Ветры, закаты и золото

Как во Дор-Ло́мине во Хи́флуме Жил могучий Ту́рин, сын Ху́рина. Как сгинул Хурин на войне Слез Бессчетных, Сиротою Турина оставил он, Только мать была у него, Мо́рвен, Да сестренка Ла́лайт, и та померла, От поветрия чумы из А́нгбанда. Захватили и́стерлинги Дор-Ломин, Многих в рабство угнали к Мо́рготу, Морвен тут за сына забоялася: Всего восемь лет было Турину, Морвен же опять была беременна, От кого — история умалчивает, Но, как узнаем мы впоследствии, Все-таки беременна от Хурина. Долго думала Морвен, гадала, И послала Турина к Ти́нголу — Король Тингол был ее родичем. Тингол, как родного, принял Турина, В сыновья его взял приемные, И носился с ним, как с торбой писаной. Меж тем Морвен родила дочь, назвав ту Ни́энор, Что на синдарине «скорбь» значило, Имя для ребенка отличное, Пусть и было оно пророческим, Но, быть может, если бы иначе она звалася, То и не была б ее доля такой скорбною. Турин рос красивым сильным воином, И хотя не виделся он с матерью И не знал, как сестра его выглядит, С ними регулярно переписывался: Тингол посылал гонцов во Дор-Ломин, Звал и Морвен с дочерью в Дориат, Только Морвен всегда отказывалась, Все ждала своего мужа возвращения. Раз гонцы от них не возвратилися, А других Тингол посылать не стал — Ежели те гонцы сгинули, То зачем ему людьми разбрасываться? Овладело беспокойство Турином — Вдруг с семьей его что-то случилося? Он пошел к королю Элу Тинголу, Попросил на войну отпустить его, Как бы это помогло родным Турина, То неведомо, но какая разница. Отпустил тогда Тингол Турина, Дал ему с собою Шлем Ха́дора, Ушел Турин на рубежи северные, Там он встретил Бе́лега Ку́талиона, Стал он ему другом и соратником. Чрез три года возвратился Турин в Дориат — Весь помятый, грязный и нечесаный, Не трудился исправить ситуацию, Ведь с войны вернулся героически, Только даже не заглянул он в Дор-Ломин, Хотя ради того все затевалося. Турин сел за стол этаким чучелом, Ему было можно, ибо в Дориате С ним носились все, как с торбой писаной. Но советник Тингола, эльф Са́эрос, Не считал сына Хурина особенным, И завидовал, что все в Дориате Носятся с ним, как с торбой писаной. Начал Саэрос смеяться над Турином, Говорил: — Раз мужчины Хифлума За столом сидят такими чучелами, То наверняка их женщины, Вовсе по лесу бегают голыми, Лишь власами своими прикрываются, И живут, словно лани дикие. Женщин обижать ему не стоило, Так как Турин был сыночек маменькин, Счел он то смертельным оскорблением, И от злости бросил в Саэроса чашкою. Тогда Саэрос тоже обиделся, И на следующий день подстерег Турина, Они в честном бою сразилися. Одолел Турин эльфа Саэроса — Тут история становится пикантною, Ибо Турин раздевал догола его, И гнал по лесу, как зверя дикого. Но случилось споткнуться Саэросу, Он упал в глубокую расщелину И разбился о камни острые. Видела то дружина Турина, Говорили ему: — Иди во Дориат, Жди смиренно суда королевского. Не желал Турин идти в Дориат, Испугался Турин осуждения, Перешел чрез Завесу Ме́лиан И ушел на запад в леса Си́риона. Рассказали Тинголу о происшествии. Простил Тингол тотчас же Турина, Счел, что тот несправедливо обижен был, (Как мы помним уже из истории — С ним носился он, как с писаной торбою). Тут вернулся с рубежей северных Белег, друг закадычный Турина. И сказал тогда Тингол Белегу: — Тяжко мне! Я усыновил его, Я хочу, чтоб ко мне вернулся он, Почему мои дети разбегаются, Чего вечно здесь не хватает им? Лутиэн вышла замуж за смертного, А у Турина и повода не было! Я уже успел полюбить его.» Отвечал тогда Белег Тинголу: «Я верну вам обратно Турина, Потому что тоже люблю его». Долго Белег бродил по Бе́лерианду, Подвергаясь множеству опасностей. Меж тем Турин встретил шайку разбойников, И возглавил ее впоследствии. Называл себя Турин Нэйтаном, Это имя «Оскорбленный» значило. Прошел год, и Белег отыскал его, Только Турина не было в лагере, Повязали Белега разбойники, Они били его и потешалися. Как вернулся Турин, узрел его, То немедленно освободил его, Испытал впервые чувство незнакомое, Это чувство стыдом называлося. И они возродили дружбу давнюю (Как именно — история умалчивает). Сказал Белег о прощении Тингола, Просил Турина возвратиться в Дориат, Говорил, что Турин нужен там, И отец приемный соскучился, И нападенья орков участилися. Отказался Турин от прощения, Он уже забыл, на что обиделся, Помнил только, что обида великая, А при чем тут Тингол — он сам не знал. Как бы Белег его ни уговаривал, Не хотел возвращаться он в Дориат, Попросил его Турин в свою очередь, Чтобы Белег оставался с ним в Сирионе, Среди шайки его разбойников. Отвечал тогда Белег так ему: — Ты упрямый и неподатливый, Но я тоже упрям, поэтому Если хочешь, чтоб я с тобою был, То тогда ищи меня в Ди́мбаре, Ибо я туда возвращаюся. Ночь провел Белег в лагере Турина, Утром в путь обратный отправился. Провожал