Коснуться дна

      Томас не знал, что ему и думать, в очередной раз пробегаясь взглядом по записке. Стейси просила его о встрече после ужина, больше ничего не уточняя. И от этой недосказанности внутри всё взволнованно сжималось, будто он был юнцом, а школьный учитель зачем-то вызвал на разговор отца. Впрочем, обстоятельства складывались сейчас таким образом, что мистер Эндрюс и впрямь чувствовал себя мальчишкой, нарушающим правила.       В первый день знакомства он видел в Стейси всего лишь ребёнка, обиженного и встревоженного предстоящим путешествием, а потому позволял себе прикасаться к ней как к дитя, нуждающемуся в утешении, не видя в том ничего предосудительного. Но потом это вдруг изменилось. Томас и сам не мог сказать, когда именно. Просто в один момент он осознал, что она девушка — юная и красивая, и уже не смог вести себя с ней так вольно.       В этом Томас Эндрюс был с собой искренен. Он не знал, как выразить и описать это, но само присутствие мисс Монтгомери где-то рядом заставляло его испытывать бесконтрольное чувство радости, отчего на нет сходила и объяснимая рабочая усталость, и лёгкая тоска по Белфасту. В Стейси, словно в собственном отражении, Томас видел похожие перемены всякий раз, стоило им пересечься взглядами. Сначала это его бесконечно удивляло, потом же, наблюдая в ней ответный трепет, стало определённым образом волновать.       Она несомненно была ему симпатична. Как человек и как собеседник. Прошлым же вечером, оттирая руки от мазута и глядя на себя в зеркало, он, прокручивая в голове их последнюю встречу, к немалому своему изумлению понял, что и как девушка юная Стейси ему однозначно нравилась. Это мысль резко ударила по вискам, когда до Томаса дошло, что, собственно, после разговора в коридоре он не мог думать ни о чём другом, кроме как о ней. И каким же болваном он почувствовал себя в тот момент! О чём вообще только думал и как допустил подобное?       Стейси, нежное и хрупкое создание, совершенно объяснимо робела в его присутствии. Это для него было ясно как день. Как иначе, если природная скромность и деликатность не оставляли её ни на миг? А он с чего-то решил, что стал внезапным исключением, удостаивавшимся её стыдливого румянца. Нет, мистер Эндрюс однозначно считал, что правильно было бы не давать эмоциям брать верх. Потому старательно вёл себя, как и прежде, хотя нет-нет да и допуская некоторые вольности, позволяя себе не отстраняться, когда за завтраком Стейси невзначай коснулась ногой его колена. Но сама она, кажется, этого совершенно не замечала, а потому он сохранял внешнее спокойствие.       Внутри же всё бушевало. Ещё ранним утром, только проснувшись, он желал, чтобы этот день тянулся как можно дольше, прекрасно понимая, сколько всего нужно было успеть сделать. Теперь же, получив столь неопределённую, но всё-таки весьма желанную возможность нового скорого свидания, мистер Эндрюс маялся сомнениями, не в силах дождаться окончания ужина.       Не лучше ли было и вовсе не провоцировать самого себя и оставить все встречи в прошлом, сведя любое неформальное общение к минимуму? Это было сделать достаточно просто, лишь загрузив себя работой до самой швартовки «Титаника». Помучился бы, быть может, поболело бы сердце… Но оно же сжималось, протестуя от одной только смелой мысли, что это обидит саму виновницу переживаний. А доставлять Стейси ещё больше страданий, чем и так выпало на её долю в последнее время, он совершенно не желал.       — Да что же это я, в самом деле? — глянув на себя в зеркало, строго дёрнул подбородком Томас. И нервно принялся завязывать галстук.       