Кафедра спиритизма и оккультных коммуникаций

Дорогой читатель, если вы полагаете, что перед вами очередной фанфик про фэнтезийную страну и магический вуз, то вы, уж простите, ошибаетесь. Эта история произошла не где-нибудь, а в городе Санкт-Петербурге в морской академии на Васильевском острове в 201* году. Свидетелей ей нашлось немало, и у всех у них можно взять показания. А ведь начиналось-то всё вполне себе мирно и невинно. Был самый обычный, ничем не примечательный вечер. После пар надолго задержались для обсуждения диссертации и внесения правок завкафедрой Иван Иваныч Францев и Дима Фицко, обоюдно любимые научный руководитель и аспирант. Час настал поздний, оба притомились, и тут Иваныч предложил выпить чаю. Про него вообще шутили, что у него правило – «в любой непонятной ситуации заваривай чай». А его приятель и заместитель Фёдор Родионыч Крозенко в своей характерной манере с ухмылкой ворчал: «Чаехлёб как есть!» - намекая ещё и на англофильство Иваныча. Тот лишь улыбался да руками разводил – а что на правду обижаться? И сорта ему тоже нравились соответствующие: эрл грей, ассам, а больше всего дарджиллинг – который Родионыч обзывал «ослиной мочой», потому что сам признавал только лютейший чифир из дешёвых пакетиков. А вот Фицко увлекался экзотикой: из восточного – мудрёные виды зелёного чая и пуэр, из латиноамериканского – мате. Вот они-то как раз и подходили к ситуации, когда нужно было взбодриться и сделать последний рывок перед тем, как разъехаться по домам с чувством выполненного долга. Однако от пуэра Иваныч всё-таки в очередной раз отказался извиняющимся тоном: - Спасибо, но я всё-таки не распробую никак, уж очень необычный не то вкус, не то аромат. Даже не знаю, что напоминает. То ли рыбу, то ли креозот, то ли прелую листву или землю... Ладно, а может, к земельке-то и пора уже привыкать, - картинно пожал плечами пожилой капитан. - Иван Иваныч! – бурно возмутился Дима. - Ну, тогда я завариваю свой традиционный. Францев ухмыльнулся. Он был той ещё сладкой булочкой, но и доля вредности у него присутствовала, а ещё изредка проскакивала типично дедовская манера посреди нормального разговора резко взять курс на похоронную тематику. Но вскоре атмосфера разрядилась, чай заварился, и оба принялись за свои дела, то и дело отпивая из кружек. Фицко усердно вносил правки, пользуясь тем, что научрук сидит рядом и можно сделать всё по ходу пьесы. Всяко лучше, чем перезванивать и муторно переспрашивать в мессенджерах по тыще раз. А Иван Иваныч решил поработать для души. Францев писал книгу об освоении полярных регионов. Она задумывалась как рассчитанная на широкую аудиторию – как пособие для тех, кто интересуется исследованиями Арктики и Антарктики, но в теме пока что новичок. В конце-то концов, рассуждал Францев, порой непонятно, с чего начать и с какой стороны подступиться – потому что есть два полюса: материалы куцые и поверхностные, с одной стороны, а с другой стороны – море пугающе специфических и объёмных трудов и мемуаров – а среднего, хоть ты тресни, не дано! Как ни странно, но русскоязычная литература о полярных исследованиях тоже от этого страдала. И вот Иваныч взял на себя непростую, но почётную миссию устранить это белое пятно на информационной карте. Уже с двадцать минут прошло в тишине, только клацали кнопки клавиатуры. Вместо пронзительных и наглых ламп дневного света горели настольные. На кафедре было уютно и камерно, совсем по-домашнему. Всё это умиротворяло и вместе с тем настраивало на сосредоточенный рабочий лад. И тут раздался грохот. Фицко так и подпрыгнул на стуле, а Францев беззаботно проронил: - Дмитрий, вы там, кажется, какую-то папку уронили? Дело в том, что Иван Иваныч был глуховат на одно ухо из-за травмы, полученной ещё на активной службе. Тогда на атомоходе произошла авария, чуть не