его Турин из лагеря, Но ни слова не молвил Белегу. — Ну так что, мы с тобой прощаемся? — Спросил Белег. Турин сказал ему: — Говоришь ты искать тебя в Димбаре, Я скажу — ну уж нет, сам ищи меня, А ищи меня… — он задумался, И увидел гору рандомную, Возвышающуюся на западе. Тыкнул пальцем в том направлении, И продолжил: — Вон там, на А́мон Руд! На ту гору идти не собирался он, Но хотел сказать слово последнее. Возвратился Белег один в Дориат, Предстал перед Тинголом и Ме́лиан, Женой Тингола, королевою, Девой-майа из рода а́йнуров. Рассказал им Белег про Турина, Попросил потом отпустить его, Чтобы он берег и направлял его, Чтобы был он Турину нянькою, И носился с ним, как с торбой писаной. Разрешил это Тингол Белегу, Заодно за заслуги великие Предложил благодарность королевскую: — Проси все, что хочешь, не откажу тебе, Но в пределах разумного, естественно. Отвечал ему Белег: — Дай мне хороший меч, А то орки нынче расплодилися, Одним луком сложно отбиваться мне, Старый меч я обломал об их головы. Разрешил ему Тингол выбрать меч любой, Кроме своего меча собственного. Выбрал Белег тогда меч А́нглахель, И сказала на это Мелиан: — Не бери его! В нем лихо кроется, Он недолго будет служить тебе. — Все же я возьму, — сказал Белег ей, — Очень уж мне этот меч понравился. Только развела руками Мелиан, И дала в дорогу ему ле́мбасы. Пошел Белег бить орков в Ди́мбаре, Выбил их со своею дружиною, После чего потерялся из виду, И опять пошел искать Турина (Очень часто в этой истории Ищут Турина с переменными успехами). Турин свою шайку увел западней, Желая безопасного укрывища. Раз они троих гномов встретили, Гномы наутек от них пустилися, А разбойники зачем-то догоняли их, Хотя ничего у гномов не было, А Турин обещал Белегу, Что отныне будет только орков грабить он, Троллей, харадцев и истерлингов, В общем, только тех, кто служит А́нгбанду. Один гном упал и был он схваченным, Два других удрали и сокрылися, Но вдогонку тем двоим разбойники Наугад стрелу зачем-то выпустили, Что им те бедняги-гномы сделали, То, наверное, и ва́ларам неведомо. Пойманный гном пал в ноги Турину, Умолял, чтобы Турин пощадил его, Хотя зачем было убивать его, То опять и валарам неведомо, Но как все мы поняли, в истории Очень мало у героя логики. За свою жизнь гном обещал Турину Проводить его в пещеры тайные, Куда ход один он знает, старый гном, Что зовется Мим, да сыновья его. Зачем Турину идти в пещеры тайные, Что в этих пещерах есть хорошего, Кроме чрезвычайной их секретности, То опять история умалчивает. Гнома пощадил великодушно он. — Где твой дом? — он вопросил его. Ответил Мим: — Да вон, на западе, На горе, она зовется А́мон Руд. Замолчал Турин, на него уставившись, В голове шестеренки закрутилися — Это же была гора та самая, Где он Белегу сказал искать его! Значит, то судьба его вела на Амон Руд? Но неважно, хоть переночует там. Провел Мим потайными тропами Турина и его сотоварищей. Провел Турина в пещеру мрачную, Молвил так: — Входи во Бар-эн-Да́наэд, На вестроне — Жилище Выкупа, Выкуп — это значит, что за жизнь мою. Выбежал тут к Миму гном испуганный, Сказал ему что-то непонятное, Опрометью Мим в пещеру бросился, Турин же за ним тогда последовал. Зрелище ему открылось грустное — На коленях у лежанки каменной Мим стоял и на себе рвал бороду, На лежанке находился третий гном — Мертв он был; стрелой смертельно раненый Умер на закате, почти только что. Сыном был он Миму, всего двое их Было сыновей у него в старости. Неудобно получилось с гномами, Уже дважды в жизни стыдно стало Турину, И он молвил: — Если я когда-нибудь Как-нибудь разбогатею, я тебе Заплачу за сына виру золотом, Не уверен, правда, сколько именно, Не уверен, что разбогатею я, Не уверен, что запомню обещание, Но если вдруг внезапно так получится — То тогда я что-то заплачу тебе. Это Мима полностью устроило. Стал жить Турин на вершине А́мон Руд. То бродил без дела он туда-сюда, То он с Мимом беседы вел мудрые. Они были, оказалось, и не гномами, Их народ когда-то гномы выгнали, Назывались с тех пор они карликами, Ибо в росте они уменьшились, И ходили они, крадучися. Никого не любили карлики, Но всех пуще эльфов ненавидели, Впрочем, карлики теперь уж вымерли, Всего двое их теперь осталося, Было трое, но с легкой руки Турина Их род еще больше поуменьшился. Наступила зима холодная, Началися болезни с голодом, Только самые телом крепкие Выходили на мороз из укрывища. Как-то раз среди зимних сумерек Появился воин неведомый, Напугал разбойников до смерти, Но снял плащ и узнал Турин Белега! Была встреча их очень радостной, Снова звал Белег Турина в Дориат: — Вот тебе Шлем Хадора, надень его, И пойдем на рубежи на северные, Ибо орки вконец распоясалися, Да и Тингол по тебе соскучился. — Не пойду, — молвил Турин, — Я обиделся! Пусть не помню, на что, но обидой сильною. Уступил Белег любви, а не разуму, (Это