Помимо всего, его мучили и совершенно противоположные мысли. Он думал о том, что бы случилось, если бы вдруг ему хватило решимости самому начать проявлять к Стейси внимание. Не то, что она уже вполне благосклонно принимала от него, а то, которое оказывали джентльмены интересовавшим их дамам. Но мистер Эндрюс усиленно отмахивался от подобных размышлений. Во-первых, потому, что видел, какое неудовольствие вызывало у миссис Монтгомери общение Стейси с любым представителем мужского пола. А, во-вторых, его останавливал пример четы Астор. Джон держался молодцом, но все видели, хотя он и любил молодую супругу, сколь неловко ему было ощущать на себе осуждающие взгляды. Юная же Мадлен от греха подальше и вовсе старалась как можно реже выходить из каюты. Обрекать на то же самое бедную Стейси и вынуждать её переживать неприятности только из-за взыгравших в нём чувств, Томас был не готов.       Он прекрасно помнил, что она говорила о своем не случившемся замужестве со знакомым отца как о возможном скандале. Себя, с довольно значительной разницей в возрасте, Томас также считал мало подходящей для неё партией.       В общем-то, всё это и так не давало мистеру Эндрюсу покоя.       Теперь же, помимо прочего, его беспокоили и причины предстоящей встречи. Он старался просто ничего не ждать и не надумывать.       И всё-таки за ужином Томас Эндрюс был до крайности молчалив, отвечая на все вопросы слишком коротко и лаконично, даже если дело касалось «Титаника». Доктор О’Лафлин несколько раз справлялся у Томаса о самочувствии, безусловно замечая неожиданно странное поведение давнего друга. Нужно ли говорить, что мистер Эндрюс лишь с успокаивающей интонацией в голосе уверял, что просто устал.       Он видел Стейси в окружении уже знакомых дам за одним из столиков. И она была прекрасна.       Его сводили с ума её глаза. Большие и светлые, в обрамлении длинных тёмных ресниц, они, казалось, всё-таки и правда зарывались ему прямо в душу, и первое впечатление не было обманчивым.       Томас не решался откровенно любоваться. Он лишь задерживался взглядом на её милом лице на миг дольше обычного, но и этого ему вполне хватило, чтобы, перехватив такой же ответный взгляд, ощутить волну жара, поднявшегося в груди.       Но до чего же очаровательно смущалась Стейси!       — Мальчик мой, я всё-таки настаиваю, что вам надо отдохнуть, — раздался рядом голос доктора, недовольно щурившего глаза, и мистеру Эндрюсу пришлось вернуться в реальность, оставив ненадолго волновавшие его мысли. — Вы ничего не едите. Вы краснеете. И я не удивлюсь, если у вас, к тому же, ещё и температура…       — О, дорогой доктор, — не смог скрыть горькой усмешки Томас, — никакой температуры нет, уверяю вас. А отдохну я, как только «Титаник» бросит якорь у причала.       — Вы неисправимы, Томми! — воскликнул в ответ доктор О’Лафлин, постукивая вилкой по краю тарелки. — Оставьте хоть ненадолго свои сверхважные дела. Если хотите, давайте проведём вечер в курительном салоне за бутылочкой бренди. Я составлю вам компанию.       — Боюсь, я вынужден сегодня отказать.       — И что же, опять будете работать до полуночи?       — Вовсе нет, — тепло улыбнулся Томас и сам не заметил, как вновь покосился на соседний столик.       Там уже как раз заканчивали с ужином. Миссис Монтгомери что-то строго выговаривала дочери, но та была так погружена в себя, что, кажется, просто кивала, даже и не слушая. И по спине у Томаса пробежался холодок.       Милдред создавала впечатление удивительно уверенной в себе женщины. Трудно было сказать, выработалось ли у неё такое поведение с годами или же оно просто было свойственно её характеру. Только одно Томас знал точно — такая ледяная непоколебимость вызывала у него уважение, немного омрачавшееся беспокойством за Стейси, которую, и это было видно, буквально придавливало этой холодностью. Возможно, именно поэтому Стейси и тянулась к нему, словно к источнику тепла, пытаясь согреть озябшую душу. И мистер Эндрюс, ещё не до конца признавая это, пробовал отогреть и свою.       Мисс Монтгомери подняла на него глаза, когда другие дамы стали подниматься из-за стола. Она написала ему о том, что придёт на указанное в записке место встречи спустя какое-то время после ужина, а потому Томас не торопился. Стейси вопросительно приподняла брови, словно спрашивая, согласен ли он на эту её смелую просьбу. И мистер Эндрюс быстро и осторожно кивнул, замечая, как от облегчения опустились её плечи.       — Ну что, дорогая, пойдёшь сегодня с нами или вновь хочешь побыть одна? — поинтересовалась у неё графиня Ротес, когда они покинули салон, как и прошлым вечером собираясь провести время в люксе за обсуждением светских тем.       Может, Стейси и казалось, но теперь в каждой фразе графини ей чудилась насмешка, от которой хотелось побыстрее спрятаться. Она не чувствовала себя комфортно, понимая, что тётя Ноэль отныне стала хранителем её секрета, в то время как сам этот секрет ещё и вовсе не обрёл определённой формы.       Однако Стейси со всей возможной твёрдостью, что теплилась в ней, решила, что ей следовало признаться. Мистеру Эндрюсу уж точно. Она отчего-то знала, что он, каким бы ни был его ответ на её чувства, не отнесётся к ней из-за них с презрением.       — Я останусь у себя, — взволнованно ответила она, сжав в пальцах подол платья. Весь вечер её не отпускал ощутимый мандраж из-за предстоящей встречи. — Наверное, немного позже мы с Терезой снова сходим послушать музыкантов. Ты не против, мама?       Милдред смотрела на неё недоверчиво, с мало скрываемым подозрением. Её всё ещё посещали мысли по поводу произошедшего утром, но Стейси вновь вела себя по-прежнему добропорядочно, как того и требовала от неё мать. Поводов, чтобы не выпускать дочь из-под своего пристального внимания, у миссис Монтгомери не было.       — Ты можешь пойти, если хочешь, — кивнула она. — Но не задерживайся, мне надо будет с тобой поговорить.       — Конечно, мама, — радостно отозвалась Стейси, с облегчением понимая, что всё выходило пока просто замечательно. С тем же неловким предвкушением она надеялась и на то, что весь остаток дня пройдёт так же.       — Что ж, — графиня бросила на неё хитрый и любопытный взгляд, — в таком случае, хорошего тебе вечера, родная.       И Стейси, торопливо распрощавшись со всеми, поспешила к своей каюте, рассчитывая застать там Терезу, чтобы не вынуждать мистера Эндрюса долго ждать. Теперь, после молчаливого диалога, произошедшего между ними, она точно знала, что он придёт.       Какая буря поднялась в ней в тот момент, когда она это поняла. Ещё теплившееся было опасение, что никакого признания этим вечером не состоится, окончательно растворилось, сведя на нет и совсем тихие, но довольно трусливые мысли о том, что решение назначить свидание было несколько поспешным.       В конце концов, впереди было ещё несколько дней плавания, чтобы так отчаянно желать объясниться уже сейчас. Но того требовало трепещущее сердце, погружавшееся, казалось, на самое океанское дно всякий раз, стоило только представить себе скорое с Томасом расставание. Потому повелению души просто невозможно было противиться.       А ведь Стейси так и не придумала толком, что именно собиралась говорить. Выдать простое, но такое однозначное «я вас люблю» у неё ни за что не хватило бы духа. А распыляться сейчас на составление какой-то речи… Нет, она прекрасно знала, что никогда и ничто не шло в таких делах по плану, а потому даже и не пыталась.       — Мисс Монтгомери! Мисс, с вами всё в порядке?       Стейси вскинула голову, вдруг поняв, что, сама того не заметив, остановилась прямо посреди коридора, так и не добравшись до каюты. Зато на встречу с мистером Брейли уже торопилась Тереза, заставшая её, взволнованную и чуть испуганную, в таком неловком положении.       — Ох, мы чуть было не разошлись с тобой, Тереза, — взяв её за руку, тихо и смущённо пробормотала Стейси.       — Вам нужна моя помощь? Только скажите, и я…       В её глазах отразилось столько решимости, что Стейси не засомневалась ни на миг в том, что она была готова отложить все свои планы, если того требовала даже незначительная причина. В груди Стейси разлилась такая искренняя благодарность, что, будь они наедине, она бы непременно крепко обняла Терезу, пожалуй, единственного человека, которого она действительно могла назвать другом.       — Мне нужно, чтобы ты хорошо провела время, — чуть сжав пальцы той в своих ладонях и заглядывая ей в глаза, произнесла с тёплой улыбкой Стейси.       — А вы, мисс? Может быть, вы пойдёте со мной?       — Я не могу, — не в силах скрыть от Терезы своих эмоций, покачала головой она и, краснея, добавила шёпотом. — Мистер Эндрюс, помнишь?       — О, — удивлённо выдохнула в ответ та, кажется, всё окончательно поняв. И вдруг тихо рассмеялась. Стейси приложила указательный палец к губам, прося её быть потише. — Извините, мисс Монтгомери. Я просто вспомнила, как приняла этого джентльмена за рабочего.       — Мистер Эндрюс и есть своего рода рабочий. Он сконструировал «Титаник», — с энтузиазмом отозвалась Стейси, и Тереза не могла не заметить, как загорелся её взгляд. Из-за этого улыбка на лице Терезы стала только шире.       — В таком случае, я, наверное, не буду вам мешать.       Стейси улыбнулась в ответ и уже хотела было идти в каюту, чтобы надеть что-нибудь потеплее, как вдруг вспомнила, зачем, собственно, ей нужно было поговорить с Терезой.       — Мама не должна узнать, хорошо? — быстро проговорила она, вновь начиная переживать. — Если вдруг встретишь её, скажи, что я… Что я в каюте. Или была на концерте, но ушла… Или…       — Не беспокойтесь, мисс. Если что, я что-нибудь придумаю. Можете на меня рассчитывать.       — Я планирую быть на шлюпочной палубе. Просто чтобы ты знала.       Та понимающе качнула головой, приняв это к сведению. Больше мисс Монтгомери её помощь не требовалась, а потому она не стала ещё сильнее задерживать Терезу. Музыканты, должно быть, уже начали вечернее выступление. И вряд ли мистер Брейли не заметил отсутствия вчерашней новой знакомой.       Сама же Стейси, подойдя к каюте, несколько поспешно отперла ключом дверь, с удивлением замечая, как дрожали от нетерпения руки. Накинув поверх воздушного, совсем не греющего платья тяжёлое меховое манто, она также торопливо вернулась в просторные коридоры «Титаника».       Казалось, путь до верхней палубы занял всего миг. Стейси и сама не заметила, как оказалась на воздухе, под порывами вечернего ледяного ветра. Вдали от берега с каждым новым днём становилось ощутимо холоднее. Того же мнения, похоже, были и другие пассажиры, потому как желающих променять тёплые и уютные внутренние помещения корабля на перспективу ощутимо замёрзнуть, было совсем мало. Да и то, большинство из этих лиц несли на корабле службу, не имея, по сути, никакого выбора.       Стейси повела плечами, посильнее кутаясь в пушистый мех и взволнованно поглядывая по сторонам. Мистера Эндрюса пока не было видно. Зато мимо, поинтересовавшись, не заблудилась ли она, прошёл офицер Лайтоллер, явно задумавшийся над тем, что юная леди делала здесь в одиночестве в такой час.       — Всё в порядке, — чувствуя, как от холода уже чуть онемели щёки, ответила она, пытаясь улыбнуться. — Я просто… Гуляю.       Лайтоллер лишь сделал вид, что поверил, и продолжил свой обход. Стейси же тяжело вздохнула и судорожно потёрла между собой застывшие ладони.       Она не знала, который был час. Возможно, ей лишь мерещилось, что прошло уже достаточно времени, но всё её существо так стремилось к скорой встрече, что терпеть уже не было никаких сил. Пытаясь немного согреться и вместе с тем скоротать томительное ожидание, Стейси стала ходить из стороны в сторону, тихо и размеренно стуча каблуками туфель по деревянной поверхности палубы. Глядя под ноги, она про себя отсчитывала каждый шаг, стараясь не ступать на стыки между досками.       Когда её окликнули, она досчитала до семидесяти восьми.       — Мисс Монтгомери! — Стейси резко развернулась, безропотно повинуясь этому голосу.       Мистер Эндрюс очевидно запыхался — он глубоко и шумно дышал, из-за чего грудная клетка вздымалась порывисто и быстро, совсем не со свойственным ему спокойствием. Впрочем, лицо Томаса тоже выражало заметное волнение. Стейси сделала несколько шагов ему навстречу, робко заглядывая в глаза и пытаясь понять искрящиеся в них эмоции.       — Извините меня за задержку, милая Стейси, — подойдя к ней ближе, гораздо тише сказал Томас, и её охватила дрожь из-за того, как он произнёс её имя. — Капитан отвлёк меня по рабочим вопросам, и я не смог…       Он затих, заметив в её взгляде, таком внимательном и пристальном, что-то совершенно необъяснимое. Стейси не нужны были его оправдания.       