Путь в сторону леса

Титти Сорроу был в печали. Он шёл по мосту, и не было уже сил изображать гордость. Да и трудно притворяться гордым, когда тебя только что вытащили из проруби, и зимний ветер леденит тебя до костей превращая в эскимо. За спиной Титти Сорроу слышал шаги. Он знал, что это идут за ним племянник Волчик, ослик Петрикэ и... да, рысик Рассел. Но Титти не оборачивался. Не хотел он их видеть. А Рассела больше всего. Они шли - а вслед им неслось хоровое пение: "Маааамаааа - пеееервое слоооово, глааааавное слооооово"... Титти Сорроу сплюнул. Какая она мама? Она обыкновенная яжемать, в лучшем случае. Волчик, бренча на добитой расстроеной гитаре, принялся напевать: - Мы держим путь в сторону леса! Мы видим снег скал... Титти Сорроу только вздохнул. Вот уж кому хорошо жить. Вот уж кто считает, что если дядя рядом, то нет проблем. А то, что дяде самому может быть плохо - это Волчику даже в голову не приходит. "Добраться бы только до леса, - думал Титти Сорроу. - Там будет легче". И лес принял их. В лесу волки в своей стихии. Это их мир. Не то что какая-то там деревня. В деревне что за жизнь? Только и делай, что читай газеты, гуляй по улице, кури трубку. Ну и ходи на ярмарку, когда приезжает этот попугай. И все будут на тебя оглядываться со страхом. Просто потому, что ты - волк. Разве это жизнь?" - Привал, парни, - скомандовал Титти Сорроу. - Разведите костёр, что ли, а то задубеем совсем. Передохнём, и дальше. - А куда дальше? - спросил Рассел, но Титти не удостоил его ответом. Петрикэ развёл костёр. Любопытная молодая куропатка приземлилась рядом - но Рассел сделал молниеносное движение лапой... и куропатка упала на землю со свёрнутой шеей. - Вы имейте в виду - парень я очень ловкий, - напевал Рассел, избавляя куропатку от перьев и прочих несъедобных частей, - добываю еду я в любой обстановке... - А я бы вернулся, - вздохнул Петрикэ. - Помолчи, романтик, - фыркнул Рассел. - Вернуться он захотел! Небось к Лилиане? - Ну и к Лилиане, - ответил Петрикэ. - Чтоб Маттэй опять на тебе прокатился? - поддел Волчик. Петрикэ прикусил язык. Тот летний день на детской площадке вспомнился во всех подробностях. Они хотели всего лишь поиграть со всеми. Но услышали от детей миссис Рады: "Уходите добром, а не то изобьём". Петрикэ по своему истинно ослиному упрямству сказал: "Ни за что не уйдём". Ой, напрасно он это сказал. Козлята набросились на него, а Маттэй - тот и вовсе вскочил на спину. И принялся лупить по почкам что есть духу. Конечно, Петрикэ мог бы сбросить этого наглого малыша и отделать по первое число. Но он ничего не сделал. Потому что понимал - в случае чего Маттэя выручат. Бельчата искусают до полусмерти. Медведики заломают, а овечки просто втопчут в землю. Но какая же умница Лилиана, что ни словом не напомнила ему про это! - Помолчите все, - сказал Титти Сорроу. *** Съев куропатку, путешественники растянулись прямо на снегу. Один только Титти Сорроу сидел, привалившись спиной к старому дубу. Ни костёр, ни еда почему-то не помогли ему согреться. Титти набил свою любимую трубку. Интересно, надолго ли хватит табака? И ещё интереснее - где и когда он достанет табак в следующий раз? Услужливый Рассел выхватил из костра горящую веточку и хотел поднести к трубке. Но Титти хлестнул его злобным взглядом, словно кнутом: - Не подхалимствуй! Обиженный рысик отвернулся, а Титти взял из костра другую веточку и принялся раскуривать трубку. "На себя пусть обижается, - думал он. - Или он думает - я ни хрена не знаю? всё я прекрасно знаю. Кто это сказал - дескать, зря мы волку помогали и сообщниками стали? Может, Волчик? Очень вряд ли, не способен племяш на такое. Петрикэ? Да он осёл, у него мозгов не хватит до этого додуматься. Кто остаётся, а? Не один ли такой ловкий парень с кисточками на"... Додумать мысль помашел внезапный приступ кашля. Кашель раздирал горло и лёгкие, доставал до самого нутра. Титти Сорроу едва успел отвернуться от остальных и выбросил наружу только что съеденную куропатку. - Дядя! - подскочил Волчик. - Дядя, ты