обернувшаяся катастрофой, как на ледоколе «Ленин». Фицко знал только в общих чертах, что в ликвидации аварии самое активное участие принимали и Францев, и Крозенко, находясь в эпицентре событий, и что тогда Иваныч получил контузию, отброшенный взрывной волной. Он не распространялся о деталях происшедшего. Во-первых, что с него, что с Родионыча взяли в своё время подписку о неразглашении, и он привык помалкивать, а во-вторых, не любил никакой рисовки. В общем, того, кто пережил почти что «плавучий Чернобыль», каким-то там упавшим предметом было не напугать. В иной момент Фицко, обожавший своего научника, мог бы умилённо посмотреть на него искоса и отметить про себя: «Ну надо же, кто бы мог подумать, что у этого трогательного рассеянного профессора такое героическое прошлое!». Однако сейчас – ничуть не бывало. Дима в недоумении насторожился. Ничего в кабинете не могло так рухнуть. Главным правилом этого кабинета была аккуратность, ничего не могло быть сложено или поставлено абы как. Фицко выскользнул из-за стола и направился к источнику звука. И был ещё больше озадачен. У тумбочки с чайником валялась на боку объёмистая коробка, а вокруг живописно разлетелись спутанные кабели, мышки, наушники и прочий компьютерный хлам. Как обычно бывает, он копился чуть не годами, а выкинуть было почему-то жалко – авось пригодится? Вместо этого он был сгружен в коробку из-под обогревателя, а коробка засунута на шкаф – где она благополучно и пылилась до сих пор. И всё бы ладно, если б не причудливость траектории падения... - Так что там такое? – пробормотал Иваныч, оглядываясь через плечо. - Да вот барахло упало, - отозвался Дима, уже присев на корточки и собирая мелочёвку. - Но ведь коробка была придвинута к стене? – непонимающе нахмурился завкафедрой. -Может, кто-то вздумал чистоту навести и забыл её на краю... Но как она улетела прям вон туда? Фицко оставалось только развести руками. Коробку словно кто-то вытащил с привычного места и швырнул. Тем более, в Петербурге, скорее, возможны наводнения – но никак уж не землетрясения. Иван Иваныч и Дима переглянулись, пожали плечами и решили сделать вид, что ничего не произошло – потому что в мозгу случившееся просто отказывалось помещаться. Они продолжили работу как ни в чём ни бывало. И тут требовательно пиликнул и завибрировал телефон Францева – просил подзарядки. Тот рассеянно зашарил по ящикам стола, но тут же вспомнил, что подзарядное он сегодня даже не доставал. А мог бы и вообще забыть, если б супруга не всучила. «Вечно у тебя телефон как сдохнет, ищи тебя свищи в белом безмолвии!» - ругалась Евгения Ивановна. Даже отображение низкого процента заряда на мужнином мобильном её раздражало. Так что Иван Иваныч, крякнув, потянулся, тяжело поднялся со стула и зашагал к выходу, где на стуле возле вешалки стоял его портфель. При этом Иваныч мельком глянул в зеркало – по привычке, чтобы в случае чего пригладить волосы. А то жена, если была в хорошем настроении, то любовно поддразнивала: «Растрепалися кудри у добра молодца!», а если в плохом, то ворчала: «Пряди торчат, как перья у помойной чайки!». Так вот, когда Францев проходил мимо зеркала, ему показалось, что прямо за ним мелькнула какая-то странная тень. Миг, и она пропала, но выглядела очень отчётливой. «Игра света, - озабоченно подумал Иваныч, - а ещё и усталость. Ну ничего, сейчас домой поедем». Родионыч его поддразнивал, мол, твоё «сейчас» - это у нормальных людей «подожди». И верно, они с Фицко погрузились в обсуждение правок и структуры работы, в которой слишком уж самокритичный и придирчивый Дмитрий вздумал усомниться. Также он начал сомневаться в собственной адекватности. Во время разговора ему послышались поблизости странные скрипы – как будто корабельное дерево, точнее, палуба под чьими-то ногами. Когда Иваныч замолчал, обдумывая