точно не драма гейская; Христианство исповедовал Толкиен, Ну а христианстве геев не было). Лечил Белег больных и раненых, Всех кормил эльфийскими лепешками. Полюбили его разбойники, И почет у них снискал великий он. Мим же трясся от скрытой ненависти, Но никто не обращал внимания — Сидят гномы в углу, и пусть сидят, А что эти пещеры гномские И живут здесь Турин сотоварищи Только по их, гномов, разрешению, То успешно Турином забылося. Вновь пришла в движение мощь Ангбанда, Тогда Турин надел Шлем Хадора, И назвал тогда он себя Го́ртолом, А край на западной границе Дориата Был тогда Дор-Ку́алтором названным, И про Шлем и Лук, снова восставшие, То есть, про Турина и Белега, Поползла молва по всему Белерианду, Говорили о них и в Ме́негроте, И в подземных чертогах На́рготронда, И в сокрытом королевстве Го́ндолин, И, конечно же, узнали в Ангбанде, И смеялся Моргот, ведь теперь ему Было ясно, где искать сына Хурина. На исходе года Мим и сын его В лес пошли коренья собрать на зиму. Были орками они захвачены. Мим пошел по знакомому сценарию — Посулил их провести в пещеры тайные, Но потребовал не убивать Го́ртола. Орки же на это рассмеялися И сказали: — Не убьем мы Турина! Среди ночи Мим провел их в Бар-эн-Данаэд, Орки перебили всех разбойников, Белега они тяжело ранили, Турина же в сеть они запутали, Утащив в неизвестном направлении. Все потихло и Мим выполз из укрытия, И увидел он живого Белега. Заиграла в сердце Мима ненависть, Взял он оброненный меч Англахель, Но Белег отнял у него оружие, И бежал Мим, вопя от ужаса. Белег бросил ему вслед проклятие, Понемногу сам он исцелил себя, И опять он начал искать Турина. Поначалу Белег искал труп его, Но средь мертвых Турина не было, Значит, нужно было искать в Ангбанде. Пошел Белег по следам по орочьим, Дошел к дебрям Та́ур-ну-Фу́ина. Повстречал там Белег неизвестного, Спал тот у корней сухого дерева. Разбудил его Белег, накормил его, У него еще были с собой лембасы, Расспросил, зачем пришел он в место гиблое. Неизвестный назвался Гви́ндором, Эльфом, сыном эльфа Гу́илина. Оказалось, они знакомы с Белегом, Но теперь Гвиндор стал тенью себя прежнего. Был пленен он на Войне Бессчетных Слез, Не убили его, но заставили Рудокопом трудиться в Ангбанде. Сбежал Гвиндор тайными штольнями И здесь заблудился, обессиленный. Рассказал еще Гвиндор Белегу, Что он видел здесь отряд орочий, Человека они вели связанного И бичами они подгоняли его. Рассказал тогда Белег Гвиндору, Что он сам забыл в Таур-ну-Фуине. Попытался его Гвиндор отговаривать, Говорил, не спасет он Турина, Но не бросил Белег товарища И пошли они вместе с Гвиндором По следу отряда орочьего. Вскоре лагерь они нашли вражеский: Орки стражей-волков расставили, И предались своим развлечениям, (Даже страшно представить, каким именно). Меж тем буря приближалась великая, И уже мигали в небе молнии. Как уснули орки, Белег пристрелил волков, Вместе с Гвиндором они в лагерь пробралися, Отыскали Турина, привязанного к дереву, Был несчастный в глубоком обмороке. Белег с Гвиндором унесли его, Но донесли лишь до зарослей терновника. Опустили они наземь Турина, Белег вынул тогда меч свой Англахель И рассек им оковы Турина, Но клинок соскользнул, порезав ногу ему. Тут проснулся Турин шокированный, В темноте он не видел, кто это С обнаженным мечом перед ним стоит, Завопив, подскочил Турин на ноги, Выхватил у Белега Англахель И нанес ему рану смертельную. (А ему говорила Мелиан, Что не надо брать этот меч, нехороший он!) Тут в вершине вспыхнула молния И увидел Турин мертвого Белега И застыл, онемевший и шокированный, Ненадолго поехавший кукухою. Утром орки ушли без Турина, Убежал так убежал, что искать его. Гвиндор кое-как помог ему очухаться, Вместе похоронили они Белега, С ним его лук из тиса, Бе́льфрондинг, Но забрали Англахель и лембасы. В том, что погиб Белег, обвинили меч, Не того, кто меч держал, ведь Турин же Никогда не виноват был во содеянном. Гвиндор Турину заменою стал Белега, Только если Белег искал Турина, То Гвиндор вел его практически за руку, И дошли они к Э́йфель И́врину, Ко целебному воды источнику. Молвил Гвиндор: — Пробудись, сын Хурина! Выпей ты водички целительной! Испил Турин воды из источника, И внезапно на землю рухнул он И рыдал от горя великого, Может быть, даже от раскаяния, И кукуха к Турину вернулася. А потом сложил он песнь по Белегу, Громко пел и не боялся быть услышанным (Как мы поняли, чувство самосохранения У героя тоже полностью отсутствует). Гвиндор же вручил ему меч Англахель, Но для Гвиндора это простительно, Он не знал, что это нехороший меч. Позвал Гвиндор Турина с собой в Нарготронд, Где род Фи́нарфина правил в годы те. Только тогда Турин интересоваться стал, Кто такой его спутник, как зовут его. Гвиндор рассказал свою историю. Турин же спросил, не видел ли он в Ангбанде Хурина, отца его пропавшего. Гвиндор