Земля-42

      — Не могу поверить, что ты отпустил его, — произносит Гвен с Земли-42 в замешательстве и легком возмущении.       Майлз Г. Моралес, он же Бродяга, вальяжно расположившись у нее на груди, приоткрывает глаза.       — А что я должен был сделать? Ладно, он один, но когда появились артиллерия? Твои предложения? — без тени иронии или злости, коими Майлз отличался в разговоре с другими людьми, особенно — когда им нужно было объяснять нечто простое, а еще хуже — повторять, он спрашивает ее, заставляя задуматься.       Гвен забавно морщит носик, но из положения «лежа» — он почти задремал под ритм ее мерно бьющегося сердца, — Майлз не может увидеть…       После того, как в их мир (мультивселенная, охренеть) провалилась его точная копия в супергеройском трико и что-то судорожно начала объяснять про разные миры и то, что, если Бродяга-Майлз его не отпустит, их отец умрет, когда Джефферсон уже давно лежал в земле, Майлз захотел узнать больше — расспросить, понять; однако двойник, привязанный к боксерской груше, внезапно взорвался электричеством, и Майлзу пришлось дать бой, посредине которого появились и другие «пауки», судя по эмблемам и ярко выраженным символам на костюмах, — разные, странные и не очень (один так вообще был сделан из газетных вырезок, Майлз ни черта из его слов не понял), — задавив очевидным большинством, они заставили его отступить и прыгнули в неизвестность через странный портал, оставив Майлза в одиночку разгребать устроенный бедлам не только на разрушенном заводе, играющем роль их с Аароном убежища, но и в его голове: информации было одновременно мало и много, и она была безжалостна.       Едва способный переварить, он завалился к — и «на», — Гвен, рассказал обо всем, и единственное, что ее зацепило — не то, что Майлзу пришлось пропустить их вылазку, и она была вынуждена разбираться с Рино в одиночку, не наличие мультивселенных и их с ней копий в дурацких костюмчиках, а то, что Майлз отпустил своего двойника в родной мир…       — Типа, ты мог сделать хотя бы фото? — заведомо не показав Гвен. Майлз вскидывает бровь: она серьезно на него обижается за это? — и делает над собой и своей усталостью невероятное усилие: приподнимается на локте, оторвавшись от ее небольшой груди, заглядывает с сомнением в глаза.       — И как ты себе это представляешь? Во время боя? — Гвен забавно мотает головой по подушке.       — Вообще не аргумент — ты мне уже писал однажды…       — Тогда я выжидал, пока Отто притащит свою задницу на точку.       А еще ему было скучно.       — Да, но ведь писал? — она вскидывает бровь, факт засчитан. Майлзу безумно хочется лечь обратно, но вид впервые за долгое время расслабленной Гвен Стейси с Земли-42 — теперь он знает, как называется их мир, чувак в синих шароварах громко крикнул, — цепляет взгляд: абсолютно домашняя, в черном топе, поглощающем свет, коротких шортах и с голыми ногами; она лежит под ним — на старенькой, хорошо изученной ими обоими кровати в квартире ее отца и не боится, что Джордж войдет и как-то помешает.       Для него они — что-то вроде пары, и их постоянные вылазки куда-то посреди дня и ночи лишь подтверждают эту теорию, даже если оно не то, чем кажется на первый взгляд и что любой другой нормальный человек, живущий в постоянном хаосе и надеющийся на остатки светлого в людях, принял бы за симпатию, влюбленность — на самом деле партнерство и соратничество.       