Он видел по её лицу, что она готова была прождать его до самого рассвета, если бы то действительно потребовалось. И от этого приветливого, лучившегося добротой взгляда у него закололо сердце.       — Вы не смогли оставить дела, я понимаю, — выдохнула она, и белёсое облачко пара сорвалось с её губ.       — Лучше бы оставил. Я всё равно не мог думать ни о чём, кроме того, что вы меня ждёте, — горячо признался он, и Стейси почувствовала лёгкое головокружение от разлившейся в груди теплоты.       Она опустила глаза, силясь спрятать невольно расцвётшую на губах улыбку, но это было бесполезно. Подумать только, она занимала его мысли, и он совсем этого не скрывал! Стейси покраснела ещё сильнее, рассчитывая, что корабельное освещение не выдаст её с головой.       — Я лишь надеюсь, что не слишком отвлекла вас от каких-нибудь дел, — произнесла она в ответ.       И Томас закачал головой, зябко дёрнув плечами и оправив воротник пальто так, чтобы горло было хорошо прикрыто.       — Вы не мёрзнете, Стейси?       — Нет, — ответила она коротко, действительно чувствуя жар, охвативший, казалось, всё её тело. И хотя на воздухе едва ли было больше пары градусов тепла, её согревала его забота.       — Быть может, нам всё-таки стоит зайти внутрь?       Она вскинула на него бездонные глаза и отрицательно мотнула подбородком, хмуря брови и явно силясь что-то сказать. И Томас больше не думал противиться.       Он видел, что ей требовалось время, чтобы собраться с мыслями, а потому никак не мог решиться поторопить, хоть и чувствовал задувавший под полы пальто ветер, что холодил виски, остужая разгорячённую голову. Этот же самый ветер вновь принес с собой тонкий сиреневый аромат, от которого сладко защемило сердце.       — Милая Стейси, — пробормотал мистер Эндрюс, осторожно уводя её чуть дальше по палубе, туда, где дуло не так сильно и где их никто бы не смог заметить, — скажите же мне хоть что-нибудь, пока нас никто не слышит.       А она отчаянно пыталась. И думала, думала без конца, как глупо поступила, решившись на всё это.       — Мистер Эндрюс… — голос её сорвался на испуганный шёпот. Стейси вдруг остановилась и медленно повернула к нему голову. Казалось, лишь сейчас она окончательно поняла, где она и что с ней происходило.       Она хотела было продолжить, но не смогла и от безысходности и обиды на себя закрыла лицо руками, отворачиваясь, чувствуя, как на глаза набегают слёзы.       — Стейси, — Томас ласково и успокаивающе коснулся ладонью её плеча, и она, не сдержавшись, сделала то, чего так давно желала.       Она сама подалась в его руки, пряча лицо у него на груди, прижимаясь так крепко к колючей ткани пальто нежной кожей, что почувствовала, как шерсть царапнула щёку.       Стейси жмурила глаза, боясь, что сейчас, вот именно в этот момент, он всё-таки её оттолкнёт. Возмутится тому, что она себе позволила. И больше никогда-никогда не захочет её видеть.       Она не слышала, как гулко и быстро билось его сердце. Она не видела, как он, прикрыв глаза, переживая изумление, неуверенно замер, не зная, куда девать руки.       В висках у Томаса заклокотала кровь.       Наклонив голову, он коснулся кончиком носа тёмной макушки, медленно вдыхая и выдыхая, чтобы успокоиться. Но это не помогало. У него шла кругом голова, и ему совершенно точно не хотелось, чтобы это прекращалось.       Но едва лишь он провёл ладонями по её слегка вздрагивающим плечам, как Стейси вдруг резко отстранилась, пытаясь пальцами стереть бегущие по лицу слёзы. Она не смотрела на Томаса, скрывая покрасневшие глаза, и только нервно заламывала пальцы.       — Извините, — тихо произнесла она, сделав от него шаг назад. Но Томас тут же шагнул следом.       — Вам совершенно не за что извиняться, — запальчиво проговорил он, но Стейси лишь покачала головой, вновь отступая. — Я прошу вас… Я умоляю вас, Стейси, взгляните на меня. Пожалуйста.       