Хурина не видел, слышал лишь, Что не покорился Хурин Морготу И за это Моргот наложил проклятие И на Хурина и на весь род его. Дальше они шли вместе с Гвиндором, Их поймали разведчики из Нарготронда И доставили в твердыню, как пленников. Не узнали соотечественники Гвиндора, Только О́родрета дочь, Фи́ндуилас, И узнала его и приветствовала, Она еще до войны была влюблена в него. Гвиндор называл ее Фа́эливрин, Солнечный Блик на Водах Иврина. Только ради Гвиндора впустили Турина В Нарготронд, куда доступ ограничен был. Только не назвался Турин Турином, Новый псевдоним себе придумал он, Теперь А́гарваэн он, сын У́марта, Обреченного сын, Кровью Запятнанный. В Нарготронде повторилась ситуация — Все носились с ним, как с торбой писаной, Полюбил его король Ородрет, Остальные к нему тоже прониклися. Лишь сейчас он достиг полной зрелости (Кстати, это объясняет многое), А лицом и хорошими манерами Турин даже на эльфа смахивал, Потому его звали А́данэдель, Человеко-эльф (гибрид тот еще). Для него перековали меч Англахель, И назвал его Турин Гу́ртангом. Вскоре новое имя дали Турину За его умения в сражении: Эльфы звали его за то Мо́рмегиль, Говорили, он убит не может быть, Разве что по чистой случайности — Что естественно, с гномьими доспехами. Когда Турин в дурном был настроении, Отыскал он гномью маску позолоченную, Надевал он ее перед битвою И бежали враги от такого чучела. Разлюбила Гвиндора Финдуилас, Полюбила Финдуилас Турина, Он не понимал, что происходит с ней, (Как мы поняли, герой лишен не только логики, Но мозги ему тоже не досталися). Стала бледной и молчаливой Финдуилас. Обратился к ней Гвиндор, отпустил ее, Говорил: — Я все еще люблю тебя, Но раз хочешь Турина — иди к нему, Но учти, пускай на эльфа он похож, Но не эльф. Недолго будешь жить ты с ним, Он умрет, а ты вдовой останешься. А пример любви Берена и Лутиэн В вашем случае, к сожаленью, не сработает, Велик, но и черен жребий Агарваэна, И страшись ты, дева, разделить его, Ибо никакой он не Агарваэн, И не сын он никакого Умарта, Его имя — Турин, сын Хурина, Того самого, проклятого Морготом. Посидела Финдуилас, подумала, Из контекста одно только вынесла, Молвив: — Все равно не любит он меня. А потом рассказала все Турину. Турин разозлился на Гвиндора, Ибо тот открыл его имя истинное, Якобы злой рок был в его имени, И теперь одним его звучанием Был злой рок призван на его голову. Отвечал ему Гвиндор правильно, За ответ такой ему можно аплодировать: — Рок в тебе самом, не в твоем имени! Когда Ородрет узнал, что гость — сын Хурина, Тоже стал носиться с ним, как с торбой писаной, Даже власть тогда досталась Турину. Турину не нравилось, как Нарготронд Тихо и тайком воюет с Ангбандом, Жаждал он сражений помасштабнее, И прислушался к нему Ородрет: Отрекся он от прежней осторожности, Собрали побольше оружия, Выстроили мост от врат Фе́лагунда Через реку, чтобы быстро переправлять войска. Неожиданно это сработало, Были изгнаны прислужники Ангбанда Из земель между Нáрогом и Сирионом, И из Нэ́ннинга, и из Фáласа, А так как Гвиндор говорил против Турина, Впал в немилость Гвиндор королевскую. Стал открытым Нарготронд для Моргота, Но молчали все про имя Турина. Тогда Морвен с дочерью Ниэнор Наконец покинула Дор-Ломин, Убежав к Тинголу во Дориат, И узнала о побеге Турина, Но осталась в Дориате с Ниэнор. Раз во Нарготронд пришли Гэ́льмир и Áрминас, Эльфы родом из племени Áнгрода, И сказали, что в теснине Сириона И под склонами Э́ред Вéтрина Собираются стаи орочьи, И сам Ульмо явился к Ки́рдану, Предупредив Кирдана об опасности, И сказал, чтобы заперся Ородрет Во твердыне своей и разрушил мост. Турин ни за что бы не разрушил мост, Он все знал гораздо лучше, чем вáлары, Что ему какой-то Ульмо смеет советовать? А спустя какие-то три месяца Моргот к ним повел войско огромное, Дракон Глáурунг прополз чрез Áнфауглиф И нагадил в источник Эйфель Иврина, А затем ворвался во Нарготронд, Сжег равнину меж Нарогом и Тэ́йглином. Тогда вышли в бой витязи Нарготронда, Турин был по правую руку от Ородрета, Но Моргота войско было многочисленно, И никто не мог против Глаурунга выстоять. Был убит в тот день король Ородрет, Был смертельно ранен Гвиндор, сын Гуилина, Только Турин был цел; естественно, С гномьими доспехами и с маскою. Вынес он Гвиндора с поля бранного, Положил в лесу на траву его. Молвил Гвиндор Турину: — Помог ты мне, Но не думай, будто этим долг вернул, Я спас тебе жизнь, ты погубил меня, И хотя люблю тебя, сын Хурина, Лучше бы я от орков не спасал тебя, Если б не твое упрямство глупое, Если б не гордыня и воинственность, Был бы я живым, любил Финдуилас, И не пал бы наш великий Нарготронд. Если есть у тебя хоть капля совести — То иди сейчас спасать Финдуилас! Лишь она стоит между твоим проклятием. Поспешил тогда Турин в Нарготронд — Раз Финдуилас была защитою От проклятия — как не спасти ее? По