Майлз успел сказать своему двойнику из другого мира, что даже если он выглядит как злодей, использует черно-пурпурно-зеленые цвета, он не является плохим во всех смыслах парнем; да, его методы далеки от идеала, которыми окружил себя он-другой, порой Майлз жестокий, чересчур хладнокровный и нихрена не эмпатичный, но он — оппозиция Зловещей шестерки, и то, что в уме двойника — Аарон сказал, — выглядело как необходимость ограбить банк или типа того, разрушить чью-то жизнь, на деле было предотвращением этого самого ограбления — контрабанды, как выяснила и в свою очередь рассказала Гвен, — незаконного, высокотехнологичного оружия, созданного на основе разработок «Алхимакса», уничтоженного и разворованного полтора года назад.       Охрана Рино менялась в шесть, и у них было пятиминутное окно, чтобы взломать замок, пошариться в нескольких контейнерах, два из которых были заминированы (здесь Гвен тоже справилась сама), — однако вместо помощи и контроля ситуации, Майлзу пришлось делать то, что он не любил больше всего — объяснять наивному и преданному остальными себе же — кто он и что, — пока не появились другие пауки, утащив того в портал, где, как понял Майлз Г., был и жил, висел на волоске по-прежнему любящий и заботящийся о нем отец.       — Ты хотел прыгнуть за ними? — спрашивает Гвен, вырывая его из размышлений. По мнению Майлза, это тупой вопрос; и, возможно, она сама это понимает.       — Туда, где жив мой отец? А ты бы хотела вновь увидеть Питера? — даже если он не планировал сделать ей больно, упоминание погибшего друга режет по душе. Гвен отводит взгляд.       Конечно, ей бы хотелось. Ведь последнее, что она крикнула ему в спину, нехило разозлившись, было: «О, да?! Тогда пойди и заведи себе другую подругу, которая будет понимать твое дерьмо намного лучше!» — по факту, на какую-то ерунду, недопонимание, из-за чего Гвен почти сразу стало стыдно. Она попыталась Питеру набрать — извиниться, что не часто с ней случалось, — но не смогла.       В те пятнадцать минут разницы, что он резко вышел из кафе, и она взяла в руки телефон, произошло немногое: Скорпион подорвал сраный банк, не задумавшись о возможных жертвах, несколько машин взлетело на воздух, и один из обломков снес Питера, проломив ему хребет.       Он умер мгновенно — не на руках у Гвен, как полтора года назад отец Майлза, Джефф, — но не менее живодробяще, болезненно и тошно. Майлз уверен: даже если в ссоре был виноват Питер (ладно, оба), если это было его решение, Гвен винила и продолжает винить себя — что повелась на отвратное настроение друга, не попыталась сгладить ситуацию… дала ему уйти.       И оттого не удивительно, что когда по прошествии недели или двух на Землю упал астероид с инопланетным симбиотом, и Гвен оказалась в его ловушке, взамен на тело получив определенного рода способности, первое, о чем она подумала, — была месть. Кто бы на ее месте не захотел того же?       Майлз — не исключение, он понимает. Однако там, где у него были расчетливость и холодный рассудок — когда горе и агрессия ко всему живому спали, и он вновь обрел подобие себя, наполовину мертвого внутри, — у нее были лишь безрассудство и отсутствие страха, который выгрыз симбиот: «Гвеном» бросалась на амбразуру, ей было плевать и плевать до сих пор, умрет она или нет, если это послужит на «благо» — если так она сможет отомстить Зловещей шестерке за убийство Питера…       И на том они сошлись. Нет, не на ее скорой кончине, но на том, что мозги одного и безбашенность другой могут составить неплохой тандем — вполне себе адский, если судить по перекошенным рожам, которые они успевают набить перед тем, как ограбить на информацию или ценные ресурсы, отправить за решетку — где никому из Зловещей шестерки, преступного конгломерата, поглотившего Нью-Йорк, до них не будет дела, — и потихоньку, шаг за шагом, подниматься с низов до самой верхушки.       Майлз из другого мира говорил, что если бы радиоактивный паук укусил Майлза-Бродягу — его передергивает от мысли, что он бы носил дурацкие красно-синие шаровары, — Зловещая шестерка бы не захватила власть, Нью-Йорк был бы намного ярче и спокойнее, безопаснее.       