительность в голосе хорошо мне знакома. — Это по поводу Никамоды, понимаешь, мы ведь активно помогаем Zimaletto, удерживается на плаву, — руки отца бессильно повисают, и я даже на секунду пугаюсь, что ему стало плохо с сердцем. Однако, он берет себя в руки. — Это как? Не ты ли мне говорила, что Никамода никак не связана с Zimaletto? Врала? — папа наконец выходит из машины и серьезно смотрит на меня. Я словно застываю на месте и не знаю, что сказать. — Пойдем, Павел Олегович все расскажет, — стыдно смотреть в глаза отцу. Меня избавляют от участия в разговоре старшего поколения. В приемной тихо и безжизненно. Хоть иди на пост к Потапкину. За дверью серьезный разговор, но разобрать, о чем нет возможности, сколько не вслушивайся в приглушенные голоса. Только через час отец наконец выходит и смотрит на меня суровым взглядом. — Вот не ожидал, доченька, что на старость лет мне будет так стыдно. Наворотили вы дел! — идем к машине в полном молчании. Мне нечего сказать. — Уж не знаю, что мы упустили в воспитании! Ты понимаешь, что это подсудное дело? Что ты присвоила себе чужую собственность! — эти реплики преследуют меня всю дорогу. — Папа, я выполняла просьбы Андрей Палыча. И только благодаря Никамоде у Zimaletto есть шанс выйти из кризиса, — пытаюсь защититься. — Даже в армии приказы нерадивых генералов выполнять не следует, а здесь? И почему я узнаю об этом только сейчас? — успокоить папу будет очень нелегко. — Мы не хотели волновать вас. Беспокоились за ваше здоровье и думали, что решим все сами, — тихо и устало говорю я. — Сами, сами вы вон сколько проблем создали, и мы с Пал Олеговичем, совершенно спокойны теперь. Наши дети много месяцев водили нас за нос и проворачивали махинации! — больше ничего не говорю, бесполезно. Дома скандал продолжается с новой силой. Молчать и не реагировать все сложнее. Мама, узнав обо всем, пытается выяснять, почему я пошла на такой обман. В какой-то момент не выдерживаю и ухожу в свою комнату хлопнув дверью. Взглядом натыкаюсь на большой чемодан который я купила в Праге. Осматриваю эту скромную комнатку, где мне все знакомо до последней дощечки в полу. Делаю глубокий вдох и начинаю собирать вещи. Только самое необходимое и подходящие. За дверью, становится немного спокойнее, мама уговаривает отца сесть ужинать и отвлекает его посторонними разговорами. Через тридцать минут выхожу из комнаты с чемоданом и готовлюсь держать нелегкий бой. — Мама, папа, я приняла решение жить отдельно. Так как я хочу сама решать, во сколько мне приходить домой. Не отчитываться, с кем и когда и где я нахожусь, — стою в коридоре и ищу на вешалке мое черное пальто. — Мать, ты слышишь? Нет, ты слышишь? — отец роняет на пол чашку с чаем. — Катюша, ты куда собралась на ночь глядя. Давай поспим, а утром все обсудим. На свежую голову. — на миг мамины слова кажутся резонными. Надо спокойно все обдумать найти жилье и переехать. Но еще секунда и я понимаю, что если не уйти сейчас, то решиться будет сложно. Да и поиск подходящей квартиры затянется. — Папа, ты отправился служить в двадцать. В моем возрасте вы уже с мамой жили в далеком от родителей военном городке N под Владивостоком. Мама, я по-прежнему буду вашей дочерью, помогать заходить в гости. Сегодня я переночую в гостинице, а завтра начну поиск квартиры. Я вас очень люблю, но мне нужно немного больше пространства. Выхожу в ночь, холодный февральский ветер обдувает со всех сторон. Ощущаю легкость и невероятный подъем сил. Сегодня я сделала что-то выходящие за рамки представления родителей. То, что я смогла уйти и меня никто не останавливал, вероятно, вызвано шоком, но оно к лучшему. Ловлю такси и еду в гостиницу недалеко от работы. Вполне приличный номер. Сны наполнены причудливыми образами моря и воспоминаниями о стажировке в Германии. Тогда я впервые ощутила, что такое быть по настоящему свободной. Пусть и тратила львиную долю времени на учебу.