пути собирал он выживших, Но опоздал Турин с войском в Нарготронд — По мосту, через реку выстроенному, Прошел Глаурунг, разрушая все. Орки убивали, мародерили, Забирали женщин в рабство к Морготу, Как все орки поступали в протяжении Всех эпох, и Первою, и Пятою. Турин шел посреди бардака этого, Убивал он на своем пути всякого, Но его почему-то не трогали. Вдруг из распахнутых врат выполз Глаурунг, Лег он между мостом и Турином, Молвил человеческим голосом: — Я рад видеть тебя, сын Хурина! Турин хотел стукнуть его Гуртангом, Но дракон его загипнотизировал. Стоял Турин статуею каменной, Долго так стоял он рядом с Глаурунгом. Наконец вновь заговорил дракон: — Ты неблагодарный, сын Хурина, Ты разбойник, ты убийца друга верного, Ты разлучник, и из-за тебя пал Нарготронд, А еще ты бросил своих родичей, Твои мать с сестрой живут рабынями, И пока ты ходишь расфуфыренный, Те в лохмотьях судьбу влачат жалкую, Призывают на помощь тебя они, Только ты о том не тревожишься. Это твоему отцу понравится, Не сомневайся, я скажу ему. И скажите, в чем неправ был Глаурунг, Окромя того, что назвал рабынями Морвен он и Ниэнор, которые До сих пор спокойно жили в Дориате. Турин ужаснулся словам Глаурунга, Но не мог выйти из оцепенения. Меж тем проходили мимо пленники, Угоняемые в Ангбанд орками, И была среди них Финдуилас, И звала она Турина отчаянно, Но не мог он шевельнуться от драконьих чар. Когда далеко ушли пленники, Лишь тогда отпустил его Глаурунг. С криком Турин на дракона бросился, Но лишь рассмеялся над ним Глаурунг: — Коли так уж умереть тебе хочется, так и быть! Но что будет тогда с Морвен и Ниэнор? Ты не слушал, как зовет тебя Финдуилас, Э́ллет бедная, в тебя влюбленная, И от своей крови отвернешься ты? Турин снова тогда меч свой выхватил, Прямо в глаза целился драконовы. Легко от удара ушел Глаурунг, Поднялся он ввысь над Турином, Молвил: — Ладно, я признаю, храбрый ты! Лгут те, кто говорит, что драконий род Не почитает вражескои доблести! Отпускаю тебя, Турин! Внемли же — Если после сей битвы кто-то выживет, Дабы о ней сложить песни великие, Помянут в песнях тех тебя презрением, Коли мой дар напрасно ты профукаешь! Был Турин до сих пор под чарами драконьими, Поверил: враг способен к милосердию, И повернул к мосту, а дракон вслед ему Вскричал: — Иди скорее ты во Дор-Ломин! Если пойдешь сейчас ты за Финдуилас, То не увидишь больше Морвен с Ниэнор, И на том свете они проклянут тебя! Но Турин, отдадим мы ему должное, Пошел на север, следом за Финдуилас, Хотя не факт, что за ее спасением, А не своей защитой от проклятия, К тому же, Глаурунг так и задумывал, Но все ж Турин пошел за той, кто в его помощи Действительно по-настоящему нуждалася. Повсюду слышал голос он Финдуилас, А мысленно воображал, как орки жгут Дом Хурина, пытают его мать с сестрой, Но все же не свернул с пути намеченного. Вот, изможденный долгою дорогою, Ибо прошел он сорок лиг без отдыха, Добрался Турин к водам Эйфель Иврина, Но так как Эйфель Иврин был загаженным, Не мог испить воды он из источника. Добрался потихоньку Турин в Дор-Ломин, Тот край тогда пустынным стал и брошенным, Дом Морвен опустел, стоял разрушенным, И ни одна душа не обитала там. Явился Турин к Бродде, тому истерлингу, Что в жены А́эрин взял, его родичку, Узнал от старого слуги, что Морвен с Ниэнор Давно здесь нет, куда-то те уехали. Ворвался Турин в Бродды зал обеденный, Приставил меч свой Турин к горлу истерлинга, Потребовал, чтобы ему немедленно Ответили, куда девались родички. Сказала тогда Аэрин, что в Дориат Ушли они искать его, пропавшего, Ибо в то время был свободен Дориат, Благодаря Мормегилю южному. Тут прозрел Турин наконец от заклятия, Взбесился от он боли и ненависти, Убил он Бродду и многих истерлингов, Затем он сбежал, и люди Хадора Найти дорогу помогли к горам Дор-Ломина, И вновь Турин пришел в долину Сириона, Откуда все когда-то начиналося. Впервые Турин о себе задумался, Впервые свое взвесил поведение, И понял, что беду принес он в Дор-Ломин, И что угробил он великий Нарготронд, И что из-за него раба теперь Финдуилас, Одно лишь только утешало Турина, Что его доблесть проложила в Дориат Путь Морвен с Ниэнор, чтоб быть в безопасности. А значит, не всем зло несли его деяния. Спустился Турин с склонов Э́ред Ве́трина, Но тщетно он в лесах искал Финдуилас, Зато наткнулся на людей из Бре́филя, Те находились в орков окружении, Но Турин перебил всех орков Гуртангом. Когда спросили люди, как зовут его, То снова Турин псевдоним для себя выдумал, Назвался Дикарем Лесным, что было правдою — Он по лесу бродил, как одичавший зверь. Просили люди его поселиться с ним, Но должен был он отыскать Финдуилас, И так сказал им. До́рлас, предводитель их, Тогда неловко огладил свою бороду, И поведал Турину печальную историю: Однажды близко Перекрестья Тэ́йглина Атаковали орков люди Брефиля, Чтобы спасти