Майлз рассмеялся ему в лицо: непонятно для копии, возможно, даже оскорбительно, исходя из того, какими большими и преданными глазами маленького щенка он на Майлза посмотрел, однако полностью оправдано со стороны Майлза — он родился и пришел в мир, который уже был объят хаосом. Зловещая шестерка не появилась из ниоткуда, она не была создана полтора года назад, когда, по подсчетам копии, Майлз Г. Моралес должен был стать «Человек-пауком», — и, следовательно, вряд ли «рассвет» одного супергероя, пусть со сверхспособностями и отвратным чувством юмора, исправил бы ситуацию по щелчку.       «Человек-паук — не панацея…»       Нет, это заняло бы долгие годы упорного труда, постоянной борьбы, боев, которые из раза в раз бросает мелким сошкам и важным шишкам Майлз (и даже в чем-то преуспел). Майлз уверен: если бы другой-он увидел, что творилось на улицах Нью-Йорка, когда он только стал Бродягой, встретил Гвеном, и они образовали союз, его мир бы точно распался, вера в лучшее и светлое в людях бы полетела к чертям, а милая собачка в нем бы сдохла в муках, предварительно схлопотав пару моральных травм… а тем временем они живут в этом мире, борются, пытаются противостоять…       «…и его наличие или отсутствие мало что значат. Это просто ярлык», — Майлз проговорил четко, чем совсем незаметно, но достаточно глубоко, чтобы поразмыслить, затронул нечто в копии, а потом… появилась кавалерия во главе с девчонкой в белом спандексе — такая знакомая, грациозная фигурка с подтянутой задницей и еще более знакомым лицом.       — О чем задумался? — именно оно смотрит на Майлза снизу-вверх. Он по-прежнему нависает над ней, хоть локоть уже саднит; возможно, она с ним говорила, а, может, просто молчала, ждала, когда первым заговорит он.       Волнистые волосы, не доходящие до плеч, рассыпаны по подушке, светлые, ясные глаза с перманентно узкими зрачками лениво блуждают по обстановке вокруг, а ее тонкие пальчики порхают по черному топу, постели и смятому одеялу. Они ненавязчиво переключаются на его плечи, способные — Майлз видел, не понаслышке знает, — в секунду обратиться смертоносными когтями и порвать в клочья, без труда размозжить чей-то череп, но остаются мягкими, поддевают цепочку у него на шее, играются с ней.       Иногда Майлз даже рад, что они на одной стороне: он привык вести бои со стабильными врагами, несмотря на все уловки, которые, как они считают, сработают против него, и хаотичность Гвеном, ее жажда умереть доставили бы ему проблем, — но он ни о чем ей не рассказывает. Усталость, вечный недосып и огромная ответственность за город, лежащая на подростке, побеждает. Майлз опускается, возвращается обратно на девичью грудь — мерное дыхание и спокойный пульс, веки как-то сами собой закрываются.       — Не жалеешь? — ни капли не обидевшись, что предыдущий вопрос был проигнорирован, Гвен задает другой. По мнению Майлза, он немного умнее.       Но все равно тупой.       — Меня бы расщепило прежде, чем я бы добрался до отца, — по крайней мере, это то, что Майлз увидел в копии: каждое движение отдавало невыносимой болью, ежеминутно его скрючивало, выворачивало наизнанку, он почти не мог вести бой, его тело бунтовало, разрывало пополам.       Майлз не знал, чем другие пауки отличались, почему копию глючило, а их — нет, и не успел это выяснить, однако предположил, что если прыгнет, ворвется с ноги в оставшийся открытым портал, куда бы тот ни вел, его скрючит точно так же. Если он вообще сразу не умрет.       