Тиканье памяти рушит тишину рассвета

— Разве не здесь я оставляла свою шляпу? Солли шлёпала по всей хижине, собирая на голые ступни пыль и взглядом сканируя каждую полку. Её новое платье шелестело при движениях и щекотало ноги, оставляло позади себя невидимую пыльцу и поблёскивало на солнце. Погода прекрасная. Самая подходящая для того, чтобы выйти в поле и нарвать цветов для букета, который будет ютиться на кухонном слоте. Только шляпу найти осталось. — Как ты могла оставить её около чайной полки? Поищи в своей комнате получше. Джонхён выглянул из своего книжного убежища, сверкнул стёклышками в любимых очках и сдвинул волосы со лба. В этот раз он был писателем, а не читателем. Пока просто размашисто набрасывал мысли в черновик, вечно добавлял пометки и что-то мулевал. Потом он рассортирует и откорректирует их, наконец переделывая в полноценную книгу. Самая трепетная часть — написание года на плотной обложке. Он попросит Джинри, потому что она сможет сделать это наиболее аккуратно — перед потомками позориться не хотелось. — Третий раз мне это говоришь. Поворчала и всё равно пошла перепроверять свою комнату. К ноге что-то прилипло — в этот раз точно не опавшие лепестки или пыль. И девушка бы небрежно отмахнулась, если бы не заметила красную ленту, покусанную на местах, где раньше жили разноцветные вышивки. — Почему это здесь? Солли присела, хрустнув лодыжкой, и подцепила пальцем измученную ленточку. Джонхён притворялся жирафом, пока вытягивал шею в попытках разглядеть находку. Звук коготков, царапающих деревянные половицы, служил подтверждением мгновенно всплывшей в голове догадке. Санни светился от счастья. Светился и зажимал меж зубов кусок шляпы, оставляя за собой соломенные следы. Вилял хвостом и явно ожидал, что с ним сейчас поиграют. Все игрушки, сделанные Джонхёном, покорно лежали около подстилки, уступая выигрыш соломенному головному убору. Борьба была неравной. Конечно, ругать щенка никто не стал. Джинри накинула на голову полупрозрачный платок, вытянула из под него волнистые волосы и побежала к двери, мотая покусанной лентой позади себя. Санни поскакал следом, неуклюже перепрыгивая через нагретые солнцем половицы. Те хрустели и вновь замолкали, не смея надолго отвлекать Джонхёна. Утро сменялось ночью, зеленая листва румянилась в ярко красный, а море так и кусало прохладными волнами, если кто-то подходил к нему слишком близко. Пришла осень. Мунбин даже не удивлялся, почему в хлипкой хижине с созвездиями из щелей всё ещё было тепло. Он любил свой огромный шарф, в который кутался перед выходом на улицу, и каждый раз с наслаждением попивал горячий шоколад, приготовленный Харой. Запечатлял пёстрые пейзажи на холстах и альбомных листах, гулял  по засыпающему полю и периодически шмыгал носом. Книг уже давно не касался — его душа спокойно уживалась без них. Последним прочитанным произведением был роман от Джинри и Хары. В каждом слове Мунбин искал часть души девушек и всякий раз успешно находил. Теперь эта книга покоилась в библиотеке, дожидаясь часа, когда будущий гость острова коснётся её страниц и окунётся в чужой мир. Число на руке существенно уменьшилось. При взгляде на него возникало два чувства: облегчение, что большая часть его уже отпустила, и сожаление, что кто-то до сих пор ходит с открытой раной на сердце. "Суа всё ещё входит в это число?" — неизменно возникало в голове, приглушая другие мысли. Солнце не так давно начало садиться, скатываясь с верхушки неба, покрытого сероватыми облаками. Ветер терпеливо сидел в засаде и высказывал только тогда, когда кто-то выходил на улица, потому что в хижину ему пробираться тяжело. Друзья перетаскивали стулья и посуду, чтобы провести вечер у костра. Неизменным спутником был горячий чай, а ценным гостем — вкуснейший тыквенный пирог. — Прости, Санни, это не тебе. Щенок всё понял, но не успокоился, продолжая петлять между ног Хары, которая несла поднос с едва остывшей выпечкой. Чайник засвистел, Солли выключила его и продолжила колдовать над заваркой и сушёными ягодами. Мунбин охапкой тащил гору из одеял и пледов, а Джонхён разжигал костёр. Спасибо, что ветер занял один из стульев и не мешал огненным языкам пламени разгораться. Пахло осенью, тыквенным пирогом, уютом и прощанием. Возможно, прощанием с летом, но никто особо не внюхивался. Запах просто был. Незаметно ходил по пятам, заползал в лёгкие и щекотал бронхи. Там всё ещё цвели цветы. — Несу чай! Разойдись! Щёки Джинри каким-то образом до сих пор не треснули от улыбки. Она быстро перебирала ногами, стараясь скорее донести тяжёлый поднос до стола, что находился в паре метрах от входа в хижину. Мунбин ловко перехватил его и улыбнулся, когда ему потрепали волосы в знак благодарности. Джонхён как раз закончил разжигать костёр. Последняя за стол села Хара, потому что готовила еду для Санни. Щенок уже опустошил миску и завистливо поглядывал на пирог, кусочек которого Джинри всё же даст ему, когда остальные отвлекутся. Крошки на шерсти вокруг рта выдадут обоих. Костёр грел, а дрова в нём приятно хрустели. В одеялах пока не было нужды, и они продолжали скомкано лежать на лишнем стуле, краями касаясь земли. Джонхён смочил горло чаем и приглушённо начал: — Я понимаю, что на острове эта тема