из Нарготронда пленников, Орки тогда жестоко умертвили их, Чтоб никому добыча не досталася, А Финдуилас пригвоздили к дереву Копьем, пронзили насквозь грудь ее, И умирая, напоследок она молвила: «Скажите Мормегилю, здесь Финдуилас!» Ее в кургане погребли, а место то Ха́уд-эн-Э́ллет отныне называется. Попросил Турин провести его туда, И на кургане впал в черное отчаяние, А если по-простому — упал в обморок. А До́рлас понял по мечу его, И по тому, о чем Дикарь их спрашивал, Что он и есть тот Мормегиль, сын Хурина. Поэтому лесные люди Брефиля Подняли его, принеся во свои хижины, Те на холме в лесу были, за изгородью. Поскольку племя Ха́лет поуменьшилось, А Бра́ндир, нынешний правитель их, Был мягок нравом и хромым с рождения, И верил он, что скрытность лишь поможет им Спастись ото врагов из злого Ангбанда. Был Брандир перепуган вестью Дорласа, Взглянув на Турина, дурное ощутил предчувствие, Но тронут Брандир был его историей, Взял Брандир его прямо в свою хижину, Искусным Брандир был во врачевании, И вылечил к весне от тьмы он Турина. Турин подумал, что мог бы остаться в Брефиле, Сокрыться ото всех, и ото прошлого, И снова псевдоним себе придумал он, Отныне звал себя он Турин Ту́рамбар, На квенья это значит «Властелин Судьбы» — Ему всегда хотелось повыделываться. Просил он, чтоб лесные люди его приняли, Чтобы забыли имя его прежнее, Чтобы считали, будто не чужой он им. Однако не отрекся от дел воинских, Гонял он орков с Перекрестья Тэйглина От Хауд-эн-Эллет гонял особенно. Прошла зима, и в Дориат явилися Из Нарготронда беженцы, что выжили После разгрома, разоренья, холода, И пережил в лесах зиму суровую. С собою слухи принесли, и разнились Те слухи: либо все враги на севере, Либо поныне в Нарготронде Глаурунг Живет в руинах, либо выжил Мормегиль, Либо стал камнем из-за чар драконовых. В одном все слухи в точности сходилися: Что Мормегиль — то Турин из Дор-Ломина. Морвен была в великом горе; хотя Мелиан Ей говорила не ходить искать его, Но кто из них когда-то слушал Мелиан? И ушла Морвен в неизвестном направлении. Отправил Тингол Мáблунга с дружиною, Чтоб отыскали Морвен, сберегли ее, А также разузнали, что получится. Притом остаться приказал он Ниэнор, Но Ниэнор была не лучше Турина, И тоже никого она не слушала, Поэтому в мужской наряд оделася, В поход отправившись, как воин Тингола. Нашлася Морвен на берегу Сириона, Маблунг молил ее вернуться в Дориат, Но, очевидно, то у них наследственность — Вернуться в Дориат всячески отказываться. Тогда же обнаружили и Ниэнор, И она тоже отказалась идти в Дориат. Пришлось вести их к переправам Маблунгу, Переправлять их тайно через Сирион. Через три дня они пришли к Холму Разведчиков, Который много лет назад построил Фе́лагунд, Оставил Маблунг с женщинами всадников, И запретил им дальше даже двигаться, А сам пошел с разведчиками к Нарогу. Но Глаурунг уже узнал про планы их, Спустился он к реке и лег в нее, Поднялся пар, и Маблунг сотоварищи Ослепли от пара с дымом временно, А Глаурунг к А́мон Э́тиру подвинулся. Хотели воины бежать с Морвен и Ниэнор, Но их окутало туманом и зловонием, И кони от зловонья обезумели, Стали метаться, убивая всадников Иль унося их в неизвестном направлении. Так вместе Морвен с Ниэнор и сгинули, Но Морвен вовсе больше не вернулася, А Ниэнор со своего коня свалилася, Притом она была даже не ранена, Вернулась к Амон Этиру ждать Маблунга, Но, когда обратилась она к западу, Взглянула прямо во зрачки драконии. Недолго воля Ниэнор противилась, Пустил в ход свои злые чары Глаурунг, И наложил на Ниэнор забвение, Чтоб она больше ничего не помнила, Ни кто она, ни какое ее прошлое, Ни как все в этом мире называется, И много дней ничего она не видела, И много дней ничего она не слышала, И много дней она не шевелилася. Когда вернулся Маблунг, обнаружил он Лишь Ниэнор застывшим изваянием. Увел он ее за собою, опечаленный. Их отыскали трое его спутников, И вместе они двинулись за Сирион. Чем ближе подходили они к Дориату, Тем больше возвращались силы к Ниэнор, Когда же подошли к границам, Ниэнор Заснула, и с ней эльфы тоже спать легли Прям на земле, забыв об осторожности. Тогда на них напали орки; много их Бродило во то время вокруг Дориата. Тут к Ниэнор вернулись слух и зрение, Проснулась она и вскочила в ужасе, И, прежде чем орки к ней приблизились, Она сбежала; орки за ней бросились, А эльфы бросились тогда за орками, Но Ниэнор и эльфов испугалася. Она бежала, обезумев в ужасе, Одежды свои изодрала; голая Бежала по лесу, как оленица дикая (Насмешки Саэроса были пророчеством), И эльфы потеряли ее из виду, И сколько ни искали, не нашли ее. Вернулся Маблунг к Тинголу и Мелиан, Они, его послушав, опечалились. Бежала Ниэнор во дебрях, обессилев же, Упала она наземь, засыпаючи. Проснулась же она во утро солнечно, И она свету, как ребенок, радовалась, И все вокруг ей было новое