И, пожалуй, если бы Майлзу кто-нибудь дал гарантию, что он сначала увидит отца, а после — его раздробит на атомы, он бы согласился, это была бы неплохая цена — несмотря на то, что здесь у него бы осталась мама (нет, это — ужасная цена), Аарон, которого после всех дел с Бродягой Майлз перестал звать «дядей», в конце концов осталась бы Гвен…       Но ему никто ничего не обещал — пауки исчезли, оставив вопросы без ответов, — оттого желание вывалиться в другом измерении и, превозмогая адские боли, поплестись хоть на край света, ползком, с отказывающими ногами и тлеющим рассудком, чтобы, едва добравшись и увидев родное лицо отца, навсегда отключиться у него на руках, подарив кошмары на остаток жизни и невозможность другому-ему нормально объяснить произошедшее, погасло в Майлзе.       Пнув от бессилия коробку, он разворошил и без того перевернутый вверх дном завод, напоролся на пару острых штырей, чтобы как-то выместить свои моральные отчаяние и боль в нечто физическое, но оно не помогло. Майлз кричал.       Он хотел. И безумно жалел.       Но не мог.       — Зато теперь я знаю, что параллельные миры существуют, и кое-кто даже может по ним прыгать, — однако это не значит, Майлз падет духом, нет. Пусть в вопросе между дорогими людьми и эфемерной возможностью увидеть отца его выбор очевиден, вместо безрассудных и опрометчивых, определенно не заканчивающихся ничем хороших поступков, он делает те, в которых разбирается лучше всего: обдуманных, рассмотренных с разных углов, тщательно взвешенных. Майлз прикидывает варианты, и лишь один из них (помимо тупой надежды, что Землю-42 еще разок потревожит его добрая версия, и они нормально поговорят) оказывается достаточно безболезненным и выигрышным. — Осталось только понять, как, и найти ресурсы.       Но затратным по времени и количеству ошибок.       Его глаза давно открыты, машинально и немного хаотично он дергает нитку на смятом одеяле, не боясь проделать дырку или что Гвен это не понравится, — пока узкая бледная ладонь его мягко не прерывает. Гвен переплетает с ним пальцы, расхлябанно качает туда-сюда, и они оба знают: это — не жест ярко выраженной симпатии, — скорее, способ привлечь внимание.       Не отрывая щеки от ее груди, Майлз поднимает голову, Гвен опускает свою, и меж их губами почти не остается места. Майлз лениво осматривает ее нижнюю, вечно покусываемую от переизбытка энергии, губу, верхнюю — намного тоньше, чем нижняя, при ближайшем рассмотрении, — поднимается до веснушчатого носа, а с него — на бледно-голубые, почти прозрачные глаза, с узкими зрачками — проявление симбиота, живущего в ней и на ней. Несмотря на все безумство взгляда, Гвен пытается казаться милой.       Но не получается.       Майлз привык. А вот другие — не очень; мало кто способен выдержать этот натиск, почти благоговеющее — коего по факту нет, и Гвен просто смотрит, — изучение, пытливость и непримиримость, Гвен не мигает, оттого холодок сам собой пробегает меж лопаток, и инстинкт самосохранения кричит бежать. Но Майлзу, опять-таки плевать, он позволяет ей (хотя чего она не видела за полтора года работы с ним? Неясно) оглядеть себя: начиная с острого подбородка и невероятно пухлых губ, которые любили целовать пару девчонок, поднимаясь по щекам и на скулы с оставшимся на них вечно бесящим «детским жирком», за кои все возможные тетки и родственники норовили постоянно потягать, переходит на нос и открытый лоб, обычно сморщенный в недовольстве, злости или обдумывании чего-либо, но сейчас — вполне расслабленный, гладкий.       