негласно под запретом, но... Он затих. Стоит ли спрашивать? Вопрос остался без однозначного ответа, а слова сами скатились с чайного языка. — Что вы думаете о своей Земной жизни? Каждый из находящихся на острове уже множество раз пытался из отдельных частей собрать полноценный пазл и понять, что же на нём изображено. У каждого глубоко внутри спал готовый ответ, который сейчас готовился быть озвученным. Солли созрела первая, потому что её душа — это цветы, которые всегда готовы зацвести. — Сравнивая то, какая я сейчас и какая была, я думаю, что не могу оценить свою Земную и здешнюю жизни, ведь сейчас они принадлежат разным "мне". К тому же, остров забрал часть воспоминаний. Да, я могла быть сильнее и храбрее, но единственное, чего я хочу, это обнять ту Солли и сказать, что я очень её люблю.  Все понимающе кивали головой. Джинри была права — остров поменял их личности и забрал часть воспоминаний, поэтому сравнивать "тогда" и "сейчас" уже не честно. — Оглядываясь назад, я понимаю, что ни о чём не жалею. Хотя это странно. Я умер молодым и столько всего не успел сделать, но это даже не обидно. Я благодарен за то, что имел и не имел, пусть и предпочёл бы остаться в живых ещё хоть на чуточку подольше.  Мунбин допил свой чай, смывая с языка привкус мыслей. Он не врал. За всё время пребывания на острове он кучу раз копался в своей голове и не находил там своего сожаления. Возможно, ему стоило больше отдыхать, чаще проводить время с близкими и лучше наслаждаться жизнью. Теперь казалось, что сожаление захоронило себя рядом со временем — на дне бездонного моря. Джонхён, сидевший рядом, сжал плечо Мунбина в знак поддержки. Он и Хара тоже высказали свои мысли, что были похожи на ранее услышанные. Они продолжали разговаривать о своих жизнях — земной и здешней — и опустошать чайник. Санни, храня меж зубов вкус тыквенного пирога, уснул на крае свисавшего пледа. Теперь все будут мёрзнуть до тех пор, пока щенок не проснется. — Я заварю ещё чаю. Хара взяла чайник и ушла в хижину, на ходу прикидывая, какую заварку выбрать в этот раз — сильно колдовать не будет, это посильно только Солли. Солнце медленно, но уверенно подползало к горизонту. Небо розовело всё сильнее, хотя пик заката ещё не наступил. Джинри чему-то эмоционально удивилась. — Число так сильно уменьшилось. Разве не странно, что это произошло настолько быстро? Даже солнце сесть не успело. Девушка закатила рукав одежды повыше, проводя кончиками никогда не замерзающих пальцев по коже. Джонхён и Мунбин тоже посмотрели на свои запястья. Число действительно изменилось очень быстро. — Для нас это было всего несколько часов, а для Земли? Несколько дней? Недель? Возможно, раньше бы Мунбин хотел, чтобы число всегда стремилось к нулю с такой скоростью, но теперь он этого не желал. На острове оказалось хорошо. Здесь были особенные люди и особенный щенок, захватывающая дух природа и неповторимый мятный ветер. Здесь не существовало времени и сожалений, зато хранился бесценный клад — библиотека с десятком рукописей. Здесь было лучше, чем в раю. — Я рада, что больше не являюсь раной на чьих-то сердцах. Джинри улыбнулась так тепло, как было свойственно только ей. Она встала со стула, чтобы укрыть всех пушистыми пледами, потому что без чая защита от осеннего ветра сыпалась сухими листьями или превращалась в мурашки по телу. Ещё чуть-чуть и солнце вспыхнет ярчайшим пламенем, сразу прячась за горизонт. Резко Санни начал как-то странно себя вести. Он не просил еду, не мотал хвостом и не требовал, чтобы с ним поиграли. Он крутился на месте, иногда кидаясь ко входу в хижину, и поскуливал. Друзья переглянулись и немного напряглись. — Пойду проверю, куда он зовёт. За одно потороплю Хару, а то солнце уже почти село. Джинри сильнее укуталась в вязаный свитер, скинула с ног плед и пошла в хижину. Щенок бежал впереди, постоянно оборачиваясь, чтобы удостовериться, что за ним всё ещё следуют. — Опять проголодался? — Возможно. Или у него всё же есть аллергия на тыквенный пирог. Мунбин откинул голову на спинку стула, немного сползая вниз. Небо было прекрасным. Со стороны солнца оно пылало и горело всеми оттенками красного, оранжевого и жёлтого, а потом плавно перетекало в голубой, синий и фиолетовый. Бледная луна уже была окружена несколькими блеклыми звёздами, которые не давали ей заскучать в одиночестве. — Небо здесь всегда особенно красивое. — Здесь всё особенно красивое. И не поспоришь. Стоило Мунбину моргнуть, как на небе прорезалась новая звезда. Не заметить её ранее было просто невозможно, потому что она выделялась своей яркостью, но Мунбин всё равно протёр глаза. Вдруг, ему просто показалось. Не показалось. Новая звезда почти ослепляла. — Ребята! Солли прибежала из хижины, даже не до конца надев обувь. Теперь к её ногам прилипал холодный песок и травинки, но едва ли это кого-то волновало. Она убрала со рта прилипшие волны длинных волос. — Хара пропала. Мунбин и Джонхён переглянулись. Чай неожиданно стал вязким, он слеплял язык с нёбом и мешал говорить. Если бы сердце билось, то оно бы точно пропустило пару ударов. — Куда пропала? Наверняка она просто пошла в продуктовую комнату за едой для Санни. Жалкая попытка оттянуть момент. — Ты не понял. Она исчезла. На совсем.