Любовь, смерть и музыка

Любовь сильнее смерти и страха смерти. Только ею, только любовью держится и движется жизнь. Тургенев, «Воробей»*

∆

      Все её дороги всегда вели к нему. Других путей не существовало. Теперь, когда пришло осознание, это стало для неё непреложной истиной.       До того, как с головой погрузиться в омут его глаз, она была как заблудшая душа, неспособная увидеть путь к свету. И пусть свет слишком быстро сменился на мрак, она ни о чем не жалела.       Хотя, нет, жалела кое о чём, но сейчас это было уже и не важно: слишком долго она плутала по разбитым обочинам, прежде чем ступить на дорогу, ведущую к нему.       Как много времени они потеряли из-за её бессмысленных блужданий.       Лу никогда не желала огласки, не жаждала быть на виду, а потому не захотела менять своего статуса телохранительницы на другой, на иной… Она хотела просто любить и быть любимой мужчиной, без оглядки на его положение и на ту власть, что он имел.       Быть рядом без всяких приписок и названий тому, что между ними было — вот что было важным.       Голова раскалывалась.       Кровавые слезы не могли найти своего обычного выхода из организма. Кто бы мог подумать, что собственная кровь её погубит.       В ушах нарастал гул, будто рой пчел решил поселиться прямо внутри.       Понимание неизбежного было невыносимым.       Однако девушка была спокойна, ведь исход был один.       Она чувствовала, как кровь ошметками скапливается внутри черепной коробки, ощущала до противного ослепляюще, как эти сгустки невыносимо давят, разрывают изнутри, не оставляя шанса на спасение тела. О спасении души задумываться было поздно уже давным-давно.       Руки и ноги холодели.       Тело ощущалось чужой оболочкой, взятой напрокат, будто потасканное вечернее платье.       В трагичной атмосфере полуразрушенного зала, где ещё совсем недавно раздавались едкие и похваляющие, искренние и не очень, громкие и едва различимые смешки гостей, были слышны всполохи воодушевляющего классического произведения былой эпохи.       Так она встретит свою смерть: слушая музыку, благодаря которой хочется жить, умерев от разрыва сосудов головного мозга. Музыка обволакивала, так же ласково, как заботливые руки Иво в минуты их близости.       Мужчина, ради которого она была готова на всё, лежал совсем рядом, на расстоянии вытянутой руки, но и так далеко — на целую, жестоко обрывающуюся прямо здесь, жизнь. Иво тяжело дышал, пребывая в блаженном забытье, в какое хотела бы окунуться и она. Но совсем скоро сознание нырнет в этот омут и не выплывет на поверхность.       Этот момент неумолимо приближался, как бы Лу не хотелось растянуть те минуты, пока пелена тьмы не застигла разум цепкой, обрекающей хваткой.       Девушка перевела взгляд на лежащие рядом огромные куски барикады, кои она выстроила вокруг них для защиты — её последнее убежище.       Пси-способность сыграла с ней злую шутку, достойную доштормовой первосортной драмы.       Кто мог подумать, что неистовое, бесконтрольное использование способностей приведет к такому, плачевному для организма, результату.       Как оказалось, нельзя замахнуться на вторую ступень, имея четвёртую, без смертельных последствий.       Голова пухла не то от скапливающейся крови, не то от поганых мыслей, которые сознание подвозило вагонами. Будет ли ему жаль или он быстренько найдёт ей замену и в постели и в своем сердце? Чёрт, даже на смертном одре её снедает такое банальное проявление чувств как ревность.       Лу прикоснулась к руке Иво, лежащей на полу вдоль его тела. И ничего не почувствовала. Она ущипнула себя за плечо — реакция оказалось такой же.       Плохо. Нет, не так. Дерьмово.       Если она перестала чувствовать, значит, нервная система уже дала сбой. Осталось катастрофически мало времени.       Девушка задрожала.       Взгляд постепенно становился все более расфокусированным, зрение теряло остроту. Помещение рассыпалось на фрагменты, меняя в её глазах цвет, форму, очертания.       Было неясно что она видит на самом деле, а что просто услужливо подкидывает память из воспоминаний.       Всё стало блеклым, неестественным, странным и даже страшным.       Хотелось уйти, но она понимала, что уйдет, только покинув собственное тело.       Лу легла на пол: медленно и неизбежно.       Из колонок на потолке полилась неспешная, размеренная фортепианная мелодия.       Она пронзала своей чувственностью, заставляла окунуться в фантазии, которые теперь было не суждено реализовать. Под подобную музыку то, что надо — танец с нежным, любимым Иво.       Возможно, нужно было (при нынешнем раскладе, можно сказать, в другой жизни) уверовать в Единого во имя исполнения своих мечт без последствий?       Лу прикрыла глаза, из которых полились слёзы, но она этого уже не почувствовала.       Девушка прижалась к тяжело вздымающейся груди Иво.       Хорошо, что он без сознания. Уходить вот так — не глядя в его бездонные, темные, поглощающие глаза — проще.       Желчью выплескивались мысли о том, как много она не успела сказать и сколь многого не успела сделать.       Тело девушки забилось в судорогах, на лбу проступили алеющие краснотой тоненькие сосуды и черно-фиолетовые пульсирующие сетки вен.       Главное, что она спасла его. А то, что спасти себя не удалось… Что ж, не каждый достоин спасения.       Душе больно, телу — уже нет.       Противные щупальца, острые, будто когти дикого зверя, и холодные, как лёд, вползли в тихо, из последних сил, бьющееся сердце.       Жизнь не пролетала перед глазами, как это описывают авторы книг.       Вовсе нет.       Всё стало абсолютно не важным перед лицом скорого прощания, все — кроме него.       Она открыла невидящие глаза, широко, до боли их распахнув.       Перед внутренним взором стояло родное лицо Иво и для того, что бы его представить, ей не нужно было зрение. Все ее последние месяцы, дни, часы и вот, теперь, и последние секунды, были всецело отданы ему.       Грудная клетка застыла на полувздохе: ледяные щупальца добрались до лёгких, перекрыв кислород.       Она умерла в абсолютной уверенности, что всё сделала правильно.       Её лицо застыло в умиротворенном выражении.       Мысли о любви к Иво сгладили муки агонии.       Что значила потеря псионика для этого мира на пороге восстаний и на грани войны за чьи-то, внезапно проснувшиеся, идеалы? Но она была целым миром для одного человека и этого достаточно для того, чтобы её история жила.       Равнодушная ко всему, в зале продолжала звучать музыка.       Мелодия скрипки, будто надрывно рыдая, прощалась со своей слушательницей.