Гвен делает по лицу Майлзу крюк, чтобы вишенкой на торте закончить картину глазами — карие. Порой, когда эмоции в нем побеждают хладнокровие, тело дышит жаром, и посторонним людям лучше убежать, чтобы не напороться на беду и острый коготь, они становятся подобны шоколаду — горькому, тягучему, оседающему терпкостью на языке; а порой, наоборот, в периоды затишья и редкого, ленивого безделья — таком, как этот, когда его рука вальяжно и без особого смысла переброшена через ее живот, — они светлеют, отдают чем-то янтарным, возможно, даже медовым — кленовым сиропом, каким Гвен любила раньше поливать стопку блинчиков на завтрак и уплетать за обе щеки, — а если напрячь зрение, приблизиться максимально близко, что не удавалось никому, кроме любовниц, то можно увидеть небольшие пятнышки — вкрапления зеленого, доставшегося Майлзу от матери.       Их губы почти соприкасаются, она ощущает дыхание Майлза, он — чувствует ее, но никто из них не поддается вперед. Гвен играется с хвостиком от его косички, щекочет подушечку указательного пальца, тогда как Майлз по-прежнему слушает и наслаждается умиротворительным биением девичьего сердца. Она и вправду впервые за долгое время удивительно спокойна.       — Ты справишься, — наконец произносит она, и тяжесть гравитации ей не нравится. Неудобство позы давит на шею, и с каким-то раздраженным — Майлз слышит, пульс сбивается, — выдохом Гвен падает головой обратно на подушку, смотрит в потолок. — Потому что… кто, если не ты? С твоими мозгами мир можно заново открыть, а уж параллельные — подавно.       Майлз обнажает зубы.       — Ты в меня веришь? — с примесью иронии, но без желания обидеть. Гвен опускает глаза — даже при необходимости зрительного контакта в диалоге, и, если она сама хочет на него еще раз взглянуть, Гвен не отрывает шею от подушки; не, может, как-нибудь потом.       — Я в тебя верю, — повторяет она и переключается витиеватыми, легкими касаниями-вензелями кончиками пальцев на его спину — необдуманно и скорее по привычке. Майлз опускает глаза: нет, завтра она точно слетит с катушек — подобное спокойствие никогда не заканчивается хорошо, оно выливается в кошмар на улицах. Гвен задевает обнаженную, торчащую из-под майки лопатку. — Ну, а еще по-прежнему хочу фото.       Разумеется. Ведь из всего рассказа о параллельных мирах, драках, множестве людей-пауков, одним из которых должен был стать Майлз и даже она сама, Гвен больше всего заинтересовала часть, где фигурировал другой-он: с щенячьими глазами, куда более мягкий, пытающийся найти компромисс и желающий примириться со всем миром в целом и его «злобным двойником» в частности.       Ее глаза горят маниакально и азартно, она готова в предвкушении мурчать.       И Майлз не может ей отказать.       — Хоть целиком забирай, — на этот раз она поднимает его голову сама.       Мягко обхватив руками за лицо, Гвен напрягает шею, что есть мочи, и улыбается — обманчиво, хитро. Майлз приподнимается на локте, и она вновь оказывается под ним, смотрят глаза в глаза.       — Я в игре, — еще бы. Гвен украдет половину мира, если он попросит.       А он попросит. Ведь главный вопрос: «Как?» — был и остается для него открытым.       Параллельные миры, всевозможные копии и вероятность стать героем, — Майлз пытается снова и снова, если понадобится — клянется, откроет парочку новых законов и перевернет реальность и время; захочет — и будет способен разверзнуть пространство…       Чтобы спустя тысячи попыток, месяцы упорных — и бесплодных, — трудов, потраченных словно впустую, когда Майлз будет готов уже опустить руки, ведь формулы изучены и ничего не дали, физика начала раздражать, когда посмотрит в сотый по счету блокнот и не увидит там ничего, кроме бесполезных цифр и букв, когда соберется его порвать, — именно в этот момент отчаяния и злого бессилия знакомый портал вдруг разверзся в разрушенном заводе, и исполнился, случился самый тупой и наивный, внезапный вариант.       — Есть минутка?       Где Майлз Моралес с Земли-1610 вновь появляется перед ним.