очередной вопрос, то даже он услышал и проговорил: - Какая-то у нас тут живность завелась. – От этих слов по спине почему-то поползли мурашки. Но Иваныч решил: - Жуки, наверное. Шашель. - Шашель? – с недоумением переспросил Дима. Что ему тут было точить, этому шашелю? ДСП, из которого столы и тумбочки? Ламинат? Пластик? Бумагу? Провода? Да и звук был не совсем насекомый, нет, кто-то словно и правда переминался поблизости с ноги на ногу. - Неважно, - отмахнулся Иван Иваныч. – Так вот, Дмитрий, не вижу никакой необходимости перестраивать структуру вашей диссертации... А корабельные скрипы не прекращались, то ближе, то дальше. Фицко не выдержал и заявил: - Так, я тут выйду ненадолго, заодно и чайник на завтра наберу. - Пожалуйста. Дима вышел в коридор и направился к уборным. И через несколько секунд услышал за собою шаги. Он застыл как вкопанный. Шаги стихли – но будто бы немного запоздали. Он снова пошёл – шаги возобновились. Он резко обернулся, готовый засветить чайником в преследователя, кто бы там ни был. А там не было никого. Ровным счётом. Вообще-то, Дмитрий Фицко был парень не робкого десятка, начать стоило с того, что он когда-то служил в ВДВ. Подтверждений его смелости и даже, с позволения сказать, отмороженности было достаточно. Но он как современный просвещённый человек, любил конкретику - а неопределённость и непонятность его бесила. В духов он не верил – ну ладно, готов был мириться с ними как с мифологическим, культурным феноменом. Но хотя академия была зданием историческим, ни о каких привидениях, могущих стать её «фишкой» и «брендом», никогда речи не шло. Так что за чертовщина?! Облегчившись телесно, но не умственно и не эмоционально, Дима подходил к кабинету с полным чайником, мысленно сердито констатируя: «Ничего не понимаю!». Дверь он захлопнул гораздо сильнее, чем стоило – даже Францев с недоумением поднял глаза от клавиатуры. И Фицко поймал себя на мысли: а ведь эта преграда не защищает, это непонятное нечто без проблем может проникнуть из коридора. Да начать с того, что здесь оно и проявилось, внутри! «Оно», ну надо же. Блин, Димас, хватит с тебя диссера на сегодня, - увещевал себя аспирант, - так недолго и реально в сумасшедшего учёного превратиться». - Странные вещи, Дмитрий, - размеренно проронил Иван Иваныч, - когда вы ушли, хм, по своим делам, кто-то дёрнул ручку двери. Я думал, это вы почему-то вернулись. Но дверь не открылась. Я подошёл, выглянул в коридор, а там никого, пусто. Необъяснимо, но факт, - процитировал он название популярной некогда телепередачи. - Иван Иваныч, - с тяжёлым вздохом отозвался Фицко, - а не пора ли нам по домам? Мне кажется, мы оба переутомились. Тем более, вам бы стоило больше беречь себя... Францев недовольно фыркнул: он не любил напоминаний о возрасте. Но Дима исправился: - Нет-нет, Иван Иваныч, нам обоим! Глюки-то ведь не у одного у вас, получается. - Получается... – озадаченно подтвердил завкафедрой. – Ладно, вы правы! Что мы тут полуночничаем? Смысла больше нет, всё основное сделали. Заперев кабинет и спускаясь по лестнице, они в молчании, не сговариваясь, думали об одном и том же. Неужели они синхронно сходят с ума? Нет, ну, родство душ, эмпатия и взаимная симпатия – ладно. А как объяснить вполне физические проявления вдруг возникших аномалий? Хорошо, галлюцинации бывают очень реалистичными. Лучше бы просто списать на случайность, не хватало повредиться умом – а то раз, и минус сразу два научных кадра в академии... Попрощавшись внизу с охранником, выйдя из здания, они обнялись, пожелали друг другу доброй ночи и разъехались по домам. Там Фицко для снятия стресса сделал сотню отжиманий, а Францев выбрал чтение – в том числе и молитв. А засыпая, они опять думали одну и ту же мысль: повторения не хотелось, но оставалось только наблюдать, и за собой, и за обстановкой.