это чего? - Хреново мне что-то, - честно ответил Титти, и его начала бить крупная дрожь. Волчик приложил ладонь к дядиному лбу: - Да ты ж весь горишь! Слушай, давай лучше вернёмся! Титти Сорроу стиснул зубы. Не мог он вернуться - после того, что сделал. И так-то на него все смотрели, как будто в любую минуту ожидали от него какой-нибудь пакости. А теперь и подавно... - Я и шагу ступить не могу, - честно ответил Титти, не уточняя - куда именно. - Расс, - сказал Волчик, - пошарься-ка в мешке - там ещё оставалось вроде бы... Рассел запустил руку в рюкзак и вытащил бутылку. - Это ещё что? - спросил Титти. Им начала овладевать странная апатия. - Медовуха это, дядя, - терпеливо объяснил Волчик. - Ты же сам у Олега покупал - помнишь? И Титти вспомнил. Да, в первый же день ярмарки он подошёл к медведю - большому, грузному, юморному дяде Олегу - и купил у него пять или шесть бутылок медовухи. А на закуску - лесных ягод у жены Олега, такой же грузной медведицы Натальи. Собственно, именно выпитая медовуха и стала причиной всех следующих событий. Именно в запое у Титти родилась идея - похитить детей Рады и потребовать за них выкуп. "Зачем я это сделал?" - спросил себя Титти Сорроу. И сделал первый глоток. Ответ был прост: потому что он не видел иного способа начать отношения с Радой. Эту женщину Титти Сорроу не понимал от слова вообще. Её глаза так и звали. Сколько было страсти в этих глазах! "Будь решительнее со мною, - говорил взгляд Рады, - и тогда всё получится". И Титти раз за разом пытался быть решительнее. Но слова Рады - отталкивали и били, как пощёчины. "Ты суслик, суслик, суслик! - звучало у него в ушах. - Убери, убери лапы грязные свои! Вот нахал, вот нахал - так и рвётся на скандал!" Титти уже не знал, что делать. И вот в запое решился на киднэппинг... Теперь он понимал, что Рада никогда его не простит. *** Несколько глотков медовухи вернули Титти силу. Прав был Олег - пчелиный сладкий мёд всем силу придаёт. Особенно в сочетании со спиртом. - Мы возвращаемся? - с надеждой спросил Петрикэ. - Нет, - ответил Титти Сорроу. - Мы идём дальше. - Дядя, - сказал Волчик, - ты же заболел. Ты не сможешь... - Смогу, - перебил его Титти. - Должен. Назад дороги уже нет. Пошли. Да, он заболел. Ещё бы не заболеть. Купание в проруби - это даром не проходит. Он всё-таки волк, а не северный тюлень. Конечно, Титти Сорроу изначально знал, ЧТО ему готовят. Знал, зачем заяц (которому надо бы уши оторвать) вырубает на льду круг. И уж дураку было понятно, зачем его пытаются толкнуть. Титти решил выстоять во что бы то не стало... Не выстоял. Точнее, выстоял - даже когда Олег его толкнул от всей души. Но Рада взбежала на мост и швырнула кошелёк вниз. Титти бросился за ним... Лес расступился, и перед путниками появилась тропинка. Довольно широкая. Рассел залез на ближайшую ель, посмотрел в обе стороны тропинки. - Направо идти не стоит, - сказал он, спустившись, - там болото, так и не замёрзло почему-то. А за болотом - куча бурелома, не пройти. - А налево? - спросил Петрикэ. Он до сих пор надеялся, что Титти Сорроу разрешит ему - ну хотя бы ему одному - вернуться домой. В деревню. Там Лилиана. И пусть её отец, дядя Женя, сколько угодно бухтит о том, что "пошла молодёжь, так много хотят" - они с Лилианой всё равно будут вместе... - А налево - гора, - ответил Рассел. - И на склоне там что-то вроде лестницы. Только чёрта с два ты её обойдёшь, эту гору. - Значит, идём через гору, - сказал Титти. - Пошли. И первым пошёл вперёд. Следом за ним зашагал Волчик, за ним - Рассел, который никак не мог взять в толк, за что Титти на него злится. Петрикэ плёлся за Расселом. Титти Сорроу понимал, что заболел, и заболел серьёзно. Поэтому он довольно часто останавливался и прикладывался к бутылке с медовухой. Как утверждал Олег, "делай, что сказал медведь - и не будешь ты болеть". Медовуха и вправду придавала волку силы - даже побольше, чем он ожидал. Временами Титти Сорроу вдруг начинал чувствовать, что идёт не сам - его ведут. Но кто? И куда? В склоне