∆

      Пол был так сильно засыпан известкой, будто пекарь-ученик неудачно рассчитал попытку и рассыпал весь мешок с мукой прямо на пол.       В голове пульсировала боль маленькими, но упрямыми молоточками, стуча и призывая проклясть слабое человеское тело, которое так легко уничтожить.       Открыв глаза, Иво понял, что ему дико, до одури хочется чихнуть. Возможно, если бы не попавшая в нос известка, спровоцировшая это желание, он бы ещё провел какое-то время в блаженном забытье.       Мужчина попытался пошевелить рукой и натолкнулся на гладкую, прохладную руку, которая ещё совсем недавно ласково, с любовью гладила его лицо, тело и волосы.       Рука той, что так споро нашла путь в самую глубину его сердца, обосновалась в мыслях, крепко держа всё его внимание на себе так, что бывали моменты, когда хотелось бросить кучи надоевших бумаг и нестись, будто глупый мальчишка, на горящие красным светофоры, маневрируя в адреналиновом приступе и отчаянной жажде её присутствия рядом.       Мысли до последнего уголка заняли воспоминания о последних мгновениях до потери сознания.       Первая картинка являла хаос: рушатся, будто рисовая бумага, стены зала и в помещение врываются вооруженные люди в масках. Как до нелепости привычно стало видеть подобное. Но в этот раз они постарались, собрав много людей и хорошо их вооружив.       Вторая картинка впивалась в память болью: испуганные, но решительные глаза Лу, она вскидывает руки, а его почему-то откидывают волны её силы, непонятным образом вдруг воздействующие на живого человека.       Он хотел крикнуть, что они уйдут вместе, что ей не нужно надрываться... Ведь сегодня, выходя из апартаментов, он в последний момент перед выходом решил надеть бронежилет. Но, падая, мужчина ударился головой о край сдвинувшейся плитки, не успев ничего вымолвить.       И мир погрузился во тьму, предвещающую крах будущего и настоящего.       Иво резко сел. Позвонки прострелили волны боли, мышцы протестующе заныли от такого обращения. Он неверяще заморгал, глядя на распростертое на грязном, заваленном обломками полу, безжалостно остывшее тело Лу.       Картина настоящего, представшая перед глазами, не могла быть в его реальности.       Нет. Только не здесь. Только не сейчас. Только не с ними!       Всё это — сон, виртуальная реальность, в которую его погрузили враги системы, пытаясь сломать, но только не настоящее, нет!       Он хотел построить вместе с Лу светлое будущее, заодно вытащив из мрака и весь мир. И где теперь это будущее? Зачем оно вообще нужно без единственного луча света?       Иво прикоснулся к векам Лу, опуская их. Поцеловал её холодный лоб. Почувствовал, как собственное тело трясёт. Перевел взгляд на руки — их била вполне заметная дрожь.       Он прижал Лу к себе: сильно и отчаянно, будто, чем крепче он ее обнимет, тем более велика вероятность, что она просто спит и сейчас откроет свои прекрасные ледяные глаза, в которых так красиво и восхитительно плескался целый океан эмоций, когда она смотрела на него.       Его плечи сотрясались от беззвучных рыданий. Сейчас он не был Приором, а только мужчиной, потерявшим любовь всей своей жизни.       Звуки музыки больше не раздавались в зале, будто специально покинув этого мужчину посреди его трагедии. Тишина была полна боли такой острой и разрушающей куда более, чем любая надрывная мелодия.       Ему больше не хотелось спасать мир. Только изничтожить. Ибо мир, где нет её, не имел никаких прав на влачение даже самого жалкого существования.