Она не могла сопротивляться. Её бледное лицо, щурившиеся глаза и застывшие в них слёзы сейчас казались Томасу милее всего на свете, и он, тоже не в силах бороться с собой, подался вперёд, осторожно беря её ледяные пальцы в свои широкие ладони.       — Вас кто-то обидел? Ранил чувства? — предположил Эндрюс, и голос его чуть задрожал.       Стейси закусила губу и замотала головой.       — Быть может, я смутил вас? — она прикрыла глаза, не в силах видеть необъяснимую вину, растекающуюся в его взгляде. Томас осторожно, едва касаясь кожи, гладил её ладони большими пальцами, будто пытаясь согреть.       — Вы ни при чём… Вернее, я сама, — она тяжело задышала, наконец пытаясь найти слова. — Я…       И голос её сорвался. Она вновь зажмурилась и обессиленно выдохнула:       — Я люблю вас.       Ей было страшно посмотреть на Томаса. Она лишь почувствовала, как сильнее сжались его пальцы на её ладонях, и услышала его судорожный вздох, в котором ничего не смогла понять.       Признание горело в сердце Стейси пламенным цветком, окутывая с ног до головы стыдливым, трепетным огнём, жгущим щёки и сжимавшим в тиски грудь. А Томас молчал.       — Скажите же что-нибудь, — взмолилась она, решившись взглянуть на него.       Но теперь уже мистер Эндрюс отводил взгляд, будто оглушённый, пытаясь собрать поток мыслей в единое целое. Выходило скверно.       — Это очень… смело, милая Стейси, — пробормотал он, нервно сглотнув, почувствовав, как вздрогнула она, явно рассчитывая услышать от него совершенно другие слова. Но собственные размышления, мучившие его весь день, решили вырваться на свободу, не контролируемые своим хозяином. Иначе он вообще не понимал, как ему хватило ума их произнести. — Вы не боитесь осуждения? Вспомните, мистер Астор… Да и ваша матушка…       «Лучше бы молчал», — понял Томас, не успев договорить мысль, которая непременно должна была окончиться ответным признанием. Но Стейси вся сморщилась, кривя рот в горькой усмешке, и вырвала свои ладони из его рук, быстро-быстро замотав головой и глотая вновь покатившиеся из глаз слёзы.       — Я не должна была этого говорить, простите, — всхлипнув, хрипло проговорила она и задрожала. А потом, вдруг подхватив подол платья, торопливо зашагала прочь, едва не переходя на бег.       — Но, Стейси, — бросившись было за ней, воскликнул Томас, но оказалось уже поздно — Стейси скрылась на лестнице, столкнувшись с кем-то из матросов. И мистер Эндрюс совсем тихо закончил, чувствуя, как всё внутри оборвалось, — я совсем не это хотел сказать.       Болван, трус и глупец. Он и сам не понимал, почему сразу не пошёл за Стейси следом, позволив ей сбежать. Почему вообще не начал с того, что её чувства были взаимными. Почему, в конце концов, именно она, а не он — взрослый, уверенный мужчина — облекла в форму чувства, волновавшие, как оказалось, их обоих.       Мистеру Эндрюсу отчаянно захотелось закурить, хотя такой привычки у него и не было.       Нужно было идти к Стейси. Идти, падать на колени и умолять о прощении за все пролитые ею по его вине слёзы. И обязательно, просто непременно простить после всего случившегося принять его любовь.       Томас раздосадованно хмыкнул. После такого слишком уж смело было рассчитывать вернуть хоть толику прежней благосклонности. Он тихо выругался себе под нос.       И вздрогнул, услышав торопливый стук каблуков по палубе. Но, конечно, это была совсем не Стейси. Стала бы она желать снова его видеть! Это была её горничная, взволнованная и напуганная, будто за ней бежала стая диких собак.       «Тереза», — вспомнилось вдруг ему, и он поспешно, боясь, вдруг со Стейси что-то уже успело случиться, вышел той навстречу.       — Ах, мистер Эндрюс, — тяжело дыша, воскликнула Тереза, заметив его, бледного и печального. — Разве мисс Монтгомери не с вами?       — Была со мной, — еле контролируя себя, чтобы болезненно не поморщится, произнёс Томас и с трудом сглотнул. — Она ушла не так давно. Что вас так встревожило?       — Миссис Монтгомери её искала. И была очень недовольна.