горы и вправду оказалась вырублена лестница. И Титти вступил на неё. Ступеней оказалось всего сорок пять, и вскоре путники остановились на вершине. Вершина горы была идеально ровной, как стол. Местами лежали валуны. Снега почему-то не было. И ещё - тут и там по вершине были рассыпаны невысокие конические пирамидки из камней. Присмотревшись, Титти понял, что эти пирамидки располагаются правильными концентрическими кругами. Или нет... не кругами, а спиралью. - Хмм... интересно, что это? - спросил Волчик. Никто не ответил. Невдалеке росли ели - никто, даже Титти Сорроу, никогда не видал таких огромных. Сколько же им лет? Пятьсот? Тысяча? Рассел наломал веток и устроил костёр. - Отдохнём, мистер Сорроу? - спросил он. Титти почувствовал, что силы полностью оставили его, и в изнеможении опустился на землю. - Отдохнём, - ответил он. - А вечером - дальше... *** Но к вечеру стало ясно, что ни о каком продолжении похода не может быть и речи - Титти почувствовал себя совсем плохо. Он подобрался как можно ближе к костру, но всё равно никак не мог согреться. К тому же кашель не давал нормально дышать. - Плохо дело, - тихо сказал Волчик, - совсем дядя расклеился. - Да уж, - кивнул Петрикэ. - И медовуха ведь кончилась... А Титти Сорроу будто не слышал. Он думал о несправедливости жизни. Почему именно на волков валят все несчастья? Насочиняли сказок детям... Да, он не был невинен, как дитя. Да, водились за ним кое-какие грешки. Ну а за кем они не водились? Спрашивается - кто залез в людское поселение и спёр оттуда четыре улья с пчёлами, чтоб устроить свою пасеку устроить? Не Олег ли? А кто по пьяной лавочке, перебрав медовухи собственно производства, съел офицера, заблудившегося в лесу? Не Олег ли? Между прочим, Олег сглупил - офицер оказался зампотылом. Его потом солдаты искали три месяца. Лучше бы Олег поступил, как Титти Сорроу. Титти однажды съел замполита - и никто его не искал. Ну, а заяц? Не он ли ворует у людей морковку и капусту? А бельчиха Марина - за ней что, никаких грехов не водятся? Ну а родители Лилианы - баран Евгений и овца Вера? Они что - такие белые и пушистые? Ну, а миссис Рада? Да, видно, что женщина страстная и темпераментная - но ведёт себя как настоящая хабалка. И дети её, если разобраться. Это ж надо - родную маму тогда не узнали по голосу! Только из-за того, что она плакала! Нечего сказать, любящие детки... - Ре... ребята, вы чо... вы чо делаете, - прохрипел Титти Сорроу. - Да мы ничего не делаем, - отозвался Петрикэ, - просто у костра сидим. Титти не обратил на его реплику внимания. - Опо... опо... опомнитесь, - хрипел он, - как вы живёте! - Бредит, - понял Волчик. Он подошёл к дяде и снял меховую накидку, чтобы укрыть его. А Титти Сорроу прохрипел напоследок: - Вы... вы... вы звери, господа. После этого он зашёлся в приступе кашля. На губах вспухли и тут же лопнули кровавые пузыри, а затем из горла так и хлынула кровь. Титти забился в конвульсиях. - Дядя! Дядя! - закричал Волчик. - Парни, да помогите же! Но Рассел и Петрикэ застыли, превратившись в памятники самим себе. Да и что они могли сделать? Титти Сорроу внезапно напрягся всем телом. Глаза на мгновение встретились с глазами Волчика, затем начали стекленеть. Титти кашлянул в последний раз, выплюнул сгусток крови... и больше просто не вдохнул. Душа покинула этот мир. Волчик, Рассел и Петрикэ долго стояли над телом, не в силах поверить в случившееся. И лишь холодные звёзды да равнодушная луна наблюдали за ними с небес. Осознание пришло как-то внезапно. По лицу Петрикэ покатились слёзы. Рассел поспешно отвернулся от остальных. Волчик сел на землю рядом с телом дяди и тихо, тоскливо завыл. Наконец они пришли в себя. - Похоронить бы его надо, - сказал Рассел. - А как? - резонно возразил Петрикэ. - У нас ни лопаты, ничего. А земля здесь, - он топнул ногой, - как камень. - Ничего, - сказал Волчик, - руками выроем. И они втроём принялись копать голыми руками мёрзлую каменистую землю. Часть камней они отбрасывали, а часть откладывали рядом. Для пирамидки.