и дивное, И ничему она не помнила названия. Единственное, что бедняжка помнила, Что было прежде много тьмы и ужаса, А пищи у нее между тем не было, И не умела она добывать ее. Она добралась к Перекрестью Тэйглина, Прошла, ища убежища во Брефиле. Тут с юга бурная гроза нагрянула, Упала в страхе у Хауд-эн-Эллет Ниэнор, Заткнула уши, чтобы гром не слышать ей, Но дождь хлестал ее неистовыми струями. Такой ее и встретил тогда Турамбар, При блеске молнии подумал, что мертва она, Был потрясен — нашел ее не где-нибудь, А на могиле у своей Финдуилас. Лесные люди подняли несчастную, А Турамбар накрыл ее плащом своим, Несли ее во хижину ближайшую, Там обогрели, накормили, успокоили, Увидев Турамбара, полегчало Ниэнор, Как будто отыскала что-то важное. Когда же он спросил об ее имени, Она не поняла и разрыдалася, И, чтобы успокоить ее, Турамбар Дал ей другое имя, назвав Ни́ниэль. (По-видимому, Турину понравилось Себе и прочим имена придумывать). Выхаживали ее люди Брефиля, И кое-как смогли с приходом осени Вернуть ей речь, но память не вернулася. За это время Брандир полюбил ее, Но Ниниэль влюбилась в Турамбара, А Турамбар ответил ей взаимностью, И даже сделал деве предложение. Она сказала, что она подумает, И здесь история немного повторяется: Сказал ей Брандир, что на самом деле Турамбар Не кто иной, как Турин, что сын Хурина, Но так как ничего она не помнила, То это имя лишь ее встревожило. Еще три года пролетело; снова Турамбар Просил руки ее манипуляцией: Либо она его женой становится, Либо он на войну уходит долгую. Тогда она дала свое согласие, И в день Врат Лета они поженилися. Устроили лесные люди празднество, И были Турамбар с женою счастливы, Но в конце года орков против Брефиля Послал с своих владений дракон Глаурунг. А Турамбар бездействовал, поскольку он Дал слово Ниниэль не воевать, покуда враг Не подойдет уже к дверям жилища их (Как видим мы, они друг друга стоили, Упрямством, логикой и самосохранением, Точнее, полным последнего отсутствием). Стал Дорлас упрекать за это Турина, Он сам хотел стать им родным, теперь же что? Не защищает он народ, под юбкою Запрятавшись у своей милой девицы. Встал Турамбар, взял меч и со дружиною Разбил врага возле границ на голову, Тогда-то и узнал про него Глаурунг, На те же грабли наступил второй раз он. Прошел год, Ниниэль была беременна, И стала она бледной и печальною. А в Эфель Брандир поступили новости, Что дракон Глаурунг покинул Нарготронд. Послал тогда Турамбар разведчиков, У Брандира не спросил даже разрешения. Летом приполз дракон к границам Брефиля, Побежали лесные люди к Турину, Сказал он, что биться с Глаурунгом бессмысленно, Но одолеть его возможно хитростью. Еще сказал, что сам все это сделает, Велел всем оставаться в Эфель Брандире, И, если что, к эвакуации готовиться. Тогда же Турамбар спросил лесных людей, Кто хочет с ним пойти в это сражение (Он только что сказал, что сам все сделает, Но, как мы видим, у него нет логики). Не захотел никто, помимо Дорласа, Осыпал Дорлас соплеменников упреками, Сказал, что Брандир недостоин Халет быть наследником, Но вместо Брандира его родич, Ху́нтор, вызвался. Простился тогда Турамбар с Ниниэль, Овладели ею недобрые предчувствия, Печальным получилось расставание. И наконец Турамбар и сотоварищи К Нэн Ги́рифу дракона бить отправились. А Ниниэль не пожелала ждать его, И, хотя была она беременна, Пошла за мужем, хорошо, не в одиночку хоть, А взяв большой отряд сопровождения. Пытался ее Брандир отговаривать, Но невозможно отговаривать — наследственность. Тогда отрекся Брандир от правления, И так как больше ничего у него не было, Опоясался он мечом и шел за Ниниэль, Но был хромым — отстал он от процессии. Дракон лег на край отвесного берега, И с места тронулся бы только с ночи наступлением. Решил Турамбар, что вести эти добрые — Рядом глубокая и узкая расщелина, Через которую способен перебраться он, И так подкрасться незаметно к Глаурунгу. Как только подошли к реке они, То Дорлас испугался, повернув назад, А Турамбар и Хунтор переправились. К полуночи же пробудился Глаурунг, Переволок через расщелину часть тулова, И начал брюхо с грохотом подтягивать. От этого драконьего движения С высоты камень пал на Хунтора, Ударил его прямо в буйну голову, И так погиб храбрец, упав в поток речной. Всю волю Турамбар собрал и мужество, Один к дракону по склону вскарабкался, Схватил меч и со всей мощью своих мускулов Вонзил его в мягкое брюхо чудища. Забился Глаурунг тогда в агонии, Вокруг все выжег, пока огонь не кончился, И корчи его меч Турамбара вырвали, И Гуртанг, он же прежде клинок Англахель Остался торчать в брюхе у чудовища, Но не бросать ж такую вещь хорошую! Вернулся Турин за своим имуществом, Взял меч за рукоять, вскричал: — Червь Моргота! Привет тебе! Как встреча эта радостна! Издохни и пускай мрак поглотит тебя! Теперь отмщенным будет Турин, что сын Хурина! Сказав это, из раны меч он выдернул, Из раны хлынула кровь ядовитая И руку обожгла его болезненно, А после открыл свои глаза Глаурунг, Взглянул на Турина со ненавистью И так его то поразило зрелище, Что снова Турин погрузился в обморок. Дрожа, недалеко сидела Ниниэль, Так Брандир и нашел ее впоследствии. Подумал он, что сгинул в битве Турамбар, И что тогда он сможет сделать Ниниэль Своей женой; взял Брандир ее за руку, Повел ее ко Перекрестью Тэйглина. Когда луна взошла и осветила их, Спросила Ниниэль: — Неужто это есть наш путь? Был Турамбар моим мужем и возлюбленным, И ты как хочешь, я пойду искать его. Добралась она к Турамбару раненому, Перевязала его раны Ниниэль, Слезами омывая их горючими. Затем она поцеловала Турамбара, Позвала его горестно по имени. Тогда пред смертию очнулся Глаурунг, С последним вздохом молвил: — Привет, Ниэнор, Дочь Хурина! Возрадуйся: нашла родного брата ты! Нашла проблемы на свою ты голову, Ведь он убийца, он разбойник и предатель он, А худшее из всех его деяние Ты сейчас носишь в животе своем, о Ниэнор! Сказав это, издох наконец Глаурунг, И, когда сдох, рассеялось заклятие, И Ниэнор все о жизни своей вспомнила, Вскричала она: — Прощай, Турин Турамбар! Невдалеке от них в то время Брандир был, Все слышал и был потрясен услышанным, Он к Ниэнор в отчаянии бросился, Но Ниэнор, безумная от ужаса, Вскочила и с обрыва в реку кинулась. А Брандир, отойдя от потрясения, Пошел обратно к своим соплеменникам, Чтоб рассказать про то, что тут случилося. Наткнулся в чаще леса он на Дорласа, И Дорласа убил — то была первая Кровь, что он пролил, и заодно последняя. Вернулся Брандир, люди его спрашивали: — Где Ниниэль? Ты видел где-то Ниниэль? Где Турамбар — они не волновалися. Сказал им Брандир: — Больше нету Ниниэль, Мертв Глаурунг и мертвым лежит Турамбар, И это хорошо, поверьте мне. Тогда роптали люди, и продолжил он: — Мертва и Ниниэль; она во реку бросилась, Узнав, что прежде чем пасть во забвение, Она была родною дочкой Хурина, И тогда получается, что Турамбар, Который Турин — ее родным братом был. Закончил Брандир — и явился Турин к ним, Он был не мертв, а лишь в банальном обмороке, Когда же сдох дракон, он спал в усталости, Однако ночной холод пробудил его, И в бок впилася рукоятка Гуртанга. Увидел он свою руку перевязанную, Был удивлен, что на земле его оставили, Тогда звал Турин хоть кого-нибудь, А после кое-как пошел за помощью. Его перепугались люди Брефиля, Решив, что перед ними призрак Турина. Сказал он им: — Я жив, но где же Ниниэль? Надеюсь, вы с собой не привели ее? Тут Брандир все и рассказал ему, Что Ниниэль мертва, а жена Дорласа, Воскликнула: — Не надо слушать Брандира! Сказал он, что ты умер, и был рад тому! Был Турин в гневе; обвинил он Брандира, И косолапым в гневе обозвал его. Тогда открыл всю правду Брандир Турину, Сказав, что Ниниэль — то Ниэнор, Дочь Хурина, а Турин сам — проклятие Своего рода и всех тех, кто приютил его. И сделал Турин виноватым Брандира, Он проклял его и затем убил его, Бежал от людей Брефиля в безумии, Пришел к Хауд-эн-Эллет и задумался, Воззвал он за советом ко Финдуилас, Не зная, что же делать — идти в Дориат Искать родных, иль искать сражения, Чтобы погибнуть и чтоб все закончилось. Сидел он так, и подошел отряд к нему Тех эльфов, чьим был Маблунг предводителем. Они радостно приветствовали Турина, Пришли ему на помощь из-за Глаурунга. Сказал Турин, что он уже убил его, И эльфы тому сильно изумилися, И вознесли ему хвалу великую. Просил их Турин правду рассказать ему, Что же случилось со его сестрой и матерью. И выяснилось то, что Морвен сгинула, А Ниэнор под чарами забвения Бежала от них к северу от Дориата. Зря Турин Брандира за клевету убил, Не клеветой слова были, а истиной. Тогда кукуха Турина поехала, Зачем-то проклял он тогда и Маблунга, И убежал к обрыву, там, где Ниэнор Была собой убита, в реку кинувшись. Он вынул меч, с мечом стал разговаривать (Естественно, рассудком повредился же): — Не ведаешь ты, Гуртанг, слова верности, Возьми тогда кровь Турина, убей меня! И ладно бы с мечом он разговаривал, Но меч ответил ему гласом человеческим: — Убью тебя с великим удовольствием, Ибо убил ты Белега и Брандира, А первый все же был моим хозяином, Второй убит нечестно и неправедно. Воткнул тогда меч в землю рукоятью он И грудью на клинок его он бросился. Так смерть свою и встретил Турин Турамбар (И он же Нэйтан, Гортол, Мормегиль, Аданэдель и псевдонимы прочие), Сын Хурина и Морвен, Брат-муж Ниэнор, Приемный сын владыки Элу Тингола, Друг Белега, возлюбленный Финдуилас, Причина Нарготронда разорения, Причина смерти Ородрета, Гвиндора, Финдуилас, и Брандира, и Ниэнор, И Саэроса — многим он беду принес. Мораль рассказанной долгой истории Короткой будет и простой достаточно, Все было бы иначе, просто стоило Заткнуться вовремя и слушать Мелиан.